Помнится, на аналогичные темы мы писали школьные сочинения, пытаясь казенными ходами, которые так нравились учителям, вытянуть себе очередную положительную оценку в журнал.

Однако детство прошло, а на вопрос приходится отвечать уже по-взрослому. Я, например, чем старше становлюсь, тем больше доверяю своим глазам, а не разглагольствованиям, как внутри себя, так и от окружающих, пусть даже безупречно аргументированными и логичными.

Поэтому в случае с погибшим 2 июня от ракеты украинского авиатора Александром «Сан Санычем» Гизаем, с которым я не был знаком лично, и о котором знал только с чужих слов, мне стало все предельно понятно, как только я увидел набитый под завязку просторный актовый зал Высшего профессионального училища автосервиса. Здесь Гизай учился до того, как уйти в армию, в Афган, вернувшись, он продолжил учебу на историческом факультете Луганского педагогического университета.

Но вернемся, собственно, к актовому залу. Людей, заполнивших его, было очень много, и они не помещались на креслах, занимали проходы, толпились у дверей. А когда на большом экране стали появляться архивные кадры с подтянутым крепким бородатым мужчиной с невероятно умными и добрыми глазами, они начали плакать. Причем, не только сентиментальные, всегда готовые на эмоцию женщины, но и суровые мужики в военно-полевой форме с оружием в руках, по всей видимости, только ради этого момента оставившие передовую русско-украинского конфликта.

Выходит, слеза, наряду с поступками, оставленными после себя материальными и нематериальными памятниками — это тоже мера. Человека. Личности. И по тому, сколько прольется слез после твоего ухода, можно смело можно судить о том, сколько места ты занимал в сердцах и душах других людей.

Для Луганска «Сан Саныч» Гизай был чем-то наподобие покойного Сергея Бодрова для всей постсоветской России — таким же хорошим, честным, сильным, порядочным «своим парнем», который всегда поймет, поддержит в трудной ситуации, даст дельный совет.

Он и жил так: организовывал лагеря для подростков, чтобы те не шлялись по подворотням, не спивались и не скалывались, да не пополняли ряды криминальных и экстремистских группировок. Пройдя Афганистан он, в то время как тогда еще единая и великая Родина, по сути, отказалась от своих воинов-интернационалистов, стыдливо замолчав их существование, организовывал им «караваны памяти», чтобы не замыкались в себе и знали, что живо боевое братство и тех, кому тяжело, свои «шурави» в беде не бросят.

А затем начались поисковые отряды, работа которых для Луганщины, где буквально каждая пядь земли в годы Великой отечественной была орошена кровью бойцов, стала равносильно возвращению памяти. И она не прекращалась ни на миг, даже когда новые самозванные власти этого осколка великой державы, пытались переписать историю по диктовку заокеанских политехнологов.

Википедия приводит сухую статистику, цифры которой, на самом деле, поражают: «Гизаем было организовано и проведено более 500 поисковых экспедиций на территории 119 населённых пунктов 23 городов и районов Луганской области. Поисковикам удалось найти и перезахоронить останки 1621 солдата РККА, погибшего во времена Великой Отечественной войны 1941—1945, установить личности 226 человек, найти родственников 13 воинов. Сведения об обнаруженных красноармейцах приведены в книге „Имена из солдатских медальонов“».

А еще он помогал зекам и бомжам — возвращаться к нормальной жизни. По мере сил и дара убеждения, которого у него хватало, хотя бы еще и потому, что слова «Сан Саныча» никогда не расходились с делами. Занимался и реабилитацией жертв политических репрессий, каких в нашей многострадальной Отчизне тоже хватало сполна.

Когда началась «Русская Весна» Гизай всей душой поддержал её, но снова брать в руки оружие отказался наотрез. Те, кто знал его, а складывается ощущение, что знало его, как минимум, пол Луганска, рассказывали, что объяснял он это так: «Больше мараться о войну не хочу, особенно братоубийственную». Вместо этого он снова стал помогать людям, на сей раз как активист «Красного креста». Вместе с ним там же работала и его супруга, встречать которую они и направился 2 июня к зданию областной администрации. Жена принимала участие в съемках телепередачи, рассказывающей горожанам о правилах оказания первой помощи. Война становилась жесткой реальностью для Луганщины, и подобные знания для людей с каждым днем приобретали все большую актуальность.

Тот день лично я помню очень хорошо. Революционные подразделения напряженно штурмовали украинскую погранчасть в квартале Мирный, когда пришла шокирующая новость: украинская авиация разбомбила здание администрации. Шок. Я, честно говоря, отказывался верить этому, сознание допускало разные варианты развития событий, но только не такой. Однако, все сказанное, оказалось правдой. И после, пока укроповский авиапарк заметно не оскудел, команда «воздух», топот ног, бегущих в убежище, и ноющий, словно больной зуб, звук сирены, стали обыденностью минувшего луганского лета.

Помню, как я вспоминал имена тех, кто работал в этом здании, уже не надеясь увидеть их живыми. Но они, к счастью, выжили. Погибли другие. Например, министр здравоохранения Луганской народной республики Наталья Архипова — буквально за день до смерти я видел её на пресс-конференции, где она рассказывала журналистам о том, сколько в республике осталось медикаментов. Погиб и Александр Гизай. Осколок управляемой ракеты сразил его в уютном парке, напротив административного здания, где любят гулять мамы с малышами. В последний путь «Сан Саныча» провожала многолюдная процессия, растянувшаяся колонной вдоль луганских улиц. Гадкая действительность пыталась убить историю. Но и в этот раз у нее ничего не получилось.

С мраморной доски, установленной в фойе училища, которое отныне носит его имя, Гизай в боевом камуфляже и с орденами на груди смотрит на мир все тем же мудрым и одновременно добрым взглядом. А рядом еще одна мемориальная доска — с именами других шестерых выпускников училища, павших, защищая свой родной город и землю от вооруженных до зубов агрессоров. Среди них и легендарный командир с позывным «Югослав», державший оборону под смертоносным дождем авиационных бомб, ракет, снарядов и мин на одной из главных речных артерий Луганщины — реке Донец Северский.

Под именами шести — свободное место. Горький расчет, война не закончена, а достойных людей, выпустившихся из этих стен в мир, наверняка гораздо больше… Вот только таких как «Сан Саныч» уже не будет. Он — уже история Луганска. Светлая страница, политая слезами современников.

Как и то место, где его застигла смерть — там очень скоро установят памятник всем погибшим при осаде Луганска. Уже была красивая церемония, речи первых лиц молодого государства, белые шары, улетающие в небо, красные бутоны, устилающие подножие закладного камня. Место, наверное, тоже выбрали не случайно, так бывает, когда один человек становится символом эпохи. Сюда будут нести цветы, здесь будут вспоминать и плакать. Чтобы жить дальше.

http://www.ridus.ru/news/170185