Приветствую Вас Вольноопределяющийся!
Пятница, 29.03.2024, 15:40
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Меню сайта

Категории раздела

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 4119

Статистика

Вход на сайт

Поиск

Друзья сайта

Каталог статей


Шесть приговоров Олега Волкова

Недавно исполнилось двадцать лет со дня кончины писателя Олега Волкова, человека с невероятной судьбой. Он прожил 96 лет, из них 28 провел в тюрьмах, лагерях, ссылках ГУЛАГа, о чем написал книгу "Погружение во тьму". По мощи документального свидетельства эта автобиографическая проза стоит в одном ряду с «Архипелагом ГУЛАГом» Солженицына и «Колымскими рассказами» Шаламова. О том, как удалось этому человеку выжить в лагерях, и как с этим опытом он существовал, выйдя на свободу, каким он был мужем и отцом, рассказывают его жена Маргарита Сергеевна и дочь Ольга.



 

Олег Васильевич Волков (1900-1996) родился в Санкт-Петербурге в дворянской семье. Отец был директором правления Русско-Балтийского завода. Мать происходила из рода Лазаревых (была внучкой знаменитого адмирала Лазарева). В 1917 году закончил Тенишевское училище, где его одноклассником был будущий писатель Владимир Набоков. Октябрьский переворот не дал сбыться планам Олега Волкова: окончить отделение восточных языков Петербургского университета и стать дипломатом. Работал переводчиком в миссии Нансена, у корреспондента “Ассошиэйтед Пресс”, в греческом посольстве.

В феврале 1928 года в первый раз арестован, после отказа стать осведомителем приговорен к 3 годам лагеря по обвинению в контрреволюционной агитации и направлен в Соловецкий лагерь особого назначения. Далее последует еще четыре ареста. Лишь в 1955 году Волков будет окончательно освобожден из ссылки и приедет в Москву. Он станет острым публицистом, горячим защитником природного и культурного наследия России. Его считают одним из основоположников экологического движения в Советском Союзе. Одним из первых он начнет борьбу за спасение Байкала. Олег Волков напишет более пятнадцати книг об истории России, ее природе.

 


Свою главную книгу – «Погружение во тьму» Волков окончит в конце 70-х. За нее писатель получит Государственную премию России и Пушкинскую премию фонда А.Топфера (Германия), а также станет кавалером ордена Франции за заслуги в области литературы и искусства.



 

ОКУДЖАВА ПОМОГ ПО-СОСЕДСКИ

 

Маргарита Сергеевна, вы живете в знаменитом писательском доме в Протопоповском переулке, который в советское время именовался Безбожным и который стал предметом литературы благодаря песне Булата Окуджавы «Плач по Арбату», где есть такие строки: «Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант. В Безбожном переулке хиреет мой талант».

 

Да, Окуджава был нашим соседом. Мы вселились сюда чуть ли не первыми, и нам поспешили установить телефон. Но с номером, который до того принадлежал вендиспансеру! Нам еще долго звонили его взволнованные пациенты…

По тем временам – а это были 70-е годы – дом наш считался «элитным»: многоэтажный, кирпичный. Вокруг народ еще ютился в крошечных деревянных домиках. Помню, как возле нашего подъезда бродил один дяденька, пинал ногой стоящие возле дома машины и злобно говорил, что нас всех скоро возьмут под ноготь.

В этой квартире Олег Васильевич, видимо, и писал «Погружение во тьму»?

Да, в том числе и здесь. Написал ее быстро. У него чудом сохранились еще с лагерных времен маленькие записные книжки – дневники, написанные по-французски. Их при новых арестах изымали, а потом частично возвращали. Он этим дневником пользовался, когда писал «Погружение».  Хотя и так всё прекрасно помнил.



 

Почему вел дневник на французском, чтобы меньше чужих глаз смогло это прочитать?

Ольга: Французский был первый папин язык, потом уже он выучил русский, так было принято в дворянских семьях. С матерью папа разговаривал исключительно по-французски, с сестрами и братьями тоже. Может быть, какие-то личные вещи ему было легче и привычнее записывать по-французски. Кстати, «Погружение во тьму» сначала было издано во Франции (сперва – на русском, потом по-французски) в 1987 году, а через два года уже и в Советском Союзе.

Получается, это был тамиздат?

Ольга: Ну, конечно. Папа не надеялся, что это напечатают у нас. Да, он всегда говорил: «Карфаген должен быть разрушен», то есть надеялся, что этот строй однажды рухнет, но был уверен, что не при его жизни. Ему важно было написать этот текст как документ, свидетельство, в надежде, что когда-нибудь его всё же опубликуют. И вот так получилось, что Булат Окуджава предложил тайно перевезти рукопись «Погружения» во Францию. Папа был в добрососедских отношениях с Окуджавой, и Булат Шалвович был единственным из наших знакомых, кто тогда регулярно ездил за границу. Окуджаву, думаю, таможенники не посмели обыскивать. Но для надежности он, когда ехал в поезде, спрятал рукопись за спинку дивана.

А потом, когда книгу издали у нас, папа стал первым в стране лауреатом Государственной премии уже Российской Федерации. Это был 1991 год. В момент, когда Ельцин вручал ему эту премию, папа сказал: «Борис Николаевич, вы же Ипатьевский дом в Екатеринбурге разрушили, вам его и восстанавливать». Ельцин ничего папе не ответил, только по плечу похлопал.



 

КАК ВАЖНО МЫТЬ РУКИ

 

Шесть судебных приговоров. Двадцать восемь лет лагерей. Что помогло Олегу Васильевичу выжить?

 

Маргарита Сергеевна: Когда Олега однажды спросили, что нужно было делать в лагере, чтобы остаться человеком в нечеловеческих условиях, он ответил: «Мыть руки и не ругаться матом». И, видя недоумение в глазах собеседника (мол, всего-то?), добавил: «А вы думаете, это так просто – мыть руки, когда их никто вокруг не моет?»

Это, может быть, странно, но в лагерях обычно выживала «белая кость». И дело в воспитании, которое формировало крепкий внутренний стержень. Олега очень сурово воспитывали. Он родился левшой, и его, совсем еще маленького, переучивали на правшу: надевали варежку на левую руку, чтобы он не мог ею пользоваться. Перечить родителям – это было для детей чем-то невообразимым! Единственное, что ему удалось отстоять в детстве, – это право не есть манную кашу. Он ее ненавидел и, наконец, взбунтовался, ушел на чердак, где несколько дней ничего не ел и ни с кем не разговаривал. Ему было тогда лет пять. Если он провинился, ему давали тетрадь, и он должен был всю ее исписать фразой: я такой-то ошибся в том-то.

К тому же Олег был очень терпеливым и сильным человеком. Как-то отдыхали в Комарове, и, играя в бильярд, он сильно пропорол руку и даже не вскрикнул, а молча продолжил играть. Надо сказать, что он вообще не признавал никакую анестезию, обезболивающие.



 

Муж был старорежимным – то есть сугубо соблюдающим правила охотником, у нас всегда в доме жили охотничьи собаки, в основном – пойнтеры. И вот однажды, когда Олегу было под девяносто, в охотничьем заказнике нашего пойнтера Рекса Четвертого сильно искусали пчелы. Пес обессилел и не мог идти, и Олег больше семи километров нес его на руках, да еще тащил ружье и ягдташ.

И потом, муж всё умел делать и, казалось, мог в любых условиях выжить. В дворянских семьях детей приучали к труду с малолетства, и лагерь тоже в этом смысле был хорошим учителем. И для Олега не существовало разделения на высокий и низкий труд. Он мог и мусор вынести, и приготовить поесть. Лучше всех умел варить макароны. А как-то с подругой пришли к нам домой, проходим на кухню чай попить, и видим: над раковиной висит записка, на которой подбоченившийся бородач предупреждает: «Осторожно! Не ослепните!» Это Олег надраил раковину…



 

Ольга: Папа много месяцев просидел в одиночной камере. Что там делать? Ни погулять, ни почитать, поговорить тоже не с кем… Так он – по памяти! переводил Гомера с греческого на французский, потом – на английский, ну и в конце концов – на немецкий. Гомера ему хватило надолго…

А как он вас воспитывал – баловал или строго? Всё-таки вы поздний ребенок.

Когда я была маленькая, он меня сильно баловал. Вот мама была строгим воспитателем, всё чему-то меня учила, какие-то задачи мы с ней постоянно решали, наказывала меня тоже она. А папа – наоборот, всё за меня заступался. Помню, мне было лет шесть, мы отдыхали в Коктебеле. Мама меня за что-то наказала и заперла в номере. Я сижу, страдаю. А тут к окну подходит папа и в форточку закидывает мне булочки, черешню, конфетки, яблочки. И записку: «Передача з/к Ольге Волковой от бывшего з/к Олега Волкова».

А вот когда я стала барышней, лет с четырнадцати, папина методика воспитания резко поменялась он стал строгим. Гонял всех моих кавалеров, они боялись к нам домой прийти. Да я их и не приводила, знала, что их здесь ждет. Конечно, никаких грубостей – папа просто был холоден и насмешлив, и непривычные к такому юноши краснели, бледнели, заикались и вообще становились довольно жалкими. А когда я шла к кому-нибудь из одноклассников на день рождения, папа каждый раз спрашивал у мамы: «Она пошла к Пете. А ты знаешь его родителей? Хорошая семья?» Его дореволюционные представления о том, как ведут себя барышни и вообще как должна быть устроена жизнь, остались незыблемы.



 

Вашему папе было 63 года, когда вы родились. Вы чувствовали разницу в возрасте?

Мне 6-7 лет, идем, гуляем. Прохожие мне говорят: «Девочка, тебя дедушка зовет». Я так страдала из-за этого: «Это не дедушка, это папа!» Тем более что он всегда был моложе многих молодых. Так, в метро он никогда не стоял не эскалаторе, всегда ходил и вверх, и вниз. Я, вся такая томная барышня, по лестницам скакать не желала, достоинство, видимо, берегла, всё вопила: «Ну па-а-а! Ну стой!» А он: «Нет, побежали!»

Он и на лошадь меня посадил, мы вместе с ним на Кавказе по горам скакали. Мне – 14, ему – 77. Он меня обскакал, конечно.

Папа очень трогательно дарил мне подарки. За границу поедет, привезет, допустим, джинсы, а они малы на сто размеров он как-то не очень видел меня реальную. Или купит мне ботинки – в самый раз, но для мальчика, потому что девочки-подростки в его время носили именно такие вот ботиночки.

Он как-то повлиял на ваш выбор профессии?

К сожалению, не смог. Я была очень упряма. Он мне сразу сказал, что не надо быть журналистом: профессия ненадежная, очень зависимая, как актерская, только еще хуже. Говорил: учи языки. Хорошо знаешь язык всегда прокормишься. Но я всё-таки выбрала журналистику.




 

ВСТРЕЧА СО СВЯТИТЕЛЕМ

 

Маргарита Сергеевна, а как вы познакомились с Олегом Васильевичем?

 

Это было начало шестидесятых, я тогда работала в редакции журнала «Дружба народов». Как-то бегу я по темному редакционному коридору, спешу – меня ждали на кофе. Наклонилась, чтобы на ходу стряхнуть с юбки какую-то бумажную труху – и вдруг головой с разбегу врезалась под дых идущему мне навстречу. Поднимаю голову и вижу: усы, борода – соль с перцем, разбойные синие глаза. Незнакомец придержал меня за плечи и спросил: «Ну?» Я извинилась, вынырнула из-под его руки и побежала дальше. Признаюсь, с некоторой грустью… Так бывает, когда мимо проходит что-то манящее, недосягаемое. Возможность любви – вот что я тогда почувствовала. А когда я вечером выходила с работы, ушибленный мною незнакомец ждал меня на улице – ему непременно надо было узнать, цела ли моя голова…

Олег Васильевич пишет в «Погружении» о том, что он вырос в среде петербургских маловеров, которых было большинство среди питерской интеллигенции начала XX века. И сам он был в начале своего жизненного пути таким же маловером. Позже у него был страшный период в Архангельской тюрьме, когда обстоятельства жизни были так чудовищны, что верить в Бога было невозможно. Какая вера у него была в конце жизни?

Маргарита Сергеевна: Олега сама судьба вела к истинной вере. И Господь его хранил. То, что муж выжил в страшной лагерной мясорубке, разве это не чудо, не милость Божья? Ведь сколько раз смерть была совсем близко… Из одного из лагерей его даже отпустили умирать от туберкулеза и дистрофии, сделавшей его едва шевелившимся доходягой. Но каверны в его легких исчезли, болезнь отступила – это ли не чудо?

Олег вспоминал, как однажды на лесоповале на одного из заключенных стал медленно падать неумело подпиленный лесной исполин. Гибель недотепы была неизбежна. Все застыли в ужасе. И вдруг дерево ушло в сторону, лишь поцарапав лицо бедолаги. Видевший это охранник восхищенно выматерился. «Вот такая сила у молитвы!» заключил свой рассказ Олег, не уточняя, кто именно молился.

Олег два срока отбыл на Соловках, где в то время сидели и те, кого сейчас мы признали мучениками и исповедниками – многие папины соседи по нарам теперь стали святыми. Так, в ссылке Олег познакомился со святителем Лукой (Войно-Ясенецким), и владыка сказал ему: «Не считайте себя ссыльным, считайте себя свидетелем». Кстати, святитель Лука не оставил Олега и после своей кончины: уверена, это его молитвами «Погружение во тьму» было сначала написано, а затем издано, в том числе и в Греции.

Настоятель одного из греческих монастырей архимандрит Нектарий (Антонопулос) поехал в Крым поклониться мощам святителя Луки, которого греки особенно почитают. И вдруг к нему подошла некая женщина и подарила ему «Погружение во тьму» на русском языке. Он отдал книгу переводчице. И та, прочитав, в полном восторге воскликнула: «Это надо печатать!» Книга вышла в Греции уже двумя изданиями. Получается, что отец Нектарий узнал о «Погружении» благодаря святителю Луке.

Кстати, именно отец Нектарий разыскал в архиве греческого посольства уникальные документы, связанные с арестом Олега мужа репрессировали, когда он работал переводчиком в греческом посольстве в Москве. И благодаря этим документам выяснилось, что после ареста Олега греческий посол подавал своему правительству прошение, чтобы заступились за одаренного молодого человека. Но помочь уже, видимо, было нельзя.

А вы с Олегом Васильевичем разговаривали о вере?

Говорили, но мало. Но именно он подарил мне первое Евангелие, потом принес Библию. Он открыл мне, что в Бога можно верить не умозрительно, а сердцем. Мы венчались у отца Димитрия Дудко в Гребневе. Потом он же крестил нашу Олю. В то время к Дудко были приставлены стукачи, и чтобы спокойно поговорить, Олег и отец Димитрий уходили в лес. И у меня сохранилась фотография, как они беседуют в лесу: маленький, полный Дудко и высокий худой Олег стоят в одной позе, склонившись друг к другу. Кстати, это фото мне подарил один из стукачей.
 

ПРИЮТ ДЛЯ СТУКАЧА

 

Жизнь Олега Васильевича, видимо, тоже не обходилась без их присутствия?

 

Маргарита Сергеевна: Один осведомитель какое-то время жил на нашей лоджии. Это было начало 80-х. Мы отдыхали в Доме творчества «Комарово», и как-то маленький суетливый человечек бросился к Олегу с криком: «З/к з/к видит издалека!» подскочил к мужу и долго тряс его руку. Отдыхавший тут же писатель и одновременно чекист поспешил предупредить нас, что наш новый знакомец – известный стукач, отсидевший за гомосексуализм. Фиктивно женат на американке, и ему нужно заработать очки, чтобы получить разрешение на выезд в Америку. Вот он и зарабатывал – не отходил от нас ни на шаг, и когда мы вернулись в Москву, он появился у нас дома.

N, конечно, догадывался, что мы про него всё знаем, и тем не менее просил, чтобы мы разрешили ему у нас пожить мол, пожалейте, меня же без этого не выпустят! Абсурдная ситуация: просить приюта у людей, на которых ты будешь стучать, и они про это прекрасно знают! «Кем бы он ни был, сказал Олег, а уж натерпелся он в заключении побольше многих». И мы решили не осложнять ему судьбу, выдали раскладушку и место на лоджии… Среди цветов…

Ольга: Он довольно быстро у нас освоился. Попивал чай на кухне и еще советы раздавал. Тогда были в моде штаны-бананы. Так вот он мне говорил, что это не женственно, не сексуально, и что такое не надо девочкам носить. Когда он уезжал от нас, то еще и «немного денюжек» попросил. Папа дал ему 500 рублей, а тогда это была приличная сумма. Он клялся, что отдаст. Прислал письмо из Америки, но денег так и не вернул.

Маргарита Сергеевна: Была еще замечательная история. Канун Олимпиады 1980 года, всех социально неблагонадежных высылают из Москвы. Олег числился в милиции как отсидевший. А у него – охотник же – дома было оружие. И местный участковый по фамилии не то Корытко, не то Косорылко решил конфисковать эти ружья у бывшего уголовника и потенциального преступника. Ну и что с того, что он полностью реабилитирован? Милиция пришла с понятыми и торжественно удалилась, унося обнаруженное…

Это было явное нарушение закона, и за Олега вступился Союз писателей. Вскоре раздался звонок из милиции: «Можете забрать ваши ружья». – «Нет, сказал им в ответ муж. – Вы взяли, вы извольте и принести». Принесли, да еще расшаркивались. Олег их абсолютно не боялся, говорил, что еще раз им его не заполучить. Но был сильно возмущен, говорил, что КГБ-шная удавка за ним всё тянется.

Незадолго до кончины Олега к нему обратился редактор журнала «Витрина. Читающая Россия» с предложением поучаствовать в Тургеневской анкете, которая когда-то была очень популярна в салоне Полины Виардо. На вопрос «Каково ваше душевное состояние?» Олег ответил: в 18 лет было «ожидание грядущих великих дел», в 96 лет – «благодарность».

Беседовала Елена Алексеева

Фото Анны Гальпериной

Источник: http://www.pravmir.ru/shest-prigovorov-olega-volkova/

Категория: Судьбы | Добавил: Elena17 (14.05.2016)
Просмотров: 1322 | Рейтинг: 0.0/0