Первая кампания по тотальной украинизации Малороссии, как мы отме-
тили выше, началась сразу же после Революции 1917 года. Чехардой пронес-
шиеся опереточные режимы «украинцев» (Центральная Рада, Гетманщина, Ди-
ректория) были слишком ограничены временем и пространством для организа-
ции широкомасштабного наступления на Русские язык и культуру и поэтому
ограничивались в основном принятием деклараций да комедийной сменой вы-
весок на магазинах и учреждениях тex городов, в которых им удавалось на вре-
мя устанавливать свою власть. К этому добавлялось изгнание с работы всех
служащих, не владевших укрмовою. После утверждения в России коммунисти-
ческого режима дело украинизации приняло совершенно иной размах.
Уже в первых своих актах, касавшихся Малороссии, большевики недву-
смысленно заявили о полной поддержке украинского самостийничества, прав-
да, в его коммунистической упаковке. 28 декабря 1919 г. Ленин написал «Пись-
мо к рабочим и крестьянам Украины по поводу побед над Деникиным». В нем
он провозглашал готовность своей партии идти на максимальные уступки «ук-
раинцам»: «... мы, великорусские коммунисты, должны быть уступчивы при
разногласиях с украинскими коммунистами-большевиками и боротьбистами,
если разногласия касаются государственной независимости Украины, форм ее
союза с Россией, вообще национального вопроса»1.
Всемерная поддержка гарантировалась и украинскому новоязу, который
большевики планировали превратить «в орудие коммунистического просвеще-
ния трудовых масс». Поэтому, как гласила «Резолюция ЦК РКП (б) о Советской
власти на Украине» (2 декабря 1919), все должностные лица советских учреж-
дений должны в обязательном порядке овладеть «мовою»2. А в телеграмме
Сталину от 22 февраля 1920 г. Ленин настаивал на необходимости «немедленно
завести переводчиков во всех штабах и военных учреждениях, обязав безуслов-
но всех принимать заявления и бумаги на украинском языке». При этом под-
черкивал, что это «безусловно необходимо» - «насчет языка все уступки»3.
Подобная позиция убежденных «интернационалистов», адептов «миро-
вой революции» и окончательного искоренения любых «наций» вызывала по-
началу немалое удивление, причем не только местных малороссийских партра-
ботников, но даже у некоторых «столпов» международного коммунистического
движения. Известная немецкая и польская социал-демократка, впоследствии –
одна из основательниц коммунистической партии в Германии, Роза Люксем-
бург (1871-1919), в специальной статье о революции в России, написанной сра-
зу после заключения большевиками Брестского мира и оккупации немцами
Малороссии, отмечала:
«Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, поль-
ский или финский, не более чем просто причудой, кривляньем нескольких десятков мел-
кобуржуазных интеллигентов, без каких-либо корней в экономике, политике или ду-
ховной сфере страны, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была
ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реак-
ционно-романтических стихотворений Шевченко. Буквально так, как если бы в одно пре-
красное утро жители “Ватерканте” (побережье Северного моря, где население говорило
136
на нижнемецком диалекте. – С.Р.) вслед за Фрицем Рейтером (писателем, писавшем на том
же диалекте. – С.Р.) захотели бы образовать новую нижненемецкую нацию и основать са-
мостоятельное государство! И такую смехотворную шутку нескольких университетских
профессоров и студентов Ленин и его товарищи раздули искусственно в политических
фактор своей доктринерской агитацией за “право на самоопределение вплоть” и т.д. Пер-
воначальной шутке они придали значимость, пока эта шутка не превратилась в самую
серьезную реальность, впрочем не в серьезное национальное движение, которое, как и пре-
жде, не имеет корней, но в вывеску и знамя для собирания сил контрреволюции! Из этого
пустого яйца в Бресте вылезли германские штыки»4.
Таким образом, Р.Люксембург открыто возложила ответственность за
немецкую оккупацию Малороссии в 1918 г. на большевиков. Те ознакомились с
ее мнением, но от поддержки виртуальной «украинской нации», «причуды не-
скольких университетских профессоров», не отказались. Напротив, провозгла-
сили ее официальной политикой нового режима, переименовав Малороссию в
«Украинскую Советскую Социалистическую Республику» (УССР) и поставив
дело украинизации края на государственную основу.
При этом насаждали ее последовательно и жестоко. Так, сразу после за-
хвата Киева большевиками ЧК расстреляла тех Русских деятелей, которые еще
до революции последовательно боролись против украинства. В телеграмме
представителя Всероссийского центра в Киеве Федоровского от 20 мая 1919 г.,
адресованной в «Наркомпрос Наркому Покровскому. Копия: Кремль Горбуно-
ву», сообщалось: «Чрезвычайка расстреляла через двадцать четыре часа после
ареста профессоров Флоринского, Зилова физика и Армашевского минеролога.
Последние два старика около семидесяти лет. Надо положить конец произволь-
ным расстрелам научных и технических сил... Высшая школа здесь на задвор-
ках, управляют ею мальчики комиссары».
Федоровский полагал, вероятно, что все дело в произволе «мальчиков
комиссаров», а между тем они действовали строго в соответствии с указаниями,
полученными сверху. Так, в протоколе Особой комиссии Киевской ЧК от 19
мая 1919 г. напротив искаженной фамилии «Армашевский (в документе: Ар-
кашевский) Петр Яковлевич» значится постановление: «Применить высшую
меру наказания, известив предварительно т. Раковского». То есть «доложить об
исполнении» следовало украинскому Совету Народных Комиссаров, председа-
телем которого на тот момент и являлся Х.Г.Раковский (1873-1941). В том же
списке на уничтожение – «Щеголев Сергей» - автор широко известных книг об
украинском сепаратизме, приговоренный к «высшим мерам наказания» и кон-
фискации наличных денег5…
Вслед за ликвидацией противников украинского сепаратизма, коммуни-
стическая власть принялась за навязывание Малороссии украинского новояза.
21 сентября 1920 г. Совнарком УССР принял постановление о введении «укра-
инского языка» в школах и советских учреждениях республики. Постановление
особо настаивало на «изучении» его во всех «учреждениях по подготовке ра-
ботников просвещения». Государственному издательству вменялось в обязан-
ность «озаботиться изданием ... достаточного количества учебных пособий на
украинском языке, равно как художественной литературы и всех прочих изда-
ний», популярной и пропагандистской литературы. Исполкомы в обязательном
порядке должны были издавать в каждом губернском городе «не менее одной
137
украинской газеты». Во всех губернских и уездных городах должны были соз-
даваться вечерние школы для обучения украинскому языку советских служа-
щих6.
При этом коммунисты открыто продемонстрировали, что и в деле навя-
зывания Малороссии украинского новояза не остановятся ни перед чем, вклю-
чая открытое насилие и террор. Красноречивый эпизод в этом плане воспроиз-
водит в своих воспоминаниях Лидия Новгородцева, жена известного ученого
П.И.Новгородцева. В конце гражданской войны она оказалась в Полтаве, где
работала учительницей женской гимназии. После разгрома деникинцев и проч-
ного установления в городе Советской власти в гимназию пришел приказ ук-
раинизироваться: «Родительский комитет высказался единогласно против ук-
раинизации. Члены комитета указали между прочим на то, что они считают
русский язык своим и что даже нет учебников, написанных на “украинском”
языке. Вскоре был получен вторичный приказ украинизировать школу и был
прислан ящик с учебниками, напечатанными в Австрии для галицких школ.
Большевистское начальство даже не удосужилось вырвать из учебников порт-
реты “найяснішаго пана цісаря” Франца-Иосифа. Члены родительского комите-
та заявили, что они своих детей в такую школу посылать не будут и объявили
бойкот гимназии. За это они были арестованы ЧК».
Дальнейшая судьба арестованных родителей неизвестна, зато известно,
что вопрос об украинских учебниках был положительно решен на самом высо-
ком уровне правящей коммунистической верхушки. В октябре 1921 г. в разо-
ренной, голодающей стране советское правительство выделило 500 тысяч руб-
лей золотом на печатание за границей украинских учебников. Позднее, по лич-
ному указанию Ленина на эти цели было выделено еще 250 тысяч золотых руб-
лей 7…
* * *
Завершение гражданской войны придало новый импульс украинизатор-
ским усилиям коммунистов. «Нам необходимо приблизить украинский язык к
пониманию широких масс украинского народа», - очертил задание председа-
тель Совета Народных Комиссаров УССР Влас Чубарь. Но приближать стали
не язык к народу, а наоборот. Руководствовались тезисом украинского акаде-
мика Агафангела Крымского (1871-1942): «Если на практике мы видим, что
люди затрудняются в пользовании украинским языком, то вина падает не на
язык, а на людей»8. Следовало выбить из населения Малороссии Русское на-
циональное сознание и его материальное выражение - Русский язык. С этой це-
лью 1 августа 1923 г. было принято постановление Всеукраинского ЦИК и
Совнаркома УССР «О мерах по обеспечению равноправия языков и о содейст-
вии в развитии украинского языка». Декларировавшееся «равноправие языков»,
разумеется, являлось не более чем дымовой завесой, призванной скрыть истин-
ную цель развернувшейся кампании: объявление тотальной войны Русскому
языку и Русской культуре. В постановлении откровенно говорилось, что «при-
знававшееся до сих пор формальное равенство между двумя наиболее распро-
138
страненными на Украине языками – украинским и русским - недостаточно»,
ибо «жизнь, как показал опыт, приводит к фактическому преобладанию русско-
го языка»9. А раз так, следует эту реальную жизнь исковеркать и изуродовать
до такой степени, чтобы она стала, наконец, соответствовать принятому пар-
тийному курсу. В средствах не стеснялись, делая упор на самое излюбленное из
них – насилие.
Задействованными оказались все возможные структуры власти, от зако-
нодательных до карательных. Для перевода Русского населения на «мову» бы-
ли созданы «тройки по украинизации» (по типу печально знаменитых «троек
ГПУ», отправивших на смерть миллионы людей), а также тысячи «комиссий»
того же рода. Всем служащим предприятий и учреждений было предписано не-
замедлительно перейти на украинский язык. Замеченные в «отрицательном от-
ношении к украинизации», сразу увольнялись. Теперь на украинский новояз
переводились не только документация, вывески, газеты, но даже разговаривать
в учреждениях по-русски запрещалось. Когда, например, в Народном комисса-
риате просвещения обнаружили, что в подведомственных учреждениях и после
украинизации преподавательского состава технический персонал остается рус-
скоязычным, то распорядились, чтобы под угрозой немедленного увольнения
все уборщицы, дворники, курьеры перешли исключительно на украинский. А
поскольку никто из них «мовы» не знал, им было предписано пройти курсы по
ее изучению, причем деньги на эти курсы вычитались из их зарплаты10. Впро-
чем, принимались меры и покруче. Директор Украинского института лингвис-
тического просвещения в Киеве И.М.Сияк (выходец из Галиции) категорически
запретил говорить в возглавляемом им учреждении на Русском языке. Над сту-
дентом Ивановым, продолжавшим говорить по-русски, по инициативе директо-
ра был проведен общественно-показательный суд, после чего студента исклю-
чили из института11...
А сверху продолжали сыпаться грозные циркуляры. 30 апреля 1925 г.
вышло новое постановление ЦИК и Совнаркома УССР, предписывавшее всем
государственным учреждениям и государственным торгово-промышленным
предприятиям перейти на украинское делопроизводство не позднее 1 января
1926 года. Этим же постановлением на рабоче-крестьянскую инспекцию возла-
галась обязанность проведения периодических проверок украинизации советс-
кого аппарата12. 6 июля 1927 г. очередное постановление, которое не только по-
вторяло требование о ведении всего делопроизводства на «мове», но и обязы-
вало руководителей предприятий и учреждений увольнять без предупреждения
и выходного пособия всех сотрудников, не выучивших украинский язык в ус-
тановленные сроки или настроенных против украинизации13.
В приказном порядке украинизировались пресса, издательская деятель-
ность, радио, кино, театры, концертные организации. Украинизация прессы
достигла в 1930 г. 68,8%, а в 1932 г. эта цифра поднялась до 87,5%. К 1930 г.
осталось только три крупных газеты на Русском языке (в Одессе, Донецке и
Мариуполе)14. Борьба с газетами на Русском языке достигла такого накала, что
на Украине ограничили распространение даже центральных газет, в том числе
главного печатного органа ВКП(б) – газеты «Правда». На XV окружной конфе-
ренции Киевской организации КП(б)У (1930) один из ее делегатов, старый
139
большевик поведал следующее: «Я хочу остановиться на деле распространения
центрального органа нашей партии – “Правды”. Я распространял ее, когда она
была еще маленькой газетой, когда ее начали только издавать. Должен сказать,
что сейчас ее намного труднее распространять, чем при меньшевиках (т.е.
Временном правительстве)». Как рассказал далее этот делегат, когда он обра-
щался в партячейки на киевских заводах с просьбой посодействовать в прове-
дении подписки на газету среди рабочих, то неизменно натыкался на отказ.
«Говорят, что нужно украинизироваться, распространять украинские газеты, а
поэтому “Правда” не нужна»15. Вместо центральной партийной газеты секрета-
ри заводских партячеек распространяли украиноязычную «Пролетарську прав-
ду». Примечательно, что участники конференции, выслушав жалобщика, не
поддержали его. Наоборот, было принято решение «увеличить подписку на ук-
раинскую прессу и провести дальнейшую украинизацию заводской прессы»,
«еще больше распространять украинскую прессу среди рабочего класса»16.
Так обстояло в УССР дело с газетами. Что касается журналов, то в 1928 г.
71,2% из них издавались на украинском, а в следующем году эта цифра достиг-
ла 84% 17. Украинские книги в общей массе книжной продукции составляли в
1925-1926 гг. – 45,8%, в 1927-1928 гг. – 53,9%. В 1931г. – 76,9% 18. Та же участь
постигла и театр. Первоначально в этой сфере (особенно в оперных театрах)
украинизация продвигалась с большим трудом. К 1927 г. она охватила лишь
26% театральной сферы. Но затем дело пошло быстрее и к началу 1930-х годов
русскоязычные театры были фактически вытеснены с Украины, а центральные
театральные помещения перешли к украинским труппам. В 1931 г. в УССР бы-
ло 66 украинских, 12 еврейских и только 9 русских стационарных театров19.
К 1927 г. 82% школ УССР были украинизированы, 76% от общего числа
учащихся посещали украинские школы20. С середины 20-х годов именно укра-
инский новояз преимущественно использовался при ликвидации безграмотно-
сти. Так, в 1925/1926 учебном году в УССР существовало 13 350 ликбезов на
украинском (на Русском языке таких ликбезов насчитывалось только 3321)21. В
1927 г. 78% всех ликбезов проводили обучение на украинском22. Особенно впе-
чатляющие результаты были достигнуты в сфере украинизации начального об-
разования. К 1930 г. в республике насчитывалось 14 430 украинских начальных
школ, (Русских 1504)23. «Мова», с довольством отмечает в это время украин-
ский языковед Алексей Синявский, «из языка жменьки полулегальной интелли-
генции до Октябрьской революции волей этой последней становится органом
государственной жизни страны»24.
Активно велась работа по кодификации литературных норм, по упорядо-
чению лексики и орфографии «мовы». В 1921 г. был открыт Институт украин-
ского научного языка, который разрабатывал научную терминологию. С 1925 г.
при украинском Совнаркоме работала Государственная комиссия для разработ-
ки правил правописания украинского новояза. В 1927 г. была проведена так на-
зываемая Правописная конференция, на которой предметом обсуждения стала
единая система орфографии (она была введена в действие постановлением
Совнаркома УССР в 1928 г.). Реформа правописания укрмовы, осуществленная
под руководством Николая Скрыпника (сменившего на посту наркома просве-
щения УССР А.Я.Шумского), еще дальше продвинула ее по пути окончатель-
140
ного отрыва ее от Русского языка. Вот только некоторые перлы украинского
«правопысу» 1928–1929 гг.: «діялектика», «плян», «парлямент», «соціяльний»,
«нарід», «мапа», «фльота», «карафа», «фіранка» и т.д. и т.п. В докладе, зачи-
танном в январе 1929 г. в Коммунистической академии, «специалист по куль-
турному строительству в национальных республиках» С.Диманштейн отмечал
главное достижение украинизации: «Возьмем дореволюционный украинский
язык на Украине, скажем, язык, Шевченко, и теперешний украинский язык, с
одной стороны, и русский язык – с другой: Шевченко почти каждый из вас по-
ймет. А если возьмете какого-либо современного украинского писателя – Ты-
чину, Досвитского или другого из новых, - я не знаю, кто из вас, не знающих
украинского или хотя бы польского языка, поймет этот язык на основе русско-
го. По отношению к русскому языку мы видим здесь значительное увеличение
расхождения»25.
Что, собственно, и являлось подлинной целью украинизации: любыми
способами увеличить расхождения с Русским языком вновь создаваемого
украинского новояза. При этом, обратите внимание, С.Диманштейн откровенно
признает удивительную особенность вновь изобретенного «языка»: он может
быть понятен только… при знании польского!..
* * *
Впрочем, действительность оказалась не такой податливой, как хотелось
бы коммунистам. «Тип “малоросса” не умер и до сих пор на Украине», - него-
довал «щирый украинец» В.Г.Коряк (Блумштейн). «Презренный шкурнический
тип малоросса, который ... бравирует своим безразличным отношением ко все-
му украинскому и готов всегда оплевать его», - постоянно клеймил и
А.Я.Шумский (1890-1946), нарком просвещения УССР в 1924-1927 гг.26…
Действительно, «косный и отсталый» народ никак не желал поддаваться
украинской дрессировке, упорно держась за свой родной Русский язык. «Укра-
инская литература широко не идет, приходится силой распространять ее», -
жаловался на I-ом Всеукраинском учительском съезде (1925) делегат Киевской
губернии27. Но и принуждение мало помогало. Украиноязычные газеты теряли
читателей. «Обывательская публика желает читать неместную газету, лишь бы
не украинскую» - записывает в дневник Сергей Ефремов28. Однако ни чем не
отличались от «обывательской публики» и слушатели высших «курсов украи-
нознавства», которым присваивалась категория «хорошо знающих» украинский
язык: «Проверка того, как и что именно читает наш слушатель из периодики
украинской, то и дело давала очень плохие результаты, - сообщается в отчете за
1929 год. - Конечно, слушатель говорит, что читает “Комуніст”, “Вісті” или ра-
бочую газету “Пролетар”, но это в основном не искренне – в лучшем случае он
просматривает кое-как и то очень поверхностно эти газеты, а доказательство
этому то, что редко какой слушатель мог назвать хоть одного-двух постоянных
сотрудников той или иной газеты»29.
Не желали читать украинских газет и селяне: «Наша украинская газета
еще мало распространяется на селе – докладывал на уже упомянутом учитель-
141
ском съезде делегат из Харькова. – Возьму пример: у нас на Харьковщине на
селе русская газета “Харьковский пролетарий” по каким-то причинам лучше
распространяется, почему-то ее больше выписывают, чем “Селянську прав-
ду”»30.
Та же картина наблюдалась в театрах. Посещаемость украиноязычных
спектаклей была исключительно низкой. Чтобы заполнить зрительные залы,
властям приходилось организовывать принудительные «культпоходы» в театр
рабочих коллективов. Туго прививался украинский и в школе. Попадая из рус-
скоязычной среды в украинизированные учебные заведения, дети калечили
свою речь: «Я имел возможность наблюдать речь подростков, мальчиков и де-
вочек, учеников полтавских трудовых и профессиональных школ, где язык
преподавания – украинский. Речь этих детей представляет собой какой-то
уродливый конгломерат, какую-то невыговариваемую мешанину слов украин-
ских и московских», - замечает один из украинизаторов31.
А украинский министр просвещения Шумский даже жаловался, что «ук-
раинизация идет туго, на украинизацию смотрят как на повинность, которую
выполняют нехотя, выполняют с большой оттяжкой»...
А это и было повинностью, наложенной коммунистической диктатурой
на население Малороссии, с целью вышибания из него всякой Русскости. С
этой же целью это население совершенно произвольно по наводке шумских и
скрыпников оптом было зачислено в «украинцы». Впрочем адептам украиниза-
ции это мало помогло: они, как и раньше, испытывали острейший дефицит кад-
ров для украинизации «украинского» населения. В мае 1923 г. второй секретарь
ЦК КП(б)У Д.З.Лебедь направил записку в комиссию Политбюро ЦК КП(б)У с
предложением в короткий срок «взять на учет всех членов партии, говорящих
на украинском языке», а также «выяснить украинских работников, говорящих
на украинском языке, отозванных и откомандированных на территории других
республик». Число знающих «ридну мову» было столь мизерно, что приходи-
лось их всех ставить на учет.
Но и после столь тщательной мобилизации укркадров катастрофически
не хватало. Особенно на местах. В 1924 г. в ЦИК СССР пришло письмо, авторы
которого подписались как «инструктор Степашко-украинец, зав.конторой Гвоз-
дя-белорус». Категорически выступая против присоединения к УССР ряда по-
граничных территорий РСФСР, население которых официально было признано
«украинцами», они в обоснование своего мнения приводили следующий крас-
норечивый факт: «Когда весной в этом году в городе Серединой Буде Черни-
говской губернии было получено предписание ввести с 1 августа украинский
язык, все всполошились. Бросились искать украинцев, могущих хотя бы чему-
нибудь научить по-украински. Нет никого. Наконец, нашли кого-то, но оказал-
ся исключенным из профсоюза, как чуждый элемент. Пришлось пойти на по-
клон – предложить принять вновь его в профсоюз – учи только»32…
Чтобы восполнить острую нехватку «украинцев», решили начать заво-
зить их из Галиции. Одного из изобретателей украинского новояза,
М.С.Грушевского, приглашали переехать в УССР еще в 1923 г, сразу же после
XII съезда РКП(б), уверив, что «по желанию Ленина теперь национальный во-
прос решен в пользу нерусских народов твердо и бесповоротно»33. Бывший ав-
142
стрийский агент, высокопоставленный масон и заклятый враг России охотно
откликнулся на приглашение коммунистов и в 1924 г. прибыл в УССР. Но это
стало лишь первым шагом на пути массового завоза галичан в республику. 6
августа 1925 г. комиссия по украинизации Политбюро ЦК КП(б)У специально
рассмотрела вопрос об использовании «украинцев» из Восточной Галиции. Бы-
ло решено выявить «все способные к работе силы и использовать их» в УССР34.
Уже к концу 1925 г. в республике орудовала многотысячная армия галицких
«янычар», подготовленных еще при австрийском императоре Франце-Иосифе,
и с каждым месяцем число их увеличивалось. В 1926 г. приехал «украинский
географ» С.Л.Рудницкий, в 1927 – «украинский историк» М.М.Лозинский. В
одном из своих писем Грушевский сообщал, что в УССР из Галиции переехало
около 50 тыс. человек, многие с женами и семьями, молодые люди и мужчи-
ны35.
Вся эта заезжая публика сразу же заняла теплые местечки во множестве
бюрократических структур, занимавшихся украинизацией Малороссии. Много
галичан работало в аппарате украинского наркомпроса. Его учеными секрета-
рями были А.И.Бадан-Яворенко, а затем И.М.Зозуляк. Личным секретарем
Скрыпника был галичанин Н.В.Ерстенюк. Коммунисты не скупились в обеспе-
чении этого антирусского «десанта» щедрыми материальными благами. Вид-
ный представитель галицкого украинства К.Студинский, посетивший УССР, с
довольством отмечал: «Партийный, хоть и комиссар (министр) получает самое
большее 210 руб. в месяц, когда украинизатор, работающий в пяти кружках, за-
рабатывает 500 руб.»36.
Насколько далеко заходила благосклонность Советской власти к галиц-
ким «украинцам», можно судить по той трогательной заботе, которую проявля-
ла она в отношении нужд украинских деятелей, продолжавших жить в Галиции.
Уже в 1921 г. было принято решение о субсидировании львовского «Наукового
товариства им. Шевченко». Выплаты по тем временам достигали немалой ве-
личины. Например, на 1927 г. планировалось выделить этой организации дота-
цию в размере 24 тыс. рублей (примерно 12 000 дол.). Такой же размер субси-
дий сохранялся и в последующие годы. Так, в 1933 г. планировалось выделить
9 000 долларов. Оказывалась материальная помощь и наиболее известным дея-
телям «украинской культуры», проживавшим в Галиции, между прочим, ино-
странным гражданам. Например, в 1928 г. было принято решение о назначении
пенсий «выдатным украинськым пысьмэнныкам» - О.Ю.Кобылянской, прожи-
вавшей в Черновцах на Буковине, и В.С.Стефанику из Галиции. В том же году
назначена пенсия вдове еще одного галицкого деятеля - В.Гнатюка. Всего же на
начало 1930-х годов Советское правительство перечисляло за границу деньги
семи персональным пенсионерам УССР на общую сумму 7920 руб. золотом.
Помимо вышеперечисленных деятелей пенсию получала и вдова Ивана Фран-
ко. Эти пенсии были отменены только в мае 1934 г. (кроме пенсии семье
И.Франко)37.
Заезжие украинизаторы весьма высоко оценивали политику коммунистов
в Малороссии. Грушевский, например, в письме одному из своих соратников
восторженно писал: «Я здесь, несмотря на все недостатки, чувствую себя в Ук-
раинской Республике, которую мы начали строить в 1917 г.»38.
143
Но пиетет к галицийским самостийникам со стороны коммунистов не мог
изменить враждебного отношения к ним местного населения. М.М.Лозинский,
перебравшийся в Харьков, жаловался: «Мое несчастье в том, что я – галичанин.
Здесь галичан никто не любит. Старшая русская публика относится к ним вра-
ждебно как к большевистскому орудию украинизации (вечные разговоры о “га-
лицийской мове”). Старшие местные украинцы относятся еще хуже, считая га-
личан “предателями” и “большевистскими наймитами”»39.
Но галицких «янычар» такое отношение не смущало, и они с энтузиаз-
мом исполняли предназначенную им миссию... Их преданность Советской вла-
сти представляла еще и своеобразную форму благодарности, ведь именно ком-
мунисты в тот момент были ближайшими союзниками и соратниками «украин-
цев» в их непримиримой борьбе против Русских непосредственно в самой Га-
лиции.
В послевоенный период Русское движение в Галиции снова возродилось,
несмотря на страшные потери, понесенные в 1914-1918 гг., когда в результате
развязанного австро-венгерской военщиной в союзе с поляками и «украинца-
ми» террора были убиты десятки тысяч ни в чем не повинных Русских галичан.
И хотя польская власть относилось к этому возрождению исключительно враж-
дебно, всячески препятствуя его развитию, оно пользовалось массовой под-
держкой сотен тысяч местных жителей. Только в Русской селянской организа-
ции (РСО) состояло до 100 тыс. человек. Но кроме польской власти, Русские
организации столкнулись с еще большей враждебностью со стороны местных
«украинцев» и коммунистов. «Москвофилы» так презрительно называли они
Русских галичан, тех, кто в отличие от них не отказался ни от своей природной
национальности, ни от своей православной веры. «Часть украинских крестьян
еще и до сих пор попадает под влияние реакционной москвофильской агитации,
главным образом на Полесье и в округах Золочев, Львов, Перемышль», - отме-
чал в 1928 г. в своей резолюции III съезд Коммунистической партии Западной
Украины (КПЗУ)40. «Галицкое москвофильство ... представляет теперь серьез-
ную опасность для западно-украинского революционного движения», - отмеча-
лось в тезисах пленума ЦК КПЗУ (1930)41.
Понятно, что деятельность КПЗУ финансировалась из СССР. Отсюда же
осуществлялось и идейное руководство. «Галицкое москвофильство – корень
графов Бобринских, епископов Евлогиев, русской черной сотни – необходимо
уничтожить. И сделать это нужно как можно быстрее», - формулировал зада-
ние зав. отделом прессы ЦК КП(б)У А.А.Хвыля (Олинтер)42.
Сделать это «как можно быстрее» следовало уже потому, что Русские га-
личане прекрасно знали, что скрывается за искусственно слепленной больше-
виками «Украйной» и смело разоблачали в своей печати этот антирусский про-
ект: «Мы отрицаем самостоятельную Украину в национальном и государствен-
ном значении, ибо знаем, что таковая Украина – не Украина, а притон своих
проходимцев и чужих искателей легкой наживы»43.
Вскрывали галичане и истинную цель украинизации: «Вот уже десять лет
коммунисты не за страх, а за совесть украинизируют Малороссию, чтобы таким
образом парализовать нормальный рост общерусской культуры и тем самым
противодействовать росту общерусского национального сознания. Бесконеч-
144
ными экспериментами в области творения украинской культуры они измучили
и до смерти надоели малорусскому народу»44.
Галицийский «десант» в этих нескончаемых экспериментах над «мало-
русским народом» был задействован самым непосредственным образом, но да-
же массовый завоз из Польши многих тысяч украинизаторов так и не помог
восполнить дефицит украинских кадров.
Комиссия ЦКК ВКП(б), обследовавшая практику проведения националь-
ной политики в УССР в 1928 г., вынуждена была признать наличие объектив-
ных факторов, существенно затруднявших украинизацию партийных и госу-
дарственных учреждений. Прежде всего, незавершенность формирования укра-
инского новояза: «несколько раз менялась грамматика, и лица, раз уже сдав-
шие экзамен по украинскому языку, снова подвергались испытанию». Кроме
того, «для большинства госслужащих украинский язык все еще является язы-
ком официальным, которым пользуются лишь в стенах учреждений и то, глав-
ным образом, для составления “бумаг”. Разговорным же языком вне стен учре-
ждения, но зачастую и в самом учреждении, для многих все еще является рус-
ский язык»45.
Однако самые главные трудности украинский новояз создавал в тех сфе-
рах, где требовались высокая квалификация и соответствующий ее уровню
язык, а не искусственный его суррогат. В виду этого власти приходилось идти
на некоторые послабления в деле тотальной украинизации края. Примером та-
ких «послаблений» может служить изданная в июле 1928 г. Центральной все-
украинской комиссией по украинизации при Совнаркоме УССР инструкция. В
этом документе говорилось о трудностях с подбором высококвалифицирован-
ных кадров, владеющих украинским языком, для работы в госучреждениях
СССР, действовавших на территории республики. В связи с этим для данных
учреждений допускалось – временно – ведение делопроизводства на двух язы-
ках – русском и украинском. В целях обеспечения учреждений высококвали-
фицированными кадрами инструкция также разрешала принимать на работу
лиц, не владевших украинским, с условием, чтобы они в течение года этот язык
непременно выучили46.
Однако и такого рода «поблажки» не решали проблемы. Из республики
начался отток научных кадров. «Не только реакционеры, но и явно советские
ученые начинают говорить, а кое-где уже и принимают меры, чтобы перевес-
тись в Россию, другие республики, “где нет украинского наречия”», - жалова-
лись украинизаторы47. Это беспокоило, тем более, что приходившая на смену
старой интеллигенции новая, уже подвергшаяся украинизации, была «гораздо
более слабая и числом и умением»48.
* * *
Но наряду с такого рода пассивными формами протеста против украини-
зации, власть натолкнулась и на явное сопротивление ей со стороны населения
Малороссии. Причем со стороны самых разных его социальных слоев или, точ-
нее, всех социальных слоев – от высокопоставленных советских служащих до
145
политически индифферентных крестьян. Группа беспартийных с Малороссии
(58 человек) в своем приветствии XIII съезду РКП(б) (1924), жалуясь на низкие
темпы украинизации в южных губерниях Украины (Донецкой, Екатеринослав-
ской и Одесской), приводила примеры неуважительного отношения к украин-
скому языку со стороны госслужащих этих регионов. Когда к последним авто-
ры письма обращались на «мове», то в ответ слышали: «Потрудитесь говорить
на понятном языке, а не на турецком».
Но не только советские работники не жаловали «мову». В штыки встре-
тила ее и интеллигенция. Так, преподаватель математики из Днепропетровска
Белинский утверждал, что «украинский язык годен только для песен, ведь им
нельзя пользоваться всегда, ведь это выдумка, чуждая даже для украинцев». А
преподаватель физики Бароновский заявлял: «На этом (украинском) языке не-
возможно два слова сказать, он груб и непригоден для такого предмета, как фи-
зика... Чрезвычайно глупо и то, что требуют строительства какой-то нацио-
нальной культуры, ведь, по сути, Украина сейчас не что иное, как часть России,
никогда она не будет самостоятельной, всегда будет жить по указке матушки
России»49.
Еще более откровенно о «мове» высказался заместитель главного бухгал-
тера николаевского завода «Марти» Новиков, который заявил: «Украинский
язык – собачий язык, и учить я его не буду. Пошлите лучше меня в Великорос-
сию». Товарищеский суд вынес постановление об увольнении Новикова с заво-
да, но за своего бухгалтера вступился директор. Дело ограничилось выгово-
ром50. Мягкость «приговора» объяснялась всеобщим сочувствием к пострадав-
шему, ибо подобное отношение к «мове» было присуще не только интеллиген-
ции, но и рабочим. В резолюции оргбюро ЦК КП(б)У, составленной в 1929 г. и
снабженной грифом «совершенно секретно», отмечалось резко негативное вос-
приятие украинизации в среде рабочих и инженерно-технических работников
промышленных регионов УССР, особенно Донбасса.
Впрочем, тоже неприятие украинизации было характерно и для большин-
ства крестьян. В своем письме в ЦК Компартии Украины рабочий-партиец из
Луганска писал следующее: «Убежден, что 50% крестьянства Украины не по-
нимает этого украинского языка, другая половина, если и понимает, то все же
хуже, чем русский язык... Тогда зачем такое угощение для крестьян?». Автора
особенно возмущал перевод на «мову» партийной печати: «Я не говорю уже о
“Коммунисте” на украинском языке. Одна часть, более сознательная, подписку
не прекращает и самым добросовестным образом складывает газеты для хозяй-
ственных нужд. Это ли не трагедия... Другая часть совсем не берет и не выпи-
сывает газет на украинском языке и, только озираясь по сторонам (на предмет
партлица), запустит словцо по адресу украинизации».
Житель села Никольского Павловского района Сталинского округа в сво-
ем письме в редакцию «Крестьянской газеты» (1927) сетовал на то, что «у нас
на Украине Сталинского района издаются книги, объявления, разные распоря-
жения» на украинском языке, «не понятном для народа». «На сходах читают
наказы, распоряжения, объявления и т.д. на украинском языке. Народ заявляет:
“Читать на русском понятном языке, не надо нам читать на венгерском”, т.е.
на непонятном языке». Такие же затруднения вызывали и объявления, «раскле-
146
енные на РИКе (райисполкоме) и сельсовете», их никто не хотел читать, «пото-
му что написано на украинском непонятном языке». Делопроизводство на «мо-
ве» вызывало еще большее раздражение крестьян: «разругается другой гражда-
нин и уйдет, и так большинство недовольно». Отвергалась и пресса на «мове»:
«Газеты русские из Москвы разворачиваются читать нарасхват, а украинское
“Рад[янське] село” лежит рядом, никто не берет»; «какие имеются [книги] на
русском языке – нарасхват разбирают, а от украинских отбегают...»; «большин-
ству интересно прочитать биографию В.И.Ленина и др., но на русском понят-
ном языке нет, а на украинском есть, никто не хочет читать, а если кто возь-
мется, то ничего не поймет без переводчика». «Для чего это?» - спрашивал ав-
тор письма. А послание свое заканчивал призывом к высшим центральным вла-
стям «прислушаться к народу Украины, к тем местностям, где не говорят на ук-
раинском языке и не читают, и не разберут читанное и слушающееся, отменить
постановление XIII съезда об украинизации, нежелательности местностям го-
ворить на украинском языке. Вот что говорит народ»51...
В Одессе в январе 1926 г. выступавшему на собрании партактива члену
ЦК КП(б)У Ф.Д.Корнюшину из зала было прислано несколько записок относи-
тельно украинизации. В одной из них некто Кравчук писал: «Для вас более чем
для кого другого, должно быть ясным, что подавляющее большинство населе-
ния в Одессе и на Одесщине составляют русские и евреи. Зачем же по-ребячьи
тешить себя и других, что это не так. Ведь поголовная украинизация - подав-
ляющим большинством неукраинского населения – есть акт насильственного
действия, свойственный колонизаторской политике буржуазии... Ведь нынеш-
няя линия ведет к искусственному ассимилированию русского и еврейского на-
селения среди привилегированной украинской нации... Надо же снять, наконец,
шоры с глаз и не душить свободу языка неукраинской нации. Долго ли ЦК
КП(б)У будет заниматься насильственной украинизацией и к чему это пове-
дет?»52...
«Шоры», однако, никто не собирался снимать. Не помогло даже вмеша-
тельство И.В.Сталина. В апреле 1926 г. вождь партии отправил письмо «Кага-
новичу и другим членам политбюро ЦК КП(б)У», в котором отмечал: «нельзя
украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы
отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и
своим языком украинский. Это противоречит принципу свободного развития
национальностей. Это была бы не национальная свобода, а своеобразная форма
национального гнета»53.
Но и попытка И.В.Сталина образумить фанатиков украинизации завер-
шилась ничем.
Многочисленные жалобы, обращения и открыто выражаемое массовое
недовольство лишь подстегнули их к еще большему ужесточению политики
украинизации. Лазарь Каганович, возглавивший в апреле 1925 г. компартию
Украины, в очередной раз потребовал «со всей силой нажимать в деле украини-
зации».
И нажимали. Со всей силой. Уродовали до неузнаваемости образование,
печать, репертуары театров, саму речь жителей края. «Каждый член партии,
каждый гражданин должен знать одно: национальная политика в действительно
147
ленинском понимании на Украине неминуемо ведет к полной украинизации
всего рабочего класса на Украине, украинизации прессы, школы, научной рабо-
ты» - категорически заявлял А.А.Хвыля (Олинтер)54. В унисон с ним разъяснял
«политику партии» еще один известный украинизатор Г.Ф.Лапчинский: «Быва-
ет, приходится слышать разговоры, что, дескать, украинизация слишком остро
проводится, что массам она не нужна, что крестьянство вроде бы хорошо и рус-
ский язык понимает, что рабочие не хотят усваивать украинскую культуру, по-
тому что это отдаляет их от их братьев русских. Все такие разговоры – в какие
бы ультра-революционные и “интернационалистические” наряды не одевались
– партия в лице своих руководителей и каждый отдельный разумный партиец –
считают проявлением антирабочего и антиреволюционного влияния буржуаз-
но-нэповских и интеллигентских настроений на рабочий класс»55.
А нарком образования УССР Н.А.Скрыпник, бывший чекист и друг Ле-
нина, был еще более откровенен: «Украинизация проводится и будет прово-
диться решительными мерами ... Тот, кто это не понимает или не хочет понять,
не может не рассматриваться правительством как контрреволюционер и созна-
тельный или бессознательный враг Советской власти»56.
С «врагами» же не стоило церемониться. И не церемонились. За критику
или саботаж украинизации можно было получить срок. Например, профессор
Киевского политехнического института Я.Маркович получил год тюрьмы и
был выслан в Нижний Новгород «за нежелание читать лекции на украинском
языке».
Но заботились не о развитии «мовы», а уничтожении Русской культу-
ры. Еще один чекист, а по совместительству украинский литератор, Мыкола
Хвылевый (1893-1933) писал в это время: «Украинское общество, окрепнув, не
примирится со своим фактическим гегемоном – русским конкурентом. Мы
должны стать немедленно на сторону молодого украинского общества, пред-
ставляющего не только крестьянина, но и рабочего, и этим навсегда покончить
с контрреволюционной идеей создавать на Украине русскую культуру». Он же в
другом месте: «Перед нами стоит такой вопрос: на какую из мировых литератур
взять курс? Во всяком случае, не на русскую ... Дело в том, что русская литера-
тура тяготеет над нами веками как хозяин положения, приучивший психику к
рабскому подражанию»57.
От «подражания» следовало избавляться всеми доступными средствами,
поэтому всему Русскому немедленно приклеивался ярлык «контрреволюцион-
ного» и «вражеского», а «украинское» автоматически обретало ранг «социали-
стического» и «передового»...
* * *
Таков был коммунистический «интернационализм» в действии. Комму-
нисты упорно следовали раз избранным путем, и всеми наличными средствами
проводили политику дерусификации Малороссии, удовлетворяя при этом лю-
бые, даже самые абсурдные притязания украинизаторов, в том числе и терри-
ториальные.
148
В 1926 г. к УССР был присоединен ряд пограничных территорий Россий-
ской Федерации, а именно: часть Валуйского уезда Воронежской губернии,
часть Путивльского, Белгородского, Суджанского уездов Курской губернии,
Семеновская волость Гомельской губернии, часть волостей Севского уезда
Брянской губернии. Причем сделано это было вопреки категорическому несо-
гласию населения этих районов, совершенно произвольно зачисленному в «ук-
раинское».
Вопрос о возможном присоединении к Украине активно обсуждался на
уездных съездах Советов в 1923-1925 гг. Их делегаты решительно высказались
против присоединения, мотивируя это нежеланием подвергнуться насильствен-
ной украинизации. При этом, по словам делегатов, местное население катего-
рически отказывалось от преподавания в школах на украинском языке и не со-
глашалось вообще как бы то ни было подвергаться украинизации, «которая не-
избежно связана с коренной ломкой выработавшихся и исторически устано-
вившихся бытовых условий и языка». Один из членов губисполкома крестья-
нин Россошанского уезда Скляренко заявлял, что украинский язык среди насе-
ления совершенно не пользуется популярностью: «Как-то в уезде проводилась
кампания по организации украинских школ, населению предлагалось, по его
желанию, устраивать школы с обучением на украинском языке, и, несмотря на
это, не было создано ни одной украинской школы». «Большинство жителей
Острогожского уезда определенно не считают себя малороссами», делал вывод
председатель местного исполкома и приводил показательный пример. В гу-
бернской крестьянской «Нашей газете» была открыта специальная рубрика, так
называемый «украинский куток» в расчете на то, что крестьяне будут присы-
лать заметки на украинском языке. Что же получилось? «После двух-трех заме-
ток “Куток” заглох», «крестьянство осталось глухим, совершенно не интересу-
ясь данным вопросом... Жители не считают себя хохлами».
Сходная ситуация сложилась и в Таганрогском округе, где население ка-
тегорически было против присоединения к УССР. Жители слободы Матвеев
Курган, официально зачисленные в «украинцы», открыто высказались против
«изучения чуждого населению языка», отмечая «непонимание всех распоряже-
ний советского правительства, издаваемых на украинском языке». «Нежелание
примириться в особенности с украинизацией школ, письмоводства и т.д.» вы-
сказали крестьяне Амвросиевского района Сталинского округа Донской губер-
нии58.
В конечном итоге, центральное руководство страны удовлетворило пре-
тензии «украинцев» на приграничные территории РСФСР, но только отчасти.
Однако те не успокоились на достигнутом и уже в мае 1927 г. ЦК КП(б)У на-
правило в ЦК ВКП(б) новую докладную записку по данному вопросу. Ссылаясь
на то, что на непосредственно прилегающей к УССР территории Российской
Федерации проживает около 2 миллионов «украинцев», расселенных компакт-
ными группами в Курской, Воронежской губерниях и Северо-Кавказском крае,
украинский ЦК предлагал передать УССР часть районов Курской и Воронеж-
ской губерний, а также Шахтинский и Таганрогский округа Северо-
Кавказского края. Не прошло и года, как в апреле 1928 г. в Секретариат ЦК
ВКП(б) было отправлено очередное «обоснование» в пользу передачи УССР
149
прилегающих к ней территорий РСФСР. На этот раз украинские лидеры ссыла-
лись на «грубое извращение национальной политики партии по отношению к
украинскому населению в Курской и Воронежской губерниях»: как доказывал
украинский нарком просвещения Н.А.Скрыпник, украинизация там якобы не
проводилась.
Конец всем этим претензиям положил И.В.Сталин. Во время встречи с
украинскими писателями (12 февраля 1929) на вопрос о судьбе «украинских
уездов Курщины и Воронежчины» генеральный секретарь ВКП(б) ответил сле-
дующее: «этот вопрос несколько раз обсуждался у нас» и решено было ничего
не менять. «Слишком часто меняем границы – это производит плохое впечат-
ление и внутри страны, и вне страны». А кроме того, у «некоторых русских это
вызывает большой отпор» и с этим «надо считаться». Поэтому проблему гра-
ниц лучше оставить: «У нас каждый раз, когда этот вопрос ставится, начинают
рычать: а как миллионы русских на Украине угнетаются, не дают на родном
языке развиваться, хотят насильно украинизировать и т.д.». Но самое главное,
вопрос границ внутри СССР – чистая формальность: «С точки зрения нацио-
нальной культуры, и с точки зрения развития диктатуры, и с точки зрения раз-
вития основных вопросов нашей политики и нашей работы, конечно, не имеет
сколько-нибудь серьезного значения, куда входит один из уездов Украины или
РСФСР»59…
Впрочем, «украинцам» все же удалось кое-чего достигнуть. Власти
РСФСР заметно ужесточили политику украинизации тех регионов, население
которых формально числилось «украинским». Видя, что местные жители отка-
зываются «добровольно» украинизироваться, стали прибегать к более привыч-
ному средству - принуждению. Наркомпрос РСФСР осудил «случаи, когда на
местах ... производят голосование, желает ли население иметь школу на укра-
инском ... или на русском языке», ибо «население, естественно, голосует за
школу на русском языке». После этого указания местные власти перестали ин-
тересоваться мнением населения при введении обучения на украинском языке,
мотивируя это тем, что «часто практикующийся при переводе школ на родной
(?) язык преподавания опрос населения, а иногда и плебисцит должны быть от-
вергнуты как мероприятия, носящие часто случайный характер»60.
Но и открытое принуждение не приводило на практике к желаемому ре-
зультату. В 1928 г. украинское ГПУ подготовило справку о результатах украи-
низации школы в Кубанском и Донском округах Северного Кавказа, население
которых официально считалось «украинцами». «В большинстве случаев препо-
давание на украинском языке, - говорилось в справке, - вызывает явное недо-
вольство, как среди иногородних, так и казачества». Сотрудники ГПУ призна-
вали, что местное население не понимало украинского языка, значительно от-
личавшегося от «местного наречия». В результате на Кубани и Дону русские
школы были переполнены, тогда как в украинских школах ощущался недобор
учащихся. Например, в станице Пашковская Кубанского округа в 1927-1928
учебном году в украинскую школу поступило всего 14 человек, а в Русскую
школу 144(!) человека; в станице Корсунской того же округа в первую группу
украинской школы записалось только 10 человек, в Русскую же 130; «тоже име-
ло место в станицах Гривенской, Поповнической, Северской, Холмской и ряде
150
других». Родители учащихся стремились перевести своих детей из украинских
школ в Русские. Когда они писали соответствующие заявления, то указывали,
что «не считают себя украинцами».
Сотрудники ГПУ, знакомясь с ситуацией на Дону и Кубани, старательно
изучали настроения рядовых граждан. Высказывания последних были обобще-
ны и приводились в указанной справке. Особенно часто встречались выражения
типа: «советская власть навязывает украинизацию против нашей воли»,
«наши дети портятся в украинских школах по приказу советской власти».
Примечательно, что украинизация Кубани, в качестве ответной реакции,
вызвала к жизни столь же странную идею «кубанизации», выдвинутую профес-
сорами Шалем и Мартининым, в соответствии с которой заявлялось о необхо-
димости изучения «своего кубанского языка», а не «чужого украинского», «ку-
банизации школы» (причем последняя установка была популярна среди как
учителей, так и учащихся ряда школ Донского округа). Идея «кубанизации
школы» плавно переходила в мысль о необходимости «кубанизации Кубани»61.
Таким образом, одна социальная патология провоцировала возникновение дру-
гой, еще более дикой патологии. Впрочем, творцы украинизации на такой эф-
фект в общем-то и рассчитывали...
В ответ на сопротивление режим ужесточал репрессии. Официально бы-
ло объявлено, что «некритическое повторение шовинистических великодер-
жавных взглядов о так называемой искусственности украинизации, непонятном
народу галицком языке и т.п.» является «русским националистическим укло-
ном»62 (обвинение, в те времена неизбежно влекшее за собой тюремное заклю-
чение или расстрел). Власть все чаще прибегала к уголовному преследованию
тех, кто не проявлял должного рвения в украинизации себя и своих подчинен-
ных. Лишь один из тысячи примеров. В июле 1930 года президиум Сталинского
окрисполкома принял решение «привлекать к уголовной ответственности ру-
ководителей организаций, формально относящихся к украинизации, не нашед-
ших способ украинизировать подчиненных, нарушающих действующее зако-
нодательство в деле украинизации». При этом прокуратуре поручалось прово-
дить показательные суды над «преступниками». Административный террор и
запугивание приносили свои черные плоды. Например, в Русском городе Ма-
риуполе к 1932 г. не осталось не только Русских школ, но даже ни одного Рус-
ского класса...
Казалось, конечная цель дерусификаторов практически достигнута и до
решающего успеха рукой подать, но именно в 1932-1933 гг. в деле тотальной
украинизации Малороссии произошел первый серьезный сбой.