За последние десятилетия российская публика настолько привыкла к сообщениям о боевых столкновениях и об актах террора на Северном Кавказе, что уже перестала видеть в них нечто чрезвычайное. Они стали в нашем восприятии чем-то обыденным, узнаваемо однотонным, отдаленным фоном нашей политической реальности. Между тем в характере этой давно официально объявленной войны произошли существенные и весьма заметные изменения.
Первоначальное восстание в Чеченской республике происходило под зеленым знаменем независимости от России и быстро переросло в религиозный джихад – войну против неверных, т.е. русских. Эта война интенсивно поддерживалась как непосредственно нашими недавно обретенными друзьями на Западе, так и опосредственно – через стратегически привязанные к ним исламские государства и организации Ближнего Востока. Целью войны было дальнейшее ослабление российского государства и вытеснение России с Кавказа. Этим и определялась тактика войны: после поражения вооруженных сил Чечни в открытых сражениях и вытеснения их из городов и сел республики (чему, кстати, очень противились либеральные агенты влияния в высших эшелонах российского общества) оставшиеся в живых руководители перешли к тактике «рассеянного» террора против мирного населения противника, столь эффектно демонстрировавших как населению России, так и западному обывателю кажущуюся недееспособность российской власти.
Поражение этой стратегии явилось следствием не столько эффективной военной тактики российской армии, сколько результатом внутренней недостаточности, фальшивости самой идеи независимости Чечни от России. Эта идея была экономически невыгодна всем слоям нового чеченского общества. Верхи его нажили за этот период весьма крупные состояния (большей частью полукриминальными способами), но нажили их на территории России и явно не были настроены замкнуться в пределах даже расширенной Чечни и потерять источники доходов в метрополии. Но и для низов чеченского общества Россия была единственным источником легального или полулегального заработка, хотя и весьма скудного по меркам московских нуворишей, но обеспечивавшего выживание их семей в окончательно разоренной республике. В этих условиях поддержание боеспособности «незаконных вооруженных формирований» и содействия им со стороны населения требовало значительных долларовых инъекций, а эффективность их в отношении главной цели войны – ослабления российского влияния на Кавказе и разрушения структур государственной власти в России – была явно недостаточна, что, конечно, сказывалось на долларовом потоке боевикам, так что им пришлось включить в программу своего финансирования изготовление фальшивых купюр, обязательность приема которых на территории республики обеспечивалась лишь оружием.
По-видимому, Кадыров старший был одним из многих участников этой войны, осознавших антинародный ее характер, в которой чеченская молодежь использовалась лишь как пушечное мясо во имя совершенно чуждых народам Северного Кавказа интересов. Он нашел в этом понимании поддержку, как мы указывали, весьма широких и разнообразных кругов чеченского общества, что и обеспечило успех его деятельности. Его физическое устранение, как и следовало ожидать, к разочарованию остатков руководителей джихада уже ничего не могло изменить, так что даже очень молодой его наследник смог продолжить его политику. Он получил поддержку российских властей в качестве лояльного сторонника единства российского государства, что, впрочем, не мешает противникам этого единства на Западе и на Ближнем Востоке осторожно присматриваться к нему как к возможному будущему лидеру нового кавказского натиска на Россию при благоприятном стечении обстоятельств.
Но это – досужие рассуждения о туманном и неизвестном будущем, реальностью же является тот факт, что исламский джихад на Северном Кавказе заглох, его последние проявления, такие, как вторжение в Дагестан и трагедия в Беслане, были актами отчаяния окончательно озверевших ортодоксов этого движения, не захотевших смириться со своим поражением. Эти динозавры либо бегут с гор в «цивилизованный мир», спасая собственную жизнь, либо постепенно бесславно гибнут в «зеленке», преследуемые как федеральными силами, так и местными сторонниками новой власти, нередко бывшими товарищами по оружию.
Итак, джихад затухает, но война на Северном Кавказе явно разгорается.
Нынешняя война захватила не только территорию Чечни, но бывшие ранее лояльными к России Дагестан, Ингушетию и другие северокавказские республики. И объектами нападения стали уже местные полицейские силы, местная администрация, русские солдаты и омоновцы попадают под огонь лишь в той мере, в какой они выступают на стороне местной власти. Это – война против местной государственной власти и поддерживающих ее силовых структур, и масштабность ее указывает на то, что партизаны пользуются достаточно широкой поддержкой населения.
Здесь мы хотели вставить фразу о том, что эта война свидетельствует о глубоком расколе общества в этих республиках, но этот раскол виден невооруженным глазом и не нуждается в подобных подтверждениях. Эти, некогда довольно зажиточные районы Советского Союза, наиболее пострадали от реставрации. Ныне население в них живет далеко за чертой бедности при полной безысходности своего существования, в то время как весьма небольшая его часть, так называемая «элита», завладев рычагами политической и экономической власти, не скрываясь, процветает на фоне всеобщей трагедии. «Завладев рычагами» - это на практике означает полное подавление даже легальной оппозиции, ее вытеснение из экономической и политической жизни республик, а зачастую и физическое уничтожение. За примерами далеко ходить не надо, достаточно напомнить читателю убийства братьев Ямадаевых, находившихся в открытой оппозиции к правительству Кадырова-младшего, причем один из них, кстати, герой России, был убит, можно сказать, среди бела дня в Москве на глазах г-на Путина, если бы тот имел неосторожность в этот момент выглянуть в окошко своих правительственных апартаментов; оппозиционный интернет-журналист был застрелен в машине чеченского МВД по дороге из аэропорта в Грозном и т.д.
Наши комментаторы, в том числе и левого толка, в связи с таким развитием событий предпочитают рассуждать об особенностях кавказского менталитета, тейповой структуре чеченского общества, обычаях кровной мести и прочей экзотике, характерной для тов. Саахова, героя фильма «Кавказская пленница» в прекрасном исполнении Этуша. Но даже обычай кровной мести давно отошел в прошлое за многие десятилетия русского правления на Кавказе, и к нему почему-то прибегают для объяснения гибели оппозиционеров, но не для объяснения действий партизан – Вы этого не заметили, читатель?
Последнее убийство чеченской правозащитницы вообще срывает всякий местный камуфляж с подобных событий – ведь даже в варварском средневековье женщина не могла быть объектом кровной мести. Здесь мы имеем вполне современное чисто политическое убийство.
Да не подумает читатель, что мы связываем эти печальные события напрямую с действующими на Кавказе административными структурами, для этого у нас нет никаких фактических оснований. Но, например, в Чечне, власть Кадырова-младшего пользуется явной поддержкой местной «элиты», больших или авторитетных людей, наживших огромные состояния преимущественно в России. Да собственно сама власть Кадырова-младшего возможна лишь в силу их совокупной воли. А сами они достаточно автономны и возглавляют мощные экономические и силовые структуры, большей частью находящиеся в полутени, но явно проявляющиеся в кризисных ситуациях, как это было, например, в Кондопоге. Действия оппозиционеров и правозащитников иногда могут быть более неприятны для некоторых их этих «авторитетов», чем для официально действующей власти, и тогда «большие люди» могут принимать и самостоятельные решения, не заботясь о полном консенсусе с чиновными лицами.
Обе эти политические силы – и местные «большие люди», и местная администрация – наглухо перекрывают северокавказские республики от политических оппонентов при полной поддержке их центральной властью России, которая видит в них единственную силу, обеспечивающую стабильность в этом регионе. Да и на кого же ей еще опираться? Не на обездоленных же реставрацией работяг.
Так что современный террор в этом регионе является просто единственно возможным реальным ответом народа на эту непробиваемую глухоту, гражданской войной на Кавказе, уже слабо связанной с внешними влияниями, хотя записные идеологи нашего правительства продолжают рассуждать о влиянии Саудовских ваххабитов, экстремистских направлений в исламе и т.п. Но, читатель, религиозные догматы ваххабитов, имеющие хождение в наших республиках, звучат в бедных пригородах Махачкалы и разоренных селениях Дагестана совсем не так, как в королевских дворцах Саудовской Аравии, в них явно слышен демократический, антикапиталистических дух. Да и сколь распространены они среди действующих боевиков – это нам пока неизвестно.
Но внешние проявления этой войны, ее тактика удивительным образом напоминают такие исторические прецеденты, как героическая борьба Народной Воли или деятельность боевой организации партии эсеров. Как и в прошлые времена, нынешние боевики на Северном Кавказе имеют за спиной огромный потенциал молодых людей, лишенных не только общественных перспектив, но и зачастую каждодневных средств существования, чувствующими себя втоптанными в грязь существующими «элитами», этим отвратительным сообществом общественных захребетников, нагло упивающимися своей политической и экономической властью.
Все это не может не порождать того, что ранее называлось «классовой ненавистью». Ныне, кажется, само это понятие поставлено вне закона и трактуется как основание для уголовного преследования. Однако юридические акты с запретами на слова не могут изменить реального положения дел в обществе, и классовая ненависть даже в камуфляже цитат из Корана остается мощным идеологическим оружием, ведь боевой дух любой армии определяется отнюдь не сладостными чувствами любви к родным дымам, а исключительно ненавистью к врагу. И наша реальность, к сожалению, дает в этом достаточно оснований для дальнейшего продолжения новой, уже гражданской войны на Северном Кавказе
Юрий Миронов Анти-Глоб.Ру
|