В Докучаевске был крохотный гарнизон в 30 человек, опять же получивший оружие от меня. Но он просто сбежал, и правильно в какой-то степени, что сбежал. Амвросиевку вообще без единого выстрела заняли, это очень важный на самом деле стратегический пункт с точки зрения коммуникаций. Точно также были бы заняты буквально в течение нескольких дней все эти пункты между Донецком и Успенкой и границей с Луганском. Там никого не было, кроме Козицына, никакой боеспособности.Они стояли на территории Луганска и в Красном Луче, и кстати когда впоследствии были бои, все в полном составе в количестве 80 человек сбежали без единого выстрела.
И когда две командированные мной роты неполного состава, в одной 60 человек, в другой - 70, очистили Красный Луч от укров, эти 80 человек вернулись, но в боях отказались участвовать, сказали, что только внутренний порядок будут осуществлять. На блок-постах согласны стоять, а воевать, вот пожалуйста, не казаки пусть воюют. Так что очень вовремя вышли и надо было срочно выстраивать линии обороны. Но сил хватило только на оборону самого Донецка и на южный фас, наиболее важный, а на северный фас уже сил не хватило. И удалось послать только одну роту новобранцев в Дебальцево, только вот здесь я получил полный отчет от бывшего командира этой роты, который описал ситуацию – казаки сбежали сразу, без единого выстрела, еще до начала боя. Комендант сбежал и они оказались в таком состоянии, что некому было управлять.
Ведущий: На что вы надеялись, когда готовили оборону города?
Стрелков: Я надеялся только на одно, что мы как-то продержимся до помощи России, и все. А оценивать, удалось мне что-то, не удалось, это пусть другие оценивают.
Ведущий: А что удалось сделать за эти три месяца?
Стрелков: Удалось сформировать основу армии Новороссии, можно так сказать. Удалось удержать часть территории. Удалось, кроме того, сначала взять эту территорию, потом удержать. Потому что после Славянска он стал центром, рассадником, условно говоря, восстания. За исключением самого Донецка, нигде в городах Донецкой республики и Луганской республики не было на тот момент восстания как такового. То есть продолжали действовать местные администрации, продолжала действовать местная милиция и чтобы подключить эти территории к восстанию, их сначала требовалось вывести из под контроля киевских властей.
Поэтому из Славянска выходили гарнизоны сначала на Краматорск, потом на Константиновку, Дружковку, на Северск, дальше уже на Горловку был послан отряд, который вместе с группой Безлера ее освободил. Потом Безлер его мягко убрал, но тем не менее. Но без нашей помощи Безлер Горловку не очистил бы. То есть постепенно Славянск использовался как краеугольный камень, вокруг которого собирались укры и с которого шли как бы отряды на расширение территории восстания.
Если бы у нас было побольше ресурсов во всех отношениях, в первую очередь, оружия и боеприпасов, я думаю, мы в первую же неделю заняли бы и Барвенково, и Изюм, и вышли бы даже на территорию Донецка, но катастрофически не хватало оружия и опытных людей. Сначала, в первую очередь, оружия, во вторую, опытных людей. Потом наоборот, нехватка опытных людей стала более острой, чем оружия.
Ведущий: А как было настроение местных жителей?
Стрелков: Местные жители сначала нас поголовно поддерживали. Поддерживали практически поголовно, даже приезжали через блок-посты украинских войск во время референдума – голосовать. Целые автобусы набитые приезжали, чтобы в Славянске проголосовать. Абсолютно добровольно естественно, потому что кто бы их там принуждал. В Славянске до конца не было противодействия, кроме очень небольшой группки. Попытка была собрать там толпу человек двадцать, я просто вышел, гаркнул, что «всех в подвал», причем не собирался их сажать, они разбежались как тараканы просто. И больше попыток не было. Ну а так население в основном поддерживало нас до конца.
В Донецке мне не до того было, я уже не интересовался особо населением, там были органы государственной власти, были внутренние войска.
Ведущий: Сформированные ополчением?
Стрелков: Ополчением не было сформировано ничего. Поймите, что я командовал только ополчением. Я был командующий ополчением и имел формальный титул, титул, подчеркиваю, не имеющие под собой никакого содержания, - министр обороны. Захарченок был министром внутренних дел, а Ходаковский – министром государственной безопасности, то есть они мне даже формально не подчинялись. Соответственно, не подчинялись те батальоны, которые они сформировали. А органы государственной власти, как они там образовались, частично – стихийно, частично там еще как-то, Ахметов там с Ефремовым своих людей направили. Вот, мне как-то не до этого было, просто не до этого.
Там ситуация была такая, что дай Бог справиться с растущим валом военных вопросов, которыми, поверьте, я никогда раньше не занимался. Мой уровень планирования, а я планировал спецоперации в Чечне, участвовал в их проведении, даже руководил,это был уровень 100-150 человек максимум. К тому же,опять же как оперативный офицер я, как правило, не командовал, я просто ставил цели и указания, после этого как бы контролировал исполнение. Но в той или иной степени приходилось иногда и командовать, и самому с автоматом бегать и стрелять приходилось, и попадать приходилось. Вопрос только в том, что я не был строевым командиром обычно в таких операциях.
Поэтому в Донецке у меня было отсутствие именно командного опыта (боевого было достаточно) на уровне уже фактически соединения. На момент моего выхода из Донецка у меня было где-то под командой около 5 с половиной тысяч человек. Это много. Но у меня этого опыта не было и людей, которые мне могли помочь, тоже практически не было. Тем более в боевой обстановке.
Приезжали некоторые люди даже с высокими званиями, но глядя как у нас все происходит, они просто впадали в ступор. Потому что вместо организованной армии они видели толпы ополченцев, полное отсутствие командного состава. Для любого нормального военного, действительно нормального, наша ситуация представлялась настолько безумно дикой, что они в ней просто терялись. То есть в чем-то мой опыт среди гражданских на самом деле был очень большой, я знал, что от людей можно ждать, чего нет, чего можно требовать, чего нет, все это во многом по опыту и по наитию. А у регулярных военных этого опыта нет, у них там, пошел, бордюры покрасили там отсюда и до обеда и все остальное прочее. Ну да, система иерархии, жестко отлаженная:
майор дает команду капитану, капитан лейтенанту, лейтенант сержанту, все это исполняется, потом обратно идет худо-бедно.
Но в условиях той ситуации этого быть не могло: все добровольцы, все ополченцы. А ополченцы все разные, начиная от наркоманов и криминальных элементов и кончая действительно массой идейных бойцов. Но иерархия только-только начинала выстраиваться, и причем это в условиях жесткого давления противника и колоссального его превосходства. Могу сказать, что до самого конца в славянской бригаде был очень высокий боевой дух. Вот, уже находясь в Снежном двое суток после отставки, ну в качестве пятого колеса в телеге или я не знаю, там был свой командир бригады, но все естественно на меня продолжали смотреть как на главного командира, то есть если бы я захотел там принять бригаду под команду я бы ее принял без вопросов.
Но это было бы тогда что-то нечто напоминающее мятеж тогда. Сдал командование и захватил командование в другом подразделении. И зная отчаянную ситуацию, а ситуация 13-14 августа была просто отчаянная, то есть мы были полностью отрезаны от российской границы, пробиться туда самостоятельно не могли, вели бой в районе Красного Луча, и не могли пробиться там. С севера фронт был открыт со стороны Шахтерска, вернее не со стороны Шахтерска, со стороны Дебальцева, Шахтерск был перекрыт, но вдоль каньона, такой есть там, там вообще никого не было, то есть Снежное сверху было открыто.
Вплоть до того, что комендантский взвод готов был в ночь с 14 на 15, мы все вооружились гранатометами, я был в очень даже приподнятом настроении в плане того, что пусть мной покомандуют. Я тут покомандовал, но пусть мной покомандуют и я как рядовой боец наконец смогу что-то из себя проявить. Но не пришлось, слава Богу. Но факт тот, что, зная ту обстановку, я видел настроение людей. И люди готовы были сражаться, до конца верили в победу и радовались тому, что удавалось подбивать танки и прочее, захватывать пленных, то есть уныния не было никакого. Может, опять же, понимания обстановки не было, слава Богу, какая она была тяжелая.
Ведущий: А было ли взаимодействие с подразделениями Луганской народной республики, кроме «Призрака»?
Стрелков: Взаимодействия как такового с Луганской народной республикой не было вообще. То есть, в Краснодоне был объединенный штаб, но он просто фиксировал ситуацию, никаких указаний от него не поступало. Иногда я запрашивал у них указания, но в основном следовало: действуйте по обстановке. Но я и так действовал по обстановке. То есть единственное, что я им регулярно посылал – сводки. Доклады и сводки надиктовывал и отправляли. И все. Больше их роли не было никакой. Я им направлял заявки на снабжение, но заявки как правило не удовлетворялись.
А именно из ДНР я продолжал взаимодействовать с Мозговым, который фактически мне подчинялся, плюс Леший был, подразделение Лешего было, которое от меня тоже снабжалось - 2 миномета и 2 РГС я им отправил. Продолжал я поддерживать группу Стопятого на Изварино, в том числе боеприпасами, отправлял им мины и патроны. То есть как такового с «Зарей» вообще не было никакого контакта, вообще никакого, а вся информация которая поступала, что они сидят и обороняют там Болотова, центр Луганска. Но опять же, ручаться за то, что эта информация полностью соответствует действительности, я не могу, сам я не был там.
Ведущий: То есть уже на том этапе происходило разделение донецкого ополчения и луганского?
Стрелков: Поймите, что вообще не было понятие соединения, вот у вас в голове по-прежнему каша, представление, что это была единая структура, единое командование… этого не было, вот знаете, в маленьком зернышке проросшем трудно угадать, что будет из него - огромный лопух или подсолнечник. Ну вот он, маленький росточек растет, вот маленький росточек развивался, рос-рос и меня срезали на этапе, когда начал колоситься условно говоря, ну вот чуть-чуть вырос. Все это еще требовало объединения, нормализации, подчинения единому командованию, все это только начиналось. В условиях того, подчеркиваю, что воевать уже надо было сегодня, создать вот это что-то только завтра-послезавтра, то, с чем воевать. Не было инструментов. Моя задача была создать инструмент. Наша задача, нашего штаба. Мы их начали создавать. И даже в тех отчаянных условиях, в которых были, мы их создали на тот момент. Что с этим инструментом сделали дальше, это отдельный разговор.
Ведущий: А что произошло 14 августа? И вы, и Болотов подали в отставки?
Стрелков: Ну я об этом уже говорил, мне не хотелось бы это повторять, но мне были сделаны предложения, от которых невозможно было отказаться. И причем эти предложения касались не меня, не моей личной судьбы или чего-то еще, эти предложения касались судьбы республики и судеб подчиненных мне людей, игнорировать которые я не мог. Причем отставку я подписал 12-го. Еще двое суток я находился на территории, но уже не в качестве командующего.
Счастливый Бородай рассказывает об отставке Стрелкова
Видео:
http://lifenews.ru/news/138390
Ведущий: Вы попали на территорию России и чем вы занялись в России?
Стрелков: Чем я занялся?
Ведущий: Ну что вы организовали?
Стрелков: Ну если верить некоторым блогерам, то я гуманитарку проедаю, ну только и делаю, что шубы жене покупаю и «мерседесы». У меня оказывается в Перми 2 «Мерседеса» с пермскими номерами представительского класса и я вот на них разъезжаю. Наверное другим ничем не занимаюсь. Ну а если не ерничать, то мы организовали ОД «Новороссия», чтоб действительно попытаться создать некий добровольческий тыл.
Но человек предполагает, а Бог располагает. Ничего нам не удалось создать, по одной хотя бы простой причине того, что интерес падает, телевизор отключили по отношению к Донбассу, теперь у нас Сирия во главе угла, люди устали от войны, экономический кризис в России плюс полное игнорирование со стороны властей, и во многом даже палки в колеса, и в том числе там, на территории ДНР. То есть никаких официальных полномочий у нас нет, соответственно и результаты у нас как у любой другой небольшой гуманитарной группы.
Пока опять же, мы организовались, пока всех жуликов выявили и вычистили, тоже прошло какое-то время, с какими-то потерями. Кто-то разочаровался, все же ждут когда приедет гений на золотом коне, идеальный просто, все по мановению рук организует и все у него будет там идеально стопроцентно, но такого никогда не было и не будет.
В общем, можно сказать, что ОД «Новороссия» не больше сделало, чем Глеб Корнилов, примерно такого же масштаба. Или Жучковский, который у нас тоже состоит в движении, но как бы полностью автономен.
Ведущий: Как вас встретила Россия, Москва? У вас было уже имя, вы были узнаваемы, как вас здесь восприняли?
Стрелков: Ну люди воспринимали первое время, так скажем, неоправданно восторженно. То есть была эйфория какая-то. А чиновничество меня не восприняло никак. Ну просто меня нету. Это было с самого начала. То есть меня не существует. С самого начала моего выхода я был полностью заблокирован с точки зрения властей. Меня нету.
С одной стороны мне этого довольно, потому что могут и по другому заметить, верно? Разделить судьбу некоторых военачальников не то что боюсь, нет, не боюсь, но зачем нарываться лишний раз? С другой стороны, вот как бы приказано забыть. Примерно так можно выразить отношение ко мне властей. Полная блокада на средствах массовой информации, даже на упоминание моего имени, иногда там кто-то сбалтывает сгоряча это, причем это идет уже очень давно, то есть с ноября прошлого года примерно.
Ведущий: На ваш взгляд, в чем нуждаются сейчас республики?
Стрелков: Во всем. Во-первых, они
нуждаются в честных властях. Те, кто поставлены во главе республик – это жулики и проходимцы, что один, что второй.
Ведущий: А есть люди, которые могли бы изменить ситуацию?
Стрелков: Сложно сказать. Среди тех, кто на виду там, в республиках, таких людей нет. Там Алексей Мозговой был - человек, который теоретически мог что-то сделать, но вот его судьба очень показательна в данном отношении. Это в первую очередь. А так они нуждаются во всем.
А со стороны России они нуждаются хотя бы в том, чтобы их признали, в первую очередь. То есть как только будет хотя бы формальное де факто признание России и Россия откроет границу, там и гуманитарная ситуация изменится. А потому сейчас ситуация отчаянная, вот сейчас там конкретный бензиново-газовый кризис. Просто пустые заправки за две недели, очень тяжелое положение с горючим, очень тяжелое. С продовольствием там по-прежнему не важно, в первую очередь, у ущемленных людей. В общем-то богатые люди так и живут по-прежнему неплохо, работают ночные клубы, рестораны и все прочее, а социально ущемленные категории населения стали жить на порядок хуже, чем на Украине, на порядок, подчеркиваю. Зарплаты бюджетников в районе 1500-2000 рублей, а цены в магазинах московские. Это при том, что надо платить и за газ, и за свет, и за воду, это никто не отменял.
Это при том, что республика ведет войну, но живет по законам мирного времени. Причем по каким – непонятно, то ли по своим, то ли по украинским.Сейчас массово возвращаются украинские чиновники, в том числе СБУ-шники, то есть те люди, которые недавно пытали пленных ополченцев, они сейчас занимают должности в Донецком и Луганском СБУ, министерствах. В принципе, олигархическая власть установлена полностью, со всеми прелестями. Все тяготы войны переложили на население, а сами продолжают зарабатывать деньги.
Ведущий: Как вы видите развитие республик в таких условиях?
Стрелков: Без поддержки России республики не смогут существовать, к сожалению. Теоретически, когда восстание начиналось, Донецкая и Луганская области, если бы они остались не разрушенными и сохранили бы территориальную целостность, они действительно могли бы, объединившись, существовать более-менее независимо и даже эффективно. Да, уровень жизни упал бы на какое-то время, но потом это можно было бы наверстать. Но в нынешних условиях это нереально. То есть республики разрушены, разворованы, деморализованы в значительной степени населения, и ведут внешнюю войну, которую они просто не вытянут самостоятельно.
Ведущий: Есть ли будущее у страны под названием Новороссия?
Стрелков: Новороссия – это пока идея. Страны Новороссии как таковой нет. Ну нет ее, есть ДНР и ЛНР. Это неофициально. А официально есть отдельные районы Донецкой и Луганской областей Украины. Вот эти жулики и проходимцы они подписали и расписались в том, что являются
ордилосами как их называют. Действительно так их можно назвать, они заслужили это гордое имя. А Новороссия по-прежнему остается идеей. Реализуется это или нет, время покажет. Мы, по крайней мере, чем может, продолжаем за это бороться. А чем мы можем? Вот, медийно на данный момент.
Ведущий: И это уже немало.
Стрелков: Ну не знаю, кому как. Кто-то считает, что я должен взять автомат и поехать в Луганский аэропорт или в Донецкий аэропорт вернее. Да дело не в том даже. Только кто же мне даст то поехать туда? Я готов был оставаться даже рядовым там. Но те условия, от которых я не мог отказаться, не включали такой возможности.
Ведущий: Только возвращение?
Стрелков: Да.
Ведущий: Может ли ситуация измениться в 2016 году?
Стрелков: Ситуация в любом случае изменится. Если мы посмотрим, что у нас произошло с 1917 года, то увидим, что каждый год что-то менялось. Ситуация обязательно изменится. А вот изменится она в лучшую или худшую сторону – это другой вопрос. Но изменится она обязательно. Людям, особенно живущим одним днем, свойственно думать, что вот то , что есть сейчас, это будет всегда. Нет, не будет всегда. Все будет меняться очень динамично в 16 году, на мой взгляд. И в 16-м, и в 17-м, мы вступили в эпоху общего системного кризиса. Причем на всей территории бывшего СССР, где-то кризис пойдет быстрее, радикальнее, где-то нет, но он будет общим.
Ведущий: То есть опасность развития событий по сценарию Украины есть и в других странах?
Стрелков: Она у нас есть.