Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Участник Кенгирского восстания Иван Иванович Карпинский был заключенным Степлага.
- Сам я с Украины. Меня арестовали за чтение буржуазной литературы. Это была книга по истории Украины.
За это мне дали 25 лет лагерей. А мне самому было только 19… Так я попал в поселок Кенгир, заключенные
которого строили город Джезказган. В основном там была молодежь с Украины, прибалты и власовцы.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Охрана лютовала. Заключенных убивали без причины. На Пасху охрана обстреляла колонну с зэками.
На следующий день весь лагерь не вышел на работу. К нам в лагерь прислали урок. Уголовников.
Для того, чтобы они нас поубивали. Но мы им этого не дали сделать. Тогда в бойне погибло 15 человек.
Это был предел...


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

- 16 мая 1954 года мы заблокировали лагерь и потребовали смену режима лагеря.
42 дня мы держали оборону. А 26 июня на нас с самолета скинули несколько фугасов.
А потом в лагерь вошли танки. Они стреляли по баракам, давили людей.
Вся земля была в крови. Не пожалели ни детей, ни женщин

На вопрос: "Как вы выжили?", Иван Иванович заплакал...


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

- Нас повезли убивать в вагонах для руды. Хотели скинуть в шахту. Пятнадцать минут мы висели над пропастью.
Нажали бы кнопку – и 40 метров вниз. Но в последний момент изменили решение. И вот так я выжил…


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

- Здесь я со своими сокамерниками в 1954 году. До сих пор тяжелые воспоминания не дают покоя,
и из памяти не вычеркнуть четыре года настоящего ада.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Условия жизни женщин не отличались от мужских. Та же грязь. Тот же голод. Та же безнадега.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Было только одно преимущество – женщин практически не расстреливали.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Полина Петровна Остапчук, бывшая заключенная Карлага.
– Я с Украины. После войны голодали мы сильно, и я собирала деньги на государственный заем после войны. По 50 рублей. Большие деньги тогда были. Заступилась перед начальством за вдову с четырьмя детьми, чтобы у нее денег не брали. За это мне дали 10 лет. Приписали мне работу на американскую разведку. Не давали спать неделю, и я все подписала.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

- В 1948 году меня отправили в Спасск. Там я пробыла 4 года. Выжила чудом.
Потом был Актас. Летом стройка, зимой завод. 4 года на отбойном молотке. А вышла я уже в 1956, отсидев 8 лет.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

- По молодости я была видной девушкой, за мной начал ухаживать комендант лагеря.
Четыре месяца ходил за мной, но я на его ухаживания не отвечала, тогда он пригрозил мне
устроить "трамвай" - это когда 11 мужчин насилуют, а 12 идет больной сифилисом.
Одну девушку так заразили и она вскоре умерла. Мне пришлось согласиться, чтобы сохранить жизнь.
Так на зоне я лишилась девственности и родила первого сына...


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Во время заключения Полина Петровна наблюдала за тем,
как один художник рисовал картины и, наблюдая, училась рисовать сама.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Полина Петровна показывает место своего заключения, нарисованное по памяти.

- Помирали много. С нашего отделения в Спасске по пять гробов в сутки вывозили.
Гробы были легкие – настолько люди были истощены. И беспредел был.
Женщин насиловали, пытали людей. Но, слава Богу, все это уже давно прошло.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

- Еще я пишу стихи. Это прямо отдушина для меня, чтобы не скучать.
В лагере научилась, в самодеятельности. Еще пела. Мы с концертами в другие лагеря ездили.
Досиживала я в Долинке – мы там и дома строили, и концерты давали.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

- Эту бумажную икону я пронесла с собой все время моего заключения. После лагерей я каждую минуту жизни ценю...


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Женщины переживали тяжелое время в разлуке с детьми. Но и сами дети испытывали на себе
всю жестокость режима и молча сносили клеймо «дети врагов народа».


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Кроватка из детдома в Долинке. Как только ребенок подрастал, его забирали в детский дом.
Многие так больше никогда и не увидели своих детей.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Но воспитатели напоминали детям, кто они есть.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Детей рассылали по детским домам Советского Союза.
Чаще всего меняли имя и фамилию.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Зоя Михайловна Слюдова - ребенок Карлага.
- Маму выслали из Белоруссии в 1939, ей было 18 лет. Я родилась в 1940 году и росла в Долинке.
Воспитателями у нас были «жены изменников Родины». А в 8 лет нас перевели в Компанейский детский дом.
Воспитатели у нас хлеб отбирали. Зимой не топили. Детей мы сами мертвых выносили. Много умерло.
Хоронили детей в деревянных бочках. Гробов на них не выделяли. Мы были детьми «врагов народа», нас было не жалко...


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

– А маму никогда не видела. По документам ее где-то под Красноярском расстреляли. В 1955…


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Дети умирали от голода каждый день. Горе ни на секунду не покидало это проклятое место.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Здесь хоронили детей, родившихся и умерших в лагере. На самом деле территория захоронения гораздо больше.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Громадное, размером в 20 стадионов, детское кладбище.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

В этих бараках, построенных зэками, жила лагерная охрана. Часть из них сейчас разобрана на кирпич.
В оставшихся живут потомки заключенных.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Сергей, глава крестьянского хозяйства. Его отец отсидел в лагерях 18 лет:

- В середине 70-х в совхозе решили окопать плотину. Бульдозер снял полметра земли и остановился. Земля была вся белая от костей. Большая часть черепов были детскими. Чтобы не поднимать шума, все срочно закопали обратно.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Больничный комплекс управления НКВД Долинки.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Юра, сторож больницы. Его мать - репатриированная немка из Поволжья.

- Здесь все сохранилось в том же виде, как и при Карлаге.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Больница до сих пор работает и обслуживает местное население.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.




Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Коридор напоминает военное время.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

При Карлаге здесь была столовая, - рассказывает Юра. - Сейчас котельная.


Увеличить это изображениеУменьшить это изображение Щелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.

Все победы и свершения, все исторические стройки, шахты, дороги, заводы,
о которых с гордостью рапортовали со всех трибун в советское время, были построены их кровью и потом.
Их жизнями. Переломанными судьбами. Трагедиями целых народов и каждого отдельного человека.
Мы не имеем права забывать об этом...


Видео было снято при помощи телефонов Nokia.


Авторы: фото - Карла Нур, текст - Константин Нагаев
ИСТОЧНИК

___________________________________

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ЛИЧНОМ

В 1986 году, ровно 25 лет тому назад, сойдя с поезда в Караганде, пешком направился на Вагонную, улицу пристанционную и неказистую. На звонок в квартирную дверь хрущевской пятиэтижки открыли сразу… Так я в первый (и последний раз) встретился с Надеждой Николаевной Коноваловой (девичья фамилия).
Надежда Николаевна прошла ад Карлага. До того были и другие советские лагеря смерти… Застал я ее, можно сказать, уже отходящей в мир иной. Она почти не вставала с постели. Переставала узнавать близких, даже родную дочь. У которой доживала последние месяцы своей жизни. Полной запредельных телесных, душевных , духовных испытаний и скорбей.

Так сложилось, что мог остаться в гостях только одну ночь. Глаз мы не сомкнули. Я пытался разузнать у дочери Надежды Николевны о скорбном пути ее мамы. Но она сама почти ничего не знала. Утром я уехал. Потом были пару писем из Караганды. Меня направили к месту новой работы. При перезде, карагандинский адрес затерялся.

Через год судьба распорядилась, чтобы я оказался у постели моей родной (по отцу) бабушки Клавдии. Приехав за тысячи километров. И только тут я решился рассказать ей о встрече в Караганде. Бабушка не проронила не слова. Только слезы текли и текли нескончаемым ручейком по исхудавшим в глубоких морщинах щекам…

Родные сестры не виделись около шестидесяти лет. И та, и другая попали под молот людоедских репрессий. Хоть обе и выжили, но свидеться сестрам-кровинушкам так и не выпало. Могу только предполагать (документы «не сохранились», скорее всего, их просто сожгли): в Карлаге пропало несколько моих родичей. В Джезказгане бывшие узники в личных разговорах мне так и говорили: очень часто умерших кучей сваливали в яму и заравнивали это место. А все документы элементарно сжигались в топках котельных… Вот так.

Красный геноцид перепахал и отцовский род и материнский. Налаженный многими поколениями, созданный трудом и подвигами сотен добросовестных людей СТРОЙ ЖИЗНИ - достойный, полнокровный, традиционный, спасительный - был разрушен, растоптан, оболган…

А что ж осталось у нас , нынешних? Если поразмыслить, то - что-то все-таки осталось.
Память, долг, христианская взаимопомощь ("За други своя..."), возрождающееся казачье братство, соратники, добрые семьи, подающая надежду молодежь.
Наконец, родная земля, Вера, Господь Бог и Спаситель наш Христос. Разве мало?
А значит и продолжим по-дедовски: Делай что должен, и будь, что будет. Аминь.
http://forum.elan-kazak.ru/t1168-topic#18846