Митрополит Анастасий (Меткин): Я хотел сегодня с вами
побеседовать на тему, которая сегодня у нас обсуждается и будет
обсуждаться еще очень долго. Сегодня за 15 лет существования духовной
семинарии мне совершенно отвратительно не хотелось идти сюда, в стены
духовной школы. Я не ожидал, что мы придем вот к такому отвратительному
результату, к такому концу, можно сказать концу, потому что то, что вы
сделали, это та подлость, которую может совершить человек, каждый
человек в своей жизни. Но то, что вы стали подписантами, это, можно
сказать, было для вас испытанием, первым испытанием в вашей жизни. Или
ты человек, или ты просто-напросто такое существо, которое в любой
момент из-за каких-то сиюминутных обстоятельств можешь отказаться. Вы
будущие пастыри. И вот на будущность пастырей как раз и проверялось
ваша личность. Каждый субъект проверялся. Вам дали бумажки, и вы на этих
бумажках подписали приговор. Вы думали, что подписали приговор одному
человеку, но этот приговор вы подписали мне, подписали отцу Филарету,
подписали всему руководству духовной семинарии. Вы, видите ли, не
согласны с тем, как ведется здесь внутренняя церковная жизнь. Отец
Кирилл не останется в таком состоянии. Он как был священником, так и
останется. Но то, что вы сделали, это будет потом отпечатком на всей
вашей жизни! Не думайте, что вы все коллегиально решили судьбу его! Нет,
вы, каждый в отдельности, решили его судьбу. Вы предали, предали
человека. И в первую очередь стали предателями лично для меня, потому
что посмотрите результаты этого вашего предательства. 37 человек
подписались под тем, что "да, мы знали, что происходит в стенах нашей
духовной школы". Просветив вас, что такое гомосексуализм, о. Максим, начал рассказывать вам, что это такое, и вы стали говорить. 8
человек подписались под своими заявлениямм, что "да, были такие
случаи". А вы что, вы мужчины или не мужчины? Вот вы, попробуйте вот
здесь кошку взять, чтобы ее погладить по животу, она дастся или не
дастся? С ее согласия только можете это сделать. А тут получается, что
вы тут бессловесные животные, вот меня погладили, вот меня за руку
подержали. Всё, я страдалец, я теперь жертва, в данном случае. А
почему же вы жертвы? Почему же вы раньше ко мне не подходили? За время
вашего пребывания в духовной школе я от вас не видел ни устного, ни
письменного заявления о том, что кто-то насилует вашу личность, что
кто-то повелевает вами, что кто-то вас заставляет пить вино, выезжать
куда-то на квартиры или еще чем-то заниматься. От вас ни одного письма
не было, хотя бы шёпота какого-то. Вот здесь сидят отцы-инспектора наши,
проректор. Они ни разу не слышали от вас заявления. Где же вы,
глупенькие и несчастненькие люди, страдальцы вы наши?! Где же вы
раньше-то находились? Всё проходило как-то мимо вас, а вот тут приехала
чрезвычайная комиссия московская, и вы говорите: дай-ка я сейчас всё
расскажу, что творится в стенах духовной школы, какое безобразие, какие
пороки присутствуют в нашей духовной школе. Мало того, еще я сам
видел, как вы, уходя отсюдова, просили телефон дать для контакта с о.
Максимом, а если что такое мы будем вам сообщать. Это что? Это
предательство. Это самое настоящее предательство! Как Иуда предал
Христа, так и вы предаете идеалы нашей духовной школы. Вы всегда
говорите: ах, как хорошо в нашей Казанской духовной семинарии, как тут
материально все обеспечено. И вы не знаете что ли, как тяжело достается
это материальное обеспечение. Ни о. Максим, ни председатель учебного
комитета, ни кто там из высших церковных руководителей, палец о палец не
ударят, для того, чтобы нам материально помочь, обеспечить питанием,
образованием, теми же программами, по которым вы обучаетесь. Это все
труд наших преподавателей, это все труд наших руководителей нашей
духовной семинарии. Мы думаем, что это все с неба свалилось. Так
жить мы дальше не будем, потому будем применять все строгости. Будем
регламентировать нашу духовную жизнь так, как в других духовных учебных
заведениях. Я сейчас сразу вам хочу заявить, что все эти
распоряжения, все прошения, которые я вам подписал до этого момента,
являются недействительными. Если пришли сюда учиться, так надо учиться
тому, к чему вы призваны, а не учиться на борцов, на водителей машин или
еще на кого-то. Хотите за двумя зайцами угнаться. Ничего этого не
будет! И это касается таких товарищей как Степанов Роман. Потому что он,
видите ли, учится на борца, и, по-моему, борцовские качества у него
более и более превалируют над качествами христианина православного. Он,
видите ли, заявляет, что "инспектор для него не инспектор, а я вот скажу
и ты от сюда вылетишь?!" Инспектору на "ты" заявлять о том, что ты
отсюда вылетишь!? Это что такое? Вы думаете, что уже власть в
свои руки взяли? Что вы здесь уже приняли духовное руководство в
духовной школе? Ничего не получится, друзья мои.
Будет у нас новый
проректор по воспитательной части, который будет предъявлять те
требования, которые необходимы для каждой духовной школы. Я хотел
бы вас только об одном спросить: а что же вас заставило, дорогие мои
друзья, особенно ту восьмерку (посмотрите: только 27 человек
подписались, что они ничего плохого здесь, в стенах духовной школы, не
видят, а 36 человек, плюс еще восемь человек, видят здесь бардак, видят,
что здесь не знаю что творится). Это ваше общее мнение такое? Я хотел
бы услышать хотя бы от этих сорока человек, которые против тех порядков,
которые существуют в нашей духовной школе. Иеродиакон Владимир: Да, те 45 человек. Митрополит Анастасий:
Если уж так, то какие предложения вы вносите? Вы осмелели, вы были
смелы, когда приехала вот эта комиссия, вы проявили свою смелость, вы
подняли руку на меня, подняли руку на руководство нашей духовной
семинарии. А чего же здесь-то сидите и молчите?! Чем вы недовольны? Дмитриев Кирилл, ты ведь ползал там под дверями и подслушивал — чем ты был озабочен в этот момент? Дмитриев Кирилл (студент пятого курса): Я не подслушивал. Когда это было? Иеродиакон Владимир: Ну, когда это было?! Иеромонах Филарет: Тринадцатого числа. Иеродиакон Владимир: Да, в пятницу тринадцатого числа. Иеромонах Филарет: Около 20-00. Мне еще секунду подсказать тебе? Запись видео прокрутить? Под дверями инспектора ты зачем подслушивал? Дмитриев Кирилл: Мне просто отца Александра было жалко. Иеромонах Филарет:
Зачем ты подслушиваешь под дверями? Что ты хочешь там услышать? И для
кого, самое интересное? Кому ты хочешь дальше это рассказать? Нет, я
догадываюсь, конечно. У меня еще пока, слава Богу, интеллект не сдох.
Просто от тебя хочется это услышать, чтобы ты сартикулировал это. Дмитриев Кирилл: Владыка, отец Филарет, я уверяю, я ничего не подслушивал. Иеромонах Филарет: Я тебе не отец, а Владыка тебе уже не Владыка, по-моему, раз вы так поступаете. Какие отцы? Митрополит Анастасий:
А вы знаете, мы знаем! Вы думаете, все это было тайно? Мы знаем всех
этих подписантов: кто подписался "за", кто "против". Всех мы вас знаем
теперь, дорогие мои! Так что к вам будет соответствующее отношение! Неужели
за все время нельзя было прийти и сказать: "вот, Владыка, или отец
Филарет, вот у меня такие неприятности с отцом Кириллом. Он меня
заставляет куда-то ехать на дачу или что-то такое делать...". А вы что,
бессловесные? Значит, вам нравилось ездить? Я видел неоднократно, как вы
унижались. Мне стыдно было за вас! За вас, подписанты, когда вы на
коленках пол мыли у него (отца Кирилла), в квартире убираете, вот это
для вас было приятное такое занятие. Хотя это не входило в ваши
обязанности. Вы всей душой служили батюшке, и вдруг против этого
батюшки: "распни, распни его!" Я не ожидаю, что вы мне сейчас
что-либо сказали хорошего, потому что хорошего от вас ожидать не
приходится. Поэтому еще раз хочу сказать, что я прошу отцов-инспекторов и
будущего проректора, чтобы все прошения сначала тщательно
рассматривались, а потом уже, если будет необходимость, мы можем решить
тот или иной вопрос. И никаких этих состязаний спортивных, потому что
учимся мы отвратительно, знаний нет никаких. Так, под шумок, все это
проходит у нас. Иеродиакон Владимир: Дожить
до пятого курса так, чтобы не разбираться в богослужении! Но зато мы
будем ходить заниматься гитарой, в воскресной школе с какими-то
девчонками встречаться! В борцовские школы, в бассейны, куда угодно,
только вне церкви. Источник |