И там, где роскошь обитала
В тенистых рощах и садах,
Где мирт благоухал и липа трепетала,
Там ныне угли, пепел, прах.
А.С.Пушкин. «Воспоминания в Царском Селе»
Посещая Англию или Японию, а с недавнего времени и Китай, каждый уважающий себя русский турист обязательно побывает в знаменитых парках – их много, они заботливо поддерживаются не только в городах, но и в частных поместьях. Парки чаще всего доступны, хорошо изучены, даже самые простенькие и небольшие каталогизированы, в них можно не только погулять, но и ознакомиться c обширной литературой.
Усадьба князя А.Б. Куракина Надеждино на реке Сердобе (Пензенская область). XVIII-XIX века.
Фото 2004 года
Сохранению национальной садово-парковой культуры цивилизованные государства придают большое значение. Кроме множества прекрасно ухоженных хрестоматийно известных парков ведущих европейских стран, характерным примером могут служить сады Китая, истоки садоводства которого уходят в глубокую древность (II в. до н.э. – III в. н.э.), где по сей день оберегаются десятки усадебных и городских парков, относящихся к разным эпохам – от VIII (!) до XX века. Посещения таких садов и парков являются частью обязательной программы обучения китайских школьников […]. Здесь они в самой доходчивой форме получают наглядные уроки отечественной истории и культуры – в древних и знаменитых садах звучит старинная китайская музыка, исполняемая на аутентичных музыкальных инструментах как сопровождение к осмотру сада нередко можно услышать китайские оперы, а в качестве исторически достоверного стаффажа прогуливаются служащие, облаченные в национальные костюмы. Перед глазами словно оживает знаменитая старая китайская живопись, подробно зафиксировавшая дивные пейзажи и все славные и бытовые моменты ушедшей в прошлое жизни народа. Все это с детства выстраивает в образной памяти человека национальную картину мира, уважение к которой – неотрывная часть китайского менталитета. Не удивительно, что сейчас устройство многочисленных городских и пригородных парков, продолжающих древние садовые традиции, стало в Китае одним из приоритетных направлений градостроительной деятельности.
Беседка в парке Чизик под Лондоном. XVIII век. Фото 2007 года
Совсем не так в современной России, некогда славившейся своими дворцовыми и усадебными садами и парками. Увы, они не занимают в нашей культуре XXI века и сознании «электората» сколь-нибудь значительного места, общественный интерес к ним минимален, а помощь государства смехотворна. В отличие от жителей Западной Европы и Дальнего Востока, по праву гордящихся своей садово-парковой культурой, нашим соотечественникам-современникам это чувство вовсе не знакомо – к сожалению, такова сложившаяся за последнее столетие традиция, обусловленная общим пренебрежением к наследию, хроническим отсутствием средств на его поддержание, а также культивируемым современными СМИ историко-культурным невежеством большей части общества, имеющей весьма приблизительные представления о собственной культурной идентичности. Беспрецедентный подъем пригородного нуворишного коттеджного строительства породил нагло-невежественное племя т.н. ландшафтных дизайнеров, которых в лучшем случае готовят разнообразные краткосрочные курсы. По прихоти безвкусных хозяев такие, прости Господи, «садоведы» могут вырубить на участках реликтовые вековые сосны, быстро и густо засадить участок богатым ассортиментом экзотических «элитарных» растений, который предоставляет сегодня разбушевавшийся рынок, совершенно не задумываясь о том, какие, собственно, традиции они продолжают и как соотносится то, что они делают, с русской садово-парковой культурой.
В "Саду Скромного Правителя" в Сучжоу. Начало XVI века. Фото 2011 года
Хотя развитие отечественного садово-паркового искусства насчитывает уже не менее пяти веков, наше представление о нем остается очень схематичным, априори не полным и не дающим полного понятия о его самобытности и художественной ценности. Во многом это обусловлено очень скудной информацией о русских садах (в том числе недостаточной в этом вопросе профессиональной подготовкой зодчих) и потребительским отношением к большинству существующих в России парков XVIII – начала XX века, которые варварски вырубаются и застраиваются (особенно в последние 10-15 лет) или зарастают мелколесьем и уже трактуются как лесопарки и даже природные (!) лесные массивы. По-прежнему уникальна профессия ландшафтного архитектора-реставратора – этому ремеслу серьезно не учат нигде – потребности особой нет (!), как нет и понимания, что в исторических садах и парках мира ценится, прежде всего, аутентичность – соответствие ландшафтных характеристик, флоры и техники благоустройства оригинальному замыслу и времени создания парка (или его наивысшего расцвета).
Образ русских парков в общественном сознании исчерпывается очень немногими хрестоматийными примерами. При их упоминании в памяти даже образованного по современным понятием человека всплывают лишь прекрасные виды нескольких императорских резиденций в Петербурге и его пригородах и немногих подмосковных усадеб – Архангельского, Кускова, Останкина […]. Но даже самые начитанные вряд ли ясно представляют себе степень их сохранности и соответствия первоначальным замыслам и вкусам эпохи.
Вид парка в подмосковном Боблове. Фото 2012 года
А ведь это лишь малая доля огромного исторического наследия, остатки которого с ужасающей скоростью гибнут в разных уголках русской провинции, до сих пор оставаясь обидно мало исследованными. Помимо не слишком многочисленных городских садов и бульваров в столичных и крупных провинциальных городах […], а также еще более редких ботанических садов, его основную часть составляют тысячи частных усадебных парков, в основном разбитых в XVIII – начале XX века – больших и маленьких, простых и сложных, частично сохранившихся или заросших, повырубленных, застроенных […].
Парки, расположенные в разных уголках России в сельской местности, созданные владельцами в своих имениях, – особые произведения архитектуры, у которых помимо воплощенного первоначального замысла есть множество состояний, отражающих их существование во времени. Срок их, увы, как у человека, конечен, если предоставить их самим себе – не заботиться, не ухаживать, не спасать… […] И все же до сих пор на просторах России еще сохраняются полностью или частично десятки старых парков, большинство из них – исчезающие приметы некогда процветавших помещичьих или купеческих усадеб […].
Богатейшая русская усадебная культура составляла коренную и едва ли не большую часть нашей национальной культуры. К великому сожалению, очень многое в ней исчезло навсегда. Уничтоженные усадьбы унесли с собой и особую, некогда очень обширную и оригинальную область садово-паркового искусства, уходящую своими традициями в глубокую древность. Русские парки, как правило, всегда результат длительного развития, дополнявшего, а иногда и полностью изменявшего первоначальный замысел – в этом одна из их коренных особенностей. Чтобы заметить и выявить эти наслоения, необходимо изучать русское садовое искусство в самом широком гуманитарном контексте, применяя новейшие методы натурных исследований, включая археологические6.
Ворота в парке усадьбы Кирицы (Рязанская область).
Архитектор Ф.О. Шехтель. Фото 2006 года
Русский провинциальный усадебный парк XVIII – начала XX века (таково большинство сохранившихся до наших дней парков средне- и мелкопоместных усадеб) представляет сегодня основную и наименее защищенную часть национального садово-паркового наследия. Это – детище природы, владельца и садовника, причем в отличие от крупных профессионально устроенных парков, где была велика роль садовника-творца, в них явно превалировали природа и индивидуальность владельца.
Конечно, в обычном парке нечего искать аналогий с шедеврами садово-паркового искусства, хотя почти в каждом можно найти характерный для русского парка набор элементов: подъездную аллею, систему прудов или пруд (часто с островом), горку («Парнас»), аллеи и поляны, цветники, многочисленные или единичные парковые сооружения и памятные знаки. Это своеобразный содержательный и пространственно-планировочный каркас любого усадебного парка, который получил в зависимости от природных условий и условий заказа бесконечное количество вариаций в русской провинции.
Роль нетронутой природы в русском парке чаще всего существеннее, чем в западноевропейском. Автор первой в России книги об истории садово-паркового искусства, сын маститого ученого – директора Ботанического сада в С.-Петербурге Арнольд Регель писал: «Русский человек всегда отличался искреннею, неподдельною любовью к природе, перемудрить которую – то есть переиначить на свой лад – ему и в ум не приходило: он наивно восхищался мощным разливом матушки Волги или батюшки Дона, любил и степь неоглядную – ковыльную, непочатую […]. Но выше всего ставил он лес дремучий […]. Прохладный бор – березняк или дубрава – был… излюбленным местом русских людей, частью ради охоты, частью ради ягод и грибов, а всего более ради чудной, дикой, таинственной красоты». Хорошо известно, что пейзажные парки Англии – не менее искусственные создания, чем, казалось бы, совершенно непохожие на естественную природу французские регулярные сады. В них земля уподоблена поверхности гигантского многодельного скульптурного рельефа, на котором садовником создается единственная в своем роде авторская художественная композиция из зеленых насаждений. В русском парке естественный природный компонент гораздо сильнее, рельеф в них и даже древесные насаждения («рощи») по большей части сохраняются, получая лишь некоторые дополнения, выявляющие и подчеркивающие их непосредственную прелесть и выразительность.
Восстановленная беседка в парке Останкино. Фото 2006 года
Однако, несмотря на присущую русскому человеку чувственность, его отношения с природой не были лишены реальности и прагматизма. Здесь речь не о примитивном потребительстве природных богатств, которое, к сожалению, тоже приходится признать национальной традицией, а о рациональном использовании имеющихся особенностей территории предполагаемого парка. Так владелец имения в пересеченной холмистой местности с чудесными видами на окрестности, скорее всего, не насыпал горку Парнас, а внутри парка не устраивал обширные поляны с дальними видами – они есть вокруг. Он создавал то, чего не хватало для полноценного в его понимании парка – тенистые аллеи, по которым приятно бродить в жаркий день и наблюдать смену времен года; беседки там, откуда открываются лучшие виды; цветники у дома; пруды для рыбы и купания […].
Владелец имения на берегу озера или реки старался использовать их достоинства в парковой композиции, а потому не копал дополнительные пруды, разве что обзаводился необходимыми хозяйственными водоемами – для птицы, поливки огорода или служившими противопожарным резервуаром. Таковы усадьба Ганнибалов Петровское на Псковщине, Монрепо под Выборгом, подмосковные Гребнево, Тишково, Знаменское-Губайлово или Осташево. Заметим, что пруды – едва ли не самый любимый элемент русского усадебного парка, можно сказать, почти обязательный, что и не удивительно – ведь их очень просто устроить в любом овражке или впадинке, на самом мелком ручейке. Недаром усадьбы России изобилуют каскадными прудами, созданными как раз на основе естественных оврагов […]. Все это позволяет утверждать, что одним из основных принципов русского усадебного парка было дополнение и обогащение природных особенностей окружающей местности сравнительно малыми и доступными владельцу средствами.
Отличалась от западноевропейской и роль владельца русского усадебного парка как его создателя. Зачастую именно он обеспечивал индивидуальность парка, выражая в нем свои пристрастия, а порой и собственную «дурь». Каждый помещик мог выдумать что-то «особое», воплотить какие-то важные только для него образы […], мог подсмотреть у других или скопировать с какого-то понравившегося образца, и в каждом случае интерпретировать идею по-своему. Все это предопределило композиционное богатство и оригинальность многих русских парков.
Не секрет, что некоторые помещики вкладывали в парковые композиции и тайные смыслы, понятные только посвященным. Таковы совсем мало изученные парки в усадьбах русских масонов. Здесь существовали знаки и масонские символы, выраженные с помощью деревьев8 или парковых сооружений, садовые композиции, имевшие ритуальное назначение – холмы, гроты, подземные реки, «кузницы» и т.д. В западноевропейской культуре тоже есть подобные парки, лучшие из которых тщательно реставрированы и музеефицированы […].
Оранжерея (1828-1830) в парке Сайон под Лондоном. XVIII век. Фото 2007 года
Западноевропейские «сады инициации» по обыкновению несут в себе тему путешествия: реальную – по саду, и виртуально-символическую – в прошлое человеческой культуры и ее мистического опыта. Однако многие ли знают, что подобные парки, причем совершенно оригинальные по замыслу и композиции были и в России. Например, уникальный садово-парковый ансамбль, в основу которого была также положена тема мистической масонской инициации, был создан в усадьбе Н.А.Демидова Алмазово под Москвой в 1760–1770-х годах. Центральная часть этого парка имеет сравнительно редкий для масонских усадеб регулярный план, а многие его элементы не находят аналогов. Композиционной осью демидовского парка стал Главный канал длиной около 700 м, проходивший с востока на запад и соединявший единственную в своем роде систему усадебных прудов и каналов, по которой можно было совершить длительную прогулку-путешествие на лодке.
Крайняя западная точка ансамбля была закреплена большим насыпным трехъярусным холмом Сионом, с которого просматривался весь ансамбль. Как известно, Сион – это Храмовая гора в Иерусалиме, на которой когда-то располагался легендарный храм Соломона, весьма значимый объект масонских религиозных представлений. У названия был и другой – метафорический смысл: оно воплощало Царство Божие в его полноте, своего рода предел мечтаний, земной Рай, неслучайно дарохранительницы православных храмов издревле называли Сионами. Под горой располагался Малый прямоугольный пруд, далее был устроен пруд шестиугольной (или круглой?) формы с таким же островом, на котором первоначально был выстроен барский дом с галереями, перекинутыми через каналы к флигелям. Примерно посередине между ними в 1770-х годах существовал еще один мостик, соединявший усадебный театр и храм, располагавшиеся на одной оси по разные стороны канала. Далее по Главному каналу можно было попасть в Лебяжий трапециевидный и Большой прямоугольный пруды. В оси Большого пруда находился небольшой остров правильных прямоугольных очертаний (этой формой обычно обозначали «натуру», обработанною Светом знания), с которого хорошо была видна вершина Сиона. С востока Большой пруд был ограничен трехъярусной земляной дамбой. В свою очередь, Лебяжий пруд с восемью островками соединялся каналами с двумя островами-зверинцами – прямоугольной и треугольной формы. Еще один треугольный Боковой пруд находился в конце этой разветвленной гидросистемы, в липовом парке. Острова Лебяжьего пруда первоначально, видимо, представляли в плане мальтийский крест (сейчас их очертания почти бесформенны).
Р.К. Жуковский Вид усадебного парка в Шаблыкине. Литография. 1856
Геометрические очертания усадебных прудов в Алмазове, безусловно, имели символический смысл, предопределявший маршрут «духовного странствия» по усадьбе: прямоугольник – это и знак ложи, преобразующей человеческую натуру, треугольник – знак вечности, Космоса, круг – символ солнца, пяти- и шестиконечные звезды – часто употребимые знаки масонской символики. Остров Большого пруда символически мог воплощать тайное сообщество адептов ложи в «море» жизни, пребывая в которой ее члены всегда видели свою конечную духовную цель – Сион. Кроме того, в парке было немало других затей – садовый лабиринт, домик Уединения (на берегу Лебяжьего пруда), павильон Пестум на дамбе Большого пруда, Китайская башня, стриженые еловые боскеты, беседки на островах и в зверинцах, которые были также включены в семантический замысел усадьбы, сейчас в своей полноте уже трудно различимый. Необычность и уникальность этого парка совершенно очевидна, а космическая съемка до сих пор позволяет восстановить сложную и многозначную композицию Алмазова с высокой точностью и почти в полном объеме. Для этого, нужно только одно – понимание и созидательная воля…
Еще одной известной «масонской» усадьбой Подмосковья было Савинское И.В.Лопухина (1756–1816) – розенкрейцера, крупнейшей фигуры русского масонства, общественного деятеля и философа. Главным в усадьбе, которую А.Н.Греч неслучайно назвал «русским Эрменонвилем»13, был пейзажный парк, который по его воле превратился в своеобразный «пантеон пиетизма»14. Плохо сохранившийся в натуре, он поддается реконструкции по описаниям в литературе. В отличие от Алмазова в этой усадьбе было множество мемориальных знаков и памятников – Юнгов остров с «келией отшельника», гротом с памятниками епископу воронежскому Тихону Задонскому и мистическому писателю Н.А.Краевичу, с крестом в память немецкого теософа Я.Беме и памятником в честь Фенелона – архиепископа Камбрейского, под которым были погребены пряди его волос. Неподалеку от келии находился парковый монумент в честь немецкого теософа и поэта К.Эккарсгаузена; на памятнике К.Кульману была начертана надпись «Остановись, прохожий, и вздохни о страдальце». В парке были устроены: «хижина Руссо» с его бюстом, памятники Сократу, Диогену (в виде бочки), Лейбницу, а также «Аполлон с Олимпом», церковный камень и Храм Дружбы, посвященный розенкрейцеру князю Н.В.Репнину. На отдельном островке помещался оригинальный памятник Ломоносову в виде ветхой лодки, символически связанной с его биографией – гибелью его отца-рыбака, а неподалеку рыбачья слободка из импровизированных шалашей, напоминавших о евангельских мотивах. В парке находилась и «гробница» Конфуция, этого популярного в Европе восточного мыслителя, который был известен уже и в России. Думается, просвещенный владелец Савинского В.Лопухин хорошо знал, связанный с именем Руссо парк в Эрменонвиле, если не по личным впечатлениям, то по описаниям, но, создавая парк в своей подмосковной, он не повторял его, а творил особый мир русского масона, движимого идеями личного и общественного духовного совершенствования с его культурными и историческими авторитетами.
При бережном отношении к собственной культуре уникальные подмосковные парки Алмазова и Савинского, а также тверского Никольского-Черенчицы Н.А.Львова, петербургского Парголова Шуваловых и воронежской Рамони свободно могли бы стать всемирно известными русскими парками, воплотившими важные духовные искания своего времени. Но дождемся ли мы просвещенного и бережного к ним отношения или нам остается лишь реконструировать их словесно и графически?
Как и во всем мире, русский парк прежде всего был частью жизни владельца усадьбы, отражением его сущности, его судьбы. Во многих имениях в садах существовали самые разнообразные памятники: в честь ратных побед или посещения усадьбы царствующими особами, ушедшим или здравствующим друзьям, родителям, няням, мемориальные знаки любви, дружбы, славы, доблести, добродетели, могилы собак и других домашних животных, памятные деревья (в честь рождения детей, свадеб, других семейных дат) или деревья, семена или саженцы которых были привезены из каких-то памятных мест или путешествий и т.д. и т.п. Эти элементы становились особыми достопримечательностями усадебных парков, своеобразно выраженным итогом жизни нескольких поколений их владельцев.
Усадебный дом в Подвязье (Нижегородская область). Фото 2008 года
Во многих старинных усадьбах связь с историей помогали ощущать парковые знаки в честь посещения коронованными особами или в честь великих людей России. Так, в подмосковном Лукине баронов Боде-Колычевых в саду перед домом находился обелиск в память всех убитых и замученных предков – бояр Колычевых. В калужском имении княгини Е.Р.Дашковой Троицкое каждого приезжего встречал монумент в честь императрицы Екатериной II, в Воробьевке А.А.Фета рос «каштан Тургенева», привезенный из Спасского-Лутовинова, в Диканьке Кочубеев сохранялся «Мазепин дуб» пяти саженей в обхвате. В Петергофе на Царицыном острове рос дуб, выращенный императором Николаем I из желудя с могилы Джорджа Вашингтона […]. Все это лишний раз подчеркивает индивидуальность русских парков и показывает их поразительное многообразие […].
Образцы для подражания при разбивке парка, если они существовали, обычно избирал владелец. Это могли быть какие-то отдельные понравившиеся черты или воспоминания о виденном в столицах или за границей. Однако, скорее всего, большинство русских провинциальных парков было разбито интуитивно, без полноценного предварительного проекта, по месту, исходя из целесообразности, материальных и природных возможностей. Не случайно заметное место в формировании и содержании усадебных парков XIX века занимали грабари – отходчики-землекопы, знакомые со всем комплексом парковых работ – от устройства плотины или пруда до создания видового прозора или художественного облика парковой поляны. Большинство же квалифицированных садовников в России XVIII – первой половины XIX века – иностранцы: часто прибалтийские немцы или англичане. Лишь во второй половине XIX века развилась сеть отечественных садоводческих школ, пополнившая ряды профессионалов, возросла роль специальной литературы.
Вид усадебного дома в Зубриловке (Пензенская область). XVIII-XIX века. Фото 2004 года
В последние годы первостепенное значение для исторической достоверности реставрации садов и парков приобретает садовая археология – фактически новая область ландшафтной деятельности в России. Хотя у нас по сей день не существует такой профессиональной специализации, ее перспективность очевидна. Пока в поле зрения археолога попадают лишь единичные садовые объекты в составе древних городов, дворцов или усадеб. Однако, реставраторы парков, как бы ни были они талантливы, не могут провести археологического изучения почв, фитолитов (остатков растений) и микроорганизмов (это направление только начало развиваться в нашей археологии) или применить методы палинологии и дендрохронологии, которые сегодня при необходимости могут показать возраст и породы некогда росших там деревьев. Эти методы доступны профессиональным археологам, и они очень эффективны […]. Во многих случаях только методы археологии могут помочь восстановить планировку парков, ведь многие из них сильно заросли, а потому поиск дорожек, их первоначального покрытия, их трасс вызывает серьезные трудности.
Кроме проблем изучения и реставрации русских исторических садов, с введением в России частной собственности на землю в последние годы едва ли не острейшей становится проблема физического сохранения парковых территорий даже самых ценных и уникальных усадеб – для русской культуры ключевых. Хотя, казалось бы, сохранение культурного наследия является одной из важнейших задач государства, уже больше десяти лет не прекращается борьба за сохранение пейзажного парка подмосковного Архангельского и окружающих его луговых пространств – неотъемлемой части этого красивейшего, единственного в своем роде ансамбля, утрата которых, даже частичная, попросту уничтожит его как целое. Однако это не останавливает тех, для кого сотки парковой земли имеют лишь денежное выражение. Начиная с 2002 года большая часть земель утвержденных государством охранной зоны Архангельского была распродана и сдана в аренду, после чего не прекращаются попытки существенно сократить заповедные территории, оставив за музеем лишь часть регулярного парка, включенную в ограду располагавшегося здесь военного санатория […]. Проблемы подобных землеотводов негативно влияют на сохранение и многих других садов и парков Подмосковья. Нет сомнений, что со временем, они станут не менее острыми и в окрестностях Петербурга и других крупных городов, а также в красивейших местах нашей страны, где еще сохранились садово-парковые ансамбли.
Невеселую картину состояния русского садово-паркового наследия дополним приблизительным перечнем наиболее ценных объектов, реставрация которых могла бы восстановить представление о русском садово-парковом искусстве как оригинальном культурном феномене и сделать его полноправной частью нашего исторического наследия:
– Сады XVIII – начала XIX века: Алмазово (Московская обл.), Алексино (Смоленская обл.), Андреевское (Владимирская обл.), Архангельское (Московская обл.), Горенки (Московская обл.), Гребнево (Московская обл.), Грузино (Новгородская обл.), Знаменское-Раек (Тверская обл.), Зубриловка (Пензенская обл.), Надеждино (Пензенская обл.), Никольское-Черенчицы (Тверская обл.), Парголово (Ленинградская обл.), Тайцы (Ленинградская обл.), Елизаветино (СПб.), Прямухино (Тверская обл.), Савинское (Московская обл.), Сиворицы (Ленинградская обл.), Ярополец Чернышевых (Московская обл.).
– Сады середины XIX – начала XX века: Баловнево (Липецкая обл.), Волышово (Псковская обл.), Высокое (Смоленская обл.), Дугино (Смоленская обл.), Кирицы (Рязанская обл.), Пальна-Михайловка (Липецкая обл.), Поречье (Московская обл.), Ерлино (Рязанская обл., дендропарк), Знаменское-Губайлово (Московская обл.), Марьино (Курская обл.), Михайловское (Московская обл.), Муровцево (Владимирская обл.), Рамонь (Воронежская обл.), Шаблыкино (Орловская обл.), Новотомниково (Тамбовская обл.), Осиновая Роща (СПб., дендропарк), Дружноселье (Ленинградская обл.), Гостилицы (Ленинградская обл.).
Парковая поляна перед усадебным домом в Медведках (Костромская область).
Фото 2011 года
Конечно, этот перечень далеко не полон, но все перечисленные парки, находящиеся в разной степени сохранности, глубоко оригинальны и в случае восстановления могли бы не только встать в ряд с лучшими европейскими усадебными парками, но и в совокупности ярко представить русское садово-парковое искусство в качестве самостоятельной ветви мировой культуры.
А пока вывод печален: непонимание российским обществом ценности русских парков, отсутствие должного внимания к ним со стороны государства, прискорбно малые масштабы реставрационных работ в этой сфере наследия вместе с законодательной незащищенностью целостности их земель, могут в обозримом будущем свести на нет саму возможность говорить о садово-парковом искусстве как богатой, широко распространенной и самобытной части русской культуры.
Полностью статью с примечаниями см. в источнике: журнал "Наше наследие".
|