Самой важной и тяжелой государственной повинностью, которую выполняли крестьяне в тот период, была «продразверстка», неурегулированный оброк, или дань для покорителей. Земледельцы Болот­ного и других орловских деревень большую часть выработанной про­дукции растениеводства и животноводства сдавали правительству.

            А власть выдавала из этой продукции паек городскому населению и кормила армию, которая в 1920 году доходила до 5 миллионов че­ловек (вместе с рабочими хозяйственной части). Изрядная доля про­дуктов животноводства шла «ответственным работникам», т. е. го­родским руководителям учреждений.

            Значительную часть продукции, собранной по «продразверстке», местные начальники, сельские и волостные, забирали для себя, своих семейств, родственников, приятелей и приятельниц.

            Часть собранных продуктов местные органы власти — комбед, сельсовет — раздавали сельской бедноте. Это была оплата бедноты за ее участие в изъятии продукции у крестьян, подкуп того слоя населения, который большевистская власть считала своей «опорой в деревне».

***

            Местная власть реквизировала у зажиточных крестьян также продуктивный скот (крупный рогатый скот, овец, свиней) и раздавала бедноте. Много скота у крестьян местные начальники реквизировали для себя, своих родственников и приближенных.

***

            У тех крестьян, которые имели более двух лошадей, власть отбирала «лишних» коней, инвентарь и передавала их бесплатно тем безлошадным семьям, которые хотели сами обрабатывать землю.

            Половина безлошадных крестьян из бывших отходников приобрела лошадей и стала заниматься земледелием. Другая половина осталась и дальше безлошадной.

{36}     Покровительствуя во всем бедноте, комбеды в деревнях возложили на крестьян, имеющих лошадей, обязанность: обрабатывать землю безлошадных крестьян бесплатно.

            Это вызвало большое недовольство крестьян и горячие протесты:

            — Давно барщины не было. Теперь советская власть новую барщину ввела...

            — Одних помещиков прогнали, а новые появились...

            — Ежели эти люди хотят иметь землю, то пусть ее сами и обрабатывают, — ворчали крестьяне. — А если не хотят. — никто их к этому не принуждает. Почему же мы должны выполнять эту новую барщину: бесплатно работать на новых помещиков?!

            Но власть не обращала никакого внимания на эти протесты.

***

            «Лошадные» крестьяне должны были обслуживать своим транспортом и другие нужды «безлошадных»: возить для них дрова, строевой лес для ремонта и нового строительства, доставлять зерно на мельницу и возить муку оттуда, привозить для них зерно и карто­фель, реквизированное во время «продразверстки», и т. д.

            Земледельцы должны были обслуживать также все потребности в транспорте своего местного, сельского начальства: обрабатывать их землю; привозить для них продукты, дрова, строевой лес; возить их почти ежедневно то в волость, то в уезд: по служебным и личным делам.

            В тот период село Болотное, как и все деревни советского государства вообще, почти ежедневно посещали агитаторы из партийных комитетов или уполномоченные от различных уездных учреждений по проведению всевозможных политических, хозяйственных или пропагандных кампаний.

            Крестьян «сгоняли» на собрания, обязывая их терпеливо и почтительно выслушивать длинные, путаные, пустые и громогласные речи на всевозможные, нередко несуразные, темы: «Вошь и тиф — враги социализма», «Маркс и Энгельс о матриархате и патриархате», {37} «Международное и внутреннее положение Советской Республики», «О жизни на Марсе», «Есть ли Бог?» и т. д. и т. п.

            В то время различные государственные, партийно- комсомоль­ские, профсоюзные и другие учреждения вырастали как грибы после дождя. В маленьком уездном городишке их было до полусотни, с сот­нями отделов, с тысячью служащих. Главные их усилия были направ­лены на то, чтобы представить жизнь и труд крестьян-собственников, как «идиотизм деревенской жизни» (Маркс), распропагандировать «несознательную» деревню коммунистическими идеями, обобрать и так запугать ее, чтобы она для борьбы с властью не посмела ше­вельнуть ни языком, ни пальцем. Немудрено, что при таких обстоя­тельствах всевозможные «уполномоченные» и «агитпропагандисты» (мужички называли их иронически: «агитпробки», «упал-намоченные» и «чересчур-уполномоченные») кишели в Болотном и повсе­местно, как вши в тифозном бараке.

            Эти агитаторы и уполномоченные возлагали на крестьян ряд повинностей: идти на собрания и терпеливо выслушивать их чепуху; принимать резолюции с трафаретными концовками: «долой!», «да здравствует!», «приветствуем!», «выполним!», «Мы, на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем!... »

            Крестьяне обязаны были предоставлять этим «командирован­ным товарищам» стол и квартиру: на сутки или на неделю, всецело по усмотрению начальников. Уполномоченный, придя на квартиру, сначала поиздевается над иконой в углу, поругает хозяйку за ее «темноту» и «несознательность». А потом, переложив револьвер из одного кармана в другой, прикажет хозяевам квартиры: «Я люблю покушать не тошшевато. Сообразите-ка поскорее яичницу на самой большой сковороде!»

            После того, как «командированные товарищи» выполнят свои задания, им дают подводу. Крестьяне отвозят их по дальнейшему маршруту: в другую деревню, в волость или в уездный город.

            А для проведения продразверстки в село обычно приезжали не одиночки-уполномоченные, а целый «продотряд» вооруженных лю­дей. И крестьяне должны были всех их привозить, хорошо кормить и отвозить дальше.

            Кроме выполнения «трудгужповинности» в селе, крестьяне должны были регулярно посылать «дежурные подводы» в волость и {38} уездный город: для обслуживания командированных начальников и нужд городских учреждений и служащих.

            Земледельцы в те годы ремонтировали дороги, строили мосты; ремонтировали дома начальников и помещения учреждений: сель­ских, волостных, уездных.

            В этот период по всей территории России бушевала гражданская война. Крестьяне возили военные обозы, кормили армейских и обоз­ных лошадей, давали квартиру, а часто и продукты, солдатам.

            Очень нелегка была «шапка мужика» в ленинский период советской власти:!...

            Ленинское правительство сразу же ввело в советской деревне кре­постнические порядки.

            Оно, с помощью вооруженных продотрядов, собирало с крестьян натуральный неурегулированный оброк-дань: «продразверстку».

            Одновременно большевистская власть ввела и государственную барщину, бесплатный принудительный труд крестьянина вместе с лошадью: « труд-гуж-повинность ».

            В эпоху помещичьего крепостного права крестьяне Болотного вы­полняли только одну «повинность»: барщину. А после Октябрьского переворота большевистская власть ввела в Болотном, как и во всех других деревнях советского государства, две крепостные повинности одновременно: и государственный оброк («продразверстку») и государ­ственную барщину, которая носила официальное название «труд-гуж-повинности». «Труд-гуж-повинность» — это значит: трудовые и гу­жевые (транспортные) «повинности» (обязанности), или работа кре­стьянина с гужом, т. е. с запряженной лошадью.

            Крестьяне спрашивали у советских начальников и болыпевистских пропагандистов: (почему советская власть безвозмездно отби­рает у них продукты, скот и заставляет их бесплатно работать на правительство, начальников и на бедноту? И получали такой ответ:

            «Вся земля-теперь не ваша, она является государственным, обще­народным достоянием. Правительство дает вам земля для использо­вания. А за это землепользование вы должны сдавать государству «продразверстку», выполнять «труд-гуж-повинности» и всякие дру­гие требования правительства».

            Выполнение государственного оброка («продразверстки») и госу­дарственной барщины («труд-гуж-повинности») занимало у крестьян не менее четырех дней в неделю. А для выработки продукции для {39} семьи, для их работы на себя, у них оставалось только дня два в не­делю. Так свободные земледельцы пореформенной деревни после октябрьского переворота превратилась в правительственных роботов, в государственных крепостных.

Крестьяне тогда же, еще в 1918 году, ясно опознали эти совет­ские порядки и точно назвали их: «новый оброк и новая государст­венная барщина»; «новое, второе крепостное право».

Такую же характеристику и в тех же словах давали советским порядкам восставшие против большевистской власти кронштадтские солдаты и матросы и тамбовские крестьяне в 1920-21 годах.