Серафим Захарович Афонин, в будущем знаменитый сталевар, глава Российского комитета по металлургии, встретил войну шестилетним деревенским мальчишкой. Предлагаем его воспоминания в литературной записи Владимира Смыка.
Давно отшумели "сороковые роковые". Другие десятилетия, другие встречи с историей ждали людей моего поколения. Иногда я спрашиваю себя: почему так свежа память о том далеком уже времени, почему так ярко встают передо мной картины трудного детства? Наверное, потому что оно было для нас тем же, чем для изделий, получаемых способом литья, служит литейная форма. От того, как она сделана, от качества формовочной "земли" зависит образ, который примет жидкий металл, когда кристаллизуется и затвердеет. Образно говоря, военные и послевоенные годы послужили нам "формовочной землёй", воспитали характер. Какими мы стали потом, когда выросли, во многом определили те "сороковые, роковые".
Разговор о них завершу рассказом об одной встрече в Федеративной Республике Германия в середине 70-х годов. Мы, делегация советских металлургов, прибыли в Бремен, где располагалась штаб-квартира компании "Клекнер Сталь". Шефство над нами взял технический директор этой компании, За давностью лет могу ошибиться, но, кажется, его звали Клауз Штраус. Это был плотный энергичный мужчина лет пятидесяти с небольшим. Левой руки у него не было, и, прикинув возраст немца, я понял, что потерял он её всего скорее в войну. Не на Восточном ли фронте? Спросить об этом было как-то неловко, хотя и хотелось.
Судя по тому, что никакой неприязни к нам он не высказывал, мы решили, что, наверное, все-таки он её лишился не в полях России. Господин Штраус был с нами любезен, показывал на своем предприятии решительно всё, отвечал на любые вопросы, никаких "ноу-хау" от нас не скрывал, и мы постоянно чувствовали симпатию к нам этого человека. Вечером он повёл нас ужинать в один из ресторанов города. Дружеский ужин был, по-видимому, и протокольным мероприятием: на него прибыли также начальники цехов. Нас усадили за один стол с техническим директором. Официанты разлили вино, и господин Штраус поднялся с бокалом в руке.
- Уважаемые коллеги! Мы сегодня имеем честь принимать у себя специалистов из России. Общаясь с ними в течение сегодняшнего дня, я убедился, что это профессионалы высокого уровня, и всем нам следует относиться к ним с искренним уважением. Но прежде чем выпить этот бокал, я хочу немного рассказать вам о той стране, откуда они прибыли - о России. В 44-м году дивизия, в которой я служил командиром дивизиона противотанковой артиллерии, была переброшена из Африки на Восточный фронт. Мы оказались в районе польско-советской границы, где Красная Армия вела наступление. В первом же бою рядом со мной разорвался снаряд, и я потерял сознание.
Меня подобрал русский санитар. Очнулся я в койке прифронтового госпиталя с ампутированной рукой. Я потерял много крови, и нужно было срочно сделать переливание. Донорской крови моей группы, а у меня она достаточно редкая - четвёртая - не было. Конечно, - подумал я тогда, - у них есть кровь первой группы (её, как вы знаете, можно переливать всем), но здесь в госпитале много раненных советских солдат. Медикам и на своих, на красноармейцев, может её не хватить, так что плохи мои дела.
А теперь, уважаемые коллеги, представьте такую сцену. Я лежу на больничной кровати. На соседней - лежит женщина в белом халате врача. На её руке, на сгибе локтевого сустава, - марлевая повязка. От этой повязки отходит резиновая трубочка, соединённая со стеклянной колбой, в которую стекает кровь. Такая же резиновая трубочка вставлена в вену вот этой оставшейся у меня руки, куда эта кровь вливается.
Немец поставил бокал на стол, полез во внутренний карман пиджака и достал фотографию. На ней была изображена не лишенная красоты женщина средних лет с внимательным, грустным взглядом больших светлых глаз.
- Это доктор Волкова. Она спасла мне жизнь. Я зову её "моя вторая мама".
- Меня выписали из госпиталя, - продолжал исполнительный директор, - и с партией военнопленных отправили в Сталинград. Там мы работали на стройке, восстанавливали Дом офицеров. Вот этой рукой я научился довольно ловко работать мастерком. Работу мою оценили, и меня назначили десятником. Как видите, трудовую карьеру я начал делать еще в русском плену, - здесь слушатели Клауза Штрауса, подавленные, если не ошеломлённые его прежними словами, заметно оживились.
- Потом мы работали на различных строительных объектах в Горьковской области. Мы видели, как небогато там живут люди, как бедно они одеты. Вы спросите, как они относились к нам, немцам, которые принесли им тяготы и страдания войны? Вообразите такую сцену: наш отряд военнопленных шагает к месту работы, а мальчишки выбегают к нам и суют в руки варёные картофелины…
Признаюсь, у меня запотела спина, когда я слушал это выступление. А закончилось оно такими словами:
- Уважаемые коллеги. Что бы там другие не говорили вам о русских людях, они заслуживают особенного уважения. Это самые гуманные люди в мире. За них, за русский народ, я предлагаю выпить это вино… www.rusbereza.ru
|