Приветствую Вас Вольноопределяющийся!
Четверг, 28.03.2024, 13:41
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Меню сайта

Категории раздела

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 4119

Статистика

Вход на сайт

Поиск

Друзья сайта

Каталог статей


"Действительно ли мы русские в самом-то деле?" (Прозрения русских гениев)

Из книги Елены Семёновой
БЕЗ ХРИСТА или ПОРАБОЩЕНИЕ РАЗУМА

Виктор Гюго:

«Мы надеемся, что мерзкая машина (гильотина) уберётся из Франции. Пусть ищет пристанища у каких-нибудь варваров, не в Турции, нет, турки приобщаются к цивилизации, и не у дикарей, те не пожелают её, пусть спустится ещё ниже с лестницы цивилизации, пусть отправится в Испанию или Россию».

 

Этот пассаж автора «Девяносто третьего года» лишний раз свидетельствует о справедливости замечания Пушкина: «Европа столь же невежественна в отношении нас, сколь и неблагодарна». Правда, Россия, её интеллигенция упорно не желала понимать этого, заискивая и лакействуя перед «цивилизованным миром», нисколько не внимая словам Ф.И. Тютчева:

Напрасный труд - нет, их не вразумишь,-

Чем либеральней, тем они пошлее,

Цивилизация - для них фетиш,

Но недоступна им ее идея.

 

Как перед ней ни гнитесь, господа,

Вам не снискать признанья от Европы:

В ее глазах вы будете всегда

Не слуги просвещенья, а холопы.

«Господи, да какие же мы русские? - мелькало у меня подчас в голове в эту минуту, все в том же вагоне. - Действительно ли мы русские в самом-то деле? Почему Европа имеет на нас, кто бы мы ни были, такое сильное, волшебное, призывное впечатление? То есть я не про тех русских теперь говорю, которые там остались, ну вот про тех простых русских, которым имя пятьдесят миллионов, которых мы, сто тысяч человек, до сих пор пресерьезно за никого считаем и над которыми глубокие сатирические журналы наши до сих пор смеются за то, что они бород не бреют. Нет, я про нашу привилегированную и патентованную кучку теперь говорю. Ведь все, решительно почти все, что есть в нас развития, науки, искусства, гражданственности, человечности, все, все ведь это оттуда, из той же страны святых чудес! Ведь вся наша жизнь по европейским складам еще с самого первого детства сложилась. Неужели же кто-нибудь из нас мог устоять против этого влияния, призыва, давления? Как еще не переродились мы окончательно в европейцев? Что мы не переродились - с этим, я думаю, все согласятся, одни с радостию, другие, разумеется, со злобою за то, что мы не доросли до перерождения. Это уж другое дело. Я только про факт говорю, что не переродились даже при таких неотразимых влияниях, и не могу понять этого факта. Ведь не няньки ж и мамки наши уберегли нас от перерождения. Ведь грустно и смешно в самом деле подумать, что не было б Арины Родионовны, няньки Пушкина, так может быть, и не было б у нас Пушкина. Ведь это вздор? Неужели же не вздор? А что, если и в самом деле не вздор? Вот теперь много русских детей везут воспитываться во Францию; ну что, если туда увезли какого-нибудь другого Пушкина и там у него не будет ни Арины Родионовны, ни русской речи с колыбели? А уж Пушкин ли не русский был человек! Он, барич, Пугачева угадал и в пугачевскую душу проник, да еще тогда, когда никто ни во что не проникал. Он, аристократ, Белкина в своей душе заключал. Он художнической силой от своей среды отрешился и с точки народного духа ее в Онегине великим судом судил. Ведь это пророк и провозвестник. Неужели ж и в самом деле есть какое-то химическое соединение человеческого духа с родной землей, что оторваться от нее ни за что нельзя, и хоть и оторвешься, так все-таки назад воротишься», - писал Ф.М. Достоевский в «Зимних заметках о летних впечатлениях».

В этом путевом очерке великий писатель с большой едкостью высмеял нашего «русского европейца»: «Да-с, мы теперь совершенно утешились, сами собою утешились. Пусть все вокруг нас и теперь еще не очень красиво; зато сами мы до того прекрасны, до того цивилизованы, до того европейцы, что даже народ стошнило, на нас глядя. Теперь уж народ нас совсем за иностранцев считает, ни одного слова нашего, ни одной книги нашей, ни одной мысли нашей не понимает, - а ведь это, как хотите, прогресс. Теперь уж мы до того глубоко презираем народ и начала народные, что даже относимся к нему с какою-то новою, небывалою брезгливостью, которой не было даже во времена наших Монбазонов и де Роганов, а ведь это, как хотите прогресс. Зато как же мы теперь самоуверенны в своем цивилизаторском призвании, как свысока решаем вопросы, да еще какие вопросы-то: почвы нет, народа нет, национальность - это только известная система податей, душа - tabula rasa, вощичек, из которого можно сейчас же вылепить настоящего человека, общечеловека всемирного, гомункула - стоит только приложить плоды европейской цивилизации да прочесть две-три книжки. Зато как мы спокойны, величаво спокойны теперь, потому что ни в чем не сомневаемся и все разрешили и подписали».

Описывая своё пребывание во Франции, Фёдор Михайлович останавливается на коренном противоречии идеала христианского и навязываемого «прогрессивным миром»: «Что такое liberte? Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать все что угодно в пределах закона. Когда можно делать все что угодно? Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все что угодно, а тот, с которым делают все что угодно. Что ж из этого следует? А следует то, что кроме свободы, есть еще равенство, и именно равенство перед законом. Про это равенство перед законом можно только сказать, что в том виде, в каком оно теперь прилагается, каждый француз может и должен принять его за личную для себя обиду. Что ж остается из формулы? Братство. Ну эта статья самая курьезная и, надо признаться, до сих пор составляет главный камень преткновения на Западе. Западный человек толкует о братстве как о великой движущей силе человечества и не догадывается, что негде взять братства, коли его нет в действительности. Что делать? Надо сделать братство во что бы ни стало. Но оказывается, что сделать братства нельзя, потому что оно само делается, дается, в природе находится. А в природе французской, да и вообще западной, его в наличности не оказалось, а оказалось начало личное, начало особняка, усиленного самосохранения, самопромышления, самоопределения в своем собственном Я, сопоставления этого Я всей природе и всем остальным людям, как самоправного отдельного начала, совершенно равного и равноценного всему тому, что есть кроме него. Ну, а из такого самопоставления не могло произойти братства. Почему? Потому что в братстве, в настоящем братстве, не отдельная личность, не Я, должна хлопотать о праве своей равноценности и равновесности со всем остальным, а все-то это остальное должно бы было само прийти к этой требующей права личности, к этому отдельному Я, и само, без его просьбы должно бы было признать его равноценным и равноправным себе, то есть всему остальному, что есть на свете. (…) Что ж, скажете вы мне, надо быть безличностью, чтоб быть счастливым? Разве в безличности спасение? Напротив, напротив, говорю я, не только не надо быть безличностью, но именно надо стать личностью, даже гораздо в высочайшей степени, чем та, которая теперь определилась на Западе. Поймите меня: самовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли. Добровольно положить свой живот за всех, пойти за всех на крест, на костер, можно только сделать при самом сильном развитии личности. Сильно развитая личность, вполне уверенная в своем праве быть личностью, уже не имеющая за себя никакого страха, ничего не может сделать другого из своей личности, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтоб и другие все были точно такими же самоправными и счастливыми личностями. Это закон природы; к этому тянет нормально человека».

Литературовед Игорь Золотусский констатирует: «Лучшие писатели ХIХ века не дали себя обмануть свободой для дьявола. Ибо есть свобода для дьявола и свобода для Христа. В первом случае человек говорит своему произволу «да», во втором – «нет». Кажется, мир уже сказал своему произволу «да». Он создал социальную конструкцию, где Богу, по существу, нет места, зато есть место торжеству «гордости ума» над правотой сердца».

Действительно, русские писатели – Жуковский, Вяземский, Языков, Хомяков, Пушкин, Гоголь, Погодин, Аксаковы, Тютчев, Достоевский и др. – ещё на дальних подступах уловили главный спор наступающей эпохи, указали ту линию невидимого до времени фронта, у которой разгоралась битва за будущее не только России, но и мира, и дали свои ответы на вопросы, которые и сегодня стоят перед нами. Приведём несколько цитат:

 

В.А. Жуковский:

Что есть свобода? Способность произносить слово «нет» мысленно или вслух.

 

А.С. Пушкин:

С изумлением увидели мы демократию в ее отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую – подавлено неумолимым эгоизмом и страстию к довольству.

 

Простительно выходцу не любить ни русских, ни России, ни истории её, ни славы её, но не похвально ему за русскую ласку марать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцев.

 

...свобода, не ограниченная Божеским законом, о которой краснобайствуют молокососы или сумасшедшие, гибельна для личности и общества…

 

Россия слишком мало известна русским… Изучение России должно будет преимущественно занять умы молодых, готовящихся служить отечеству верою и правдою…

 

М.П. Погодин:

Нравственного воспитания нет нигде. Самолюбие, честолюбие, корыстолюбие, тщеславие, ревность, зависть, развиваются как угодно, и даже с содействием воспитателей. Учат законам, а не честности. Обогащают знаниями, которые накладываются во все карманы, и пренебрегают жизнью сердца, воли, и возведением их по степеням выше и чище.

 

Н.В. Гоголь:

Свобода не в том, чтобы говорить произволу своих желаний: да, но в том, чтобы уметь сказать им: нет.

 

Там только исцелится вполне народ, где постигнет монарх высшее значенье своё – быть образом Того на земле, Который сам есть любовь.

 

Душа  хочет  любить  одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы  русский.  Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть  сама  Россия.  Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России. К этой любви нас ведет теперь сам Бог.

 

Без болезней и страданий,  которые  в  таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не  почувствовал бы никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть  уже  начало  любви.  Уже крики на бесчинства, неправды и взятки - не просто  негодованье  благородных на бесчестных, но  вопль  всей  земли,  послышавшей,  что  чужеземные  враги вторгнулись в  бесчисленном  множестве,  рассыпались  по  домам  и  наложили тяжелое ярмо на каждого человека; уже и те, которые  приняли  добровольно  к себе в домы этих страшных врагов душевных, хотят от них освободиться сами, и не знают, как это сделать, и все сливается в один потрясающий вопль,  уже  и бесчувственные подвигаются. Но прямой любви еще не слышно ни в ком, - ее нет также и у вас. Вы еще не любите  Россию:  вы  умеете  только  печалиться  да раздражаться слухами обо всем дурном, что в ней ни делается, в вас  все  это производит только одну черствую досаду да уныние. Нет, это  еще  не  любовь, далеко вам до любви,  это  разве  только  одно  слишком  еще  отдаленное  ее предвестие. Нет, если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадет тогда сама собой та близорукая мысль, которая зародилась теперь у многих честных и даже весьма умных людей, то есть, будто в теперешнее время они уже ничего не могут сделать для России и будто они ей уже не нужны совсем; напротив, тогда только во всей силе вы почувствуете,  что  любовь  всемогуща  и  что  с  ней возможно все сделать.

 

…гордость  ума. Никогда еще не возрастала она до такой силы, как в девятнадцатом  веке.  Она слышится в самой боязни каждого прослыть дураком. Все вынесет человек  века: вынесет названье плута, подлеца; какое хочешь дай ему  названье,  он  снесет его - и только же снесет названье дурака. Над всем он позволит посмеяться  - и только не позволит посмеяться над умом своим. Ум его для него  -  святыня. Из-за малейшей насмешки над умом своим он  готов  сию  же  минуту  поставить своего брата на благородное расстоянье и посадить, не дрогнувши, ему пулю  в лоб. Ничему и ни во что он не верит; только верит в один ум  свой.  Чего  не видит его ум, того для него нет. Он позабыл даже, что ум идет вперед,  когда идут вперед все нравственные силы в человеке, и стоит без  движенья  и  даже идет назад, когда не возвышаются нравственные силы. Он позабыл и то, что нет всех сторон ума ни в одном человеке; что другой человек может видеть  именно ту сторону вещи, которую он не может видеть, и, стало быть, знать того, чего он не может знать. Не верит он этому, и все, чего не видит он  сам,  то  для него ложь. И тень христианского смиренья не может к нему прикоснуться  из-за гордыни его ума. Во всем он усумнится: в сердце человека, которого несколько лет знал, в правде, в боге усумнится, но не усумнится в своем уме. Уже ссоры и брани начались не за какие-нибудь  существенные  права,  не  из-за  личных ненавистей - нет, не чувственные страсти, но страсти ума уже  начались:  уже враждуют лично из несходства мнений, из-за противуречий  в  мире  мысленном. Уже образовались целые  партии,  друг  друга  не  видевшие,  никаких  личных сношений еще не имевшие - и уже друг друга ненавидящие. Поразительно:  в  то время, когда уже было начали думать люди, что образованьем выгнали злобу  из мира, злоба другой дорогой, с другого конца входит в мир, - дорогой  ума,  и на крыльях журнальных листов, как всепогубляющая саранча, нападает на сердца людей повсюду. Уже и самого ума почти не слышно. Уже и умные  люди  начинают говорить ложь противу собственного убеждения, из-за того  только,  чтобы  не уступить противной партии, из-за того  только,  что  гордость  не  позволяет сознаться перед всеми в ошибке - уже одна чистая злоба воцарилась наместо ума.

 

Дух гордости перестал уже являться  в  разных  образах  и  пугать  суеверных людей,  он  явился  в  собственном  своем  виде.  Почуя,  что  признают  его господство, он перестал уже и чиниться  с  людьми.  С  дерзким  бесстыдством смеется в глаза им же, его признающим; глупейшие  законы  дает  миру,  какие доселе еще никогда не давались, - и мир это видит и не смеет ослушаться. Что значит эта мода, ничтожная, незначащая, которую допустил вначале человек как мелочь, как невинное дело, и которая теперь, как полная хозяйка, уже стала распоряжаться в домах наших, выгоняя все, что есть главнейшего и  лучшего  в человеке? Никто не боится  преступать  несколько  раз  в  день  первейшие  и священнейшие законы Христа и между тем  боится  не  исполнить  ее  малейшего приказанья, дрожа перед нею, как робкий мальчишка. Что значит,  что  даже  и те, которые сами над нею смеются,  пляшут,  как  легкие  ветреники,  под  ее дудку? Что значат эти так называемые бесчисленные  приличия,  которые  стали сильней всяких коренных  постановлений?  Что  значат  эти  странные  власти, образовавшиеся мимо законных, - посторонние, побочные влияния?  Что  значит, что уже правят миром швеи, портные и  ремесленники  всякого  рода,  а  божие помазанники остались в стороне? Люди темные, никому не известные, не имеющие мыслей и чистосердечных убеждений, правят мненьями и мыслями умных людей,  и газетный листок,  признаваемый  лживым  всеми,  становится  нечувствительным законодателем его не уважающего человека.  Что  значат  все  незаконные  эти законы, которые видимо, в виду всех, чертит исходящая снизу нечистая сила, - и мир это видит весь и, как  очарованный,  не  смеет  шевельнуться?  Что  за страшная насмешка над человечеством!

 

К.С. Аксаков:

Народное воззрение есть самостоятельное воззрение народа, при котором только и возможно постижение общей всечеловеческой истины. Как человек, не имеющий своего мнения или воззрения, не имеет никакого: так народ, не имеющий своего мнения или воззрения, не имеет никакого (следовательно, бесплоден и бесполезен).

 

В.О. Ключевский:

Политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной.

 

А.К. Толстой:

Свобода и законность, чтобы быть прочными, должны опираться на внутреннее сознание народа.

 

В.И. Даль:

Ни прозвание, ни вероисповедание, ни самая кровь предков не делает человека принадлежащим той или другой народности. Дух, душа человека - вот где надо искать принадлежности к тому или другому народу.

 

А.А. Григорьев:

Нет, нет - наш путь иной... И дик, и страшен вам,

Чернильных жарких битв копеечным бойцам,

Подъятый факел Немезиды;

Вам низость по душе, вам смех страшнее зла,

Вы сердцем любите лишь лай из-за угла

Да бой петуший за обиды!

И где же вам любить, и где же вам страдать

Страданием любви распятого за братий?

И где же вам чело бестрепетно подъять

Пред взмахом топора общественных понятий?

Нет, нет - наш путь иной, и крест не вам нести:

Тяжел, не по плечам, и вы на полпути

Сробеете пред общим криком,

На трапезе божественной любви

Вы не причастники, не ратоборцы вы

О благородном и великом.

И жребий жалкий ваш, до пошлости смешной,

Пророки ваши вам воспели...

За сплетни праздные, за эгоизм больной,

В скотском бесстрастии и с гордостью немой,

Без сожаления и цели,

Безумно погибать и завещать друзьям

Всю пустоту души и весь печальный хлам

Пустых и детских грез, да шаткое безверье;

Иль целый век звонить досужим языком

О чуждом вовсе вам великом и святом

С богохуленьем лицемерья!..

 

Ф.М. Достоевский:

Муравейник, давно уже созидавшийся в ней (Европе – Е.С.) без церкви и без Христа (ибо церковь, замутив идеал свой, давно уже и повсеместно перевоплотилась там в государство), с расшатанным до основания нравственным началом, утратившим всё, всё общее и всё абсолютное, - этот созидавшийся муравейник, говорю я, весь подкопан. Грядет четвертое сословие, стучится и ломится в дверь и, если ему не отворят, сломает дверь. Не хочет оно прежних идеалов, отвергает всяк доселе бывший закон. На компромисс, на уступочки не пойдет, подпорочками не спасете здания. Уступочки только разжигают, а оно хочет всего. Наступит нечто такое, чего никто и не мыслит. Все эти парламентаризмы, все исповедоваемые теперь гражданские теории, все накопленные богатства, банки, науки, жиды - всё это рухнет в один миг и бесследно - кроме разве жидов, которые и тогда найдутся как поступить, так что им даже в руку будет работа. Всё это «близко, при дверях».

 

Чем сильнее и самостоятельнее развились бы мы в национальном духе нашем, тем сильнее и ближе отозвались бы европейской душе и, породнившись с нею, стали бы ей понятнее. Тогда не отвёртывались бы от нас высокомерно, а выслушивали бы нас. Мы и на вид тогда станем совсем другие. Став самими собой, мы получим наконец облик человеческий, а не обезьяний. Мы получим вид свободного существа, а не раба, не лакея, не Потугина; нас сочтут тогда за людей, а не за международную обшмыгу…

 

Народ божий любите, не отдавайте стада отбивать пришельцам, ибо если заснете в лени и в брезгливой гордости вашей, а пуще в корыстолюбии, то придут со всех стран и отобьют у вас стадо ваше. Толкуйте народу Евангелие неустанно... Не лихоимствуйте... Сребра и золота не любите, не держите... Веруйте и знамя держите. Высоко возносите его...

 

Провозгласил мир свободу, в последнее время особенно, и что же видим в этой свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство! Ибо мир говорит: «Имеешь потребности, а потому насыщай их, ибо имеешь права такие же, как и у знатнейших и богатейших людей. Не бойся насыщать их, но даже приумножай», - вот нынешнее учение мира. В этом и видят свободу. И что же выходит из сего права на приумножение потребностей? У богатых уединение и духовное самоубийство, а у бедных - зависть и убийство, ибо права-то дали, а средств насытить потребности еще не указали. Уверяют, что мир чем далее, тем более единится, слагается в братское общение, тем что сокращает расстояния, передает по воздуху мысли. Увы, не верьте таковому единению людей. Понимая свободу, как приумножение и скорое утоление потребностей, искажают природу свою, ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желаний, привычек и нелепейших выдумок. Живут лишь для зависти друг к другу, для плотоугодия и чванства.

Иметь обеды, выезды, экипажи, чины и рабов-прислужников считается уже такою необходимостью, для которой жертвуют даже жизнью, честью и человеколюбием, чтоб утолить эту необходимость, и даже убивают себя, если не могут утолить ее. У тех, которые не богаты, то же самое видим, а у бедных неутоление потребностей, зависть пока заглушаются пьянством. Но вскоре вместо вина упьются и кровью, к тому их ведут. (…) И не дивно, что вместо свободы впали в рабство, а вместо служения братолюбию и человеческому единению впали напротив в отъединение и уединение, как говорил мне в юности моей таинственный гость и учитель мой. А потому в мире все более и более угасает мысль о служении человечеству, о братстве и целостности людей и воистину встречается мысль сия даже уже с насмешкой, ибо как отстать от привычек своих, куда пойдет сей невольник, если столь привык утолять бесчисленные потребности свои, которые сам же навыдумал? В уединении он, и какое ему дело до целого. И достигли того, что вещей накопили больше, а радости стало меньше.

 

О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря уже на знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные, приобщившиеся сатане и гордому духу его всецело. Для тех ад уже добровольный и ненасытимый; те уже доброхотные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв бога и жизнь. Злобною гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную свою сосать из своего же тела начал. Но ненасытимы во веки веков и прощение отвергают, бога, зовущего их, проклинают. Бога живаго без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было бога жизни, чтоб уничтожил себя бог, и все создание свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия. Но не получат смерти...

 

В.Л. Величко:

Истинная перемена к лучшему достигается лишь переменою нравов, а последняя отнюдь не обеспечивается прогрессивными реформами, которые нередко на деле понижают культурный уровень массы, вместо того, чтобы повышать его.

 

Общество человеческое подвергается особой казни, перед которою египетские казни были детскою забавою. Провозглашается единовластие материи, материализм возводится в культ, посягая не только на карманы, но и на самую душу обывателя, устанавливается рабство, и даже нечто худшее, чем рабство: вольная и невольная продажа свободы, чести и чего угодно... Буржуазия одела право в свою ливрею, заковала его в свои кандалы. Идеалом вольной химии и техники является замена естественного искусственным, - то есть, говоря попросту, фальсификация. Идеалом материалистического культа является превращение человека в дрессированное и практично мыслящее животное, или в зверя, - смотря по различию характеров и настроению. Представители этого миленького культа, служа, в сущности, интересам больших капиталистов, располагают и большими средствами, и полчищами герольдов, и умением воздействовать на публику, вступая в союз с её слабостями. Тут приобретают особое разлагающее значение еврейская психология, еврейский культ золотого тельца - своего рода Ваала, пожирающего или уничтожающего носителей идеала и попирающего целые народы...

 

Ф.И. Тютчев:

Истинный защитник России - это история; ею в течение трёх столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу.

 

Фёдор Иванович Тютчев ещё в 1848 г. в статье «Россия и революция» определил основной конфликт эпохи: «Уже давно в Европе существуют только две действительные силы: Революция и Россия. Эти две силы сегодня стоят друг против друга, а завтра, быть может, схватятся между собой. Между ними невозможны никакие соглашения и договоры. Жизнь одной из них означает смерть другой. От исхода борьбы между ними, величайшей борьбы, когда-либо виденной миром, зависит на века вся политическая и религиозная будущность человечества.

Факт такого противостояния всем сейчас бросается в глаза, однако отсутствие ума в нашем веке, отупевшем от рассудочных силлогизмов, таково, что нынешнее поколение, живя бок о бок со столь значительным фактом, весьма далеко от понимания его истинного характера и подлинных причин.

До сих пор объяснения ему искали в области сугубо политических идей; пытались определить различия в принципах чисто человеческого порядка. Нет, конечно, распря, разделяющая Революцию и Россию, совершенно иначе связана с более глубокими причинами, которые можно обобщить в двух словах.

Прежде всего Россия - христианская держава, а русский народ является христианским не только вследствие православия своих верований, но и благодаря чему-то еще более задушевному. Он является таковым благодаря той способности к самоотречению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы. Революция же прежде всего - враг христианства. Антихристианский дух есть душа Революции, ее сущностное, отличительное свойство. Ее последовательно обновляемые формы и лозунги, даже насилия и преступления - все это частности и случайные подробности. А оживляет ее именно антихристианское начало, дающее ей также (нельзя не признать) столь грозную власть над миром. Кто этого не понимает, тот уже в течение шестидесяти лет присутствует на разыгрывающемся в мире спектакле в качестве слепого зрителя».

 

Увы, несмотря на упование поэта, Революция Россию победила… Но эта тема иной главы, а пока же обратимся к процессам, приведшим к этой роковой победе.

 

 

Категория: Антология Русской Мысли | Добавил: Elena17 (18.10.2014)
Просмотров: 802 | Рейтинг: 0.0/0