Идет девятый год нового столетия, и то, что недавно еще в утренней сумеречности XXI века представлялось призрачным и неопределенным, теперь раскрылось в полную и ясную картину.
В преддверии очередного съезда писателей России, разумеется, надо говорить о литературе. О ней и будем говорить… Но так же, как, просыпаясь поутру, каждый из нас прежде всего интересуется погодой, словно некой обязательной мерой настроения и действия, так и заниматься литературой, да и любой другой деятельностью, не сверить свои шаги и слова с разразившимся экономическим кризисом не получится. Он был предопределен, миновать его было невозможно.
Прежде-то случился кризис литературы, искусства, нравственности и совести. Никогда нравственность не падала так низко, а над совестью не издевались так бесстыдно. Общественные нормы и понятия добра и зла снялись; деньги стали мерилом всего и вся, притом в таких суммах, что прежде и не снились. Банковские спекулятивные операции невиданного размаха, воровская олигархия и послушная власть, неслыханная алчность одних и бедность других, извращенные вкусы и немереные аппетиты – все это и многое другое того же рода образовало столь огромные пустоты в государственном организме, что не лопнуть они не могли.
И новая литература, хлынувшая на товарный рынок в своем бесстыдстве, дешевой развлекательности и никчемности, тоже сыграла в этой дешевой бутафории свою роль.
Вспоминаю, что в середине 90-х, прочитав у Дм. Галковского, талантливого молодого прозаика, такие слова: «Литература как форма овладения реальностью исчерпала себя даже в России, самой литературной стране мира. Русская литература кончилась», – я тотчас бросился возражать ему, хотя и тогда, кажется, понимал, что возражаю не только Галковскому, но и самому себе.
Я писал тогда: «Несомненно, русская литература жива, пока жива Россия. Жизнь государственных и духовных организмов не имеет мгновенного пресечения. Государство по имени Россия может существовать еще долго, но по смыслу, по духу своему не быть Россией. И литература в такой России, потерявшей свой дух и смысл, свое назначение и настроение, способна измениться настолько, что правильнее говорить об ее умирании, нежели обольщаться какими-то новыми этапами. Литература, как и культура в целом, только тогда жива, какие бы тяжкие кризисы она не испытывала, когда она органически, неотрывно связана с национальной душой и обращается к народной жизни. Как только не останется этой связности, этой любви, литература обречена. Она истаскается, отдаваясь чувствам «на стороне», и обесценится».
Внешне Россия остается как будто по-прежнему Россией. Но если вглядеться – это внешность сохранившихся родимых пятен, а не нашего лица. Сейчас, спустя полтора десятилетия, это видно особенно отчетливо. От отечественного образования остались рожки да ножки, его окончательно теперь заглатывает компьютер, этот всемогущий учитель и всемогущий растлитель. Без компьютера сегодня, конечно, не обойтись, но разве не ясно, что пользоваться им в школе надо с осторожностью. Он может всё, его щедрость безгранична, но втянутые им в свою утробу неокрепшие характеры и умы не всегда способны вернуться в божий мир с его природной и духовной красотой. Пушкин и Гоголь в этом «ящике» – всего лишь пленённые имена, их гениальные строки звучат оттуда мольбой о спасении. Бойкая современная литература по большей части родом оттуда, из компьютера, духовное пополнение она вырабатывать неспособна.
Читают теперь всё меньше. И читают, в основном, люди старшего поколения. Несмотря на героические усилия таких журналов, как «Наш современник», «Москва», Роман-журнал XXI век», а в провинции «Сибирь» и «Дальний Восток», – тиражи невелики. Проза, мать литературы, теряя читателей, словно на глазах начинает блекнуть, старится. Поэзия и публицистика чувствуют себя уверенней, но, должно быть, и их ждёт со временем та же участь.
Новая Россия, выползающая из лона России многовековой, исторической, самодостаточной, родственная ей, но уже иная, доступная новому родству, прихваченная ветрянкой мирового суетного порядка, – новая Россия уже диктует правила и законы своей жизни. Никогда, никогда до последнего часа не закроем мы ни двери, ни сердца свои перед тысячелетней Родиной, гены и дух которой несём в себе как самое большое богатство. Но ведь и нам уходить… А последующим поколениям, судя по всему, перемены принимать станет легче. Будут выходить, конечно, и книги, найдутся и читатели, пока свет стоит, и так бы хотелось, чтобы мои сомнения (и не только мои) в будущности русской литературы оказались сомнениями невера.
За прошедшие пятнадцать лет (с 1994 года, когда мы с помощью баррикад отстояли здание на Комсомольском) писателям России не в чем упрекнуть свое руководство. В том, что наш творческий союз выстоял и не потерял активности и соборности – заслуга председателя и его помощников. Мы привыкли принимать как должное, что вовремя, по уставу, несмотря на безденежность и откровенно враждебное отношение власти и либеральной камарильи, задававшей тон в культуре, проходили пленумы и съезды, находилась поддержка журналов, достойные книги отмечались и отмечаются премиями отнюдь не от олигархов. «Он уважать себя заставил» – эти слова с полным правом можно отнести к нашему творческому союзу. Вспомним опять те же 90-е годы, когда на Комсомольский, 13 смотрели как на вражеское гнездо, между тем как наш Дом все больше становился оплотом патриотической России. И выстоял – подобно Брестской крепости в начальные годы Великой Отечественной.
А разве была это только литературная или только общественная работа, когда писатели вот уже десятилетие вместе с Православной церковью стоят на защите отечественной культуры и образования.
Нашей победы в этом противостоянии, признаться, нет, но ведь и «реформаторы» не достигли желаемых результатов. «Всё впереди», как предвидел наш товарищ по литературе. Не отдать великую отечественную литературу, не отупить русское слово, песню, держаться за родное до последнего – это сейчас дорогого стоит.
*Газета «Омское время», март 2009 г.