Книги [84] |
Проза [50] |
Лики Минувшего [22] |
Поэзия [13] |
Мемуары [50] |
Публицистика [14] |
Архив [6] |
Современники [22] |
Неугасимая лампада [1] |
В этом ласковом сиянье, В этом небе голубом Есть улыбка, есть сознанье, Есть сочувственный прием.
И святое умиленье С благодатью чистых слез К нам сошло как откровенье И во всем отозвалось...
Есть Духовная Весна – Христос! Христос во втором славном пришествии окончательно уничтожит зло и настанет вечный мир Христов! А пока время испытания, борьбы и поражений, но вместе с ними и побед, и венцов. И вот же искусство так Искусство - говорить о Боге не всуе, ни нарочито, не напирая, а самим словом и чувством через него выраженном подвигать человека к нетленному небесному состоянию. В этом и состоит христианская от Бога гениальность наших поэтов. Поэты говорят с нами с креста. И в этом нет никакого преувеличения. Следующие стихи Тютчева подтверждают это:
Нет дня, чтобы душа не ныла, Не изнывала б о былом, Искала слов, не находила, И сохла, сохла с каждым днем, -
Как тот, кто жгучею тоскою Томился по краю родном И вдруг узнал бы, что волною Он схоронен на дне морском
Многодневное страдание… У кого душа ноет каждый день, да не сколько о житейском, а о насущном духовном хлебе?.. Ох, как трудна и нелегка задача жизни – умертвить в себе ветхого, тленного человека и похоронить в глубинах своих мертвецов – убийственно действующие страсти. Поэтому Тютчев и восклицает:
Я, царь земли, прирос к земли!..
Мне дано властвовать над пороком и грехом, а я вместо этого погребен под ними заживо и, кажется, нет спасения ниоткуда…
Не знаю я, коснется ль благодать Моей души болезненно-греховной, Удастся ль ей воскреснуть и восстать, Пройдет ли обморок духовный?
Вот так чисто в христианском ключе ставит Тютчев проблему воскресения человека из греховного, вполне мертвого состояния. Уже слышны голоса, что и Тютчев не лучше нас, мол, грешить и писать гениальные стихи – это две вещи несовместные. Но это, на самом деле, как мы и раньше говорили, хула. Только их страдальческого сердца, из сердца признающегося, что из всех грешников первый я есть, и может рождаться великое и смиренномудрое слово. Здесь нет никакого парадокса, ибо святые подвижники искренне считали себя хуже всех. Батюшка Серафим кланялся всякому проходящему мимо него человеку. И делал он это ввиду того, что смирялся, потому что любил всех и желал всем спастись, даже когда от себя гнал будущих декабристов. Тем бы раскаяться до того, но ведь не раскаялись и натворили много зла. У Тютчева происходит удивительное, а именно: у него вера, та самая вера во Христа, которая сегодня в мире не в почете, объявлена «устаревшей» и «не способной изменить мир», обретает ясные Материнские черты! У Тютчева Вера – это Мать! Воистину это так, ибо Вера – начало и конец спасения:
О вера, вера, мать чудес родная, Дерзну ли взор туда поднять, Откуда весть летит благая!
Великое заблуждение человека во все времена по Тютчеву состоит в том, что он не просит веры у Бога, не молится. Поэтому неутоленость духовной жажды и рождает внутри человека разочарование, уныние, забвение всего Божиего (неверие). Как очень мудро заметил Тютчев: Не скажет ввек, с молитвой и слезой, Как ни скорбит перед замкнутой дверью: «Впусти меня! - Я верю, Боже мой! Приди на помощь моему неверью!..»
Тютчев приходит к убеждению, что как родная мать не может обмануть своих детей, так и Вера не может никого подвести, как сказал Христос, «вместо хлеба дать камень или вложить змею» своим детям, в том числе непослушным Матери…
И эта вера не обманет Того, кто ею лишь живет, Не всё, что здесь цвело, увянет, Не всё, что было здесь, пройдет!
В природной радуге («О, в этом радужном виденье…») поэт видит не просто явление, но символ послепотопного завета человека с Богом. Природная радуга растает, земная жизнь пролетит, как сон, но завет никто не может отменить или изменить: Бог и человек нужны друг другу. Земная жизнь – испытание в горниле неистовых страстей, в своего рода разожженной огненной печи, в которой жизненный шлак переплавляется в золото: «Золото испытывается в огне, а люди, угодные Богу в горниле уничижения». Бог умер за нас, а мы даже ради уничтожения своих грехов и очищения совести не хотим поработать. Несомненная заслуга великих поэтов Руси, особенно Ф.Тютчева, в том, что их христология живет и действует в стихах настолько естественно, мощно и органично, что перед нами, и внутри нас разворачиваются самые глубокие чувства, переживания и видения. В тютчевских шедеврах христианство разлито до того дивно и прикровенно, что мы буквы, слова и строки воспринимаем, как единосущный целительный и всепримирительный елей для нашей души. Не в силах понять, как может быть составлен такой елей, мы наслаждаемся его Божественным воздействием. Христианство Тютчева выстрадано всем строем его жизни, прошедшей в скитаниях, тревогах, искушениях, падениях и даже поражениях, но никогда Тютчев не позволил себе высказать в стихах даже тени пустого злорадства, тем более, злобы на кого-то другого, просто так ради самолюбия. Сила христианского страдания и отлилась в гениальных размышлениях, видениях и даже пророчествах. Поэт живет на грани двух миров: видимого и невидимого, испытывая все, что приближается как из одного, так из другого мира:
О, вещая душа моя! О, сердце, полное тревоги, О, как ты бьешься на пороге Как бы двойного бытия!..
Обычно восторгаются тютчевскими стихами о природе и женской красоте, не осознавая, что вся эта легкость далась Тютчеву ценой сильнейших душевных мук и переживаний, если можно так сказать, кровью. И опять же, у Тютчева даже природа и земная женщина пронизаны энергией сверхкрасоты, а, значит, и предназначены не для одного поклонения и почитания, а для осуществления той же природой, женщиной, да и той же Россией, гораздо более высокого духовного призвания и совершенства. Тютчева отнюдь не случайно мучает вопрос, какое же может быть такое счастливое будущее на земле для всех, если позади и в настоящее время совершены такие преступления против человека, природы и Бога, что их не загладить будет всему будущему человечеству, вместе взятому?.. Неужели наплюнем на кровавую историю, забудем все и станем жить припеваючи? И в нашей современной нам жизни что указывает на то, что человеческое общество стало жить нравственнее? Так что же, спросят нас, выхода нет? Выход всегда есть, особенно если это выход ведет к Богу. Не нами сказано: «Корень премудрости – бояться Господа, а ветви ее – долгоденствие». Иначе говоря, если бы человечество на деле взялось за покаяние и исполнение верой заповедей Божиих, то оно быстро бы преуспело в добрых делах и на земле бы наступил долгожданный и долгий мир. А те старые боли, раны, убийства одних другими?
Но старые гнилые раны, Рубцы насилий и обид, Растленье душ и пустота, Что гложет ум и в сердце ноет, - Кто их излечит, кто прикроет?..
И Тютчев дает, как самый настоящий апостол и пророк, предивный ответ:
Ты риза чистая Христа
И это не какая-то там доморощенная философия и бессильное морализаторство от общечеловеков без Христа, а Мать - Вера, выраженная в самой светлой и ясной форме! Без Христа человечество ничего не сможет из нетленного, да и тленного. Выйдут новые преступления и кровь. Казалось бы все просто: «Не делай зла и тебе никто не сделает зло». И как раз сущность Христианства в этом и состоит, чтобы научиться не делать зло. Но много ли настоящих незлобных, смиренных и кротких христиан? Поэтому зло, распространяясь быстрее добродетели, создает у неразумных иллюзию, что де зло-то и господствует в мире, а раз так – то будем веселиться, прожигать жизнь, ведь все умрут – и добрые, и злые. Но кто все внимание вперяет в Христа, тому не до умствований, быть бы спасенным, успеть избавиться от своих бесчисленных грехов. Господь милует и прощает тех, кто к Нему обращаются с молитвой и с желанием исправиться. Он их покрывает, как батюшка в Таинстве исповеди, Своей чистой ризой. Другое в этом смысле удивительно, что все наши поэты именно не по форме, не по уставу, не по обряду восприняли Христа, а всем своим болезнующим и покаянным сердцем. Ведь можно все исполнять по букве и чину, а в духе быть чужим Богу. Поэты же Руси шли больше путем преподобной Марии Египетской, скитавшейся в пустыне и ни к чему не преклонявшейся в ней, кроме Христа. Все поэты были странниками и скитальцами, что Батюшков, что Пушкин, что Лермонтов, что Тютчев и т.д.. Даже если некоторые из русских витязей слова не пребывали в странствованиях, то они в душе были такими странниками, что еще важнее, чем бесцельно перемещать тело из одной точки пространства в другую.
Душа хотела б быть звездой… В эфире чистом и незримом
Вот затаенная мечта поэта! Рубцов, например, искал зеленые цветы, то есть то, что его вырывало из повседневности и житейскости. Он точно был уверен, что там, за гранью земного, есть такие цветы! У Бога все есть! И Бог все дает человеку, чтобы спастись и наследовать вечное и нетленное. Только человек не хочет понимать своего и Божиего блага, сам себя делая несчастливым и лишенным небесных услад. Христианство не только все время ругают и гонят, Его считают этакой «идиллией» и «сказочкой для неудачников». Но жизнь и смерть – это такие реальности, всю правду о которых знает лишь Христианство, поэтому впору назвать профанами от лукавого тех, кто кичится земным мудрованием, не видя далее собственного носа. Духовное фанфаронство – род самого большого несчастья, ибо оно трудно лечится, так что и в русском народе говорят с сожалением: «Горбатого могила исправит». Сердце, радостно, от избытка светлых чувств поющее Богу благодарные песни, можно смело сравнить с фонтаном. Кто был в Петродворце, тот не мог не любоваться каскадами парковых фонтанов, хотя на самом деле все это не более, чем искусно устроенные водометы, да к тому же в обрамлении странных языческих героев. Другое дело – живое, бьющееся любовью сердце, неистощимо доставляющее в самый купол небес поток добрых мыслей, чувств и слов! Конечно, Бог все видит и за такую работу воздает сторицей.
Здесь фонтан неутомимый День и ночь поет в углу И кропит росой незримой Очарованную мглу.
И в мерцанье полусвета, Тайной страстью занята, Здесь влюбленного поэта Веет легкая мечта
Конечно, игривость и фонтанированность в стихах более присущи легендарному Пушкину, чем Тютчеву. Но всем поэтам до всего – и злого, и доброго есть дело. Потому что они из смеси добра и зла выделяют самое нужное, спасительное и увлекательное для наших душ. Рубцов, правда, уже не писал ничего о фонтанах. Только однажды он описал искусственный «фонтан» от прорвавшегося вдруг на улице водовода… Истинная, Божественная Поэзия – это всегда в самом высшем: одновременно ясном и в то же время таинственном, смысле - Богословие и именно, практическое Богословие, ибо только Божественная Поэзия помогает, выручает, утешает, радует и даже спасает от зла мира, тогда как все остальные «поэзии» от ума и сердца человеческого, не очищенных покаянием и не изведавших еще меры благости от Бога, только способны колебать воздух, а то и вводить в сомнения, заблуждения и расстройства. Кстати, так и распознаются роды поэзии – по ее действию на человека, каков их дух – от Бога Святой или всякий иной лукавнующий. Тютчев оказался едва ли не самым лучшим и важным помощником поэта Николая Рубцова в то самое время, когда в России царило безбожие и великие человеческие планы. Конечно, верующих тогда уже не расстреливали, но официальная литература оставалась насквозь атеистической и партийной. И речи быть не могло об опубликовании стихов с упоминанием Бога или вообще каких-либо страданий. Это не вписывалось в установленный коммунистами «формат». Перед Рубцовым во всей своей сложности и важности встала проблема: как писать? О чем писать, поэт уже знал, выстрадав главные темы своего творчества – Бог, Родина, Любовь. Рубцов решил писать в помощь душам других. И избрать соответствующую форму стихов помог ему Тютчев! Рубцов гениально продолжил глубинность и всеохватность тютчевских прозрений и настроений, идя путем растворения Евангельских смыслов через повседневную жизнь народа. Собственно говоря, так учил людей Христос, заключая Свои мысли в притчевую форму. Поэтическое Богословие – это, прежде всего, человеколюбие, а Бог наш есть Человеколюбец. Поэтому чьи стихи искусны и необычны, но в них нет или мало человеколюбия, они обречены на забвение у Бога и у людей. Это духовный закон. Только душа, овеваемая наитиями Святого Духа, только она способна произвести нечто гениальное, чудотворное, спасительное. Богословие наших поэтов – это то самое насущное богословие, которое через страдания и очищение не боится славословить все Божественное. Богослов не тот, кто говорит о Боге, наукообразно применяя весь арсенал богословских терминов и оборотов, а кто страдает, кается, познает, любит Бога. Тому Бог и дает талант высказать самым чудным образом – в прозе или в поэзии, а, бывает, как у Лермонтова или у Пушкина, и в том и другом роде литературы, эту пламенную Любовь. И, вполне естественно, что гений ощущает свое предназначение и мучим тем, что не всегда может высказать в простой и ясной форме самое важное и существенное. Ведь зарифмовать можно все на свете, но как высказать то, что будет драгоценно и значимо для всех людей?
Душа моя, Элизиум теней, Что общего меж жизнью и тобою! Меж вами, призраки минувших, лучших дней, И сей бесчувственной толпою?
То, что клокочет внутри поэта, и то, что происходит там, на улице, посреди людских бесчинств и морального отупения, есть, казалось бы, два несовместимых мира. Но гениальные поэты всеми силами души и кровью сердца, укорененного в Боге, добиваются преодоления инертности слов, чтобы слова были подобием ручной молнии, посылаемой десною рукой по бесформенному и бесчувственному тлену и праху, и от такого воздействия пламень небесный занимается на погибшем и мертвом веществе, и оживотворяет его в новую жизнь! Божественно высказанное слово – это Хлеб Небесный для исстрадавшихся и отчаявшихся душ. И если уж хлеб земной достается человеку немалыми трудами, то что скажем о той цене, какую платят гении за стяжание Небесного, Божественного Хлеба – Слова Правды и Истины? В письме к А.И.Георгиевскому Тютчев восклицает: «Боже мой, Боже мой, да что общего между стихами, прозой, литературой – целым внешним миром – и тем… страшным, невыразимо невыносимым, что у меня в эту самую минуту в душе происходит, этой жизнью..., о которой я столько же мало имею понятия, как о нашем загробном существовании (13/25.12.1864 г.). Д.Ф.Тютчевой поэт пишет: «Я хотел бы написать тебе слезами, а не чернилами… Говеть я буду на будущей неделе и именно здесь, а не в другом месте; до сих пор я чувствовал, что моя душа – как бы тебе сказать – слишком неустойчива, дабы приступить к этому Таинству, - помолись обо мне…» (8/20.09.1864 г.). Вот в каком сокрушенном духе и постоянном наблюдении за собой приступал Тютчев к Таинству Святого Причастия. Никакое «развитие», ничто внешнее не должно влиять на духовную, святую суть:
Куда сомнителен мне твой, Святая Русь, прогресс житейский! Была крестьянской ты избой – Теперь ты сделалась лакейской
В письме Э.Тютчевой поэт с горечью замечает: «Невероятно, до чего Россия, когда ее Государь в отъезде, напоминает лакейскую дома, покинутого хозяином... В пустоте, образованной Высочайшим отсутствием, обычно нет ничего, кроме затяжных дождей и ничтожных сплетен» (22.09.1871г.) Посмотрел бы, а ведь и смотрит, Тютчев на то, что сегодня осталось от многих русских деревень и изб… Под утро 17 декабря 2013 года мне снится сон, будто я нахожусь в избе супруги моей Марии в д. Бор Верховажского района Вологодчины. Иду к выходу и вижу справа открытую дверь и вход в зимовку. В зимовке стоит стол, накрытый клеенкой и от окна светло. Стою и любуюсь, и хочется зайти туда: вот там находится то-то, а там вот это… Наконец, решаюсь зайти… Стою, рассматриваю все и вдруг из глаз слезы. Рядом Миша, брат Марии, оказался. Увидел, что я плачу, и сам смахнул слезу. Мы обнялись… Теперь в избе никто не живет из шестерых детей. Некогда крепкая русская деревня окончательно захирела. Вот тетя Саша-почтальонша не станет жить и от деревни останутся одни брошенные хоромы… То же самое рядом с д. Ереминское и селом Никольское. Одни храм покаяния во славу Рождества Иоанна Предтечи безмолвно призывает, пока еще есть время, к покаянию… Но Святая Русь несокрушима! Да Она уже большей частью там у Бога. Невозможно и греховно служить одновременно Богу и богатству – земному развитию. Жизнь ради одних земных достижений – не жизнь, а прислуживание мамоне. Господь не велел собирать сокровищ на земле, ибо на земле все тленно, кроме души, а велел собирать небесные богатства любви, милости, сострадания, прощения, миротворчества и прочего, что вводят нас в Царство Небесное. Без Бога ни временного, ни вечного богатства не будет. Поэтому Тютчев прямо утверждает:
Когда на то нет Божьего согласья, Как не страдай, любя, - Душа, увы, не выстрадает счастья, Не может выстрадать себя…
То счастье настоящее (а, значит, и творчество!), которое выстрадано и освящено Свыше. Счастье и Сокровище, вообще все и вся на земле и на Небе – Христос, Спаситель. Без Начальника Жизни Христа нет и не будет ничего, как Он Сам и сказал: «Я есмь Путь, Истина и Жизнь». Все неугодное Богу рано и поздно потерпит крах. Поэт взывает:
О, Господи, дай жгучего страданья, И мертвенность души моей рассей…
Многие ли в миру, да и в монастырях молятся так, как Тютчев! Ведь это не красивые слова одни, а молитвенное обращение к Богу. Поэт просит пострадать ради Бога и любви к ближнему, в том числе и для того, чтобы не писать впустую ради земной славы и отличий, но чтобы торжествовала Правда Божия. Грех обладает свойством камнем ложится на чувства человека, затемнять в нем образ Божие, чтобы человек уподобился не Богу, Создателю своему, но обезьяне или зверю. Бог – Любовь не подает страдания и скорби. Крест наших личных страданий вырастает из нашего же сердца, а не из сердца другого человека. Бога же мы умоляем простить нам и помиловать, чтобы нам сподобиться Его узреть. А еще мы можем просить Бога о помиловании и помощи братьям нашим, например, нищенствующим:
Пошли, Господь, Свою отраду Тому, кто в летний жар и зной Как бедный нищий мимо саду Бредет по жаркой мостовой
В этом прошении поэта просьба всех простить и помиловать, особенно тех, кто не устает помогать другим, кому вообще в жизни тяжело, вплоть до желания свести счеты с жизнью… Преуспевающей в грехах мир не любит страдальцев и глух к их просьбам и положению. И это одна из причин гибели великих поэтов-страдальцев на Руси. Сколько в начале 90-х годов погибло в общественных катаклизмах, никто не берется подсчитать. А это наверняка не тысячи, и не сотни тысяч людей… Положить ради политических и экономических выгод и химер столько жизней в мирное время, разве это не преступление? Ведь наверняка были и другие варианты перехода «обратно» - из «развитого социализма» в капитализм. Что из того, что кто-то навьючил себя и ближних тленным, как пройдут они с таким «добром» в свободу нетления? Не эти ли, трясущиеся только над своим, и составляют целые партии и постыдные кланы по всему миру, чтобы ополчиться с распятием и ножом на неповинных работников. Это наступление зла по всем фронтам узрел в то время и поведал об этом открыто, пожалуй, один Тютчев. Но в тютчевских строках мы ясно читаем пророчество и о современном мире. С тех борьба против России и Православия только усилилась:
И целый мир, как опьяненный ложью, Все виды зла, все ухищренья зла!.. Нет, никогда так дерзко Правду Божью Людская кривда к бою не звала!..
И этот клич сочувствия слепого, Всемирный клич к неистовой борьбе, Разврат умов и искаженье слова — Все поднялось и все грозит тебе,
О край родной!— такого ополченья Мир не видал с первоначальных дней... Велико, знать, о Русь, твое значенье! Мужайся, стой, крепись и одолей!
Ему вторит Николай Рубцов: «Россия, Русь! Храни себя, храни!» Иных времен татары и монголы не щадят ничего святого. Для них самый мерзостный в очах Божиих содомский грех перешел в разряд «прав». В этом и заключается суть всеобщего отступления от Правды Божией – признать грех за правду, и более того – за право грешить безнаказанно! Когда такое было на земле?! Значит, всеобщий апокалипсис не за горами, а за плечами. Россия не признает грех за правду и борется с грехами, чего бы ни стоило. И всем борющимся с грехами, всем воинам духа Господь даст помощь и награду. Это тоже одна из причин, почему поэты-воины Царя Небесного были сжиты с лица земли и убиты. Но дело Русской Христолюбивой и Антигреховной Поэзии не пропало и не может пропасть. «А если кто праведен, творит суд и правду, поступает по заповедям Моим и соблюдает постановления Мои искренно: то он праведник, он будет жив, говорит Господь Бог» (Иез. 18, 5-9). Несомненно, что наши великие поэты-мученики на этой земле гордящегося собой греха живы, потому что они всенародно любимы и прославляемы, не смотря ни на какую клевету и брань в их адрес. Таким образом, и революция 1917 года была призвана решить не коммунистические и рабочие вопросы, не установить «вечное царство рабочих и крестьян», а сломать Народную Россию, подавить Православие на долгие годы. Грех – вот первопричина нескончаемой вражды и братоубийств. Иносказательно об этом так писал Тютчев, чтобы мы лучше усвоили всю пагубность борьбы плоти и крови одних людей против такой же плоти и крови других, а духи злобы в это время радуются человеческим безумствам. Поэтому Тютчев и недоумевает:
Смотри, как запад разгорелся Вечерним заревом лучей, Восток померкнувший оделся Холодной, сизой чешуей! В вражде ль они между собою? Иль солнце не одно для них И неподвижною средою Деля, не съединяет их?
Таким образом, век для людей становится бездушным врагом не потому, что он плохой, но из-за вековечной греховной вражды людей между собой. А теперь представим, что все люди приняли Христа и, прежде чем идти причащаться, обязаны примириться между собой, чтобы не навлечь на себя гнев Божий и осуждение. Нет войн! Мир на всей земле! И это не фантазии, а реальность, во всяком случае, среди православных христиан. Вот вам и «бессильное» христианство! Все наоборот, клевещущие на Христа, сами себя срамят в виду народа и перед лицем Божиим.
| |
| |
Просмотров: 408 | |