БИТВА

Получив вызов на бой, Мстислав Удатный тотчас послал за Константином. Князья – союзники обсудили сложившееся положение и повторно привели Константина Всеволодовича к крестному целованию на том, что он не изменит уговору и не перейдет к братьям. Вслед за тем, в ту же ночь с 19 на 20 апреля, новгородские и смоленские полки снялись со стана и двинулись к Липице. С их приближением в лагере ростовцев поднялись приветственные крики, затрубили трубы. Это вызвало тревогу среди суздальцев – позднее новгородцы даже утверждали, будто их враги, при всей своей многочисленности, едва не обратились в бегство от этого ночного переполоха. Поутру 20 апреля союзные рати вышли на Липицкое поле в боевом порядке. Но противника тут не было.

Суздальцы также снялись с лагеря еще затемно. Но, достигнув Липицкой равнины, они не остановились там, как было условлено, а пересекли лес и взошли на удобную для обороны возвышенность, называемую Авдова гора. Возможно, заслышав боевые трубы ростовцев, Юрий и Всеволод заподозрили своих врагов в стремлении нанести внезапный ночной удар и разгромить их на марше. Так или иначе, но, взойдя на Авдову гору, они укрепили свое расположение плетнем и кольями ("оплетено бо бе место то плетнем и насовано колья") и до рассвета продержали своих ратников в боевом порядке за щитами.

Определив местонахождение неприятеля, союзники в свой черед заняли позиции на Юрьевой горе, отделенной от Авдовой глубоким заросшим оврагом. По дну этой "дебри" струился небольшой ручей Тунег. Владимир Псковский с белозерцами еще не появился и потому союзники предприняли попытку выиграть время путем возобновления переговоров. С Юровой горы на Авдову отправились три княжих мужа со словами к Юрию: "Дай мир, а не дашь мира, то отступи далее на ровное место и мы на вас пойдем, или мы отступим к Липице, а вы перейдете". Но Юрий, опасаясь подвоха, отвечал: "Мира не принимаю и не отступлю. Пришли вы сюда через всю нашу землю долгой дорогой, так разве через дебрь сию, через поток малый перейти не можете!"

Выжидать далее было невозможно. Мстислав послал охотников из дружинной "молоди" биться с суздальцами в "дебри". День выдался ветреный и холодный, ратники были утомлены ночным переходом, поэтому стычки шли вяло. Именно к этим схваткам, вероятно, относится один из рассказов о подвигах Александра Поповича, ярко отображающий тогдашние рыцарские нравы. Один из суздальских воевод спустился в овраг к ручью и воскликнул "ратным голосом", вызывая ростовского витязи на поединок: "Червлен щит, еду сим". Заслышав это, Попович послал к суздальцу оруженосца Торопа со своим червленым щитом – "на нем же написан лютый змей". Тороп, показав противнику герб своего хозяина, спросил: "Что хочешь от щита сего?" "Я хочу того, кто за ним едет", – отвечал поединщик. Вызов был принят.

"И Торопец пригна к Олександру, рече: "Тоби, господине, зовет". И Олександр, похватя щит, бысть за рекою и рече ему: "Отъеди". И тако борзо ся съехашася. И Олександр вырази воеводу из седла и ступи ему на горло и обрати оружие свое, рече ему: "Чего хочешь?" И он рече: "Господине, хощу живота". И Олександр рече: "Иди, трижды погрузися в реку да буди у мене". И он погрузивси и прииде к нему. И Олександр рече: "Едь к своему князю и скажи ему: "Олександр Попович велит тебе уступить вотчину великого князя или же мы ее сами у тебя возьмем. Да привези мне ответ, а то я тебя и среди полков найду!" Суздалец съездил на вершину Авдовой горы и вернулся с отказом.

К сумеркам схватки в низине затихли. Предводители союзной рати обсудили дальнейшие действия и утром 21 апреля войска стали сворачивать лагерь, чтобы выступить прямо на Владимир. Заметив движение в стане неприятеля, суздальские полки угрожающе подались вперед, выйдя из-за своих полевых укреплений. Стало ясно, что Юрий и Ярослав не упустят возможности ударить в тыл противнику, не дав ему изготовиться к бою. Движение войск тотчас было остановлено. В это время подошли, наконец, белозерцы во главе с Владимиром Мстиславичем. Его прибытие обрадовало и ободрило союзников. Новгородцев вернули на исходные позиции, чтобы сдержать порыв суздальской рати, а князья собрались на совещание. Константин указал на опасность ухода с занятых позиций: "Когда мы пойдем мимо них, они возьмут нас в тыл, а люди мои не дерзки на бой, разойдутся в города". Всех воодушевили слова Мстислава Удатного: "Братья, гора нам не поможет и не победит нас. Воззрите на силу честного креста и на правду: пойдем к ним!" Так было принято решение ударить на суздальцев в лоб, невзирая на их численное превосходство и удобное для обороны положение.

Полки стали разворачиваться к бою. Обычным боевым порядком русской рати было трехчастное деление на большой полк (чело) и фланговые полки правой и левой руки. В данном случае союзники также не отступили от традиций. В центре стали новгородцы и дружина Мстислава Удатного. По правую руку от него расположились смоляне Владимира Рюриковича; по левую – ростовцы Константина, белозерцы и псковичи Владимира Мстиславича. Небольшой отряд Всеволода Мстиславича слился с новгородцами. Левый фланг был усилен также присутствием там ростовских богатырей.

Полки Всеволодичей, вышедшие из-за своих укреплений и несколько спустившиеся по склону Авдовой горы, также изготовились к бою. Юрий во главе суздальцев стал против новгородцев. Правый фланг, напротив ростовцев и псковичей, заняла "меньшая братия" – Иван и Святослав; левый – Ярослав во главе объединенных сил переяславцев, городчан, бродников, а также муромцев Давыда Юрьевича. В полках Юрия играло 60 труб и бубнов; 40 труб и бубнов ободряли войска Ярослава.

Мстислав Удатный, объезжая ряды ратников, держал речь: "Братья! Мы вошли в землю сильную. Воззрим на Бога и станем крепко, не озираясь назад; побежавши не уйдешь. Забудем, братья, жен, детей и свои дома. Кому не умирать? А к бою идите, кто хочет, пеш ли, на конях ли".

"Не хотим умирать на конях, будем биться пеши, как отцы наши на Колокше!" – отвечали новгородцы. Битва, воспоминания о которой их столь воодушевляли, произошла еще в 1096 г. и в ней благодаря именно действиям новгородской пехоты Мстислав Великий, прадед Удатного, одержал верх над противником своим Олегом Святославичем. И теперь новгородцы спешились, сбросили сапоги и верхнее платье, и с громким криком бегом начали спускаться по склону Юровой горы. Примеру их последовали и смоляне, хотя, как не преминул ответить новгородский летописец, разувшись они все же обмотали себе ноги. Смолян вел воевода Ивор Михайлович, а князья во главе конных дружин медленно следовали за ними. Спускаться по крутизне верхом было неудобно – конь под Ивором споткнулся и воевода покатился наземь. Но его пешцы продолжали атаку, не дожидаясь пока он поднимется. Набрав скорость, новгородцы с ходу взлетели на склон Авдовой горы и ударили на врага, осыпав его вначале сулицами, а затем сойдясь врукопашную "с киями и топорами". Спускаясь в "дебрь" и поднимаясь в гору, новгородцы взяли несколько правее и в результате основной удар их пришелся как раз по полкам ненавистного им Ярослава. Вероятно, силы Ярослава оказались несколько выдвинуты вперед из общей линии суздальской рати – по причине особенностей рельефа или же большей поспешности при выходе из лагеря. Врубившись со страшным криком в ряды неприятеля, атакующие потеснили врага и даже подсекли один из стягов Ярослава. Однако новгородцам приходилось сражаться, поднимаясь в гору, и противостоять разом силам и Юрия и Ярослава. Поэтому после первого успешного натиска их атака была отброшена. Однако сзади их уже подпирали смоляне, а Ивор Михайлович, догнав свой полк, организовал и возглавил вторичный натиск. С ним пешцы досеклись до второго Ярославова стяга.

Видя отчаянную битву, Мстислав Удатный вскричал, обращаясь к конным дружинникам, перешедшим уже Тунег: "Не дай Бог, братья, выдавать этих добрых людей!" – и повел их в атаку сквозь ряды собственной пехоты. В то же время пришел в движение и левый фланг союзного войска. Константин и Владимир Псковский обрушились на младших Всеволодичей. Склон Авдовой горы здесь был более пологим, а ратники Ивана и Святослава – менее стойкими. В результате Константин со своими витязями врубился в полки младших братьев, "оные разделил и, сбив с места, поворотил на суздальцев". В этом натиске Александр Попович сошелся с "безумным боярином" Ратибором и тот, несмотря на всю свою похвальбу, был сражен им в поединке. Та же участь постигла и другого суздальского богатыря Юряту.

Тем временем Мстислав Удатный, вооруженный боевой секирой с ремешком на запястье, трижды проехал, "секуще людье", сквозь полки Юрия и Ярослава, сопровождаемый Владимиром Рюриковичем и отборными дружинниками. Никоновская летопись утверждает, будто в пылу боя Мстислав столкнулся с Поповичем, который, якобы, не признал князя и едва не рассек его мечом, а признав, дал ему совет: "Княже, ты не дерзай, но стой и смотри; егда убо ты, глава, убиен будешь, и что суть иные и куда им податься?" Но этот эпизод следует, несомненно, отнести к разряду позднейших домыслов. Вряд ли столь опытный воин как Попович, не опознал бы даже в горячке схватки собственного предводителя. И уж тем более невероятен данный им князю совет "стоять и смотреть" в сторонке – подобное поведение было бы просто немыслимо для князя XIII в., тем более такого, как Мстислав Мстиславич, прославившегося равно и мастерством полководца, и воинской удалью.

Битва продолжалась с утра почти до полудня и какое-то время исход ее оставался неясен: "И бысть сеча зла, един перед другим хотел храбрость свою изъявить и врага победить. Тут слышати было ломание копий, стенание язвенных, топот конский, за которым ничего ратные не можаще друг по другу рещи, ни повелений воевод слышати, а от праху ничто можаху видети перед себя. Лияся кровь повсюду и падаша по обою сторону на месте там толико много, что никоему не бе поступити далее или назад. Никто же не хотел уступити".

Судя по новгородской летописи, исход боя решил именно упорный натиск новгородцев при некоторой поддержке смолян (о действиях левого крыла Константина там даже не упоминается). Воины Ярослава дрогнули и бежали, а глядя на них, и Юрий тоже "вда плече". Однако иная картина вырисовывается со слов В.Н. Татищева, передававшего ростовскую точку зрения. Судя по всему, полк Константина и Владимира Псковского рассек противостоящее ему правое крыло неприятельской рати и вышел во фланг и тыл суздальцам Юрия. Суздальцы, подвергавшиеся с фронта мощному натиску Мстислава Удатного, оказались между двух огней, а воины Ярослава уже подавались под напором новгородцев и смолян. Итогом стало повальное бегство рати Всеволодичей, сопровождавшееся ее массовым избиением. Опытный Мстислав, однако, сознавал, что битва еще не кончена и противник вполне может одержать верх, используя свое численное превосходство. Поэтому он громко отдал приказ своим торжествующим ратникам: "Братья, не бросайтесь на обоз, а бейте их.

Вернутся – изметут они нас!" Новгородцев не надо было уговаривать продолжать резню, но смоляне, как не упустил отметить новгородский летописец, "нападоша на товар и одираху мертвыя". Однако охваченные паникой и лишенные командования суздальские полки остановиться уже не могли. Как обычно в средневековых сражениях, основные потери проигравшая армия несла именно во время бегства. Из бегущих суздальцев "мнози истопоша в реце, а инии ранены изомроша". Крики раненых и умерщвляемых слышались в самом Юрьеве. Новгородцы не давали врагу пощады. Едва скрылся от преследования и сам Ярослав. Чтобы облегчить бегство, он скинул в ближайшие заросли орешника кольчугу и свой фамильный золоченый шлем с чеканным изображением Св. Архистратига Михаила, а сам умчался в сторону Переяславля. Так же поступил и Юрий, прискакавший во Владимир уже к полудню того же дня, когда на Липице только завершилось добивание его рати. Он примчался в свою столицу "на четвертом кони, а трех одуши, в первой сорочици, а подклад и то вывергл".

Победителям достался весь обоз, все стяги, боевые трубы и бубны Всеволодичей, но всего 60 человек пленных. Число погибших же было огромно, хотя с трудом поддается определению. Летописные известия носят весьма недостоверный характер. Согласно им в этой жестокой битве пало всего 5 новгородцев и 1 смолянин ("Новгородьць убиша на сступе Дмитра Плсковичина, Антона котельника, Иванка Прибышиниця опоньника. А в загоне Иванка Поповиця, Сьмьюна Петриловиця, Тьрьского данника"); враги же потеряли убитыми 9 233 человека. Поздняя Никоновская летопись дает потери союзников в 550, а потери суздальцев в 17 200 человек, оговариваясь в обоих случаях: "кроме пешцев". У В.Н.Татищева потери сторон соответственно исчисляются в 2 550 и 17 250 человек, причем он добавляет, что более всего убитых и раненых было среди смолян, ибо там, где они наступали, гора была крута и неровна. Поздняя цифра 17200 явно недостоверна и можно вполне поверить новгородцам относительно 9 233 убитых неприятелей. Но потери союзников, разумеется, не могли ограничиться цифрой в 6 человек и тут более вероятно число, близкое к называемым Татищевым 2 550 убитым.
 

Схема сражения


Место Липицкой битвы и перемещения войск

ИТОГИ


Мстислав Удатный не велел преследовать бегущих, что летописец приписывает его христианскому человеколюбию. Иначе, по его мнению, "князю Юрию и Ярославу не уйти было. А град бы Владимерь изгонили". Вместо этого союзники целый день простояли на месте побоища. Необходимо было собрать трофеи, оказать помощь раненым, привести в порядок собственные рати. В любом случае спешить было некуда: дело было сделано, противник потерпел сокрушительное поражение, а добивать поверженного было не в обычае Мстислава Удатного.

Ярослав помчался в Переяславль на пятом коне, загнав четырех. Его душила злоба – "еще бо не насытился крови". С ходу он велел бросить в тесные погреба всех новгородцев и смолян, "иже бяху зашли гостьбою". В результате до 150 новгородцев задохнулись насмерть в застенке и выжило лишь 15 смолян, содержавшихся под стражей в гриднице. Бессмысленная и жестокая расправа эта добавляет еще один яркий штрих к пониманию характера Ярослава Всеволодовича.

Юрия, заметив со стен Владимира, горожане приняли вначале за княжеского вестника победы. Но затем они с ужасом узнали своего князя в одиноком полуодетом всаднике, который скакал вдоль стен и кричал: "Твердите город!" Поднялось общее смятение и плач. К вечеру во Владимир начали стекаться уцелевшие ратники, израненные и нагие.

Наутро, 22 апреля, Юрий созвал вече, призывая "братьев владимирцев" затвориться в городских стенах и готовиться к отпору. "Князь, Юрий! – отвечали ему горожане. – С кем затворимся? Братья наши избиты, иные пленены, а те, что прибежали, безоружны. С кем станем на бой?" Удрученный князь просил их хотя бы не выдавать его ни Мстиславу, ни Константину, обещая сам выйти из города.

В воскресенье, 22 апреля, союзная рать подступила к Владимиру и обложила его. В первую же ночь осады в городе вспыхнул пожар. Новгородцы хотели воспользоваться этим и пойти на приступ, но рыцарственный Мстислав их удержал. На другую ночь пожар повторился и горел до рассвета. На штурм теперь рвались смоляне, но Владимир Рюрикович последовал примеру Мстислава и запретил им это. Князья не считали, видимо, что погром города после того, как победа уже фактически одержана, принесет им какую-либо честь. Кроме того, им предстояло еще утвердить на Владимирском престоле Константина, а сожженный и разграбленный при штурме город был плохим подарком союзнику. Тем более, что Юрий не пытался противиться. В среду он прислал гонца со словами: "Не приступайте нынче к городу, завтра выйду из него вон". В четверг 28 апреля он с братьями Иваном и Святославом выехал из городских ворот и, явившись перед князьями-союзниками, сказал: "Братья! Вам челом бью, вам дать мне жизнь и хлеб, а брат мой Константин в вашей воле". С собой он привез богатые дары и получил мир. Константин торжественно вступил во Владимир, а Юрию дали во владение Радилов-Городец. Погрузившись с семьею на ладьи и насады, Юрий Всеволодович ушел вниз по реке, воскликнув напоследок в соборе у отцовского гроба: "Суди Бог брату моему Ярославу, он довел меня до этого".

Ярослав, в отличие от брата, не стал дожидаться подхода неприятеля к своему городу. Он явился в стан Константина 3 мая на подступах к Переяславлю и униженно молил о заступничестве: "Брат и господин, я в твоей воле, не выдай меня ни тестю моему Мстиславу, ни Владимиру, сам накорми меня хлебом". Прочим князьям и новгородцам Ярослав выслал богатые дары. Мстислав Удатный не пожелал даже видеть зятя, лишь потребовав от него возвращения дочери. Позднее Ярослав "многажды сылая с мольбою к Мстиславу, прося своеи княгини: князь же Мстислав не дась ему." Уцелевшие новгородские узники получили наконец свободу.

Война завершилась. Союзники разошлись по своим городам. Новгород в очередной раз отстоял свои вольности; Мстислав Удатный и его братья стяжали себе честь и славу, победив сильнейшего врага и защитив обиженных; Константин восстановил справедливость в наследовании власти в Залесской земле, а ростовцы лишний раз показали силу своему "пригороду" Владимиру. Однако прошло всего несколько лет и результаты грандиозной битвы сошли на нет, словно ее и не было.

Константин скончался уже в 1219 году, завещав Владимирский престол все тому же Юрию Всеволодовичу. Мстислав Удатный покинул Новгород уже в 1218 г., отправившись на юг "поискать Галича", да так и остался там. Вскоре ему пришлось потерпеть первое в жизни и самое страшное поражение – на Калке, от неведомых ещё никому татар. Ростовские витязи Александр Попович и Добрыня Золотой Пояс после смерти своего покровителя Константина отъехали в Киев, опасаясь мщения Юрия, и также погибли на Калке вместе со всеми бывшими там богатырями, прикрывая отход разбитой русской рати. Тысяцкий Ярун сопровождал Мстислава Удатного в его дальнейших походах и на Калке командовал половецкой конницей. Сражался и уцелел там также и Владимир Рюрикович Смоленский. Юрий Всеволодович не участвовал в этом несчастливом походе, но татары настигли его в собственных владениях – он пал зимой 1238 г. в битве на Сити вместе со старшим сыном своего брата-соперника, ростовским князем Василием Константиновичем. Посадником Великого Новгорода был в то время Степан Твердиславич – некогда узник князя Ярослава Всеволодовича. Ярослав же, наиболее отталкивающая личность Липицкой эпопеи, пережил всех своих современников. После татарского разорения он стал великим князем владимирским, первым из всех русских князей явился на поклон в ставку Батыя, принял из рук хана ярлык на княжение и скончался на обратном пути из самого Каракарума в 1246 г. Среди сыновей его были Александр Невский и Даниил Московский. Потомки его, в конечном счете, унаследовали всю Русь.

А.В. Зорин