Приветствую Вас Вольноопределяющийся!
Пятница, 29.03.2024, 02:22
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Меню сайта

Категории раздела

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 4119

Статистика

Вход на сайт

Поиск

Друзья сайта

Каталог статей


Виктор Аксючиц. Русский характер. Статья 7. Мать-земля
Отсутствие серединного измерения, стабильной укорененности в мирской обыденности, свойственной европейским народам, не исключает глубоких мистических отношений русского человека с землей и природой. Свою страну русский человек именует Русской землей. «Из духа земли вырастает душа народа. Этот дух определяет его постоянные национальные качества. В бесконечно широких, беспредельных равнинах человек особенно ощущает свою малость, свою затерянность. Величаво и спокойно взирает не него вечность, увлекая его от земли» (В. Шубарт). Русский деятельный и созерцательный дух воспитался на суровой земле. «Природа является колыбелью, мастерской, смертным ложем народа; пространство же есть судьба и его воспитатель, преддверие его творческого духа, его окно к Богу» (И.А. Ильин). Русская культура пронизана своего рода поэтическим отношением к земле, природе; может быть, поэтому схожи русские слова «стихи» и «стихия». Образ матери сырой земли в разных формах отражался в русской культуре. «Не только земля, но и огонь, вода, небо – другие "стихии” средневековой космологии – играли роль важных символов для русского воображения, и даже сейчас русский язык сохраняет много обертонов, связанных с мифологией земли, которые были утрачены более изощренными европейскими языками» (Д.Х. Биллингтон).

Земные пространства изначально во многом определяли жизненное устройство русского народа. «У наших славянских предков (кроме полян) община была территориальной. Славянские племена и назывались по местам обитания, а не по имени предка, как, например, у германцев. В русской общине кто поселялся, и даже бывший раб, не считался чужим, мог включаться в общину и жениться тут. Не было закрытости рода-племени, лишь единство "родной земли”. Мало этого, славянские племенные союзы IX века были государства, построенные снизу вверх» (А.И. Солженицын).

Глубокий и стойкий дух способен на метафизическое отношение к природе, от гармоничного общения с которой он обогащается. Новоевропейский человек «взирает на мир как на хаос, который он должен – сначала еще по воле Бога, а потом самовольно – укротить и оформить… Так мир утрачивает свое единство, уступая силам разделения… Русский с его живым чувством Вселенной, постоянно влекомый к бесконечному при виде своих бескрайних степей, никогда не будет созвучен прометеевской культуре, проникнутой "точечным чувством” и направленной на автономию человеческой особи или, что одно и то же, на сокрушение богов» (В. Шубарт).

Не будучи всецело привязанным к мирскому, русский человек рачительно относился к земле, не выколачивал из нее очередные продукты для новых потребностей. Характер хозяйственной жизни не был хищническим, потребительским, не стимулировал ограбление завоеванных территорий и не перемалывал природные ресурсы. Аскетичный народ не приспосабливал агрессивно к себе окружающую среду, а сохранял ее и приспосабливался к ней. Европеец – завоеватель, покоритель, навязывающий свой образ жизни народам, стремящийся господствовать над природой. Русский – осваиватель, преобразователь, органично встраивающий свое жилище в природные ландшафты и ритмы космоса. Отсюда бережное отношение к природе, открытость ее таинственности и красоте. В России не могло родиться представление о том, что человек, как и всякое живое существо, – автомат (Декарт), а природа – это машина (Ламетри). К мирозданию русские люди относились не как к бездушной среде обитания, а как к живому организму, в природе ценили ее прекрасную душу.

Для русского народа природа является не чуждой холодной натурой, а тем, что при родовом, при-роде, едино-при-родно, родное и близкое; и поэтому на-род и подответственная ему при-рода – связаны экзистенциально. «Русская душа с раннего детства чует судьбоносность, властность, насыщенность, значительность и суровость своей природы; ее красоту, ее величие, ее страшность; и, воспринимая все это, русская душа никогда не верила и никогда не поверит в случайность, механичность, бессмысленность своей русской природы, а потому и природы вообще. Русский человек связан со своей природой на жизнь и на смерть – и в половодье, и в засухе, и в грозе, и в степи, и в лесу, и в солончаке, и в горном ущелье, и в полноводных, стремнинных реках, и в осеннем проливе, и в снежном заносе, и в лютом морозе. И связанный так, он созерцает природу как таинство Божие, как живую силу Божию, как Божие задание, данное человеку, как Божию кару и Божий гнев, как Божий дар и Божию милость» (И.А. Ильин). Ощущающий себя странником и пришельцем в этом мире, русский человек тем не менее соединен мистическими корнями с природой, землей, а через нее – с космосом и с неисповедимыми глубинами бытия, жаждущего преображения. Поэтому «безмерность для русского человека есть живая конкретная данность, его объект, его исходный пункт, его задача. Но в безмерности этой дремлет, дышит и "шевелится” глухой сновидческий хаос: хаос природы, хаос пустыни и степи, хаос страсти и ее видений. "Тьма” над "бездною”, но "Дух Божий носился над водою” (Быт. 1: 2,), и русская душа борется за этот Дух и взыскует преображения. Кто прозревает это, тот владеет ключом к сокровищнице русского искусства» (И.А. Ильин).

Восприятие мироздания любвеобильно в безмерности и конкретности, душа русского человека распахнута и шири небесной, и каждой былинке:

Благословляю вас, леса,
Долины, нивы, горы, воды!
Благословляю я свободу
И голубые небеса!
И посох мой благословляю,
И эту бедную суму,
И степь от краю и до краю,
И солнца свет, и ночи тьму,
И одинокую тропинку,
По коей, нищий, я иду,
И в поле каждую былинку,
И в небе каждую звезду!
О, если б мог всю жизнь смешать я,
Всю душу вместе с вами слить.
О, если б мог в свои объятья
Я вас, враги, друзья и братья,
И всю природу заключить!

(А.К. Толстой)

Николай Бердяев описывал своего рода геополитической психологию русского народа: «Огромность России есть ее метафизическое свойство, а не только свойство ее эмпирической истории. Великая русская духовная культура может быть свойственна только огромной стране, огромному народу. Великая русская литература могла возникнуть лишь у многочисленного народа, живущего на огромной земле… Материальная география народа есть лишь символическое отображение его духовной географии, географии души народа». Это не исключает того, что «русское пространство и русская земля оказали большое влияние на душу русского народа: недифференцированность и экстенсивность, свобода и дионисизм… В душе западных народов нет шири, необъятности, избыточной свободы, она слишком дифференцирована, сдавлена, повсюду натыкается на границы и пределы… Равнинность России и необъятность ее пространств есть внутреннее измерение души русского народа… в ней бесконечные пространства, бесконечная ширь, отсутствие границ и разделений, и ей раскрываются бесконечные горизонты, бесконечная даль… Русский человек безмерно свободнее духом, свободнее в жизни, свободнее в религиозной жизни, он менее связан формой, организацией, правом и порядком… Эта свобода духа для русского человека изначальна – бытийственная дисциплина… У русских – иное чувство земли и самая земля иная, чем у Запада. Русским чужда мистика расы и крови, но очень близка мистика земли» (Н.А. Бердяев).

Знаменитая широта русской души соответствует необозримым российским пространствам: «Действовал своеобразный пространственный императив, открывавший "за далью даль”. Ширь русской земли, считал Федоров, рождала характеры предприимчивые, предназначенные для географического и космического подвига» (А.В. Гулыга). Но русский человек широк душой не только из-за русских просторов. Во многом и наоборот: русская нация приобрела обширные пространства в силу изначальной широты души (раздольный мир дан человеку для свободы). Безмерные устремления русского человека подвигали его к освоению безбрежных земных просторов. Открытия новых земель являлись следствием неких душевных перемен и духовных потребностей в русском человеке. Осваиваемые просторы воспитывали определенные качества у народа. «Русскому предназначено судьбою жить в суровой среде. Безжалостно требует от него приспособления природа: укорачивает лето, затягивает зиму, печалит осенью, соблазняет весной. Она дарует простор, но наполняет его ветром, дождем и снегом. Она дарует равнину, но жизнь на этой равнине тяжела и сурова. Она дарует прекрасные реки, но борьбу за их устье превращает в тяжелую историческую задачу. Она дает выход в южные степи, но приводит оттуда грабителей – кочевые народы. Она сулит плодородные земли в засушливых областях и одаривает лесным богатством на болотах и топях. Закалка для русского является жизненной необходимостью, изнеженности он не ведает. Природа требует от него выносливости без меры, предписывает ему его житейскую мудрость во многих отношениях и за любой бытийный шаг заставляет расплачиваться тяжким трудом и лишениями» (И.А. Ильин).

Русский человек, любовно обустраивая свою землю, органично формировал себя. «Склонность к созерцанию – эту потребность конкретно, пластично и живо представлять предмет, тем самым придавая ему форму и индивидуализируя его, – русский получил от своей природы и от своего пространства. Столетиями видел он перед собой простирающиеся в ширь дали, манящие равнины, хотя и бесконечные, но все же дающие надежду придать им форму. Глаз упирается в неизмеримое и не может насытиться им. Облака, как горы, громоздятся на горизонте и разряжаются величественной грозой. Зима и мороз, снег и лед создают у него прекраснейшие видения. Северное сияние играет для него свои воздушные симфонии. Суля смутные обещания, говорят с ним далекие горы. Словно великолепные пути, текут для него его реки. Для него скрывают моря свои глубокие тайны. Ему поют благоуханные цветы и шепчут леса о житейском счастье и мудрости. Свободное созерцание русскому дано от природы» (И.А. Ильин).

Родная суровая природа отзывалась в душе русского человека широчайшей гаммой чувств и качеств. «Вчувствование стало для русского необходимостью и даром, судьбой и радостью. На протяжении столетий жил он в колеблющемся ритме: горение или покой, сосредоточенность или расслабленность, стремительность или сонливость, ликующий или сумеречный, страстный или равнодушный, "радостный до небес – до смерти печальный”… но то, что в этом же темпераменте остается дремотным и сокрытым – в покое и расслабленности, равнодушии и лености, – позже пробуждается в нем, шумно и страстно ликует. Это подобно пламени, которое погасло до поры ослабленной собранности и дремотной интенсивности, которые можно обнаружить в сиянии глаз, в улыбке, в песне и в танце… Диапазон настроений и колебания даны ему от природы… Надо непосредственно пережить все эти бушующие снежные вьюги, эти впечатляющие весенние разливы, эти мощные ледоходы, эти сжигающие засухи, эти полярные морозы, когда выплеснутая из стакана вода падает на землю кусками льда, эти раскатистые разряды молний, чтобы понять, что русский все это воспринимает страстно и радуется могуществу мировой стихии. Он не знает страха перед природой, пусть даже она ужасающе неистова и грозна: он сочувствует ей, он следует за ней, он причастен к ее темпераменту и ее ритмам. Он наслаждается пространством, легким, быстрым, напористым движением, ледоходом, лесною чащею, оглушительными грозами. Но он упивается не столько "беспорядком” или "разрушением” как таковыми, о чем безумно твердят некоторые в Западной Европе, сколько интенсивностью бытия, мощью и красотой природных явлений, непосредственной близостью ее стихий, вчувствованием в Божественную сущность мира, созерцанием хаоса, вглядыванием в первооснову и бездну бытия, откровением Бога в нем. И даже более того: в хаосе он ощущает зов из космоса; в разладе он предчувствует возникающую гармонию и будущую симфонию; мрачная бездна позволяет ему увидеть Божественный свет; в безмерном и в бесконечном ищет он закон и форму. Вот почему хаос природы является для него не беспорядком, не распадом или гибелью, а, напротив, предвестием, первой ступенью к более высокому пониманию, приближением к откровению: угрожает ли бездна поглотить его – он обращает свой взор ввысь, как бы молится и заклинает стихию раскрыть ему свой истинный облик» (И.А. Ильин). Из переживаний природы и воззрений на нее, убежден Иван Ильин, и «взялась эта русская тяга к полному достижению цели, мечта о последнем и конечном, желание заглянуть в необозримую даль, способность не страшиться смерти».

Население России жизнью своей было привязано к земле – ее просторам, ритмам, красоте, жестким условиям. Поэтому «характер русского народа – характер крестьянский. Черты этого характера – это доверчивое смирение с судьбой, сострадательность, готовность помогать другим, делясь своим насущным. Это – и способность к самоотвержению и самопожертвованию; готовность к самоосуждению и публичному раскаянию; преувеличение своих слабостей и ошибок; легкость умирания и эпическое спокойствие в принятии смерти; довольство умеренным достатком и непогоня за богатством. "Кто малым не доволен, тот большого не достоин”» (А.И. Солженицын).

Категория: Русская Мысль. Современность | Добавил: rys-arhipelag (20.04.2013)
Просмотров: 477 | Рейтинг: 0.0/0