Часть украинцев числится пропавшими без вести. Ирина Геращенко ранее озвучивала цифру — 762 человека. Однако ветераны-афганцы, Виктор Муха и Сергей Шонин, которые ранее занимались обменами и поиском мест захоронений погибших на территории «ЛНР», утверждают, что в районе населенных пунктов Хрящеватое, Новосветловка, Цветные Пески, Веселая Гора, Должанка находятся не менее 1000 неопознанных трупов украинских военных. В «ДНР» ситуация похожая.
Со стороны «ДНР» обменами занимается уполномоченный по правам человека Дарья Морозова, ранее эта функция была закреплена за Лилией Родионовой.
Со стороны «ЛНР» обменами занимается народный депутат Ольга Кобцева. Она прокомментировала ситуацию для «Новой газеты»:
— В данный момент списков военнопленных не существует. Мы даем запрос Украине и предоставляем список людей, которых мы хотели бы, чтобы она освободила.
За 2015 год Украина нам освободила всего лишь 21 человека.
А сейчас Украина всячески пытается уйти от выполнения Минских соглашений. И не хочет выполнять пункт об обмене «всех на всех», потому что на Украине продолжается преследование по политическим статьям, количество удерживаемых лиц в связи с событиями, произошедшими в отдельных районах Донецкой и Луганской областей, увеличивается, чего не скажешь о нашей стороне. У нас если задерживаются, то это люди, которые могут совершить диверсию например. Поэтому соотношение задерживаемых людей отличается во много раз. Сейчас в наших запросах много людей содержатся, но это рабочая информация, я ее вам не предоставлю. Украина не предоставляет полную информацию о количестве удерживаемых людей в тюрьмах и подвалах.
Однако в распоряжении редакции есть сводный список из жителей «ЛНР» и «ДНР», военных и гражданских, находящихся в различных СИЗО Украины от Харькова и Одессы до Киева и Ровно. В нем 943 человека, Украина подтвердила около 40.
В любом случае обмен равноценным быть не может. Но с точки зрения принципа «всех на всех» это и не важно.
Для того чтобы его важность стала абсолютно очевидной, мы расскажем вам несколько историй.
ИСТОРИЯ №1 Мать казака
Михаил Федоров вступает в казачество
Луганск, середина января. Передо мной Галина Федоровна, пожилая женщина. Она то и дело звонит по телефону.
— Здравствуйте, Виталий Васильевич, ну что? Суд идет? Еще не кончился? Что там ему грозит? Хорошо, давайте. А хто там еще есть? ОБСЕ есть? Есть, да. Передавайте Мише, что я с ним. Все, давайте.
Она ищет валидол у себя в сумке, закладывает под язык и говорит: «У сына сейчас суд идет. Он там, на украинской территории — попал в тюрьму в Старобельске, а суд сейчас идет в Беловодске». Вот ее рассказ:
— Мой сын, Федоров Михаил Владимирович, жил в Ровеньках, ему 42 года. Когда началась война, он вступил в казачество. Военкоматы разбежались, он в ополчение пошел, а там казаки на нашей территории уже были. Мой отец сам с Кубани, из казаков, поэтому мой сын и пошел в казаки. В июле 2015 года попал в плен. Я в больнице лежала на украинской территории с инсультом, а он поехал ко мне. Он деньги передать мне хотел, мне на уколы надо было, очень они дорогие. Он до Полтавы только доехал. Остановился в доме, но кто-то его выдал. Он мне сам говорит, что даже военную форму не надевал. Они ему мешок на голову надели и увезли. Сразу бить стали, заставляли что-то подписывать там. Его бьют страшно. У него и кровь из ушей идет, и бензин ему заливают в горло, и током пытают. Я сама там была, я видела все следы пыток. 6 октября там была. Он сидел передо мной бледный, страшный, говорит, червей мы едим. Я посылки им туда на СИЗО посылаю почтой, у меня все квитанции на руках.
Сначала я звонила по телефону Кобцевой, узнала, что она обменами занимается. Она прием назначила. Я пошла с просьбой включить сына в список на обмен. Она мне заявила, что надо дать 100 тысяч, причем именно гривнями. А где же я их возьму? Я за последние на Донбасс приехала. А потом она мне говорит: «Подтвердите, что он там в СИЗО сидит. Я и не знала, что ей сказать, я ей и квитанции посылок и документы, что я мать, дала, фотографии его, что он в казачестве был. Еще дала телефона номер, который у них там нелегально в камере был. Она позвонила в СИЗО и сказала Мише, что сгноит его в том подвале.
Потом мне позвонил сын и продиктовал фамилии тех, кто там сидит и очень надеется на обмен: Илюх Евгений Павлович, Солев Игорь Александрович, Перетяка Андрей Александрович, Яхно Юрий Николаевич. Остальные боятся себя называть.
У Кобцевой странные помощники, не дай бог к ним попасть, они и угрожали мне, и говорили, что вас уже пора на подвал посадить, за то, что я попросила у них подтверждение, что они вообще делали запрос в Украину — подтвердить, что мой сын там находится. А сегодня ко мне паренек вышел, сказал, что ее еще нет, она в Минске на переговорах.
Галина Федоровна достает из сумки файл, где ксерокопия обращения к председателю Народного совета «Луганской народной республики» Корякину А. В. «Я, Федорова Галина Федоровна, мать Федорова Михаила Владимировича 18.05.1974 г. р., который служил в казачьем полку «Всевеликого войска Донского». В июле месяце 2015 г. попал в плен, на данный момент находится в СИЗО г. Старобельска № 18. О том, что он находится в плену, я узнала в августе 2015 года. Из телефонного разговора с ним. Со слов адвоката мне стало известно, что в отношении моего сына возбуждено уголовное дело за терроризм и сепаратизм. Я неоднократно обращалась к Кобцевой, которая мне отказала в помощи внесения его в список военнопленных на обмен. Прошу вас оказать содействие и внести его в список обмена военнопленных моего сына Федорова Михаила Владимировича».
— Корякин обратился к Кобцевой, — продолжает Галина Васильевна, а та и ему сказала, что у нее нет подтверждения его местонахождения и того, что он военнопленный. У него официальное удостоверение казачества, но он не вступил в Народную милицию. Я даже в ООН обращалась и к представителю Медведчука я ездила. Он обещал, что Украина внесет его в список на обмен. Ну хорошо, там-то они внесут, но если здесь, в «ЛНР», его не подтвердят, то никто его не обменяет. А в декабре мне Ольга Кобцева ответила.
Галина Федоровна достает лист бумаги, с гербом «ЛНР». «На ваше обращение от 12.11.2015 г. на имя Председателя Народного Совета Луганской Народной республики Корякина А. В. по вопросу о внесении в списки обмена военнопленных Вашего сына Федорова Михаила Владимировича, 18.05.1974 года рождения, сообщаю, что Ваш сын был включен в список на подтверждение украинской стороной их местонахождения, переданный в рамках Минских переговоров официальному представителю Украины по вопросам обмена военнопленных Медведчуку В. В. На сегодняшний день, 04.12.2015 г., ответ от украинской стороны по данному списку еще не поступал.
Механизм обмена военнопленных происходит в определенном порядке, согласно которому, мы не можем запрашивать на обмен лицо, которое прежде не подтверждено украинской стороной. Вначале украинская сторона подтверждает, что у них такой человек содержится, лишь затем ведутся переговоры по его обмену».
Переписка Галины Федоровой с депутатом Ольгой Кобцевой
В это время опять раздается звонок. Галина Федоровна судорожно ищет телефон. Находит его в сумке.
— Алло, Виталий Васильевич? Суд закончился? Нет? Я поняла, я позвоню вам еще.
Галина Федоровна закрывает телефон в руке, потом спрашивает меня, не могу ли я ее подвезти до любой остановки. Она очень плохо ходит, а место нашей встречи было далеко от любого общественного транспорта. Галине Федоровне ехать из Луганска еще в Ровеньки. К семье Михаила.
Мы выходим, садимся в машину, и только после этого Галина Федоровна произносит: «Мише плохо стало в суде, вызвали «скорую», она забрала его. Суд перенесли».
ИСТОРИЯ №2 Хлюпин
В конце декабря Павел Каныгин рассказал в «Новой» историю Олега Хлюпина, россиянина, который в марте 2015 года въехал на территорию Украины через Изварино, для того чтобы забрать из-под Старобельска слепого отца в Россию, но в пригороде Луганска был задержан бойцами батальона «Айдар». Его обвинили в работе на ГРУ и в создании террористической организации. 5 января Хлюпина этапировали из Киева в СИЗО Старобельска (Луганская область). Суд впервые за десять месяцев потребовал его личного присутствия.
Как мне сообщили заключенные СИЗО Старобельска, в камере очень холодно. Хлюпин болен, тяжело кашляет, однако лечения ему не оказывают, медикаментов у него нет. По его словам, у него двусторонняя пневмония. На 10 февраля назначен суд, и к суду его «ломают».
В момент подписания номера у меня была договоренность о телефонном разговоре. Однако трубку взял неизвестный мужчина и сообщил, что Хлюпина отправили в карцер.
ИСТОРИЯ №3 «Шахидка»
Маму Анастасии Коваленко я встретила в Луганске весной прошлого года, в офисе ветеранов Афганистана. Елена, она по-свойски накрывала на стол. В компании были Виктор Муха и Сергей Шонин. Они никогда не ставили приоритетов, никогда никого не обзывали фашистами, карателями, укропами. Они встали над этой войной, потому что за их плечами был Афганистан. Они занимались обменами, вели переговоры. И пока они этим занимались, обмены шли.
Неожиданно посреди разговора Елена сказала мне: «А из моей дочери террористку сделали. Она всю войну дома просидела, ни в одном батальоне не была никогда. Работы не было, а она повар по профессии, вот ее пригласили на собеседование, в Киев».
Такой Анастасия Коваленко была до войны и до плена
Если честно, я тогда не придала значения этой истории, потому что была уверена: если Шонин с Мухой пытаются внести человека в список на обмен, то его и поменяют.
С тех пор прошло много времени, Шонина с Мухой от обменов отстранили, а я попала в Луганск только две недели назад. Я снова встретила Елену и узнала, что она пыталась обменять дочь через Ольгу Кобцеву, но та сказала ей, что Украина отказалась вносить Анастасию в список.
После допроса. СБУ заявила, что на лицо Анастасии неудачно упала тень
Я нашла телефон Анастасии Ковалевой, которая сегодня сидит в Лукьяновском СИЗО, для того, чтобы с ней лично поговорить. Мама есть мама, но мне надо составить собственное впечатление о человеке. И вот снова ночной звонок в СИЗО.
Анастасия начинает рассказ:
— Я повар по образованию, у меня есть маленький сын. Никогда в жизни я не была ополченцем, может, поэтому сейчас я и не могу попасть в списки на обмен.
Все обстрелы я просидела дома, сына летом 2014 года я отвезла в Донецк к бывшему мужу. Летом все рестораны в Луганске были закрыты, я смогла устроиться только на рынок. Там ко мне стал приходить каждый день один человек, представившийся Костей, который мне симпатизировал. Откуда он был родом, я не знаю, но говор у него был наш, украинский, явно не российский.
В декабре меня пригласили на собеседование в Киев, и я взяла билет на автобус. Костя тогда сказал мне: «А ты, может, передашь моему знакомому сумку?» Я согласилась, 16 декабря в ночь выехала в Киев, со своей сумкой и с его сумкой, завернутой в черный пакет. Приехав утром 17 декабря в Киев, я спокойно заехала к своему хорошему знакомому, привела себя в порядок, позвонила Косте, спросила, кому кулек отдавать. Он сказал, что нужно к трем часам прийти в один сквер. Я так и сделала, пришла в сквер, села на скамеечку и позвонила Косте. А в следующую минуту меня уже арестовывали.
Задерживали полковник и подполковник. Мне завернули руки за спину, завязали ремнем, надели пакет на голову. Меня допрашивали, я им говорила, что не знаю про содержимое пакета. Это правда, я его не раскрывала. Кстати, я этот пакет не раскрывала, на содержимом просто даже в теории не могло бы быть моих отпечатков. Но я думаю, что если бы там было содержимое, которое могло снести половину торгового центра, как мне инкриминируют, то они не взрывали бы сумку во дворе СБУ, а, наверно, вывезли бы на какой-нибудь полигон.
Так или иначе, они требовали рассказать, как меня тренировали в России, что меня вербовали в ГРУ. Заходил Наливайченко, злился на меня, ругался нецензурной бранью. Потом они сказали: раз по-человечески не понимаешь, будем говорить по-другому, и завели двух ребят, у которых на бронежилетах было написано «Азов». Они сразу же стали меня бить прикладами, руками и ногами, очень сильно. Потом резали волосы, пояснив, что так нож лучше затачивается. А потом мне предложили самой выбрать, что лучше мне резать, руки или уши. Я выбрала пальцы рук. Вот на левой руке они стали мне делать разрезы. Я плакала и говорила, что всю правду им рассказала.
Тогда пригрозили забрать меня к ним в батальон, где со мной сделают что-то ужасное, и вытащили меня в коридор. Ходить я уже не могла, так как у меня была повреждена нога. Они вдвоем протащили меня за волосы, метров 15—20 по коридору СБУ, я кричала о помощи. Из всех кабинетов выходили люди, они видели, что со мной делают, но никто не вступился. Только полковник, который азовцев и привел, сказал им уйти, мне дал валерьянки, салфетки, чтобы привести себя в порядок. Он сказал: не переживай, они больше не придут. Мы вместе, под его диктовку, написали мое признание во всем. После я этот текст зачитала на камеру, а вечером меня уже крутили по всем украинским каналам. Это было 17‑го числа. Ночь я проночевала на матрасе в СБУ, утром мне стало плохо, я потеряла сознание. Они отвезли меня в больницу СБУ, сделали мне томографию головного мозга, еще что-то, потом врач надел мне на шею корсет, так как оказались выбиты три позвонка.
В 18.00 наконец-то решили оформить официально мое задержание и пригласили адвоката. Когда адвокат мой увидел меня, он ужаснулся и позвонил своему руководителю, по телефону сказал: «Если я пропаду, вы знаете, где искать корни». 19 декабря был суд, и судья тоже ужаснулась: а я была вся черная, и без обезболивающего даже лежать не могла. Судья назначила судебную медицинскую экспертизу. В итоге эта экспертиза показала не менее 16 ударов тупым предметом. По факту избиения было возбуждено уголовное дело. В мае месяце 2015 года ко мне пришел врач от омбудсмена украинского. Но даже к маю были видны следы побоев, и этот врач зафиксировал гематому на ноге.
Сейчас я в СИЗО, знаю, что здесь сидят люди из «Правого сектора» (организация, запрещенная в России. — Ред.), из батальона «Торнадо» (украинский добровольческий батальон, был разоружен ВСУ. — Ред.).
Моя мама с первого дня пытается поставить меня в список на обмен, и если честно, то лучше голодать там, чем сидеть в этом СИЗО. Ольга Кобцева и Дарья Морозова, это уполномоченные по правам человека в «ДНР» и «ЛНР», сказали моей маме, что в списки на обмен меня подали. Но на днях ко мне пришел мой адвокат Юрий Грабовский, он участвовал в подгруппе Минских переговоров по обмену пленными. Этот адвокат защищает еще россиян Ерофеева и Александрова. Так вот, он выяснил важную вещь. Меня последний раз вносили в списки на обмен в июне 2015 года. А сейчас они просто меня не внесли в список. Украина тут ни при чем, понимаете?
Источник: Юлия Полухина
