VIII

О семъ знамени побЪдиши!

Намъ остается еще выяснить отношеніе малороссовъ къ общерусской литератуpЪ и къ общерусскому литературному языку, БЪглый взглядъ на исторію русской литературы и культурнаго развитія русскаго народа покажетъ намъ ясно это отношеніе.

Исторія русской литературы начинается съ времени введенія христіанства на Руси. Въ концЪ X вЪка, при содЪйствіи великаго князя кіевскаго, Владиміра, вся Русь была окрещена прибывшимъ изъ Византіи греческимъ духовенствомъ. ВмЪстЪ съ духовенствомъ прибыли изъ Греціи зодчіе для постройки первыхъ храмовъ въ новоокрещенной землЪ, живописцы для написанія первыхъ иконъ и другіе искусные художники и мастера, которымъ предстояло украсить русскія церкви. Образцы иконъ, облаченій и церковной утвари принесены были духовенствомъ изъ Византіи. Но драгоцЪннЪе всего были книги священнаго писанія, принесенныя греческимъ духовенствомъ, не на греческомъ и латинскомъ языкахъ, чуждыхъ русскому народу, а на языкЪ родственнаго ему славянскаго, племени. Такимъ образомъ вмЪстЪ съ введеніемъ христіанства на Руси положены были и первыя прочныя основы русской грамотности и письменности и сдЪланы были первые шаги иа пути просвЪщенія и развитія русской литературы. А такъ какъ все это происходило въ KieвЪ, то ясно, что зародышъ просвЪщенія и русской словесности появился впервые въ КіевЪ, въ Южной или Малой Руси.

Языкъ церковныхъ книгъ получилъ у насъ названіе „церковно-славянскаго", а то потому, что онъ отличался отъ тогдашняго народнаго русскаго языка и первоначально явился исключительно языкомъ церковныхъ богослуженій. Такъ какъ, однако, въ древнЪйшемъ періодЪ русской литературы большая часть писателей принадлежала къ духовному сословію, то изъ смЪси языка церковно-славянскаго съ древне-русскимъ, которымъ наши предки въ то время говорили, мало-помалу образовался языкъ литературный или книжный, на которомъ и стали излагать мысли письменно.

СовсЪмъ естественно, что на Руси стали прежде всего распространяться книги богослужебныя и что ихъ распространителями были монахи, ДревнЪйшая рукопись, сохранившаяся до нашего времени,—это „Остромирово евангеліе", написанное въ 1057 г. монахомъ Григоріемъ для новгородскаго намЪстника, Остромира. О св. Феодосіи Печерскомъ извЪстно, что въ его келіи постоянно переписывались и переплетались книги. КромЪ монаховъ, распространителями книгъ явились русскіе князья и даже княгини. Изъ Волынской лЪтописи знаемъ, что князь Владиміръ Васильковичъ подарилъ многимъ церквамъ на Волыни книги, a о многихъ изъ ихъ числа говорится, что онЪ были писаны самымъ княземъ и княгинею, Ольгою Романовною. Такъ какъ Червонная Русь принадлежала въ то врЪмя къ волынской епархіи, то очень возможно, что и галицкія церкви пользовались просвЪщеннымъ жертволюбіемъ князя Владиміра Васильковича.

Русское духовенство, видя въ грамотности средство къ усиленію вліянія христіанства, побуждало князей къ учрежденію училищъ. Изъ лЪтописей знаемъ, что св. Владиміръ велЪлъ отбирать дЪтей у лучшихъ кіевскихъ гражданъ и отдавать ихъ въ ученіе по церквамъ, при которыхъ священники и причтъ образовали училища. Сынъ св. Владиміра, Ярославъ Мудрый, учредилъ такія-же училища въ НовгородЪ.

Уже въ первой половинЪ XI в. начинаютъ на Руси появляться первые литературные опыты, принадлежащіе русскимъ людямъ. Первыми, по времени, русскими авторами, являются Иларіонъ, митрополитъ кіевскій (съ 1051 г.) и Лука Жидята, поставленный епископомъ новгородскимъ въ 1036 г. Третій писатель, также принадлежащій XI столЪтію, былъ игуменъ кіево-печерскаго монастыря, Феодосій (1062). Какъ видимъ, зачатки русской литературы появились главно въ КіевЪ, въ Малой Руси.

Въ теченіе всего древнЪйшаго періода русской литературы, духовенство и монашество является преобладающимъ по грамотности и преимущественно грамотнымъ сословіемъ. Монастыри въ древнЪйшій періодъ (XI и XII вв.) и въ болЪе поздній (XIV, XV и XVI вв.) являются у насъ главными разсадниками, изъ которыхъ распространялись по лицу земли русской сочиняемыя и переписываемыя монахами книги. Въ монастыряхъ создались и лЪтописи русскія, написанныя почти одновременно въ тЪхъ мЪстахъ Руси, которыя были богаче другихъ историческою жизнью; въ КiевЪ, НовгородЪ, ЧернвговЪ, РостовЪ и на Волыни. Въ КіевЪ составилъ инокъ кіево-печерскаго монастыря, Несторъ, жившій въ XI и въ началЪ XII вв., знаменитую свою лЪтопись: „Се повЪсти времянныхъ лЪтъ, откуду есть пошла русская земля, кто въ КіевЪ нача первЪе княжити и откуда русская земля стала есть". Вообще кіево-печерскій монастырь, эта дорогая русскому сердцу святыня, играетъ первенствующую роль въ развитіи русской культуры. Въ немъ собирались князья, бояре и простолюдины и отсюда выходили во всЪ концы русской земли „воины Христовы", разнося повсюду просвЪщеніе. Въ концЪ XII вЪка уже насчитывали до 50 русскихъ епископовъ, происходившихъ изъ кіево-печерскаго монастыря.

СвЪтская литература возникла на Руси въ XI в. и, разумЪется, въ KieвЪ. Одна изъ русскихъ лЪтописей въ началЪ XIII в. упоминаетъ о „премудромъ книжникЪ ТимофеЪ", уроженцЪ Кіева, который письменно нападалъ на Бенедикта, воеводу короля галицкаго Андрея, мучившаго бояръ и гражданъ. Въ высшей степени важнымъ памятникомъ свЪтской литературы XII в. осталось намъ извЪстное „Слово о полку ИгоревЪ", одна изъ прекраснЪйшихъ эпическихъ поэмъ, произведеніе южноросса [77].

Татарское нашествіе въ первой половинЪ XIII в. сокрушило древнерусскій общественный строй. Главнымъ средоточіемъ русской книжности и грамотности до татарщины былъ Кіевъ во главЪ юго-западной Руси. Посли разрушенія Кіева русская историческая жизнь собралась на сЪверо-востокЪ, около новаго средоточія, Москвы. Такая перемЪна русской исторической жизни, совершившаяся органически подъ гнетомъ татаръ, отозвалась, конечно, въ первое время печально на всЪхъ проявленіяхъ умственной и нравственной жизни русскаго народа. Но съ низверженіемъ татарскаго ига заняла Москва прежнее мЪсто Кіева и мы видимъ тутъ кипучую умственную дЪятельноеть. Тутъ, въ 1564 г., была напечатана первая русская книга и отсюда пришелъ къ намъ, во Львовъ, первый русскій книгопечатникъ, Иванъ Феодоровъ.

Однако Москва, съ большей частью сЪверо-восточной Руси, не представляла удобной почвы для воспринятія и распространенія образованности. Москва осталась политическимъ ценгромъ свободной Руси, но она не была центромъ просвЪщенія. СвЪтъ новаго просвЪщенія, которому впослЪдствіе суждено было отразиться на сЪверо-востокЪ и на самой МосквЪ, загорЪлся въ юго-западныхъ окраинахъ Руси, попавшихъ частью подъ Польшу, частью подъ Литву. Въ первой половинЪ ХV в. мы видимъ во ЛьвовЪ, а затЪмъ въ КіевЪ, МогилевЪ, ЛуцкЪ и БерестЪ православныя братства, вызванныя преслЪдованiями со стороны Польши и римокатоличества. Когда, однако, въ 1596 г. была провозглашена унія и за этимъ провозглашеніемъ слЪдовалъ нескончаемый рядъ соблазновъ,  насилій и бЪдствій для русскаго населенія, упомянутыя братства  посвящаютъ  всЪ свои  нравственныя и матерьяльныя средства на распространенiе образованности и учреждаютъ училища, въ которыхъ обучаютъ языку греческому, латинскому и польскому,  риторикЪ,  грамматикЪ и діалектикЪ.  Первое такое училище  учреждаетъ у себя,  въ ОстрогЪ, кн. Константинъ Острожскій въ 1580 г.  и вскорЪ такія же училища  являются почти  одновременно  во  ЛьвовЪ,  ВильнЪ, БерестЪ, МинскЪ, МогилевЪ и КіевЪ. Общая идея, охватившая всЪ подвластныя ЛитвЪ и ПольшЪ русскія земли, выразилась особенно въ кіевской школЪ. Школа кіевскаго братства  была  преобразована митрополитомъ Петромъ Могилою  въ 1631 году  въ кіево-могилянскую академію, изъ которой выходили просвЪщеннЪйшіе люди на всю Русь и вслЪдствiе  этого Кіеву еще разъ  пришлось играть весьма важную роль въ исторіи просвЪщенія всей Руси.

Плоды этого просвЪщенія проявились прежде всего въ томъ, что среди русскаго населенія Польши и Литвы, по нынЪшнему пониманію, южнорусскаго или малорусскаго, угнетаемаго и притЪсняемаго со стороны религіозной и политической, выступаетъ цЪлый рядъ дЪятелей и ими создается цЪлая литература полемическаго и богословскаго содержанія. Изъ той же среды выходятъ умные и ученые люди, которые не только въ южной Руси противоборствуютъ противонародной пропагандЪ, но проникаютъ и въ Москву  и кладутъ  первое основаніе русской учебной литературЪ.

Первые учебники по разнымъ отраслямъ науки создались въ южной Руси и долгое время служили единственными учебными пособіями во всЪхъ школахъ на всемъ пространствЪ Руси. ИзвЪстно, что первая „Еллино-славянская Грамматика" составлена и издана въ 1691 г. во ЛьвовЪ учениками Ставропигійскаго братскаго училища; въ 1596 г. Зизаній Тустановскій издалъ свою первую славянскую грамматику и краткій славянскій лексиконъ; славянскую грамматику Мелетія Смотрицкаго, перепечатанную въ МосквЪ въ 1618 г., употребляли во всей Россіи до Ломоносова. ВслЪдъ за этими мужами выступаютъ на поприще учебной, полемико-догматической и ученой литературы, Кириллъ Транквиліонъ, Исаія Копинскій, Симеонъ Полоц- кій, Епифаній Славинецкій, Iоанникій Галятовскій, Антоній Радивилловскій, Инокентій Гизіель, Лазарь Барановичъ, Iоасафъ Кроковскій, Iоаннъ Максимовичъ и Дмитрій Ростовскій. BсЪ эти дЪятели — южнороссы и получили образованіе въ юго-западныхъ училищахъ и въ кіево-могилянской колегіи. НЪкоторымъ изъ нихъ, именно Епифанію Славинецкому, а въ особенности Симеону Полоцкому, принадлежитъ честь занесенія новыхъ идей въ Москву; туда кіевскіе ученые проникаютъ въ половинЪ XVII вЪка, и тамъ, образуя около себя кружокъ изъ просвЪщеннЪйшей части русскаго высшаго общества, тЪмъ самымъ полагаютъ первое основаніе реформЪ Петра великаго. ДЪятельность южно-русскихъ ученыхъ въ МосквЪ была очень видна. Е. Славинецкій былъ назначенъ патріархомъ Никономъ справщикомъ, т. е. корректоромъ церковныхъ книгъ, а С. Полоцкій былъ воспитателемъ царевича Феодора АлексЪевича и влiятельнЪйшимъ человЪкомъ во всей Руси. По старанію С. Полоцкаго возникло въ МосквЪ славяно-греко-латинское училище, а вскорЪ послЪ того была учреждена и греко-латинская академія. Драматическія произведенія С. Полоцкаго и Дм. Ростовскаго положили основаніе русскому театру.

Явившись первыми учителями западной образованности на сЪверо-востокЪ Руси, южно-русскіе ученые выступила открыто, и даже съ церковнаго амвона, въ защиту правъ науки и образованія. Геніальный Петръ нашелъ помощниковъ въ дЪлЪ преобразованія Руси въ лицЪ кіевскихъ ученыхъ. Конечно, и въ московской Руси не было уже недостатка въ людяхъ просвЪщенныхъ, но по сторонЪ кіевскихъ ученыхъ было то преимущество, что они умЪли на практикЪ примЪнить свои знанія. По этому мы видимъ южно-русскихъ ученыхъ во главЪ церковнаго управлеиія и просвЪщенія въ сЪверной Руси: Стефанъ Яворскій былъ мЪстоблюстителемъ патріаршаго престола; Гавріилъ Бужинскій стоялъ во главЪ русскаго книгопечатанія и школьнаго образованія и получилъ отъ Петра I титулъ : „протектора школъ" и „типографій"; Феофилактъ Лопатинскій состоялъ ректоромъ московской академіи, а затЪмъ былъ посвященъ въ тверскіе епископы; Дмитрій Туптало былъ митрополитомъ ростовскимъ и ярославскимъ; наконецъ на верху всЪхъ духовныхъ и свЪтскихъ почестей явился знаменитЪйшій и разумнЪйшій изъ сподвижниковъ и совЪтниковъ Петровыхъ, Феофанъ Прокоповичъ, кіевскій уроженецъ, авторъ знаменитаго „Духовнаго регламента" и множества сочиненій богословскаго и историческаго содержанія. По его указанію переводились на русскій языкъ классическія и иностранныя произведенія и по его совЪту Петръ великій основалъ въ ПетербургЪ Академію Наукъ.

Не нужно доказывать, какъ отразилось вліяніе южно-русскихъ ученыхъ на тогдашней русской литературЪ и ея языкЪ. Кіевскіе ученые были вмЪстЪ и русскими писателями и такимъ образомъ элементъ южно-русскаго языка сдЪлался преобладающимъ въ русской литературЪ. На основаніи сочиненій кіевскихъ ученыхъ и выработанная ими книжнаго языка продолжали Кантемиръ, Татищевъ, Тредьяковскій и геніальный Ломоносовъ развитіе русской литературы и русскаго языка.

Д-ръ Ом. Огоновскій въ своей „Исторіи литературы рускои" признаетъ это, хотя и косвенно, говоря: „А когда въ наше время московскимъ панславистамъ вздумалось навязывать всЪмъ славянамъ россійскій языкъ какъ литературный, то онъ обогащенъ былъ (збогачено его) особливо лексикальнымъ аппаратомъ языка pусско-украинскаго".  Это, однако, не помЪшало д-ру О. Огоновскому вывести заключеніе, что существуютъ двЪ русскія народности, малорусская и великорусская [78]. Ему самому это заключеніе  показалось страннымъ, поэтому онъ старался его оправдать слЪдующимъ,  еще болЪе страннымъ аргументомъ:  „На первый взглядъ кажется удивительнымъ (дивовижнымъ), что есть двЪ русскія народности;  но вЪдь нашъ народъ не виноватъ тому,  что цари московскіе перенесли  имя „Русь"  на свою  державу и что наша родина  (батьковщина)  лишилась своего  собственнаго имени.  Въ настоящее время слово „Украина"  заступаетъ у нашихъ патріотовъ утрату своего имени,  потому, что терминъ „Малая Русь" не находитъ привержеицевъ изъ за того, что ставитъ нашу Русь въ какую-то зависимость отъ великой  Руси". Удивительная логика у гг. украинофиловъ!  Потому, что „россійскій"  языкъ   обогащенъ  языкомъ "русско-украинскимъ" — послЪдній совершенно отдЪльный отъ перваго и самостоятельный;  потому,  что "цари  московскіе" перенесли  имя  „Русь"  на свою державу (это неправда, такъ какъ имя  „Русь" употреблялось  въ сЪверной  Руси гораздо  ранЪе „московскихъ царей", а названіе „Малая Россія" употреблялось еще въ первой половинЪ XIV вЪка, также раньше „московскихъ царей), то оказалась необходимость выдумать для „обворованной" Южной Руси названіе „Украина"! Какъ будто можно украсть кому-либо, а тЪмъ больше народу, имя и какъ будто географическое названіе одной части Южной Руси, „Украина", можетъ замЪнить названіе „Малая Русь", подъ которымъ понимается Волынь, Подолье и Украина. И странно и печально, что украинофилы во имя утопіи отрекаются отъ своего историческаго названія и какъ безродные найды (найденыши) принимаютъ имя, выдуманное для них польскимъ эмиссаріемъ Стахурскимъ-СвЪнцицкимъ !

Но и въ новЪйшемъ періодЪ русской литературы и русскаго образованія и науки занимаютъ южно-россы почетное мЪсто. Обогащая русскую литературу своими произведеніями, они вносили и вносятъ до сихъ поръ въ общерусскую языковую сокровищницу элементы южно-русскаго нарЪчія. Перечислимъ по хронологическому порядку имена тЪхъ южно-россовъ, которыхъ сочиненія обогатили общерусскую литературу новЪйшаго времени: Въ области изящной литературы занимаютъ видное мЪсто сочиненія И.Ф. Богдановича, Ю. А. Нелединскаго-Мелецкаго, А. Н, Нахимова, Н. И. ГнЪдича, Н. И. Хмельницкаго, М. В. Милонова, С. Е. Раича, В. И. Туманскаго, Ф. А. Туманскаго, А. И. Подолинскаго, Н. И. Прокоповича, И. П. Клюшникова, Е, П.Гребёнки, Н. Ф. Щербины, П. М. Ковалевскаго, И. С. Никитина,  В. В. Крестовскаго, Г. П. Данилевскаго,  Н. В. Гоголя,  а изъ живущихъ: Д. Мордовцева, В, Короленка, Г. Мачтета, И. Н.  Потапенка,  В. И. Немировича-Данченка и мн. др. И Т. Гр. Шевченко написалъ нЪсколько  повЪстей  на литературномъ  русскомъ  языкЪ,  а повЪсть  автора „Энеиды",  И. П.  Котляревскаго, котораго украинофилы на силу возводятъ въ родоначальники  украинофильства, „Панъ Халявскій", есть однимъ изъ лучшихъ юмористическихъ разсказовъ въ общерусской литературЪ.

И  въ ученой  литературЪ занимаютъ южно-россы такое-же почетное мЪсто, какъ и въ изящной.  Для исторіи народной словесности особенно заслужились: Калайдовичъ, М. Максимовичъ, Срезневскій, В. Терещенко,  Бодянскій,  Костомаровъ и А. В. Никитенко. Въ области изученія  особенностей  церковно-славянскаго  языка  трудились,  рядомъ  съ великороссомъ Востоковымъ, южно-россы: Бодянскій и В. И. Григоровичъ. Изъ числа ученыхъ трудовъ особенно выдается большое сочиненіе Н. Я. Данилевскаго  „Россія и Европа",  — трудъ, равнаго которому нЪтъ ни въ одной изъ европейскихъ литературъ. Сочиненія описательныя имЪютъ выдающихся представителей въ малороссахъ П. А. КулишЪ, АфанacьевЪ-Чужбинскомъ и В. И. НемировичЪ-ДaнченкЪ. Изученіе русской исторіи многимъ обязано малороссамъ:  Голубинскому, Костомарову, Кулишу, Эварницкому, В. Б. Антоновичу, М. О, Кояловичу (онъ собственно бЪлороссъ), Пташицкому, Городецкому, Петрову, Малышевскому, Дашкевичу и нашему земляку, Я. Ф. Головацкому. Среди писателей, посвятившихъ свой трудъ и знанія изученію славянства, находимъ между прочимъ угроросса Ю. Венелина и малороссовъ И. И. Срезневскаго, В. И. Григоровича, Бодянскаго, А. С. Будиловича и Т. Д. Флоринскаго. Въ изученіи русскаго языка и его нарЪчій особенно заслужились малороссы: И. И Срезневскій, Тимановскій, Житецкій, А. А. Потебня и А. И. Соболевскій. Наконецъ и въ области философскихъ наукъ заняли не послЪднее мЪсто малороссы : О. Новицкій, Михневичъ, Гогоцкій, В. Я. Данилевскій, Ф. А. Голубинскій, П. Д. Юркевичъ и П. Линицкій [79].

Мы привели имена только самыхъ выдающихся малороссовъ или южнороссовъ, принимавшихъ и принимающихъ участіе въ развитіи общерусской литературы и культуры. Эти имена свидЪтельствуютъ, что величавое зданіе общерусской литературы, науки и культуры, котораго свЪжесть красокъ и величіе образа приводятъ въ удивленіе и восхищеніе устарЪвшій и обезсилЪвшій западъ, воздвигнуто общими силами великороссовъ и малороссовъ и что общерусскій языкъ составляетъ законное и не отъемлемое достояніе въ равной мЪрЪ великороссовъ и малороссовъ, ибо онъ, какъ и русская литература, созданы на общихъ имъ основаніяхъ и представляютъ плодъ вЪковыхъ усилій и труда всего русскаго народа.

Уже П. А. Кулишъ въ „ЭпилогЪ къ Черной РадЪ" („Русская БесЪда", III томъ, Москва, 1857) говоритъ: „Когда Южная Русь, или, какъ обыкновенно ее называютъ, Малороссия, присоединилась къ CЪверной или Великой Россіи, умственная жизнь на СЪверЪ тотъ часъ оживилась притокомъ новыхъ силъ съ юга, и потомъ Южная Русь постоянно уже принимала самое дЪятельное участіе въ развитіи сЪверно-русской литературы. ИзвЪстно каждому, сколько малороссійскихъ именъ записано въ старыхъ лЪтописяхъ русской словесности. Люди, носившіе эти имена, явились на сЪверъ съ собственнымъ языкомъ, каковъ бы онъ ни былъ, — чистый южно-русскій, или, какъ утверждаютъ нЪкоторые, полу-польскій, живой народный, или черствый академическій, — и ввели этотъ языкъ въ тогдашнюю русскую словесность, какъ рЪчь образованную, освоенную съ обще-европейскою наукою и способную выражать ученыя и отвлеченныя понятія. Природные Москвичи оставили языкъ своихъ разрядныхъ книгъ и грамотъ для этой рЪчи, и въ россійскомъ государствЪ, мимо народнаго сЪверно- и народнаго южно-русскаго языковъ, образовался языкъ, составляющiй между ними средину и равно понятный обоимъ русскимъ племенамъ".

Приведенныя слова бывшаго „атамана" и „патріарха" украинофиловъ должны имЪть всегда въ памяти всЪ малороссы, у которыхъ зарождается еомнЪніе относительно единства русскаго литературнаго языка. А. Пыпинъ въ своей критикЪ „Исторiи литературы рускои" О. Огоновскаго (ВЪстникъ Европы", сентябрь 1890) категорически говоритъ:

„Наблюдая ходъ старой русской письменности отъ древнЪйшихъ временъ до самаго XVIII вЪка, мы находимъ непрерывавшуюся нить развитія, составившую цЪльное историческое преданіе. Въ древнемъ періодЪ, до татаръ и до политическаго раздробленія Руси, не было никакой спеціально южно-русской литературы; была общая литература русскаго или русско-славянскаго письменнаго языка, распространявшаяся одинаково по всЪмъ областямъ тогдашняго русскаго племени, До той поры филологи только съ нЪкоторымъ усиліемъ отыскиваютъ въ памятникахъ слЪды мЪстныхъ нарЪчіи, во всякомъ случаЪ столь незначительные, что строить на нихъ какую - либо отдЪльную литературу нЪтъ никакой возможности".

Такъ какъ украинофилы совершенно серьезно сравниваютъ отдЪльность малорусскаго языка и литературы отъ великорусскаго съ отдЪльностью шведскаго языка отъ нЪмецкаго или французскаго отъ испанскаго и итальянскаго, что выразилъ также Д-ръ О. Огоновскій въ свой „Исторіи литературы рускои" — то А. Пыпинъ справедливо замЪчетъ: „Французы, итальянцы и испанцы никогда не были одними народомъ, никогда не составляли одного государства съ одною общей литературой, а напротивъ, съ самаго перваго появленія въ исторіи были народами отдЪльными политически и этнографически, — между тЪмъ, что бы ни думалъ г. Огоновскій и его сторонники, южная и сЪверная Русь составляли нЪкогда одно племя и одно государство и имЪли одинъ литературный языкъ. Литература сильная, независимая, способная къ самобытному развитію, создается не тамъ только, гдЪ есть особый языкъ и особое племя, но гдЪ кромЪ того есть особый, исторически проявившійся, типъ культурной жизни и государственнаго союза. Этого послЪдняго и недостаетъ южно-русской народности. НЪкогда она жила въ общемъ русскомъ государственномъ и культурномъ союзЪ; потомъ, отдЪленная отъ этого союза внЪшними обстоятельствами, она сама разбилась на части: одна попала (еще съ половины XIV вЪка) подъ непосредственную польскую власть и польскую культуру, причемъ уже вскорЪ потеряла свои высшіе классы (они приняли польскую народность), такъ что русскою оставалась только низшая масса безправнаго народа; другая часть попала подъ власть литовскую, а затЪмъ вмЪстЪ съ литовскимъ княжествомъ подчинена была той-же Польше, причемъ опять высшій классъ почти поголовно сдЪлался польскимъ и русскою оставалась лишь народная масса. Притомъ въ обЪихъ частяхъ племени потерпЪло и начало религіозное, всегда столь сильное въ народной жизни: православіе для значительной части народа смЪнено было уніей, которая не принадлежитъ къ исконнымъ началамъ русской народности и которая до сихъ поръ господствуетъ въ Галицкой Руси. ПросвЪщенiе литературное, нЪкогда общее для всей Руси н выросшее на церковно-славянской почвЪ, стало подпадать вліянію польскому — до какой степени, это, вЪроятно, очень хорошо знаетъ г. Огоновскій." Это польское вліяніе не только литературное, но, какъ мы видЪли выше, и политическое, и составляетъ единственное условіе для самостоятельности малорусской литературы и для отдЪльности малорусскаго народа.

Д-ръ Н. Антоневичъ въ своей брошюpЪ „Галицко-русская политика" (Львовъ 1891) передаетъ содержаніе разговора, происходившаго въ BЪнЪ, въ іюлЪ 1863 г. въ обществЪ, въ которомъ находилось нЪсколько австрійскихъ русскихъ: А. И. Добрянскій, Маркеллъ Лавровскій (нынЪ директоръ одной нзъ гимназій въ МосквЪ), тогдашній редакторъ „Страхопуда I. Н. Ливчакъ, д-ръ Н. Антоневичъ и др и русскіе ученые Н. И. Костомаровъ, А. А. Потебня и докторъ Щербаковъ. Говорили объ извЪстномъ заявленіи, сдЪланномъ гр. Стадіону въ 1848 г. галичанами, которое Костомаровъ такъ оцЪнилъ: „По моему мнЪнію, ваши въ 1848 г. сдЪлали Стадіону заявленіе не столь неполитическое, какъ больше не совсЪмъ вЪрное. Говорить, что малороссы и великороссы разные народы, слишкомъ смЪло. Есть разницы въ произношеніи, однако это еще недостаточно, чтобъ вывести заключеніе о двухъ разныхъ народахъ; а говорить о двухъ русскихъ языкахъ — это вздоръ" [80]. А. А. Потебня категорически заявилъ, что „нЪтъ этнографа и филолога, который былъ бы въ состояніи потянуть границу между мало- и велико-русскимъ населеніемъ; они до того взаимно сливаются, что трудно рЪшить, кто изъ малорусскаго, а кто изъ великорусскаго пограничнаго села." На возраженія одного изъ галичанъ, украинофила, великороссъ, д-ръ Щербаковъ съ сердцемъ замЪтилъ: „Странно и очень странно: насъ учили, что настоящій литературный языкъ не во всемъ сходный съ нашимъ выговоромъ, что онъ южно русскій и состоитъ языкомъ кіевской академіи, а тутъ малороссы не признаются къ нему!"

Мы видЪли выше, что украинофильство, какъ всякое тенденціозное произведенiе, уже въ самой своей основЪ носитъ ложь и элементы разложенія, вслЪдствіе чего его послЪдователи перескакиваютъ отъ одной программы къ другой и не могучи ни при одной изъ нихъ остаться, распадаются на фракціи и группы, взаимно другъ друга ненавидящія и поборивающія. Мы видЪли, что украинофильство, сознавая свое безсиліе даже въ одной Австріи бороться съ національно-историческимъ направленіемъ развитія галицкихъ и буковинскихъ малороссовъ, призвало на помощь польскихъ политиковъ, которые, подъ видомъ любви и состраданія къ малороссами, желаютъ ихъ втянуть въ дЪло столь имъ чуждое н враждебное, сколь оно чуждо и враждебно всему русскому народу — и создать весьма существенное затрудненіе въ культурно-историческомъ развитіи малорусской, а по крайней мЪрЪ галицко-русской и буковинско-русской вЪтвей русскаго народа [81]. Мы видЪли примЪры братоубійственной борьбы, ведомой въ ГаличинЪ украинофилами противъ русской партіи, искренно вЪрящей въ необходимость для русскаго населенія Австріи культивироваться и развиваться безъ разрыва связи съ траднціонными устоями, на основаніяхъ, указанныхъ ему исторіей, и убЪжденной, что только на культурно-исторической почвЪ лежатъ пути для духовного сближенія вЪками отчужденной Червонной Руси съ великимъ русскимъ міромъ и для развитія и возвышенія нашего тЪснЪйшаго отечества. Мы видимъ, какъ во имя національнаго сепаратизма и въ школЪ и въ церкви Галичины и Буковины уничтожають слЪды, указывающіе связь Червонной Руси съ остальнымъ русскимъ міромъ и какъ, наконецъ, стараются даже историческое имя нашей родины замЪнить другимъ, отвЪчающимъ стремленіямъ сепаратизма [82]. Мы, наконецъ, видимъ, что украинофильство, заставивъ своихъ послЪдователей отрицать единство русскаго народа и искать помощи у польскихъ политиковъ и правительства, тЪмъ самымъ понизило національное самосознаніе, а между тЪмъ каждый маломальски образованный человЪкъ пойметъ, что съ пониженіемъ національнаго самосознанія естественно изсякаетъ и національное творчество. Благодаря пониженію національнаго самосознанія, у насъ, вмЪсто здороваго, естественнаго развитія національныхъ основъ, способныхъ улучшить условія человеческой жизни, въ дЪятельность народа внесенъ раздоръ не только партійныхъ, но и частныхъ желаній и апетитовъ. Національная жизнь мельчаетъ и поглощается напряженною борьбой за преобладаніе партій и личными счетами. Отсутствіе патріотизма является неизбЪжнымъ признакомъ такого національнаго упадка.

Въ чемъ-же лежитъ задача русской партіи въ русскихъ земляхъ, принадлежащихъ Австріи ? Въ стараніи не только защитить русское населеніе передъ тлетворнымъ вліяніемъ полонизма и латинства и убійственнаго для національности и вЪры западнаго соціализма, но и путемъ просвЪщенія самой себя и народа въ духЪ и направленіи, указанномъ иеторіею, развивать наши національныя силы. Такъ какъ на пути своихъ стремленій русская партія встрЪчается съ украинофильствомъ, то естественно, она принуждена и ему противодЪйствовать. Однако она противодействуетъ украинофильству не путемъ накликанія на него жандармовъ и всей рати польскихъ политиковъ, какъ это часть политическихъ украинофиловъ дЪлаетъ относительно русской партіи, но указаніемъ на те органическія связи, которыя Червонную Русь соединяютъ въ языковомъ и этнографическомъ отношеніи съ русскимъ народомъ въ одннъ національный органиазмъ и доказываютъ несбыточность украинофильской утопіи.

За это польскіе политики н украинофилы въ родЪ г. Маковея называютъ насъ „ренегатами". За этотъ эпитетъ мы находимъ, однако, достойное удовлетвореніе и возмездіе въ томъ, что русское простонародіе, милліонная масса крестьянства, льнетъ къ русской партіи. Здравый національный инстинктъ простолюдина, проведшій нашъ народъ чрезъ всЪ козни польскаго господства, беретъ верхъ надъ утопическими измышленіями украинофиловъ. „Мы не хочемъ знати ніякихъ партій !" — заявляетъ галицко-русскій крестьянинъ на всЪхъ народныхъ собраніяхъ и тЪмъ самымъ осуждаетъ украинофильство, теоретически исключающее русскую партію изъ народной семьи, — говоримъ теоритечееки, такъ какъ въ дЪйствительности украинофилы, исключая правительственно-польскихъ, на услугахъ которыхъ стоятъ жандармы, поляки и жиды, безъ содЪйствія русской партіи не въ состояніи предпринять никакой общенародной акціи. Галицкое и буковинское русское простонародіе не обладаетъ, пожалуй, полемическою ловкостью, чтобъ спорить съ интелигентными украинофилами, но украииофильство встрЪчаетъ въ немъ искренняго и яраго противника. Въ частныхъ разговорахъ съ пишущимъ эти строки украинофилы неоднократно выражали жаль, что мужики отъ природы „москвофилы" и что они охотнЪе читаютъ книжечки русскаго Общества им. М. Качковскаго, чЪмъ украинофильской "ПросвЪты". Русское простонародіе Галичины и Буковины на самомъ дЪлЪ представляетъ собою массу стихійныхъ „москвофиловъ", а этотъ фактъ свидЪтельствуетъ, какъ шатки основанія украивофильства и какъ несправедливы и безсмыслеины обвиненія украинофиловъ по адресу русской партіи, т. е. сознательныхъ „москвофиловъ", въ отступничествЪ отъ народа. Интелигенція или образованное общество вездЪ болЪе или менЪе отдалилось отъ простонародія. Это приноситъ съ собою высшая культура, другой образъ занятія и городская жизнь. Ближе всего къ галицко-русскому и буковинско-русскому простонародію стоитъ безспорно русская, или такъ называемая „москвофильская" партія. Причины этого ясны. Первая изъ нихъ та, что въ то время, какъ образованные члены русской партіи сознательные „москвофилы", — конечно, въ смыслЪ національномъ и культурномъ, не политическомъ, — простонародіе проникнуто стихійнымъ „москвофильствомъ", какъ результатомъ племеннаго родства, историческихъ преданій и чаяній будущаго. Вторая причина — сознательный идеалъ русской партіи: вЪра и народность, которыя безсознательно выполняютъ также духовную жизнь простонародія и составляютъ, такъ сказать, душу и духъ народа. Украинофильскія группы не имЪютъ этого общаго съ простонародіемъ ; „народовцы" и „новокурсники"  лишены  того,  что называется „москвофильствомъ",  соціалисты-же кромЪ этого отвергаютъ и вЪру.

Если бы въ ГаличинЪ и БуковинЪ нынЪ были введены русскія народныя школы, русскія гимназіи и университеты [83], то не прошло бы десятка лЪтъ, и населеніе этихъ русскихъ областей, наслЪдія св. Владиміра, отличалось бы отъ населенія Малороссiи только въ экономическомъ отношенiи, т. е. бЪдностью, между тЪмъ какъ оно уже нынЪ, можетъ быть, превосходитъ и малорусское и великорусское простонародіе въ Россіи въ развитіи національнаго сознанія, въ патріотизмЪ и въ глубокой привязанности къ русскому обряду и къ русской церкви [84].

       Русская партія въ ГаличинЪ и БуковинЪ рЪшительно не противна малорусской, спеціально-же галицко-русской литературЪ. Мы видимъ, что послЪдняя имЪетъ очень важную задачу просвЪщать галицко-русское и буковинско-русское населеніе и поддерживать его нацiональную жизнь. Мы признаемъ право на существованіе малорусской литературы и желаемъ ей развитія, такъ какъ областныя нарЪчія русскаго языка представляютъ живой и неистощимый источникъ для обогащенія общерусской литературной рЪчи, ибо каждое малорусское слово имЪетъ право войти въ сокровищницу русскаго языка, Но мы не можемъ и не смЪемъ отказаться отъ помощи, какую для малороссовъ въ Австріи могутъ дать и дЪйствительно даютъ русская литература и русская наука, представляющія національное и культурное выраженіе всего русскаго народа. Намъ, какъ справедливо сказалъ А. Пыпинъ („BЪстникъ Европы", 1890) „слЪдуетъ не уединяться въ узкіе предЪлы племенной особенности, которая въ подобныхъ формахъ представляется только провинціализмомъ, а вступить въ тЪсный союзъ съ самой крупной литературой славянскихъ племенъ и южно-русскому народу наиболЪе близкой, литературой pyccкaго народа". Знакомство съ русскою литературною рЪчью и русскою литературою не помЪшаетъ намъ, малороссамъ, любить нашъ народъ и нашу родину, напротивъ, доставитъ намъ богатую духовную пищу и поддержитъ насъ культурною силою въ борьбЪ за права нашего народа, за его существованіе и развитіе. Усвоеніе общерусскихъ народныхъ идеаловъ ни мало не мЪшаетъ сохраненію мЪстнаго внЪшняго облика и обычаевъ областной, галицко-русской и буковинско-русской жизни, какъ общенЪмецкій литературный языкъ и общегерманскіе идеалы не мЪшаютъ существованію задушевной южно-германской бытовой поэзіи и множества областныхъ нЪмецкихъ говоровъ. Мы не смЪемъ забывать, что въ сознаніи нашего единства съ русскимъ народомъ мы почерпываемъ нравственную силу, которая охраняетъ насъ отъ соблазновъ и искушеній, угрожающихъ намъ обезличеніемъ. Умудренные долгими вЪками тяжелаго, горькаго опыта, просветленные лучами правды, бьющей изъ русской исторіи, мы не имЪемъ ни малЪйшей причины принимать утопическія ученія украинофильскихъ оракуловъ, изоблаченныхъ уже въ неправдЪ выдающимися представителями русской мысли и науки, но еще сохраняющихъ у насъ свое тлетворное обаяніе, поддерживаемое лукаво отвЪчными противниками русскаго народа. Мы и будемъ крЪпко стоять за свои убЪжденія и вЪрованія, какъ за наслЪдіе предковъ, и не перестанемъ дЪлитьея этимъ наслЪдіемъ съ всЪми нашими земляками и внЪдрять его окрестъ себя, ибо, какъ сказалъ П. А. Кулишъ: „поло винити себе никому не допустимо".