 Война идёт почти год; я могу вспомнить практически каждый день, относительно лёгкий или сложный...а вот сколько было по-настоящему страшных, переломных? У меня - два.
Первый - второе мая. Да простят меня все, кто может простить, он стал значимым не из-за Одессы. Из-за Славянска.
Сначала был странный сон: всех нас из школы колонной вели на площадь Ленина, а оттуда - на войну. Кто мог, пытался из строя бежать, хотя людей от этого в нем меньше не становилось. Но на пересечении с Богдана Хмельницкого строй вдруг смешался, толпа волной хлынула вперёд, а меня с двумя мальчишками, словно обратным течением, отбросило назад, в какие-то дворы. Парни исчезли, а я, испугавшись чего-то, вдруг оказалась в Свято-Преображенском соборе...но тот был совсем не таким - деревянный, полный света, он казался самым спокойным и безопасным местом. Я выбралась наверх. Там было три одинаковых колокола будто чернёного серебра. А внизу - непрерывный поток идущих навстречу войне.
Потом проснулась... Не успела осмыслить сон, потому что услышала из соседней комнаты о начавшемся штурме Славянска.
Когда-то зимой мы проезжали Семёновку, но проехали мимо неё настолько быстро, что я едва успела отметить это про себя, однако после, в частности, второго мая я представляю себе Славянск даже лучше двора, где я выросла. Так в своё время освоилась и с Цхинвалом: летом 2008 туда на каникулы к своей бабушке уехала моя подруга (насколько крепка может быть дружба после пятого класса). И ужасное ощущение, когда ты непрерывно смотришь, дабы не увидеть самого ужасного, дабы вообще этого не видеть, вдруг подступило к горлу.
День был пасмурным; я то и дело выбегала во двор, забиралась под крышу по садовой лестнице, чтобы там, под крышей, реветь, реветь, давиться рыданиями. Молилась как никогда сильно. Наверное, даже впервые по-настоящему. Во время какой-то из таких вылазок начался дождь. Я сидела на мокрой лестнице и ревела, пока Славянск становился настоящей крепостью. Потом я часто думала о людях, которые тогда нашли в себе силы не сдаться, не отступить, и эта мысль давала мне силы жить дальше даже тогда, когда теряла близких.
Но был и второй день. 14 августа. Кольцо вокруг Донецка тогда почти сомкнулось, он простреливался с севера, запада и юга. В моей семье почему-то посчитали, что дома, в Киевском районе, будет опаснее, чем у родных в Ленинском, поэтому август и последующие долгие месяцы я провела там.
Но вернусь к 14 августа.
К тому времени уже все уяснили, что ВСУ любят приурочить сильный обстрел к какому-нибудь празднику, поэтому Первого Спаса ждали с ужасом и содроганием. День был тихим, пока около семи часов вечера соседке не позвонил внук-ополченец и не сказал, что через полчаса ожидается обстрел Ленинского района. Полчаса плавно превратились в три часа долгого ожидания у подвала. Я прислушивалась к каждому шороху, но слышала только музыку ветра. Кто-то повесил у себя во дворе. Этот звук сводил с ума, казался чьим-то злым смехом... Но я вдруг повернула голову вправо и оцепенела от ужаса: на горизонте горел фосфор. Лёгкие белые светлячки появлялись из ниоткуда посреди неба и стремительно летели вниз, в сторону хутора Широкого. Я знала, что мне в той точке, где находилась в тот момент, ничего не угрожало, но уже была наслышана о свойствах белого фосфора - и тряслась не за свою жизнь. Было страшно именно за тех, кто мог попасть тогда под обстрел.
Но кульминация наступила на следующий день. От своей про-украински настроенной знакомой я услышала следующее: "А что это вчера за фейерверк был?" "Фейерверк?" - я изумилась. "Ну да, салюты. А потом бой," - ответила она.
Я пожала плечами и ушла. После того фейерверка я разучилась бояться. Я разучилась бояться за себя.
ОД "Новороссия" И. Стрелкова | Северо-Запад |