Из святого Евангелия мы знаем, что когда Господь Иисус Христос появился вновь у вод Иорданских, после того, как Он сорок дней провел в пустыне, то Иоанн Креститель, указывая на Него, сказал: «се Агнец... вземляй грехи мира» (Ин. 1:29), т.е. это — Агнец Божий, Который берет на Себя грехи мира. Речь идет о выполнении этих слов, то здесь мы знаем, что речь идет о великой, страшной и непостижимой для нас тайне нашего искупления и спасения.
В одном из акафистов, перед причастием Святых Тайн, мы, обращаясь к Спасителю, говорим, что Он умеет творить то, что мы не можем ни уразуметь, ни помыслить. И действия Божественные постоянно таковы, что мы их уразуметь и помыслить не можем. Кто может, например, понять, каким образом Божье всемогущество из небытия вызвало весь мир к бытию. И если говорится в Библии, что в начале сотворил Бог небо и землю, то до этого творения ни неба, ни земли не было, а Божье всемогущество из ничего, из небытия вызвало все это в бытие. Так и тут таинственным, страшным, непостижимым действием Своего всемогущества Сын Божий, воплотившийся от Девы Марии и Духа Святого, взял на Себя грехи всего человеческого рода для того, чтобы спасти его от греха, проклятия и смерти. Взял на Себя, т.е. как бы присвоил их Себе, как бы сделал их Своими. Это — тайна. Блаженнейший митрополит Антоний об этой тайне говорил, что нечего нашему рассудку и пытаться ее уразуметь, нечего и желать того, чтобы заглянуть в эту тайну. Ибо там такая неизмеримая бездна страданья и скорби, которые перенес Господь из-за нас грешных, что если бы мы могли это только уразуметь, то не выдержал бы наш состав, мы бы сгорели.
Вот Гефсиманский сад. Христос Спаситель в саду молится Отцу Своему. О чем? Ведь Он как будто бы отказывается от того, для чего Он пришел. Он говорит: «Отче Мой, если возможно, да минует Меня чаша сия!» (Мф. 26:39). Или, как передает другой евангелист: «Авва Отче, все возможно Тебе, пронеси чашу сию мимо Меня!» (Мк. 14:36). Ибо страшна была чаша сия! Но тут же добавляет, с полной покорностью Промыслу Божьему, как человек, конечно: «Не Моя воля, а Твоя да будет» (Лк. 22:42). «Не яко же Аз хочу, но яко же Ты» И вот, Он молится об этой страшной чаше.
Приводим замечательные, трогательные слова святителя Димитрия Ростовского, который, размышляя о страданиях Христовых, о молитве Спасителя в Гефсиманском саду, говорит: «Что сие, Господи Спасителю, кто Тебя изранил? Еще нет тернового венца, еще нет страшного бичевания, нет ни пыток, ни издевательств, почему Ты облит кровью? Кто Тебя изранил?» И отвечает сам: «Любовь изранила!» Тут к Спасителю вплотную придвинулось то, что Он должен взять на Себя. И Он должен, как человек, сделать окончательное решение: или Он берет на Себя этот страшный подвиг или нет. Он не был обязан его брать. Сам Он был чист, безгрешен, но Его бесконечная, беспредельная любовь никак не могла примириться с мыслью, что если Он не возьмет на Себя этого страшного подвига, то род человеческий обречен на погибель, рухнет в бездну вечной погибели. Не мог Господь этого выдержать, и вот страшная борьба в Его человеческой природе происходила. Борьба и подвиг такой, что Он до кровавого пота боролся. И в конце концов, Его человеческая природа восторжествовала над слабостью естественной для всякой природы человеческой, и Он принял этот крест, этот подвиг! И уже пошел на него потом твердо, без всяких уже таких молений, которые произносил в Гефсиманском саду. Помните, в Гефсимании, во время этой страшной молитвы, от которой потрясалось небо, Он объял всех нас Своим Всеведением Божественным, всех нас видел, все наши грехи, всю нашу неверность, всю нашу грязь — взял все это на Себя и оплакал нас же и наши грехи. Каждого и каждую из нас Он там видел Своим Божественным Всеведением, для которого нет ни будущего, ни прошедшего, а только всегда одно настоящее, одно созерцание сущности бытия. Там Он принял этот подвиг, и пошел потом на Крест.
Что касается Креста, то достаточно нам подумать, братие, о том, как сама природа реагировала на Распятие Христово! Ибо Крест был так тяжел, что от него земля затряслась. Крест был так страшен и так болезненен, что солнце не могло на него смотреть и омрачилось, и тьма покрыла всю землю, пока Господь там страдал на Кресте за всю эту бездну наших грехов. Он Сам только знает, какую неизмеримую бездну страданий тогда пережил Он на Кресте в эти часы страшной крестной муки. Одно только мы знаем, что с Его Уст сорвался вопль: «Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил?» (Мф.27:46) — Боже Мой, Боже Мой, почто Ты Меня оставил! Зачем Ты оставил Меня? Как говорил один из наших лучших русских проповедников, святитель Иннокентий Херсонский: «Здесь, в эти страшные часы, Божество Спасителя как-то сокрылось в Его Душе, и Он оказался, как один из нас, под этой страшной мукой. И страшнее всего и болезненнее для Него было то, что так как Он взял на Себя грехи всего мира и был покрыт этой скверной греха, то Отец отвратился от Него, и Его оставил...» Что это была за мука, повторяю, нам с вами не понять и постигнуть мы этого не можем.
Но обратите внимание, что Он, всегда с такой любовью говоривший о Своем Отце и именовавший Его Своим Отцом, здесь, как последний из грешников Его, уже Отцом и не называет, а только жалобно взывает: «Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил?» Наконец, исчерпал Он чашу этих неизмеримо страшных страданий до дна. И когда это было кончено, то, уже Победителем, Он возглашает с Креста: «совершишася !» (Ин.19:30) — Совершилось! Совершилось то, для чего Он пришел. И вот тут, совершивши подвиг, взятый на Себя, Он снова уже к Возлюбленному Своему Отцу обращается, говоря: «Отче, в руки Твои предаю Дух Мой!» (Лк. 23:46).
Братии, возлюбленные, о крестном подвиге и предкрестных мучениях Господа нашего можно без конца говорить, и в кратком церковном слове и малой части не перескажешь. Мы с вами должны помнить, когда мы склоняемся у Святой Плащаницы и благоговейно целуем, лобызаем Язвы Спасителя нашего, что в эти Язвы излился гнев Божьего правосудия, за всю греховность человеческую, которую Господь взял на Себя и перестрадал в Себе. Так помните: когда мы склоняемся перед Плащаницей, склоняемся как виновные — виновники этого страдания, этой смерти Христовой. Если мы с вами не были бы грешны, как и все люди, живущие на земле, то не нужна была бы ни Гефсимания, ни Голгофа, ни Крест, а только была бы одна вечная радость, для которой Господь создал человека. Но так как мы во грехе, мы, как грешники безответные, склоняемся у Плащаницы с сознанием своей вины и с бесконечной благодарностью Тому, Кто за нас так много перетерпел и перенес, и совершил этот подвиг, которым Он спас все человечество. Аминь.
|