Что побудило руководство страны устроить массовые репрессии против жителей донского региона, кто именно и почему пострадал? Об этом доклад Юлии Бирюковой, преподавателя ПСТГУ, члена Комиссии по канонизации святых Донской митрополии. мы приводим полностью текст доклада, который был сделан 15 февраля 2013 года на VIII Сретенской молодёжной конференции Шахтинской и Миллеровской епархии в Новошахтинске.

Юлия Бирюкова

Дорогие коллеги – учащиеся, преподаватели, слушатели!

Я преподаю историю Русской Православной Церкви, и стараюсь научить студентов понимать историю, видеть в ней смыслы, но не абстрактные, а самые реальные, относящиеся к нашей жизни, к нам непосредственно. Ведь история – это не набор фактов, то есть не только это, история – нечто большее, из чего мы должны извлекать уроки.

То обсуждение, которое идёт сейчас в обществе относительно некоторых исторических тем (напомню: переименование Волгограда, личность и роль Сталина и т.д.), довольно острое обсуждение, говорит, на мой взгляд, о двух вещах: о том, что история актуальна для общества, важна для нас, живущих сегодня, а также о распространённом невежестве, многие дезориентированы, не извлекают уроков из нашего прошлого.

Незнание истории, неумение понимать и ценить её уроки, не позволит нам понять настоящее, мы станем лёгкой добычей тех общественно-политических сил, которые используя невежество, пытаются манипулировать обществом.

В 2012 г. была отмечена одна печальная дата, которая актуальна и в этом году, – 75-летие «большого террора» – так историки называют 1937-38 гг. – годы достижения сталинской политикой репрессий наивысшей точки.

Русская Православная Церковь вспоминала эту дату, ведь пик репрессий в отношении верующих также приходится на эти годы.

И сегодня я хочу с вами поделиться некоторыми результатами своих исследований этой темы.

Итак,

Репрессии против духовенства и мирян на Дону в 1930-е годы.

Зададимся вопросом: что побудило руководство страны перейти в этот период к уничтожению значительной части подвластного ему населения? Проследим также как социально-исторические особенности донского региона, как аграрного района с широким представительством казачества в его общественной структуре, повлияли на переход советской власти к методам террора в отношении духовенства и мирян.

1920-1930-е годы на Дону были ознаменованы перманентным социальным конфликтом сталинского режима и казачье-крестьянского населения (1), который особенно усилился на рубеже 1930-х гг. в связи с политикой насильственной «коллективизации» сельского хозяйства. Несмотря на все старания советской власти по «перетаскиванию» казаков на свою сторону, они сохраняли по отношению к ней «угрюмое», выжидательное и скрыто враждебное отношение (2).

На протяжении 1920-х годов казаки оставались приверженцами религиозных традиций, открыто выражали свою веру.

Политика «лицом к деревне» и «лицом к казачеству» середины 1920-х гг. привела к возрастанию активности казаков, они стали принимать оживленное участие в перевыборах в местные советы. Верующие казаки единодушно блокировали все списки от фракций ВКП(б). В результате в ряде мест в советы были избраны даже члены церковно-приходских советов, на которых казаки возлагали надежды, что они «смогут по-настоящему защищать интересы Церкви». Для верующих казаков представители коммунистической партии воспринимались как враги Церкви, попирающие гражданские права казачьего населения. Проводя в советы «своих» людей, казаки, по сути, использовали ресурс современной им советской государственной системы против неё самой. Ситуация с выборами в советы привела к ослаблению позиций большевиков в деревне и в значительной мере стала причиной свёртывания политики «лицом к казачеству».

В этих условиях началась сталинская насильственная коллективизация, которая предполагала социокультурную трансформацию крестьянства, уничтожение традиционного крестьянского уклада и формирование нового социального типа, с новыми ценностными и культурными характеристиками. Поэтому борьба с религией в начале 1930-х гг. стала одной из важных составляющих политики коллективизации сельского хозяйства.

Крестьяне нередко объединялись с духовенством в протестных акциях против бесчеловечной политики власти на селе. В то же время сообщалось о массовых выступлениях крестьянства против антирелигиозной кампании, закрытия церквей, в защиту духовенства, подвергаемого различным притеснениям (3). С особой силой протестные и даже повстанческие настроения распространились в казачьих районах Северного Кавказа. Здесь в противоколхозной агитации особенно выделялся религиозный мотив. Противники колхозов небезосновательно считали, что «сплошная коллективизация» неизбежно повлечёт «сплошное закрытие церквей» (4). Духовенство при поддержке казачества называло колхозы крепостным правом и гонением на веру (5). В результате даже беднота в ряде мест отказывалась вступать в колхозы.

Сельское духовенство Дона поддержало народное протестное движение против политики власти на селе, что способствовало росту его авторитета, и было интерпретировано властью в духе сталинской теории обострения классовой борьбы по мере продвижения социализма, расценивалось как контрреволюционные действия против мероприятий советской власти и партии, что послужило поводом для широкого развёртывания репрессий. Приказ ОГПУ о мероприятиях по ликвидации кулачества как класса от 2 февраля 1930 г. провозглашал «историческую задачу» полной ликвидации враждебных сил в районах сплошной коллективизации, к числу которых были отнесены «церковники», одним из первых в планах ОГПУ стоял Северокавказский край (6). Согласно вот этому приказу ОГПУ ликвидации из районов Сев. Кавказа и Дагестана подлежали 8 тыс. чел., 28 тыс. семей края подлежало выселению.

В начале 1930-х гг. превратилось в совершенно отчётливую тенденцию обвинение православного духовенства в противодействии мероприятиям советской власти на селе.

Приведу характерный пример. В 1933 г. священника Дементия Куварина расстреляли за то, что он якобы возглавил «антисоветскую группировку» из жителей двух казачьих хуторов, целью которой был развал колхоза, срыв плана хлебозаготовки. «Заговорщики» говорили: «…никому не секрет, что нас всех ограбили и наши дети пухнут с голоду <…>», «колхозы – это барщина, все казаки могут попасть под влияние коммунистов и будут работать на них, как на господ», «наш народ умрёт с голоду» (7). На священника была возложена вина в невыполнении плана хлебозаготовки.

Дмитрий Шмарин, "Гражданская война. Расказачивание. 1919"

Успех коллективизации был поставлен властью в прямую зависимость от культурного и политического перевоспитания села. С 1929 г. большевики начинают осуществлять масштабное антирелигиозное движение. Антирелигиозная пропаганда должна была пропитать все сферы общественной, хозяйственной и политической жизни, поэтому в антирелигиозной работе власть стремилась объединить усилия общественных, профессиональных организаций, добровольных обществ: «Союза воинствующих безбожников» (СВБ), общества «Долой неграмотность!» (ОДН), профсоюзов и др., что было пафосно представлено как «единый культурно-политический и антирелигиозный фронт советской общественности» (8). Подчиняясь директивам ЦК, Агитпропотдел Северо-Кавказского крайкома партии принял решение о превращении «союза безбожников» в массовую общественную организацию, о его материальном обеспечении за счёт средств отдела народного образования, окружкомов и обкомов партии на местах. Но, несмотря ни на что, к 1933 г. значительная часть крупных организаций СВБ Северного Кавказа развалились (9). Крайправления общественных союзов, фабрично-заводские и местные комитеты партии отнеслись к антирелигиозной работе как к обычной «кампанейщине», не желали тратить на её проведение средства (10). В 1933 г. крайком партии фактически признал полнейший провал антирелигиозной работы (11). Желаемых результатов по антирелигиозному перевоспитанию населения достичь так и не удалось.

На протяжении 1930-х гг. (в период наиболее сильных репрессий) в домах у многих казаков-колхозников висели иконы. Так, например, в 1935 г. в доме молодого рабочего одного из совхозов Сальского района висела икона. На требование совхозного начальства снять икону, он реагировал отрицательно, говоря: «она мне не мешает». Мало того, там же висел портрет героя гражданской войны Ворошилова, который он украсил как икону, покрыв рушником, а в ответ на возмущения замечал: «они не подерутся, пусть висят» (12). В определённой мере сохранялись и традиции празднования церковных праздников в станицах и сёлах.

Сохраняющаяся высокая религиозность населения и авторитет канонического православного духовенства препятствовали борьбе государства с Церковью.

В 1936 г. была принята «сталинская» конституция, по которой священнослужители получили избирательные права, что способствовало росту активности верующих, развёртыванию движения за открытие церквей во многих регионах страны, в том числе в Азово-Черноморском крае (13).

В общем, все попытки власти завладеть умами своих граждан не дали требуемого результата, в стране росло социальное напряжение. Власти оставалось прибегнуть к надёжному и безотказному средству – физическому устранению носителей религиозной традиции. Большевики вспомнили опыт начала 1930-х гг. Вновь оказались востребованы две сталинские теории – теория обострения классовой борьбы по мере продвижения социализма, и теория единого фронта врагов на основе программы восстановления капитализма. Эти установки Сталина нагнетали в стране истерию и психоз (14), и определили характер репрессий этих лет. НКВД конструировало сложные дела с вымышленными связями различных категорий врагов между собой.

На 2-м Пленуме ростовского обкома партии, и 1-й Областной партконференции в 1938 г. ростовские большевики рапортовали о том, как руководствуясь решениями февралько-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. и «указаниями товарища Сталина» лично, неустанно уничтожают врага – правотроцкистов, бухаринцев, повстанческих организаций, вредителей, шпионов и диверсантов и, конечно, «церковников». Говорилось о ликвидации «церковно-белогвардейской» организации, которая, по мнению ростовских большевиков, вела «повстанческую, диверсионно-вредительскую и террористическую работу», а все её участники были агентами иностранных разведок. Наконец, ростовскими большевиками восхвалялась деятельность НКВД, руководимого «верным сталинским учеником – тов. Ежовым» (15).

Следственные дела 1930-х гг. свидетельствуют, что основной круг вопросов, ответы на которые подводили основание под обвинение, был сосредоточен на выяснении позиции духовенства относительно колхозов, сталинской конституции и избирательного закона, объединения и совместной деятельности духовенства с казаками. Типичными были обвинения в агитации против колхозов, в участии в «повстанческих казачьих организациях».

Приведу характерный пример. В 1937 г. священник Василий Голик был приговорён к расстрелу за «систематическую к[онтр]-р[еволюционную] агитацию». Что же это была за агитация? Обвинение строилось на высказываниях священника: «Жизнь невозможно тяжелая, сейчас я и семья голодаем, кушать нечего, много крестьян голодает, этому виновата соввласть [и] колхозы». Сама религиозная деятельность расценивалась как антисоветская, а значит духовенство было обречено на тотальное уничтожение в рамках советского общества. На вопрос: «каким путем Вы проводили борьбу с соввластью» протокол фиксировал такой ответ: «Зная хорошо, что мероприятия соввласти и партии направлены <…> на ликвидацию религии, я проводил работу против этих мероприятий <…>» (16). То есть свяенник сопротивлялся искоренению религии, и это было расценено как преступление против власти.

Донос парторга хутора Казачий на священника Григория Левчука, расстрелянного в 1938 г., также не делал никакого различия между религиозной и антисоветкой деятельностью, расценивая первую как преступление против власти: « <…> в 1937 Левчук, будучи попом, делал самые большие сопротивления против с[оветской]/власти <…> ведёт агитацию культа. Я со своей стороны считаю, что Левчук <…> является самым вредным элементом в данное время, которому ни в коем случае нельзя носить звание советского гражданина» (17). Священник обвинялся в том, что говорил: «Колхозы <…> созданы коммунистами для того, чтобы мучить людей. Сейчас житья нет. Как хотят, так и издеваются над вами, казаками. Коммунисты вас разграбили, а ваших отцов и сыновей замучили в тюрьмах» (18).

Священник станицы Мелеховской Семён Романенко обвинялся в том, что называл колхозное крестьянство «крепостным», что крестьян загнали в колхозы и заставили работать бесплатно», и призывал верующих объединяться вокруг церкви. Священника расстреляли (19).

Подведём итог. Идеологическая несовместимость православного вероучения с образом советского человека, конструируемого властью, крайняя мировоззренческая нетерпимость большевиков, их переход к политике расправы со всеми своими политическими и идеологическими конкурентами обусловили неизбежность жестокого подавления религии и Церкви на территории советского государства. В связи с насильственной «сплошной коллективизацией» начала 1930-х гг. напряжение протестного движения, существенной составляющей которого был протест по религиозным мотивам, достигло одного из самых высоких показателей в казачьих районах Дона. Подавление сопротивления Православной Церкви являлось важной составляющей внутренней, социальной, политики власти. Неудачи большевиков в деле антирелигиозного перевоспитания населения, протесты населения, рост социального напряжения в стране и вызванная ими необходимость создания видимости либерализации внутренней политики, стали одной из главных причин развёртывания «большого террора» конца 1930-х гг. Это была компенсационная мера и самый «продуктивный» инструмент политики сталинского режима.

Предлагаю подумать об этом, и вспоминать тогда, когда вам придётся слышать о Сталине, что это был «эффективный менеджер» и подобные этому мифы, что было в нём и что-то хорошее. Возможно, и было, но когда об этом говорят вслух, то меня не покидает ощущение, что совершается предательство. Вот хотя бы тех священников, которые в страшные годы насильственной «коллективизации» и «раскулачивания» встали на сторону бедствующего народа, против бесчеловечной внутренней политики власти, и с которыми она решительно расправилась.

Примечания

1. См., например: Бондарев В.А. Российское крестьянство в условиях аграрных преобразований в конце 20-начале 40-х годов ХХ века (на материалах Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев). Автореферат дис. … доктора исторических наук. 07.00.02. – Ростов-на-Дону, 2007.

2. Подробнее об этом см.: Скорик А.П., Тикиджьян Р.Г. Донцы в 1920-х годах: Очерки истории. – Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2010.

3. Оперативная сводка информотдела ОГПУ №40 о ходе хлебозаготовительной кампании по материалам на 1 июня 1929 г. // Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД: 1918 – 1939 гг. Т. 2. С. 914, 920-221.

4. Из справки информотдела ОГПУ об организационных недочётах и кассовой борьбе вокруг коллективизации на Северном Кавказе по материалам на 15 декабря 1929 г. // Там же. С. 1015.

5. Там же. С. 1016.

6. Приказ ОГПУ о мероприятиях по ликвидации кулачества как класса. 2 февраля 1930 (ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1944. Л. 17-25. Копия) // Российский портал «Уроки истории» Международного историко-просветительского и правозащитного фонда «Мемориал». URL: http://www.urokiistorii.ru/2010/30/ogpu-o-likvidatsii-kulachestva (дата обращения: 15.08.2011).

7. Архив Управления ФСБ по Ростовской области (Архив УФСБ РО). Д. П-45870. Л. 193, 211, 218, 219.

8. Всем республиканским, краевым, областным советам СВБ, ОДН, Облсовпрофам, Облпотребсоюзам, Облпромсоюзам и Облжилсоюза. О проработке решений 1-й Всесоюзной конференции антирелигиозниц-культармеек // Государственный архив Ростовской области (ГАРО). Ф. Р-2234. Оп. 1. Д. 8. Л. 136.

9. Там же.

10. Приложение к протоколу № 110 заседания Президиума КСПС от 10 мая 1930 г. // ГАРО. Ф. Р-2287. Оп. 1. Д. 2577. Л. 80 об.

11. ГАРО. Ф. Р-2287. Оп. 1. Д. 4623. Л. 11.

12. Скорик А.П. Казачий Юг России в 1930-е годы: грани исторических судеб социальной общности. – Ростов-на-Дону, 2009. С. 476.

13. Курляндский И.А. Сталин, власть, религия (религиозный и церковный факторы во внутренней политике советского государства в 1922-1953 гг.). – М., 2011. С. 487, 489.

14. Там же. С. 511.

15. Стенограммы II Пленума Ростовского обкома ВКП(б). Октябрь 1937 г. // Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИРО). Ф. 9. Оп. 1. Д. 1. Л. 11, 12.

16. Архив УФСБ РО. Д. П-35346. Л. 1, 21.

17. Там же. Д. П-10669. Л. 11.

18. Там же. Л. 12.

19. Архив УФСБ РО. Д. П-44813. Л. 6, 7, 30

http://istpamyat.ru/diskussii-ocenka-novosti/issledovaniya/kommunisty-vas-razgrabili-a-vashikh-otcov-i-synovej-zamuchili-v-tyurmakh/