VI.

Divide et impera

Соперничество Польши съ Русью изъ-за преобладанія на ВостокЪ Европы привело къ соединенію Польши и Литвы, къ завоеванію западно-русскихъ и южно-русскихъ земель, къ уніи въ ЛюблинЪ въ 1569 году и, наконецъ, къ культурному и религіозному подчиненію завоеванныхъ русскихъ областей путемъ введенія церковной уніи въ 1596 г. ТЪ событія, особенно-же обЪ уніи, очень чувствительно отразились на Руси, соединенной съ Польшею. Южная Русь лишилась почти всего своего дворянства, такъ какъ оно для личныхъ выгодъ даже не переходило въ унію, а прямо въ римское католичество и присоединилось къ господствующей польской народности. При русской народности остались мелкопомЪстные дворяне и простонародіе. Но и они не представляли единства, такъ какъ ихъ раздЪляла церковная унія на уніатовъ и православныхъ. Такой политическій успЪхъ не удовлетворилъ, однако, польскихъ политаковъ. ВслЪдствіе подстреканій латинскаго духовенства и благодаря безсиліе королевской власти, не имЪвшей возможности защитить русское населеніе отъ произвола, начались на Руси, принадлежавшей ПольшЪ, религіозныя гоненія, Богданъ Хмельницкій поднялъ знамя народнаго возстанія, знамя борьбы за русскую церковь и поколебалъ основанія польскаго государства. Последовавшее затЪмъ паденіе Польши было неизбЪжнымъ послЪдствіемъ козацкихъ войнъ, въ такой мЪрЪ ослабившихъ польское государство, въ какой онЪ вскрЪпили силу сЪверной Руси послЪ присоединенія къ ней южно-русскихъ областей. Изъ вЪковой борьбы вышла Русь побЪдительницею, а Польша пала.

Польскіе политики не отказались, однако, отъ мысли возсозданія польскаго государства, но не въ этнографическихъ границахъ польскаго населенія, а на всемъ пространствЪ земель, принадлежавшихъ когда-то ПольшЪ, значитъ и въ земляхъ искони русскихъ. У польскихъ шовинистовъ есть даже формулка на обозначеніе границъ будущей Польши, именно: „отъ моржа до моржа", т. е. отъ Балтійскаго до Чернаго моря. Стремленіе польскихъ политиковъ возстановить Польшу историческую выступаетъ во всЪхъ проявленіяхъ польской жизни: въ политикЪ, въ религіи и наукЪ. За существованія польскаго государства, когда къ нему фактически принадлежали русскія области, польскіе политики, считая ихъ навсегда своими, ибо привязанными къ польскому государственному организму и политикой и религіозной уніей, не обращали особаго вниманія на русское простонародіе. Согласно своимъ воззрЪніямъ, что народъ — шляхта и интелигенція, они старались неправдою и кривдою привлечь на свою сторону только русское дворянство и интелигенцію. Только послЪ паденія Польши, когда одна часть русскихъ областей отошла къ Россіи, другая-же къ Австріи и когда польскіе политики лишились возможности держать въ своихъ рукахъ русское простонародіе, они кинулись съ всЪмъ усердіемъ къ ополяченію русскаго населенія тЪхъ областей. Въ БЪлоруссіи, въ ХолмщинЪ и въ Червонной Руси начался въ широкихъ розмЪрахъ такъ называемый „органическій трудъ" (organicznа рrаса). Какъ уже выше сказано, срЪдствами для ополяченія русскаго народа служили и служатъ до сихъ поръ: политика, религія и наука. Эти могучіе факторы, пущенные въ ходъ и управляемые искусною рукою, имЪли не только привлечь народъ для ягеллонской идеи, но даже на счетъ русскаго населенія расширить этнографическія границы Польши. Этому стремленію въ Холмской Руси содЪйствовали въ высшей степени постановленiя вЪнскаго конгреса 1815 г, по которымъ западно-русскія области принадлежали къ царству польскому и къ ВаршавЪ, какъ административному центру. Эта ошибка, допущенная правительствомъ Россіи, жестоко отомстилась впослЪдетвіи. Администрація царства польскаго была чисто польская и по той причинЪ польскіе политики безпрепятственно занимались „органическимъ трудомъ" въ русскихъ областяхъ, и, трудно повЪрить, именно по присоединевіи западно-русскихъ земель къ Россіи началось ихъ систематическое ополяченіе, приведшее окончательно къ тому, что еще нынЪ бЪлороссы и малороссы, на томъ основаніи, что ихъ предки были совращены въ унію, считаютъ себя поляками. Въ какомъ положеніи очутилась Червонная Русь послЪ присоедииенія ея къ Австріи, это мы представили выше.

Пропаганду возстановленія исторической Польши основали польскіе политики на обЪихъ уніяхъ, политической 1569 г. и церковной 1596 г. Авторитетъ этихъ уній былъ до того раздутъ польскими государственными дЪятелями и іезуитами, что самъ императоръ Александръ I хотЪлъ подъ своимъ скипетромъ возстановить Польшу въ границахъ 1772 г. чрезъ присоединеніе къ польскому царству Литвы, БЪлоруссiи и правобережной Украины [29]. Между тЪмъ въ этихъ областяхъ жилъ русскій народъ, малороссы и бЪлороссы, и литовцы, о чемъ польскіе политики сознательно умалчивали [30], а чего русскіе государственные мужи не знали. Но народъ далъ самъ о себЪ знать.

Среди малороссовъ и бЪлороссовъ, нашедшихся послЪ паденія Польши въ другихъ условіяхъ, начали возникать проблески народнаго, непольскаго сознанія. Польскимъ политикамъ было это, конечно, не на руку, но видя невозможность остановленiя этого движенія [31], они pЪшили воспользоваться имъ для своихъ цЪлей. Они начала раздувать малорусскій и бЪлорусскій сепаратизмъ и направлять его въ пользу Польши [32] и даже агитовать пЪснями на малорусскомъ нарЪчіи, какъ это доказываетъ дЪятельность Тимка Падуры и многихъ польскихъ агитаторовъ въ ГаличинЪ.

(Въ заговорЪ "декабристовъ" принимали участіе также поляки. Начальникъ южной вЪтви заговорщиковъ, Пестель (начальникомъ сЪверной вЪтви въ ПетербургЪ былъ РылЪевъ), въ ТульчинЪ, на УкраинЪ, написалъ уставъ „Тайнаго Союза" п. н. „Русская Правда", въ которомъ, подъ влiяніемъ поляковъ, выразилъ слЪдующее воззрЪніе: „ПольшЪ признается полная независимость въ границахъ 1772 г. въ той надеждЪ, что она, какъ старшая и болЪе опытная сестра, будетъ руководить младшею сестрою, Россіей". Проектъ возстановленія Польши не понравился, однако, многимъ изъ членовъ южныхъ управъ и они выступили изъ общества Пестеля и основали въ 1825 г. новый кружокъ „Соединенныхъ Славянъ" подъ предводительствомъ Борисова. До окончательнаго основанія этого кружка, по причинЪ споровъ изъ-за Малой Руси, состоялся съЪздъ польскихъ и русскихъ заговорщиковъ въ ЖитомірЪ подъ названіемъ „Славянскаго Собранія", на которомъ Томашъ Падура, польскій шляхтичъ и секретарь губернскаго маршала Волыни, предложилъ проекта національной и политической самостоятельности Малороссiи, чтобъ такимъ образомъ рЪшить притязанія на нее русскихъ и поляковъ. Такъ какъ, однако, тогда еще и помину не было о малорусскомъ сепаратизмЪ, то Томашъ Падура и Вадлавъ Ржевускій (Ревуха) взяли на себя задачу вызвать малорусскій сепаратизмъ посредствомъ пЪсенъ и тайной агитаціи, (См. Prawdziwy zywot Tomasza Padury. Poznan 1875). Мысль Падуры развивалъ дальше около 1835 г. Семененко, впослЪдствіи „генералъ" змартвыхвстанцевъ, сынъ православнаго бЪлоросса, совращенный матерью-полькою въ католичество. (См журналъ парижскихъ эмигрантовъ Polnoc н-ръ 16, 1835). Въ этомъ отношеніи Семененко нашелъ поддержку со стороны проживавшихъ тогда во Франціи эмигрантовъ: А. Мицкевича, Богдана и Iосифа Залескихъ, Стефана Витвицкаго и др., которые до того усердно взялись за пропаганду малорусскаго сепаратизма, что въ 1847 г. „Кирилло-мефодіевское Братство" въ КіевЪ имЪло рукописное сочиненіе „СвЪтъ Божій", составлявшее переводъ Мицкевича Ksiegi pielgrzymstwa narodu polskiego, только съ заменою слова „Polska" словомъ „Украина". По предположенію Костомарова этотъ подлогъ совершили и распространяли поляки (См Русскій Архивъ, іюль 1892 и статью Ф. И. Свистуна „Жіноча неволя", „БесЪда", 1893). Уроженецъ Кіева, полякъ Ф. Духинскій, развилъ дальше мысль сепаратизма и доказывалъ, что „москали" даже не славяне, а туранцы. На основаніи теоріи Духинскаго д-ръ Ом. Огоновскій, проф. львовскаго университета, утверждалъ, что уже св. равноапостольный кн. Владиміръ и авторъ "Слова о полку ИгоревЪ" были — „русинами-украинцами". - Прим. авт.).

Нарождавшійся сепаратизмъ среди малороссовъ  и  бЪлороссовъ — сепаратизмъ отъ Польши — всколебалъ, правда, увЪренность польскихъ политиковъ въ нераздЪльности Польши, Руси и Литвы, но съ другой стороны представлялъ немаловажную выгоду разсчетомъ на то, что малороссы и т. д. могутъ въ такой-же степени, какъ отъ Польши, отдЪлиться и отъ Россіи. Для ослабленія этого государства, главнаго препятствія къ осуществленію завЪтной своей мысли, польскіе политики на видъ примирились съ сепаратизмомъ малороссовъ, стараясь, однако, направить его въ пользу своихъ плановъ [33]. ЛицемЪріе польскихъ политиковъ относительно малороссовъ и литовцевъ оказалось особенно наглядно во время возстанія 1863 г. революціонный центральный комитетъ въ ВаршавЪ издалъ въ 1862 г. декларацію, по которой онъ признаетъ „полную самоправность всякаго народа располагать своею судьбою". Эту самоправность понимали польскіе революціонеры такъ, что малороссы и литовцы должны были возстать противъ „Москвы" для того, что это необходимо было для Польши и только по возстановленіи Польши они должны были получить свободу распоряжаться собою, конечно, если бы на это позволила польская политика. (Впрочемъ у польскихъ политиковъ курьёзные взгляды на малорусскій вопросъ, перемЪняющіеся сообразно ихъ интересамъ. Признавая и поддерживая съ одной стороны украинофильскій сепаратизмъ, они съ другой стороны приняли извЪстное ученіе Духинскаго, которое, усиливая различіе малороссовъ отъ великороссовъ, въ то-же время затираетъ различiе малороссовъ отъ поляковъ, считая языкъ первыхъ нарЪчіемъ польскаго. Такъ какъ, однако, малороссы живутъ и въ лЪвобережной УкраинЪ, которая уже не принадлежала въ 1772 г. къ ПольшЪ, эначитъ, нынЪ не входитъ въ ихъ историческіе планы, то польскіе политики, дабы создать и этнографическую границу Польши и Россіи, утверждаютъ, что населеніе лЪвобережной Украины совсЪмъ отличается отъ малороссовъ правобережной. (См. сочаненіе М. Драгоманова; „Историческая Польша и великорусская демократія. Женева 1881." — Прим. авт.)

Въ прокламаціи варшавскаго центральнаго комитета отъ 22 января 1863 г., выступившаго въ качествЪ „народнаго правительства", уже ни словомъ не упоминается о малороссахъ и литовцахъ, только признается одинъ "народъ Польши, Литвы и Руси" и народъ „московскій" [34]. Въ той-же прокламаціи говорится дальше о „равенствЪ и вольности всЪхъ сыновъ Польши безъ различія вЪры и племени", значитъ, революціонеры считали малороссовъ „сынами Польши". Даже въ изданной въ 1863 г. по малорусски „Золотой ГрамотЪ", предназначенной для малороссовъ Украины, Волыни и Подолья, не упоминается о малороссахъ, какъ объ отдЪльномъ народЪ, лишь говорится о „сельскомъ людЪ Подоліи, Волыни и Украины". Украинофильскую партію до 1863 года польскіе политики называли „хлопоманами" и относились къ ней до того враждебно, что на судЪ надъ польскими дворянами за подачу въ 1862 г. русскому правительству адреса о присоединеніи Украины къ Привислинскому краю, многіе поляки оправдывались тЪмъ, что въ томъ присоединеніи они видятъ единственную гарантію отъ стремленій партіи хлопомановъ, которую представляли тогда Костомаровъ, Кулишъ и др. (Tygodnik Poznanski писалъ въ 1863 г. о кіевскихъ украинофилахъ: "Въ кіевскомъ университетЪ возникла русская партія, такъ называемые „хлопоманы", по наущенію извЪстныхъ пособниковъ „московской" идеи: Иванышева, Костомарова, Галагана, Аксакова и т. п." Такъ какъ эта партія имЪла въ своей средЪ и поляковъ, то Tygodnik Poznanski называетъ ихъ „сумасшедшими, очарованными московской кликой, которые совсЪмъ отреклись отъ любви къ Польше, чтобъ осуществить составленную ими малорусскую утопію". Въ 1876 году львовская Gazeta Narodowa, по случаю соціалистическаго процесса во Львове, въ которомъ были замЪшаньі галицкіе украинофолы, называла ихъ дЪятельность пропагандою „ужаснЪйшаго терроризма", „разбойничьимъ московскимъ соціализмомъ" и „московскою интригою". — Прим авт.).

Въ началЪ 70-ти годовъ вождемъ украинофильской партіи считался священникъ Стефанъ Качала, человЪкъ способный, авторъ сочиненія Polityka polakow wzglgdem Rusi. Онъ рЪшительно не сочувствовалъ возстановленію Польши, тЪмъ не меньше далъ себя перетянуть на польскую сторону въ сеймЪ (въ вопросе о безпосредстредственныхъ выборахъ въ парламентъ) [35] и поддерживалъ польскую систему. Тотъже Качала написалъ брошюры: „Безпосередни выборы" и „Политика русиновъ" (вышедшія въ приложеніи къ „ПравдЪ*), въ которыхъ присоединился отъ имени „16 милліоновъ русиновъ", т. е. и закордонныхъ православныхъ украинцевъ, къ австрійской польско-клерикальной партіи съ ея культурною и соціальною программою и съ римскимъ конкордатомъ.

Одного и то голословнаго заявленія со стороны галицкихъ украинофиловъ объ общности интересовъ польскаго и малорусскаго народовъ, а собственно говоря, о нераздЪльной принадлежности послЪдняго къ исторической ПольшЪ, было, однако, польскимъ политикамъ слишкомъ мало. Они не могли увлекаться относительно истиннаго настроенія массъ малорусскаго народа къ мысли о возстановленіи Польши. Событія 1863 г. были еще въ свЪжей памяти. Въ кіевской губерніи крестьяне ловили и били агентовъ польскаго правительства, высланныхъ съ „Золотою Грамотою" и расправлялись съ ними по своему. По свидЪтельству члена польскаго „народнаго правительства", Агатона Гиллера, въ одной малорусской деревнЪ крестьяне страшно били польскихъ агентовъ, лежавшихъ на землЪ, такъ что офицеръ русской арміи былъ принужденъ защищать жертвы народнаго суда. И въ ГаличанЪ польская историческая мысль встречала упорное прoтиводЪйствie со стороны русскаго населенія. Историческая русская партія была рЪшительно неприступна для мысли союза съ польскими политиками и для ихъ далеко идущихъ плановъ. Но и партія украинофиловъ, репрезентуемая газетою „ДЪло", начавшею выходить въ 1880 году, хотя и исповЪдывала національный малорусскій сепаратизмъ, всетаки не сочувствовала польскимъ историческимъ планамъ и въ 1880 году принимала вмЪстЪ съ русскою партіею участіе въ первомъ галицко-русскомъ вЪчЪ [36], которое заявило торжественный протестъ противъ польской гегемоніи въ Червонной Руси. Это вЪче еще болЪе встревожило польскихъ политиковъ и они задумали рЪшительными мЪрами съ одной стороны ослабить опозицію галицко-русскаго народа, съ другой стороны провести въ народъ такія воззрЪнiя, которыя бы отвЪчали ихъ планамъ. Для достиженія этой цЪли они постановили основать органъ и во главЪ его поставить человЪка съ громкимъ именемъ, а къ тому родомъ украинца, котораго вліяніе выходило бы за предЪлы Галичины, въ Малороссію. Какъ это случилось, до сихъ поръ точно неизвЪстно, довольно, что въ 1881 году появился во ЛьвовЪ идеалъ галпцкихъ украинофиловъ, поэтъ и историкъ, „патріархъ" украинофильства, П. А. Кулишъ и вступилъ въ переговоры съ польскою шляхтою относительно осуществленія ея плановъ. БолЪе подходящаго человЪка, какъ П. А. Кулишъ, польскіе политики не могли себе и вымечтать. Но и тогдашнее время благопріятствовало ихъ затЪЪ. Какъ разъ тогда выдающіеея члены русской партіи находилась подъ арестомъ по подозрЪнію въ государственной измЪнЪ, вызванному переходомъ одной уніатской деревни въ православіе, а многочисленные обыски по домамъ членовъ русской партіи вызывали замЪшательство и разстройство въ цЪлой Галицкой Руси. Что заставило П. А. Кулиша согласиться на роль орудія въ рукахъ польскихъ политиковъ, это пока неизвестно [37].

ИзвЪстно лишь то, что онъ велъ переговоры съ кн. Романомъ Пузыною, кн. Романомъ и Юріемъ Чарторыйскими и кн. Адамомъ СапЪгою [38] относительно изданія органа и всей „примирительной" акціи и что эти переговоры привели къ слЪдующему соглашенію: П. А. Кулишъ обязывался издавать газету „Хутор" и основать во ЛьвовЪ центръ украинофильскаго движенія; правительство имЪло дать П. А. Кулишу концессію на „украинскую" типографію; кн. Юрій Чарторыйскій обЪщалъ дать на учрежденіе типографіи 14.000 гульд., кн. Адамъ СапЪга имЪлъ дать на изданіе „Хутора" въ видЪ пособія отъ польской шляхты въ первомъ году 6000 гульд., а потомъ по 4000 гульд. въ годъ; польскіе помЪщики обязывались выписывать „Хутор" для русскихъ селъ и деревень [39].

Львовская Русь, не зная собственной цЪли пребыванія П. А. Кулиша во ЛьвовЪ, но видя его сношенія съ руководителями польской политики, стала его подозрЪвать и дружно выступила противъ него. Русская партія, зная П. А. Кулиша, какъ бывшаго атамана украинофильства, опасалась новой затЪи противъ Червонной Руси, украинофильскіе же вожаки боялись, чтобъ П. А. Кулишъ, ставши во главЪ украинофильской партіи, не затмилъ ихъ своимъ авторитетомъ, а кромЪ того они ему не довЪряли, такъ какъ въ своемъ сочиненіи „Исторія возсоединенія Руси", появившемся въ 1874 году въ ПетербургЪ, онъ перемЪнилъ свои прежніе взгляды на козачество и украинофильство. Въ отвЪть на нападки львовскихъ газетъ и въ видЪ предисловия къ „Хутору", П. А. Кулишъ издалъ въ 1882 г. брошюрки: „Хуторну поэзію" и „Крашанку", а кромЪ того польскій „Комитетъ для издательства народныхъ брошюръ", издалъ его „Поклик громадського мужа із наддніпріаньськоі Украіни до громадских мужів наддністріаньськоі Украіни." Въ этихъ публикаціяхъ, особенно же въ „Хуторной поэзіи", П. А, Кулишъ, согласно своимъ новЪйшимъ взглядамъ на козачество, смЪшалъ его съ грязью, а почитателей козачества, украифиловъ, которыхъ навЪрно польскіе политики представили ему, какъ „гайдамакъ", обозвалъ людьми: „бес путя, бес чести и поваги, бес правди у завітах предків диких. . диких розбишак, що и бесурман и христіан терзали, торгуючи ясиром православним", — которыхъ „розбоі, пожари и хижацтва прославляли кобзарі пъяні на банкетах корчемних" [40]. Конечно, польская печать возликовала по поводу появленія этихъ брошюръ, a Gazeta Narodowa (н-ръ 59 за 1882 г.) вывела изъ нихъ слЪдующее заключеніе: „Въ послЪднемъ своемъ сочиненіи, напечатанномъ во ЛъвовЪ п. з, „Хуторна поэзія", прозою и стихомъ, указалъ (Кулишъ) русинамъ программу дЪятельности, основывающуюся на томъ, чтобы русины рЪшительно отказались отъ „московскаго" языка, отъ православныхъ поповъ, отъ величанія козачества, отъ всей византійской цивилизаціи и примкнули къ народамъ западной цивилизаціи".

Условився съ названными польскими дЪятелями, П. А. Кулишъ подалъ чрезъ адвоката Д. Яминскаго въ львовское намЪстничество прошеніе о принятіи въ австрійское подданство и разрЪшеніи открыть во ЛьвовЪ типографію, самъ же отправился въ ВЪну, чтобъ съ тогдашнимъ министромъ для Галичины, Ф. Земялковскимъ и президентомъ палаты депутатовъ, Ф. Смолькою, окончательно уладить это единственное въ своемъ родЪ дЪло. Плану польскихъ политиковъ, однако, не суждено было осуществиться при помощи П. А. Кулиша, такъ какъ онъ не вернулся болЪе во Львовъ [41].

      Начатому, однако, съ П, А Кулишемъ дЪлу польскіе политики не дали пропасти. Осуществленіе программы: „Польша, Русь и Литва — то одна молитва", было слишкомъ дорого польскимъ политикамъ, чтобъ они могли отъ него добровольно отказаться, особенно, что на мЪсто П. А. Кулиша явились болЪе податливые люди. Редакторъ львовскаго "ДЪла", нынЪ уже покойный Владиміръ Барвинскій, ожесточенно ратовавшій противъ П. А. Кулиша, послЪ выЪзда послЪдняго самъ вступилъ въ переговоры съ представителями Польши. Объ этомъ свидЪтельствуетъ одно изъ его писемъ къ издателю Gazet-ы Narodow-ой, д-ру Червинскому, опубликованное (уже по смерти В. Барвинскаго) въ н-pЪ 20 той же газеты за 1885 г. Въ этомъ письмЪ В. Барвинскій выразительно заявляетъ, что „Польша и Русь (т. е. Малороссія) вмЪстЪ предетавляютъ достаточный условія для государственной жизни, которая выдержала бы и напоръ сЪвернаго колосса и напоръ желЪзной Германіи."

Что касается Червонной Руси,    то мы выше видЪли, какъ ожесточенно сопротивлялись  польскіе  политики въ 1848 году призванію галицкихъ русиновъ самостоятельною отъ польскаго народа націею.  Это сопротивлеяіе они выражали и передъ австрійскимъ правительствомъ и передъ славянскимъ съЪздомъ въ ПрагЪ и передъ парламентомъ въ BЪнЪ. Еще въ началЪ 60 тыхъ годовъ появлялись въ польскихъ и русскихъ изданіяхъ въ Россіи статьи, отрицающія самостоятельность (отъ польскаго народа) русской  народности  въ ГаличинЪ. (См. статьи   въ журналахъ Biblioteka Warszawska 1861 н-ръ 12 и Gazeta Warszawska 1861 стр. 304—З10.   Подобнаго рода статья появилась и въ Франціи въ газетЪ Revue Contemporaine за 1891 г.)  Польскіе политики ухитрились подвести даже такого русскаго патріота, какъ И. С. Аксаковъ. Такъ въ 1863 году появилась  въ издаваемой имъ газетЪ „День" статья поляка Грабовскаго, доказывающая принадлежность Холмщины, Волыни и БЪлоруссіи ПольшЪ. Полякъ Зигмундъ СЪраковскій подвелъ снова извЪстнаго русскаго демократа Н. Г. Чернышевскаго, который и написалъ въ „СовременникЪ" за 1861 г. статью п. з. „Національная безтактность", осуждающую русскихъ галичанъ за ихъ опозицію польскимъ политикамъ, которые будто бы являются естественными союзниками и надежными покровителями галицко-русскаго населенія.

Что-же повліяло на польскихъ политиковъ, что они перемЪнили свои взгляды на украинофиловъ и нынЪ являются покровителями украинофилъскаго сепаратизма? Мы видЪли въ ГаличинЪ какъ галицкіе украинофилы подъ вліяніемъ польскихъ эмиссаріевъ [2] въ родЪ Стахурскаго-СвЪнцицкаго вышли за границы литературнаго сепаратизма и, отдЪлившись отъ русской партіи, стали вести самостоятельную, а собственно говоря, полонофильскую политику н какъ ихъ тогда польская партія приняла подъ свое покровительсто. То-же самое, должно быть, произошло вездЪ, гдЪ только проявлялся литературный сепаратизмъ. Литературный сепаратизмъ вырождался подъ разными враждебными единству русскаго народа вліяніями въ политическiй и приносилъ пользу не только польской исторической миссіи, но и соціалистическому движенію, такъ какъ украинофилы, по крайней мЪpЪ мы видимъ это на галицкихъ, болЪе или менЪе явные сторонники соціализма. Г. Маковей, конечно, даже въ „С. П. ВЪдомостяхъ" остерегался откровенно признать, что кромЪ литературнаго есть еще, и то отдавна, политическое украинофильство, но мы можемъ это доказать на основаніи украинофильскихъ-же н польскихъ источниковъ.

Такъ М. П. Драгомановъ, вождь украинскихъ соціалистовъ, въ одномъ своемъ сочиненіи [43] такъ опредЪляетъ задачи украинцевъ: „Въ свое время украинцы, отчасти организованные въ политическомъ отношеніи, потрясли существованіе польскаго государства; въ XIX ст. украинцамъ же, органнзованнымъ пока только на научно-литературномъ полЪ, принадлежитъ самая видная роль въ поднятіи общаго федеративнаго вопроса въ Восточной ЕвропЪ, который, конечно, приведетъ за собою потрясеніе основъ Россіи, какъ централизованнаго государства", Въ другомъ мЪстЪ тойже книжки [44] Драгомановъ говоритъ : „Борьба заставляетъ украинцевъ уже ради разсчета — "не остаться одному въ полЪ воиномъ, поднимать на ВостокЪ Европы пародно-федеральную идею вообще, — поднять то знамя, которое держали въ своихъ рукахъ и великороссы въ родЪ Бакунина. Идея эта — полное равноправіе негосударственныхъ націй съ государственными, организація для каждой изъ нихъ спеціальнаго корпуса дЪятелей политическаго и соціальнаго освобожденія и на первыхъ порахъ пропаганда освободительныхъ идей на всЪхъ языкахъ" [45], То-же самое говорили и великорусскіе соціалисты. Именно въ н-pЪ 1 „Чернаго ПередЪла" сказано : „Этнографическій составъ населенія русскаго государства постоянно заставляетъ считаться съ нимъ и въ современной намъ практики. Малороссія, БЪлоруссія, Польша, Кавказъ, Финляндія, Бессарабія — каждая изъ этихъ составныхъ частей россійской имперіи имЪетъ свои народныя особенности, требуетъ самобытнаго, автономнаго развитія". Говоря объ образованіи федерально-демократической партіи, Драгомановъ заявляетъ [46]: „Первымъ  приступомъ къ образованію такой партіи должно быть основаніе по всЪмъ областямъ Россіи и среди всЪхъ ея національностей политическихъ обществъ. Уже этотъ приступъ налагаетъ на теперЪшнихъ образованныхъ поляковъ довольно нелегкую обязанность: те изъ нихъ, которые живутъ въ непольскихъ областяхъ, должны выделить изъ себя по крайней мЪрЪ извЪстную часть для образованія или усиленія кадровъ національныхъ партіи среди народовъ плебейскихъ въ этихъ областяхъ: латышскихъ, литовскихъ, бЪлорусскихъ и украинскихъ, Идея эта не совсЪмъ нова для польскаго общества, въ которомъ уже были пробы литовскаго, украинофильскаго и даже бЪлорусскаго направленія и научно-литературнаго и даже политическаго характера, — только эти пробы были сравнительно слабы и ложно направлены, все къ цЪли возстановленія Польши 1772 г."  Польскіе  политики дЪйствительно  упредили  украинскихъ соціалистовъ въ попыткЪ развить бЪлорусскій сепаритизмъ. Именно въ 1863 г. К. Калиновскій печаталъ въ тайной типографіи въ БЪлостокЪ по бЪлорусски листки: Pismo ad Jaska haspadara z pad Wilni da muzikow ziemli polskoj. Что раздуваніе бЪлорусскаго сепаратизма не прекратилось, свидЪтельствуетъ появившаяся недавно въ Кракове Bialoruska dutka. Впрочемъ и совЪтъ Драгоманова не пропалъ даромъ, такъ какъ также украинcкіе  соціалисты издали для бЪлороссовъ брошюрку:    „Про богатство та бьедносць". — По свидетельcтву самаго-же Драгоманова [47]   »трое изъ украинскихъ соціалистовъ сочли необходимымъ выступить съ поддержкою мысли объ образованіи  спеціальной   группы соціалистовъ евреевъ". Паралельно этой попытке еврейскихъ и украинскихъ соціалистовъ въ ЖеневЪ, на самой Украине пробовали сблизиться между собою „братчики штундисты" украинскіе и еврейское „братство"  въ Елисаветграде, (ЗамЪчательно,  что и наши доморощенные „русско-украинскіе радикалы", т. е. соціалисты, жиутъ въ тЪсной дружбе съ жидами,  хотя жидовскіе корчмари и ростовщики (лихвари) и являются главными эксплоататорама крестьянскаго  населенія,   т. е. того сословія, которое соціалисты хотятъ сдЪлать счастливымъ. У насъ еще не было примЪра, чтобъ „русско-украинскіе радикалы" выступили противъ эксплоатаціи народа жидами, за то они усердно ратуютъ противъ русскаго духовенства и церкви.  (Прим. авт.)

Какъ далеко  шли планы, основанные на сепаратизме,  видно изъ слЪдующаго заявленія М. Бакунина [48]: „Руссинское [49] населеніе БЪлоруссіи, Литвы и Галиціи соединится, съ кЪмъ захочетъ и никто не можетъ теперь опредЪлить его судьбу. Мне кажется, всего вЪрнЪе и желательнЪе, чтобы они образовали въ началЪ съ Малороссіею отдЪльную національную федерацію, независимую отъ Великоруссіи и Польши."

Приведенный выдержки изъ кодексовъ политическихъ и соціалистическихъ организацій открыли намъ рубецъ заслоны, закрывающей связь украинофильства съ различными политическими теченіями внЪ Галичины. Теперь посмотримъ на роль украинофильства и соціализма въ ГаличинЪ. М. Драгомановъ такъ ее опредЪляетъ [50]: „Особенно поляки, украинцы и евреи могутъ найти себЪ поле дЪйствія на пр. въ Галиціи, въ средЪ, вполнЪ имъ родственной. Тамъ они найдутъ даже зачатки организаціи среди рабочихъ, заложенные благодаря иниціативе нЪкоторыхъ украинскихъ писателей. Тамъ, въ Галиціи, могутъ быть образованы и испробованы кадры соціальныхъ организацій польско-украинофильско-еврейcкихъ, какъ въ БуковинЪ украино-румынскихъ, которые съ установленіемъ политической свободы въ Россіи, могутъ быть прямо расширены на весь ея юго-западъ". И Лавровъ въ н-рЪ 3 „Чернаго Передела" писалъ, что „украинцамъ, какъ соціалистамъ, „насущная работа" въ настоящее время открывается въ Австро-УгорщинЪ."

Выше мы представили зарожденіе украинофильства въ ГаличинЪ. Изъ только что приведенныхъ свидетельствъ видимъ, что одновременно съ украинофильствомъ Червонная Русь была осчастливлена так-же и соціалистическою пропагандою. Но и польская политическая партія не дремала. Она, какъ мы видели выше, воспользовалась малорусскимъ сепаратизмомъ для своихъ целей [51], а такъ какъ сепаратисты нуждались въ поддержкЪ, то тЪмъ и объясняется живое участіе польскаго политическаго элемента въ украинофильскомъ движеніи. Уже въ 1864 году замЪтны следы сближенія польскихъ политиковъ съ галицкими украинофилами на чисто политической почвЪ [52]. Такъ въ статьЪ „Январьское возстаніе" [53] читаемы „20 января 1864 г. выслала „Поступова Громада русска" [54] во ЛьвовЪ отзывъ къ „народному правительству" (rzаd narodowy), въ которомъ предложила, чтобъ оно, какъ законный наслЪдникъ Польщи передъ ея раздЪломъ, перестало считать Русь (т. е. Малороссію) составною частью польскаго государства и отказалось отъ историческихъ правъ на Русь, храня ихъ только по отношенію къ „МосквЪ" (т. е. Россіи). Сверхъ того львовскіе русины требовали, чтобъ польскій народъ содЪйствовалъ развитію (мало-) русской народности, а тогда освобожденная Русь вступитъ съ Польшею въ федерацію „Поступова Громада" принимаетъ на себя обязанность, подготовлять въ томъ направленіи своихъ земляковъ къ времени болЪе или менЪе отдаленному, а можетъ быть уже для будущаго поколЪнія" [55]. Польское „народное правительство" отвЪчало „Поступовой ГромадЪ", какъ и слЪдовало ожидать, не отступая отъ принципа нераздЪльности польскаго государства [56].

Польскіе политики, однако, не отказали украинофильству въ просимой „Поступовою Громадою" помощи, особенно, что это давало имъ возможность „регулировать" малорусскую литературу и политическія стремленія галицкихъ малороссовъ сообразно своимъ планамъ и цЪлямъ. Вотъ нЪсколько примЪровъ такой помощи и регуляціи.

Польскіе политики, разумЪется, несказанно обрадовались заявленію со стороны редактора „ДЪла" (ем.стр 103). То, чего они не могли устроить въ 1872 г. съ Стефаномъ Качалою, а въ 1882 году съ П. А. Кулишемъ, брался устроить одинъ изъ выдающихся представителей галицко-русской опозиціи на всенародномъ вЪчЪ въ 1880 году. Онъ клалъ имъ лопатой въ голову, что „Москва (т. е. Россія) стала могущественною державою только тогда, когда оперлась о Русь (т. е. Малороссію) и силою Русы оперлась о побережья Чернаго моря, Дуная и австрійской имперіи." Онъ доказывалъ, что „если бы поляки разумно любили свое отечество, то признали бы всЪ права малорусскаго народа на руки гетмана Выговскаго, подали бы помощную руку МазепЪ, чтобъ побороть Петра... но сталось, нынЪ, однако, пора исправить ошибки отцовъ". И В. Барвинскій предложилъ даже способъ исправленія тЪхъ ошибокъ. Онъ открылъ въ ГаличинЪ „Архимедову точку, изъ которой единственно вЪрно можно поднять судьбу обоихъ народовъ", онъ увЪрилъ поль- скихъ политиковъ, что „Галичина представляется тЪмъ полемъ, изъ котораго свЪтъ новой жизни можетъ и долженъ заблистать на все пространство обоихъ народовъ (т. е. польскаго и малорусскаго), что если бы малорусскій элементъ расцвЪлъ вполнЪ въ ГаличинЪ, онъ пробилъ бы своимъ свЪтомъ наиболЪе бдительные кордоны а слово искренняго русина, объявляющее заключенное и фактами подтвержденное братское примиреніе съ поляками и выражающее серьезный протестъ противъ угнетенія своихъ братьевъ за кордономъ, такое слово искренняго русина, высказанное не въ газетЪ, но съ трибуны сойма или парламента, а даже общеимперскихъ делегацій — громомъ поразило бы нашихъ враговъ и вызвало бы милліонное эхо живЪйшей симпатіи въ сердцахъ 15 милліоновъ украинскихъ русиновъ, а тогда мы увидЪли бы, не выступилъ бы на дневнюю очередь въ Россіи вопросъ поляковъ и русиновъ" [57]. В. Барвинскій говорилъ такъ выразительно и убЪдительно и такъ искренно предложилъ союзъ украинофиловъ съ польскими политиками, что послЪдніе не были бы польскими патріотами, если бы его предложенія не приняли и его совЪтами не воспользовались. ВЪдь В. Барвинскій предложилъ имъ то, о чемъ они долгое время мечтали, что составляло ихъ первую политическую заботу и надъ чемъ трудились десятки лЪтъ десятки эмиссаріевъ! Трудно допустить, чтобъ одинъ В. Барвинскій переговаривалъ съ польскими политиками и чтобъ эти переговоры велись письменно, довольно, что уже въ 1885 году въ львовскомъ сеймЪ обнаружилась новая система по отношенію польскаго большинства къ русскимъ партіямъ. Депутатовъ изъ русской партіи польское большинство перестало считать истинными заступниками русскаго народа въ ГаличинЪ, украинофиловъ же, которые только-что вошли въ сеймъ, стали ласкать и отличать. И какъ-же не ласкать малороссовъ, которые добровольно признаютъ люблинскую унію 1569 года и тЪмъ самымъ возобновляютъ право господства Польши надъ Русью!

Это признаніе, однако, было сдЪлано частнымъ образомъ и какъ такое не имЪло значенія публичнаго, историчечскаго акта, на который можно бы сослаться въ случай какихъ-либо политическихъ перемЪнъ въ ЕвропЪ. Впрочемъ, это признаніе обязывало только небольшую групау галицкихъ малороссовъ, посвященныхъ въ переговоры съ польскими политиками. Между тЪмъ для обЪихъ сторонъ было важно, чтобъ суть этого признанія составляла программу политической дЪятельности украинофиловъ и какъ программа была объявлена всенародно и торжественно. Это послЪдовало въ 1890 году, о чемъ мы въ главЪ п. з. „Горе побЪжденнымъ" подробно разсказали [58].

Вамъ кажется, что всЪ вышеупомянутыя сношенія и сдЪлки украинофиловъ съ корифеями польской партіи имЪютъ явно политическую подкладку. Мы приведемъ, однако, еще другія доказательства на то что нынЪшнее украинофильство, по крайней мЪрЪ въ ГаличинЪ, особенно представляемое т. з. „новоэристами" или „новокурсниками", т. е. группою г. А. Барвинскаго, имЪетъ вполнЪ политическій характеръ.

Согласно предложенiю, сдЪланному Владиміромъ Барвинскимъ въ письмЪ къ д ру Червинскому, г. Александръ Барвинскій старался въ 1892 г. съ трибуны парламента заявить „серьезный протестъ противъ угнетенія своихъ братьевъ за кордономъ", „громомъ поразить враговъ" и вызвать „милліонное эхо живЪйшей симпатіи въ сердцахъ 15 милліоновъ украинскихъ русиновъ" [59], однимъ словомъ, г. Александръ Барвинскій произнесъ въ посольской палатЪ австрійскаго парламента рЪчь, направленную противъ Россіи. Львовскій Przeglаd, органъ польской шляхты, не замедлилъ отмЪтить значеніе этой рЪчи и такъ ее оцЪнилъ [60]: „Съ тЪхъ поръ, какъ представители малорусскаго народа засЪдаютъ въ парламентЪ, впервые случилось, что русинъ именемъ русиновъ высказался противъ Россіи и не только рЪшительно отказалъ ей во всякихъ симпатіяхъ, но прямо и безъ обиняковъ объявилъ ее врагомъ малорусскаго народа, который она притЪсняетъ и истребляетъ всякими варварскими способами. Если въ чувствахъ малорусскаго народа существуетъ сильная ненависть къ Россіи, то возникаетъ надежда, что въ будущемъ, при дальнЪйшемъ развитіи этихъ чувствъ, будетъ возможно выиграть противъ Россіи малорусскій козырь... Такой эволюціи намъ, полякамъ, нечего бояться, напротивъ, мы бы допустились ошибки, если бы хотЪли запереть ей дорогу и добровольно отказаться отъ союзника въ борьбЪ съ Россіею".

Какъ виднмъ, Przeglad даже не стЪсняется открыто признать украинофиловъ союзниками Польши въ борьбЪ съ Россіею. Но такими же союзниками признаютъ ихъ и другія польскія партіи. Въ ЛондонЪ, въ 1875 году, состоялся банкетъ соціалистовъ по случаю годовщины польскаго возстанія 1831 года, На этомъ банкетЪ полякъ Врублевскій сказалъ между прочимъ: „Единственная партія, имеЪющая для поляковъ значеніе, это партія соціально-демократическая", т. е. украинцы-соціалисты, такъ какъ „польскій и русскій народы должны возстать вмЪстЪ, какъ наши отцы говорили : за нашу и вашу вольность" [61]. И Врублевскій имЪлъ полное основаніе сказать это, ибо, какъ мы выше видЪли, вождь украинскихъ соціалистовъ, M. П. Драгомановъ, вполнЪ сходился съ нимъ въ этомъ отношеніи.

Сколько было уже „украинскихъ" и „русько-украинскихъ" программъ, это, кажется, такъ само трудно посчитать, какъ и предсказать, сколько ихъ еще будетъ. И это обиліе „украинскихъ" программъ совершенно естественное явленіе, такъ какъ украинофилы, оторвавшись отъ незыблемой національной почвы и культурно-историческаго развитія русскаго народа, будутъ вЪчно колебаться въ выборЪ программы, подходящей къ теоріи о самостоятельности малорусской вЪтви русскаго народа и дЪлиться, какъ это мы видимъ въ ГаличинЪ, на фракціи и группы. Отъ 1863 г. года начавши, украинофильство переживало различнаго рода перемЪны и выставляло различныя программы. Посмотримъ хотя бы на главныя изъ нихъ. Въ половинЪ 60-ти годовъ идеаломъ небольшаго кружка галицкихъ украинофиловъ была Запорожская СЪчь, до широкихъ шароваръ и пренебреженія благовоспитанности включительно.

Этотъ періодъ украинофильства продолжался недолго. Запорожская СЪчь, да къ тому еще на берегахъ Полтвы, была анахронизмомъ, а подражаніе запорожцамъ — смЪшнымъ чудачествомъ. Впрочемъ молодые люди, какъ ихъ называли, „козакоманы", поступая въ публичную службу или женясь, скидали козацкія шаровары и вмЪcтЪ съ ними отрекались отъ своихъ псевдокозацкихъ мечтъ и привычекъ и переходили — одни въ русскую партію, другіе образовали партію „народовцевъ", а третьи дЪлались поляками, МЪсто „козакофиловъ" заняла тогда партія „народовцевъ", поставившая въ основу своей программы отдЪльность малорусскаго народа и имЪвшая цЪлью развитіе малорусской литературы. Это этнографически-литературное украинофильство продолжалось до 80-ти годовъ [62]. Съ выступленіемъ на политическое поприще братьевъ Барвинскихъ, особенно-же покойнаго Владиміра, этнографически-литературное украинофильство приняло политическій характеръ. Такъ какъ, однако, громадное большинство галицкихъ „народовцевъ" не знало о тайныхъ сношеніяхъ Владиміра Барвинскаго съ польскими политиками, а управленіе партіи „народовцевъ" хранило о нихъ благоразумное молчаніе, то этотъ періодъ открытаго литературнаго и тайнаго политическаго украинофильства продолжался до 1890 г., въ которомъ г. Романчукъ провозгласилъ въ сеймЪ свое этнографическое, религіозное и политическое вЪроисповЪданіе. Программа г. Романчука была отрицаніемъ первоначальнаго украинофильства, имЪвшаго идеаломъ Запорожскую СЪчь до Гонты и ЖелЪзняка включительно, а также отреченіемъ отъ этнографически-литературнаго украинофильства, ибо она ввела въ основу существованія украинофильской партіи — католическую религію. Безпочвенность такого украинофильства, конечно, если оно не имЪетъ служить средствомъ для раздробленія русскаго народа на религіозныя группы, слишкомъ ясна. „Новоэрская" программа исключаетъ изъ малорусскаго организма не лишь малороссовъ въ Россіи, но и малороссовъ въ БуковинЪ, такъ какъ одни и другіе принадлежать къ православной церкви и, такимъ образомъ раздЪляетъ малороссовъ на два народа, католическаго и православнаго вЪроисповЪданій: [63].

„Новоэрская" программа не долго обязывала украинофиловъ. Спустя три года по ея провозглашеніи, именно въ 1893 году, "молодые украинцы" выступили съ новою, четвертою съ 1863 года, программою, которая въ пухъ и прахъ разбиваеть всЪ три прежнія [64]. Эта самоновЪйшая программа до того курьезна, хотя притомъ и туманна, что стоитъ ее привести, въ переводи изъ ужаснЪйшаго языка, по крайней мЪpЪ въ выдержкахъ. Вотъ ея существенный мысли:

       „Зная современное положеніе и движеніе украинской молодежи по богатымъ городамъ широкой Украины, слЪдя по возможности за родною литературою, центръ которой находится въ ГаличинЪ, и принимая во вниманіе предшествовавшее, такъ называемое украинофильское движеніе, мы, молодые украинцы, посовЪтовавшись и согласившись между собою, постановили всенародно въ короткихъ словахъ выразить наши взгляды и вообще нашу profession de foi.«

„Соображаясь съ временемъ, мЪстомъ и обстоятельствами, мы должны обратить вниманіе на россійскую имперію и ея народы и какъ интелигенты этой имперіи, мы безусловно желаемъ всЪмъ ея народамъ полнаго добра, свободы и широкаго просвЪщенія духа и разума."

„Мы стоимъ за полную автономiю у всЪхъ народовъ, за мелкую децентрализацію, какъ у другихъ народовъ, такъ и на УкраинЪ".

„Въ виду этого, мы, какъ общероссійскіе интелигенты, будемъ трудиться въ такомъ направленіи, которое бы содЪйствовало разбитію россійекихъ кандаловъ и освобожденію всЪхъ россійскихъ народовъ отъ гнетущаго ихъ деспотизма и централизма."

„Наука и жизнь украинскаго народа доказываетъ намъ, что Украина [65] была, есть и будетъ всегда отдЪльною націею и какъ каждой націи, такъ и ей необходима національная свобода для своего труда и прогресса."

„Много людей начинало украинофильское движеніе, да не многіе задержались на высотЪ идеи. Много зависЪло отъ тЪхъ тяжелыхъ обстоятельствъ, среди которыхъ пришлось развиваться нашему національному движенію. Хотя украинскій народъ и имЪлъ въ себЪ такія основанія, что сразу могъ поставить на совершенно вЪрную нормальную почву идею культурно-національнаго возрожденія Украины, но у начинающихъ не было такой силы, чтобъ преодолЪть обстоятельства, чтобъ сразу стать украинскою интелигенціею, чтобъ сейчасъ же создать и литературу и науку и всЪ другія пріобрЪтенія культурной жизни, чтобъ фактами и своимъ существомъ доказать существованіе украинцевъ, какъ отдЪльной, самостоятельной націи. Вотъ если бы одновременно съ геніемъ и апостоломъ слова, Тарасомъ, появился у насъ геній въ политикЪ, то навЪрно онъ бы показалъ другой путь и всЪ пошли бы по тому пути. По крайней MЪpЪ Украина, что касается своей культуры, нынЪ не зависЪла бы отъ современныхъ обстоятельствъ. Но Кирилло-Мефодіевское братство не было дальновидно [66]. Костомаровъ повелъ это братство, правда, на Украину, однако не прямо, не прямикомъ, но окольными путями черезъ всю Московщину и за нимъ далекимъ и невЪрнымъ путемъ пошло много народа".

„Среди такого и иного украинофильства давно уже пролагало тропу здоровое, нормальное украинофильство, какъ струи чистой воды среди грязной дороги и если украинофильство было раньше будто бы нормальнымъ явленіемъ нашего ненормальнаго положенія, то теперь украинофилы, какъ дЪйствительные и искренніе патріоты, какъ люди идеи, уже невозможны".

„Видя нынЪ,  что какой-нибудь  молодой человЪкъ  сознательно  идетъ старымъ украинофильскимъ путемъ, мы смЪло, безъ колебаній, можемъ сказать, что это не сынъ Украины,  это ея  врагъ,  это измЪнникъ, „перевертень", ренегатъ.  Для такой молодежи  нЪтъ мЪста среди насъ ! О сколько мы уважаемъ  и почитаемъ искреннихъ украинофиловъ, нашихъ батьковъ, о столько мы, сознательные  украинцы,  не желаемъ дальнЪйшаго развитія украинофильскаго движенія среди нашего общества.  И если бы дЪло стояло и до сихъ поръ такъ, какъ оно началось, то это только бы свидетельствовало, что или наша идея гнила и негодна, или мы сами негодяи (люди нікчемни) [67].

„Для насъ, сознательныхъ украинцевъ, существуетъ одинъ „украинско-русскій" народъ. Украина австрійская [68] и Украина россійская одинаково намъ родны и никакія географическія межи не могутъ разделить одного народа".

„Желая поставить наше дЪло независимо отъ россійскихъ обстоятельствъ, мы центръ тяжести нашего культурно-политическаго вопроса переносимъ въ Галичину и пользуясь австрійскою конституціею, вяжемся (еднаемося) съ всЪми другими угнетенными націями въ Россіи, чтобъ общими силами (гуртом) защищаться противъ асимиляційныхъ стремленій и общими силами добиваться свободы".

Кажется, мы привели довольно примЪровъ изъ украинофильскихъ, польскихъ и соціалистическихъ источниковъ, чтобъ доказать политическій характеръ нынЪшняго украинофильства [69]. Это казалось намъ необходнмымъ для выясненія и бывшихъ и будущихъ эволюцій въ украинофильскомъ или, въ „русско-украинскомъ" и „украинско-русскомъ" (этотъ терминъ еще не вполнЪ опредЪленъ) лагерЪ. Мы сказали „будущихъ эволюцій" потому, что украинофильство, потерявъ точку опоры, которую представляетъ единство русскаго народа, нашлось на наклонной плоскости и все болЪе разлагается на мелкія фракціи. Оно принуждено котиться внизъ и тянуть за собою однихъ изъ своихъ послЪдователей въ Польшу (группа г. Барвинскаго), а другихъ въ интернаціоналъ (группа „русско-украинскихъ радикаловъ"). Въ заключеніе, однако, этой главы, спросимъ г. Маковея: кто въ дЪйствительности „ренегатъ", кто поддался „разнымъ внЪшнимъ вліяніямъ", кто "не пожелалъ быть хозяиномъ въ собственномъ домЪ", кто „предпочелъ стать лакеемъ другого нарада" — русская ли партія въ ГаличинЪ, стоящая на нацiонально-исторической почвЪ развитія русскаго народа или „австрійскіе украинцы", которые въ лицЪ „новокурсниковъ" [70] дошли до признанія и поклоненія всЪмъ уніямъ и въ политическомъ отношеніи слились въ одно русло съ польскимъ историческимъ теченіемъ?