В борьбе с мятежом России опоздала. Возможно, навсегда. Пока общественное сознание потрясали страшные террористические акты, происходящие то в столице, то на Северном Кавказе, властные спикеры толковали о войне и необходимости мобилизации всех сил против опасности террористической угрозы. Но стоило террористам найти свое успокоение на государственных должностях, широко открытых для них в Чечне, и мятеж оказался для власти вполне удобным процессом. Сдавать территории в управление бандитом было куда как проще, чем сражаться с ними и предоставлять народу самоуправление. Огромное запаздывание в понимании ситуации демонстрируется неготовностью общества и инфраструктуры государства к противодействию новым методам войны, которые были узнаны лишь в жестоких терактах, а в прочих формах до сих пор так и остаются неизвестными. Мятеж происходит у всех на глазах, маскируясь под «стабильность».

Чтобы понять причины запаздывания, необходимо понять ошибки тех, кто разрабатывал стратегию противодействия терроризму и мятежу до сих пор. Пока нет никаких оснований полагать, что работа по выработке адекватного понимания ситуации будет проделана. На это указывает позиция руководства Совета Безопасности, фактически скрывающая собственные провалы в стратегии в отношении Чечни. Фактически же заметная часть вины за жертвы, которые Россия понесла в Чечне, Ингушетии и Осетии, лежит именно на разработчиках стратегии, неверно информировавших Президента РФ и дававших ему неверные прогнозы развития ситуации. Ну и у самого Президента голова должна быть на плечах.
Разработка контртеррористической стратегии не может состояться, если не будут установлены конкретные виновники, дававшие неверные прогнозы и снабжавшие государственную власть неверными стратегическими ориентирами. Прежде всего, это касается Чечни. Но в значительной мере – и общей ситуации в стране, которая остается катастрофической, но таким образом практически никем из высших государственных чиновников не характеризуется. У политического руководства страны не складывается понимания, что Россия как государство может «схлопнуться» в ближайшие десятилетия. И причиной тому может быть как совокупность ряда факторов, так и отдельные кризисные процессы (демография, неконтролируемая миграция, наркомания, техногенные катастрофы, интервенция и др.).

Для того чтобы иметь какую-то надежду, что мы еще в состоянии отреагировать на убийственные для нашей страны процессы, необходимы самые радикальные меры в самых различных областях государственного регулирования. Они в свою очередь могут быть сформулированы только если отказаться от негодной системы ценностей, показавшей свою полную несостоятельность, но до сих пор внедряемой всеми силами государственных институтов. Речь идет о гибельной доктрине либерализма, ставшей необъявленной идеологией власти.

Терроризм и мятеж невозможно победить одними лишь техническими мерами. Президент, отдавая приказ на расправу над бандитским режимом в Чечне, говорил, что необходимо расправляться с террористами в их гнезде. Но дело в том, что за прошедшие годы мятеж и внешне мирные антироссийские установки дали метастазы во всем национально-государственном организме России. Не случайно антигосударственный пафос СМИ сменился антирусским. СМИ, которые власти удалось взять под контроль, оказались лишены концептуальной позиции, чтобы обеспечить коммуникацию между властью и обществом, но прекрасно поняли сигнал из Кремля, разрешивший клеветать на русскую культуру, историю, представлять русскую молодежь как экстремистскую группу и т.д.

Страшные теракты в России достигли одной из своих целей – подорвали доверие общества к власти, затеяли массированную кампанию по дискредитации правящего режима и ключевых его фигур. Это свидетельствует о патологическом отставании власти в понимании ситуации и принятии превентивных мер против экстремизма. Когда под экстремизмом начинают понимать выдуманные идеологии вроде «русского фашизма» и «русского расизма», остается только разводить руками и готовиться к новым атакам на российскую государственность со стороны единомышленников тех, кто распространяет такого рода небылицы.

Неверное понимание современной эпохи как эпохи этнократических мятежей связано с двумя разноречивыми иллюзиями.

Первая из них состоит в том, что России для обеспечения ее будущего достаточно освоить те социальные технологии, которые имеются на Западе. С этой идеей власть носится с 1991 года. Результат всегда один и тот же – разрушение основ жизнеобеспечения страны, ослабление ее экономической мощи. Только для профанов можно выдавать относительную стабильность экономики в последние годы за устойчивую тенденцию. Рост ВВП, если его очистить от топливной составляющей и услуг в сфере развлечений и роскоши, оказывается отрицательным, а в натуральном выражении демонстрирует продолжающийся крах ведущих государствообразующих отраслей. Путь либерального западничества в связи с этим большинством российских элит теперь рассматривается как ошибочный, но все еще выгодный с точки зрения пропаганды – имитация либерализма скрывает от Запада иные механизмы выживания страны, а от граждан – достаточно жесткие социальные технологии, задействованные элитами с целью укрепления своего привилегированного положения. В то же время соответствующий камуфляж уже давно никого не обманывает – Запад в лице своих СМИ и многих ведущих политиков рассматривает Россию как авторитарное государство с режимом, подобным режиму Муссолини. Собственное население видит во власти пособников олигархии, истязающей страну порочными реформами и готовящей для граждан новые унижения и материальные трудности.

Вторая иллюзия носит оппозиционный характер и перекладывает все беды России на счет Запада и его агентов в системе российской власти. Действительно, западная система ценностей и космополитические круги либеральной интеллигенции, проникшие во власть, нанесли и наносят нашей стране существенный урон. Но такого же рода установки существуют и в западных элитах. Запад расколот, как расколота Россия. Это достаточно хорошо видно по книге Патрика Бьюкенена «Смерть Запада». В этой же книге достаточно емко представлены факты кризиса Запада, полностью аналогичные тем, которые хорошо известны нам по российской действительности.

Если первая иллюзия все время скатывается к антиисламской позиции (вслед за позицией США), то вторая также ищет врага не совсем там, где нужно – рассматривает Запад и собственную власть как пособников террористов. Распределенный в пространстве противник ищется исключительно в одном из штабов, где его агентура, бесспорно, присутствует, но не руководит всеми действиями.

Терроризм вовсе не является неким замыслом враждебных России государств. И противодействие ему не связано с созданием каких-либо антитеррористических государственных коалиций – они невозможны или неэффективны, поскольку противник организован не государствами и государства, расколотые внутри себя, не могут создать эффективной корпорации против терроризма. Главная проблема государств – поиск путей освобождения от неверных стратегий, выявление внутри себя вирусов идеологического разложения, отказ от уступок нигилистическим группировкам, изгнание и нейтрализация союзников и спонсоров терроризма. Только в этом случае государство в состоянии стать субъектом борьбы с терроризмом и антинациональным экстремизмом.

Терроризм носит транснациональный характер и является проявлением общих процессов, идущих в мире. Эти процессы связаны с деятельности нигилистических группировок, нацеленных на разрушение Традиции – вплоть до краха государств и передачи полномочий по управлению социумами транснациональным бюрократическим органам (типа Евросоюза или НАТО). Антигосударственные силы присутствуют во всех государствах – в том числе и на Западе, и в России. Террористические атаки лишь подхлестывают антигосударственные и антинациональные настроения, опираясь на почти явное сочувствие и тайную поддержку со стороны организаторов этих настроений.

Тот факт, что мир ислама поставляет львиную долю террористов для организации «актов возмездия» против Запада и его союзников, говорит только о том, что ислам пока имеет возможность вытеснять деструктивные практики на свою периферию и за ее пределы. Тем не менее, разложение и разрушение традиции действует в мире ислама с той же силой, что и на Западе. Распространение варварских, поверхностных форм религиозности здесь аналогично вестернизации и является ее оборотной стороной.
Россия волей судеб собирает на своей территории два нигилистических подхода 1) не имея крепких основ для традиционного ислама, российская умма радикализируется и становится источником антироссийских идей; 2) не сумев обратиться к традиционным формам жизни в момент крушения коммунистического режима, Россия позволила развернуться на своей территории и в общественном сознании агрессивному либерализму, ставящему своей целью уничтожение государства как такового. Обе нигилистические установки подпитываются паразитическими практиками хозяйствования: олигархией и этнической клановостью. Средства, поступающие от этих кругов, достигают организаторов терактов.

Истребление террористов и изживание мятежа требует, прежде всего, излечения государства, пронизанного вирусами либеральной идеологии. Формальные нормы демократии западного образца остаются для государственной власти единственной опорой. Власть продолжает разговаривать с обществом на языке либеральных догм. И от этого все более теряет доверие. Рецептом может быть только решительное расставание с западнической риторикой и приверженностью к западным социальным технологиям. Вместо западной формы демократии, которая в Росси закрепиться не может, нам необходима национальная форма демократии, которая не станет пугаться чрезвычайных мер в условиях чрезвычайных ситуаций.

Для ситуации, требующей экстренных мер, ни в системе управления, ни в правовом поле не подготовлено почти ничего. Не готовы даже нормы, регулирующие чрезвычайную ситуацию. То же и в кадровом составе высших органов власти. Здесь нет и тени понимания, как действовать в чрезвычайно ситуации, как осуществлять профилактику мятежа, его подавление и реабилитацию системы власти после мятежа. Необходимы такие кадры, которым не надо объяснять, что делать в оперативно меняющейся обстановке. Их недостаток очевидно проявился в августе 2008 года во время «пятидневной войны» с Грузией, когда весь дипкорпус только ожидал сигналов из Центра, ничего не предпринимая в условиях стремительно развернувшейся информационной войны. Единственным организатором ответных информационных действий в тот момент оказался Дмитрий Рогозин, постпред России в НАТО.

Существенное препятствие к тому, чтобы уничтожить опору терроризма в российском обществе, представляют как раз российские законы, выстроенные по либеральным рецептам. Либералы-правоведы доминируют в формулировании задач законодательной деятельности, поэтому российский парламент занимается преимущественно мусорными проектами, лишь имитирующими плодотворную работу. Поэтому запрещается противодействовать абортам, пьянству, наркомании, порнографии, депопуляции и т.д. Даже обстановка чрезвычайного положения после Беслана не привела к принятию новой правовой позиции и к пересмотру ценностных ориентиров. Атитеррористическое законодательство так и не было создано.
Эффективные меры против терроризма возможны только в результате нового кадрового призыва, которого российское общество заждалось – призыва на службу России русских традиционалистов, православных русских людей, понимающих толк в уроках истории и не боящихся радикальных мер, пусть даже и вызывающих волну ненависти со стороны Запада и доморощенных либералов. Кадрам террора должны противостоять кадры антитеррора. Пока о наличии соответствующего кадрового потенциала, выстраивающего всю деятельность государственной власти, говорить не приходится.

Нужно понять, что в России нет никакого международного терроризма. Транснациональный характер имеют антироссийские силы, сформировавшие альянс с бандитами и убийцами ради разрушения нашей страны, любого государства, хоть в какой-то мере наследующего национальную традицию. В России есть главным образом чеченский терроризм, опирающийся на состоявшийся и так  и не пресеченный в Чеченской Республике мятеж.

Представление о том, что терроризм хоть в какой-то мере может быть связан с такими факторами, как безработица на Северном Кавказе, является опрометчивым. Терроризм происходит не от материальных трудностей, а от идей, которые в условиях тупиковой экономической политики государства распространяются в социально ослабленных слоях населения. Прямой связи между материальными затруднениями и участием в терактах не существует. Иначе террористами в России были бы сплошь русские люди.

Кавказ не является пространством народных бедствий. Напротив, дифференциальная рента дает Кавказу значительные преимущества в сравнении с более северными регионами. К этому добавляется масштабное инвестирование Чечни - региона, который как никакой другой способен продуцировать террористическую деятельность. Именно в связи с улучшением материального положения населения, не имеющего никаких существенных оснований для того, чтобы отказаться от пособничества террористам.

Терроризму способствуют и выборы в Чечне, которые, как всем ясно (и в России тоже) фальсифицированы. Реально никакой демократии в Чечне нет, а любая социализация дает лишь усиление способности к террористической деятельности. Получается своеобразное разделение труда: одни представляют чеченский народ страдающим и требуют больше инвестиций и больше демократии, а другие – создают вооруженную силу против России. Очевидной мерой пресечения такого рода альянса является полное разрушение какой-либо социальности в Чечне и отделение ее от  остальной России особым порядком управления, склоняющим население к лояльности и трудовому образу жизни в течение длительного срока.

Нынешнее включение Чечни в систему федеративных отношений, а чеченцев – в условия общегражданского правового регулирования, создает для терроризма питательную среду. Антироссийские настроения не преследуются, не изживаются, не подавляются. Либеральный режим дает им возможность воспроизводиться в новых поколениях чеченцев, в системе образования и в системе власти. Значительную роль играет чеченская семья, чеченский тейп, община мечети, где антироссийские и антирусские настроения являются нормой.

Разговоры о том, что у бандитизма и терроризма нет национальности, вызывают повсеместные насмешки. В России всем и каждому известно, что лицо терроризма на нашей территории почти исключительно чеченское. Соответственно, меры против этнобандитизма (ставящего под контроль российский бизнес и создающего источники финансирования террористов, мятежников и изменников) и этнотерроризма требуют повсеместных действий именно против чеченцев – прежде всего той их части, что не занята на госслужбе, ведет почти всегда нечистоплотный бизнес, работает в сфере, где вращаются большие объемы наличных денег (банковская сфера, торговля, обмен валюты и пр.). Лояльное отношение может быть сохранено только в отношении сильно ассимилированных, обрусевших чеченцев, давно живущих в центральной России (например, с 1992 года, когда Дудаев начал уничтожать и изгонять оппозицию) а также тех чеченцев, кто занят физическим трудом – пашет землю и работает у станка.

Не следует забывать, что в условиях войны (а мы живем именно в таких условиях, когда война ведется, но не всегда знакомыми нам средствами), все, кто находится под подозрением в пособничестве мятежникам и террористам, должны быть интернированы. Это было во всех больших войнах ХХ века, это в значительной мере должно касаться чеченской диаспоры – все она должна пройти экзамен на лояльность российской государственности.
На войне не проводят выборов. Не только губернаторов или президентов, но и вообще каких бы то ни было выборов.

На войне должны выдвигаться новые кадры – более дееспособные, чем те, что пропустили начало агрессии против нашей страны.

На войне действуют только нормы чрезвычайного законодательства, а вовсе не «права человека» и не конституционные свободы, которые и в обычной-то жизни никогда не работали.
На войне не бывает независимых средств массовой информации. Массовая информация вообще не может быть частным делом – ведь она формирует самосознание нации и может либо создавать, либо разрушать мобилизацию нации на борьбу с врагом.

На войне нужно разговаривать с народом откровенно – только тогда можно рассчитывать на поддержку действий власти. Имитация благополучия нацией распознается как ложь, и власть оказывается для нации чужой и лживой. Честный разговор могут вести только верно подготовленные профессионалы. Задача власти отыскать таковых и расставить на нужные места – провести кадровую революцию.
На войне действует идеология победы, а все остальное считается происками врага. Нам больше некуда отступать. XXI  век дает нам множество поводов для того, чтобы считать, что именно этот век станет последним в истории России и русского народа, а также всей европейской культуры, которая не будет нужна новым народам и государствам, готовым прийти нам на смену.

Война будет успешной только в том случае, если нации будет ясен образ «своего» и образ «чужого». Если власть повременит определять Россию как русскую православную страну, мы заведомо погибнем. Только русская мобилизация и православная духовная традиция составляют дееспособную конкуренцию нигилистическим силам, плодящим терроризм и подрывающим государства по всему миру.

Необходимо противодействие не только прямым насильственным акциям террористов, но и пресечение всех форм пособничества терроризму и деятельности, способствующей ослаблению российского государства, подрыву жизнестойкости российской нации и способности гражданина противостоять антиобщественным явлениям.

На войне как на войне.
Источник

 

Непризнанные мятежи: постановка диагноза  

Чрезвычайное законодательство  

Против измены