Татьяна Солозобова
Елизавета Федоровна
Поэма
Всем, положившим жизнь святую
За Русь, за веру, за Христа,
Господь воздаст. Мы ж песнь простую
Им воспоём у их креста.
Мы царских мучеников имя
Достойно в должный час почтим;
А ныне честь, Христа во имя,
Елизавете воздадим...
Немецкая принцесса Элла
В семье духовной возросла,
Спокойный, кроткий нрав имела,
А в сердце мир Христов несла.
С цветами с детства по палатам
Ходила навещать больных
С родными сёстрами и братом.
Заботой утешала их.
В искусстве много преуспела,
Светилась дивной красотой.
Кисть портретистов не сумела
Воздать ей с должной полнотой.
Сам канцлер будущий желает
Вступить с ней в брак. Ему - отказ.
В обиде сплетни распускает
Он сгоряча... Но пробил час -
И русский князь снискал в ней друга.
За Русь Святую умерла.
Ведь там, в Отечестве супруга,
Любовь и веру обрела.
Жену в Россию князь увозит.
Обеспокоена родня:
"Там жизни праведных уносит
Террор! Убийства - среди дня".
Но путь их флагами украшен,
Цветами встретил их народ.
Террор же праведным не страшен:
"Без Бога волос не падёт".
И с первых месяцев их брака
Княгиня, юная жена,
К крестьянам ходит, по баракам:
Где смерть, там жизнь несёт она.
Четыре года - брак счастливый,
Но князь немного удручён:
Ведь он, столь долготерпеливый,
С супругой в вере разлучён.
Но ни единым жестом, словом
Не смеет выбор принуждать.
Лишь остаётся, под покровом
Святых, смиренно чуда ждать.
И это чудо происходит:
Поездка в Палестину. Там
Монарх Российский храм возводит,
А освящать - им этот храм.
И храм Марии Магдалины,
Что в Гефсимании восстал,
Пред нею оживил картины -
Земную миссию Христа.
Произнесла:"Я бы хотела
Здесь похороненною быть".
И там в княгине мысль созрела,
Что надо веру изменить:
"Ведь православие - живое,
Чтит Богородицу оно,
И, значит, Девой Пресвятою,
Самим Христом освящено".
Не понял род, но с нею рады
Князь и глава России, царь.
Вручает трепетно в награду
Ей Образ Спаса государь.
И эту чудную икону
Она в напастях сберегла.
И с ней бездонной шахты стоны
Молитвой победить смогла.
Покров святой Елизаветы,
Предтечи матери - над ней;
И Свято - Сергиевым светом
Хранима до последних дней.
А князя вскоре назначают
Главой, хозяином Москвы.
Центр беспорядков смуты чает,
Но рад народ - склонил главы.
И "вице-королём" супруга
Назвал признательный народ.
В княгине он увидел друга -
"Хозяйкою Москвы" зовёт.
На царский поезд - покушенье,
Но личной жертвой государь
Один спас весь вагон: крушенье -
Все живы, пострадал лишь царь.
И "Миротворца" провожают
В последний путь. На троне - сын.
Он всех смиреньем поражает,
Но он не понят, он один.
Лишь Александра стала другом,
Княгини младшая сестра;
И помощь от князей - супругов
Всегда надёжна и быстра.
Брак с Александрой Николая;
И коронация четы.
Народ - на площади. желая
Подарков, зрелищ, суеты.
И нетерпенье у прилавка.
Доволен враг. Им пущен слух:
"Не хватит всем даров!" И давка...
Кровавым поле стало вдруг.
"Великий князь - тому виною", -
Таков толпы был приговор.
Лишь царь прервал своей рукою
Суд, что над ним готовил двор.
Но пущен слух: "Елизавета
Не так сестре кладёт поклон".
Их не смущают сплетни света:
"Достоин зависти ли трон?"
Ожесточённою толпою
"Ходынским князем" назван князь
В "честь" поля, где сплошной рекою
Кровь жертв обмана пролилась.
И следует предупрежденье
Княгине: "Будет муж убит.
И пусть она сопровожденье
Супруга тотчас прекратит.
Иначе участь с ним разделит".
Она, напротив, всюду с ним.
Ничто их в жизни не разделит, -
сердца горят огнём одним.
Свет купины неопалимой
навеки сочетал сердца.
Христов - от мира сам гонимый,
Но молит за весь мир Отца.
Японско-русские сраженья,-
Неутешительный исход.
На фронт княгиня снаряженья,
Походные престолы шлёт.
В Кремле она почти все залы
Под помощь отвела фронтам.
Там труд, доселе небывалый, -
Для фронта мастерские там...
Но год настал 905-й,
В России - тяжелейший год.
А для княгини этой датой
Бог испытание несёт.
С утра на службу князь поехал,
Она готовится к трудам.
Вдруг до неё доносит эхо
Сильнейший взрыв. Жжёт мысль: <Он там".
И, не раздумывая, - к двери.
Картина помрачила свет.
Умом не осознать потери:
Уж нет его, и тела нет.
Граната разнесла на части,
Лишь лика взрыв не повредил.
Ей ум не помутнили страсти:
"Князь беспорядок не любил",-
Произнесла спокойно, ровно,
Но сердце боль разорвала.
Лицо смиренно и бескровно.
Без слёз останки собрала.
День похорон. В слезах - округа.
Народ кусочки тела нёс.
И кто-то главный дар супруга -
Ей сердце князя преподнёс.
Его нашёл на крыше дома
И в гроб безмолвно положил.
И с той поры была ведома -
Господь распятый в сердце жил.
Весь образ жизни изменила:
Предельно сократила сон,
Лишь волю Божию творила,
Как в Духе заповедал он.
Его убийцу навещает,
Чтоб облегчить тот душу смог.
Сама заблудшего прощает,
Взывает, чтоб простил и Бог.
Бог слышит всех... Но глух убийца.
Несчастный злобою томим:
"Евангелие? Пусть пылится!
Мне плохо - буду мстить другим!
И только Вас я не обидел".
Признался: <Раньше не убил
Я князя, потому что видел
С ним Вас в повозке". - Бог хранил.
Его упорство не смущает
Княгиню: "И в предсмертный час
Господь, коль сердце возжелает,
Спасёт его, как многих спас".
А кучер, в муках умирая:
"Как здравствует великий князь?"
Она же, друга утешая:
"Он к Вам послал. Бог видит нас".
С креста надгробного взывают
Слова молитвы, как набат:
"Прости, Отец, они не знают,
Не ведают бо, что творят!"..
Она жила не в мире тленном, -
Небесный избрала удел:
С улыбкой, в трепете смиренном
Служила там, где Бог велел.
Она спускается в притоны,
Где учат сирот воровать.
Там, жертв невинных слыша стоны,
Как мать, спешит покров им дать.
И мир преступный доверяет
Ей воспитать своих детей.
Где страж-законник не ступает,
Там вход свободен толко ей.
Хитрова рынка детям сразу
Даёт работу и приют.
Не оскорбили там ни разу,
"Сестрой" и "матушкой" зовут.
Однажды "добрый брат", - сказала,
К бродяге обратив свой взор.
Пивная вознегодовала:
"Не добрый человек, а вор!"
Она ж его доставить просит
Мешок с деньгами поживей.
Он в адрес деньги вмиг приносит...
Не пьёт, садовником - при ней.
Основана Елизаветой
в Москве обитель для сестёр.
Все драгоценности на это
Пошли, и куплен ею двор.
И стало главным это дело.
Жён-мироносиц собрала.
Духовной силой жизнь кипела,
Молитва к небесам плыла.
И Марфо-Мариинской имя
Дано обители. Удел,
Христа-Спасителя во имя,
Творил благих немало дел.
Мария созерцает Бога,
Служеньем Марфа занята.
Господь не судит Марфу строго,
Не хочет лишь, чтоб суета
Духовный мир её затмила.
И эта заповедь Христа
Обителью руководила -
Жизнь плодотворна и чиста.
Сама же у больных проводит
Все ночи. И хирургов к ней
Бог с просьбами подчас приводит:
Быть с тем, кому всех тяжелей.
Война с Германией и смута.
Россию вверил Николай
В Господню волю, но кому-то
Вольно: твори, что пожелай.
И под покровом нечестивым,
Под видом благородных дел,
Дано суды вершить ретивым -
Зверь красный крови захотел.
Она не прерывает дела,
На дверь не вешает замок.
И прятаться не захотела
В Кремле, где б Керенский помог.
"Я Кремль покинула не ради
Того, чтоб загнанной туда
Быть силой. Вам для нас наладить
Охрану сложно, господа.
Не беспокойтесь", - отвечает
Посланцам власти и одна
Безумную толпу встречает -
Ей Богом власть любви дана.
Ей заявляют, что шпионит,
Оружия скрывает склад.
К машине на расправу гонят.
"Народ - дитя, не виноват!" -
Она в молитве повторяет,
И, неожиданно для всех,
Разгул насилия стихает, -
Смиреньем остановлен грех.
И пятеро солдат проходят
В обитель. Службу отстояв,
Крестясь, к Кресту они подходят
И возвращаются, сказав:
"Здесь женский монастырь, молитва,
И ничего здесь больше нет".
С драконом выиграна битва,
И в темноте сияет свет.
"Мы не достойны, очевидно,
Пока мучения принять",-
Но ей духовным оком видно,
Что красный зверь сзывает рать.
Вильгельм добился из неволи
Ей вызов - разрешил совет:
Но: "Будь на всё Господня воля!
Здесь дел дурных за мною нет".
Её отчизной новой стала
Скорбящая, в крови страна.
И даже принимать не стала
Германии посла она.
Ей полчаса на сборы дали.
Сестёр успела всех обнять.
Просила, чтобы не рыдали:
"На небе встретимся опять".
Но двух послушниц и побои
Не оторвали от неё
С княгиней в ссылку эти двое
Отправились. И там "жильё"
Им Алапаевск приготовил.
И к ним добавили других
Романовых.Совет готовил
Им зверских палачей своих.
Но вынужден менять бригады -
Конвой преображался вдруг:
Насильники, убийцы рады
Стать слугами. Слуга же - друг.
И вот, готовят им мученья,
А сёстрам воля вдруг дана,
Но вынуждены в заточенье
Вернуть одну. Идёт она
На муки тихо, добровольно -
Её предупредил совет.
Варвара участью довольна:
Во взгляде - свет, и страха нет.
Им новая дана охрана.
В рудник заброшенный везут.
В глубокой шахте, утром рано,
Послений обрели приют.
Крестьянин видел, что творилось:
Княгиню избивал "боец".
"Прости, - с надеждою молилась, -
Не знают, что творят, Отец!"
И на уступе шахты - двое.
Племянника перевязав
И перед смертью успокоив,
Идёт к супругу, всё отдав
За Господа. Простые чётки
И Образ Спаса с ней нашли.
И долетал молитвы чёткий
И нежный глас из-под земли.
А сверху в ужасе гранаты
Бросали в шахту, но слышны
В сердцах молитвы той раскаты.
Мы чудом ею спасены.
Останки же святых сложили
В гробы, когда пришёл Колчак.
И стон стоял, пока служили
Молебен. Чтоб не тронул враг,
Гробы отправить постарались
Подальше от границ страны.
И, волей Божьей, оказались
Там, где святые быть должны.
И Гефсиманская долина,
Княгиней освящённый храм,
Сама Мария Магдалина
Двух странниц приютила. Там
Варвары и Елизаветы
Тела нетленные лежат.
Их мощи вскрыли и при этом
Разлился дивный аромат.
Две добровольных жертвы было,
В глуши - убийства два, и вот:
Где царская семья почила,
Там Русь Святая восстаёт.
Великой воздадим княгине
И всем, за Русь пролившим кровь!
Нам не постичь - мы живы ныне
Их жертвой. Нас спасла любовь!
Виктор Верстаков
Из Шуйской тетради
* * * Вдали от исторических событий
живу, рыбачу, песенки пою,
с годами поневоле знаменитей
в провинциальном становясь краю.
Серьезным литератором считают
меня друзья, соседи и родня,
хотя стихов, конечно, не читают
ни по ночам, ни среди бела дня.
Прощают мне отсутствие машины,
моторной лодки, дорогих снастей
и предпочтенье самогона винам
всех выдержек, процентов и мастей.
Прощают непутевые любови:
мол, ты поэт, тебе оно видней.
(Но все-таки прервут на полуслове,
когда скажу хорошее о ней).
Так в чем исток моей безвинной славы?
Не в том ли, что, родной в родном краю,
юродивый поэт больной державы
живу, рыбачу, песенки пою?
8 апреля 1995.
* * *
Под колокольней Воскресенского собора
еще туман и птичьи голоса.
Пожалуй, ты появишься нескоро:
до утренней молитвы - полчаса.
Священник прибыл на автомобиле,
звонарь и дьякон подошли пешком.
Я вспоминаю, как они любили
девчонок, с кем я тоже был знаком.
А впрочем, богохульствовать не буду,
о молодости нашей промолчу.
Я жду тебя. Ведь ты земное чудо.
Другое чудо мне не по плечу.
Луч полыхнул в надвратную икону,
порозовев, рассеялся туман,
светила куполов средь небосклона
сверкают как оптический обман.
И ты идешь по улице Белова,
прекрасна, высока и молода,
и входишь в церковь, не сказав ни слова,
румяная от счастья и стыда.
5 февраля 1997.
* * *
Из Введенья иду с рыбалки,
попуток нету как назло.
И вдруг автобус - шаткий, валкий -
догнал в дороге. Повезло.
Механизаторов из Шуи
обратно в Шую он везет.
В двери автобусной спешу я,
чтоб не задерживать народ.
С опущенным смущенным взглядом
между сидений прохожу.
И вот, рюкзак пристроив рядом,
на окружающих гляжу.
Мне люди нравятся такие -
в спецовках, старых пиджаках,
и сельские, и городские,
с мозольной кожей на руках.
Любуюсь крепкими плечами,
сутуловатыми слегка,
заслушиваюсь их речами,
конечно, не без матерка.
Они почти не обращают
внимания на мой рюкзак,
как бы заранее прощают,
что я приезжий, что рыбак.
Спросили, впрочем, об улове,
я демонстрирую улов,
который явно им не внове
и не заслуживает слов.
Сходя на площади Базарной,
шоферу денежку плачу,
и улыбаюсь благодарно,
и в жизни собственной бездарной
копаться что-то не хочу.
14 апреля 1997.
* * *
Тропинка, запруда, аллея
старинных сомкнувшихся лип.
Слов несправедливей и злее
нигде мы сказать не смогли б.
Красивее места не сыщешь,
проезди хоть тысячу лет.
За дальнею рощей - Гумнищи,
там Бальмонт родился, поэт.
И в здешней соседской усадьбе
бывал он, конечно, не раз.
Мне лучше о нем рассказать бы,
хороший бы вышел рассказ.
Поэты - явленье народа,
не плоти его, а души,
поэтому боль и невзгоды
для них иногда хороши.
Своею счастливой судьбою
им переполняться грешно...
Мне даже для ссоры с тобою
вернуться сюда не дано.
20 апреля 1994.
* * *
После Пасхи
Май. Засыпанный снегом балкон.
Непогода. Безвременье. Скука.
С колокольни доносится звон,
в нем пасхальная радость и мука.
Неужели и я постарел,
ни безумства не будет, ни счастья?
Неужели весь мир отсырел,
как забор перед воинской частью?
Снежный ветер в березах свистит.
Не припомню печальнее мая.
- Бог поймет, - говорю, - Бог простит.-
Но поймет и простит ли? Не знаю.
14 мая 2000.
* * *
Монастырь
Монастырь под куполами
за излучиной реки.
Догорающее пламя
и тепло твоей щеки.
Между сосен, как в палатке,
засиделись у костра.
Все спокойно, все в порядке,
все не хуже, чем вчера.
Мы как будто бы в походе,
если издали глядеть.
Нам открыто, при народе
не положено сидеть.
Этих маленьких трагедий
на Земле не перечесть.
Хорошо, где нет соседей,
хорошо, где сосны есть.
Обещаю, что не буду
говорить с тобой всерьез.
Обещаю, что забуду
неотвеченный вопрос.
Понимаю - не понятно.
Объясняться не хочу.
Может, нам пора обратно?
Предлагаю, не ворчу.
Для чего живу на свете?
Я не знаю, я живу.
Понимаешь, это дети.
Не в романе. Наяву.
Слушай, ссоримся мы что ли?
Мы же ссорились вчера.
Счастья нет. Покой и воля.
Это Пушкин. Мне пора.
Все равно погасло пламя,
Да и сыро над рекой...
...В тот, который с куполами?
Он не женский. Он мужской.
8 ноября 1993.
* * *
Рынок
Сырые каменные стены,
дверь без пружины, сквозняки,
прилавки длинные, и цены,
написанные от руки.
Бананы, киви, апельсины -
товары неродной земли,
азербайджанцы и грузины,
в карман сующие рубли.
И женщина в одежде странной -
две теплых кофты и халат, -
та, кто любимой и желанной
была мне тридцать лет назад.
Она смеется или плачет, -
я сам еще не разберу.
Глаза простуженные прячет
на рыночном сквозном ветру.
- Не для себя живу - для дочки,
она кончает институт;
быть может, до торговой точки
хотя б ее не доведут...
14 мая 2000.
* * *
Девчонка из шуйского бара
Я живу или вижу кошмары?
Но в ночи и средь белого дня
та девчонка из шуйского бара
охраняет, как ангел, меня.
Да, по возрасту я ей не пара,
между нами любви ни на грош.
И с девчонкой из шуйского бара
я судьбою и только похож.
Продаемся почти что задаром
я стихами и телом она.
Но с девчонкой из шуйского бара
верим в лучшие мы времена.
Денег нет, но осталась гитара,
счастья нет, но осталась душа.
Ах, девчонка из шуйского бара
удивительно как хороша.
Ей панели, а мне тротуары, -
в этом разницы нет никакой.
И к девчонке из шуйского бара
я склоняюсь небритой щекой.
Между нами к чему тары-бары?
Помолчим или выпьем вина.
Не нужна мне сегодня гитара,
ей сегодня любовь не нужна.
А в России раздоры и свары,
голодуха, разруха, разлад.
И девчонке из шуйского бара
я последний товарищ и брат.
Мы ведь с ней не менялы с базара,
нам стыдиться не надо с утра.
И девчонка из шуйского бара
мне родней, чем родная сестра.
Я живу или вижу кошмары?
Но в ночи и средь белого дня
та девчонка из шуйского бара
осеняет крылами меня.
20 мая 1999.
* * *
Оставь заботы вечные,
покуда наяву
бесчестит враг Отечество,
и Шую, и Москву.
Заставы богатырские
пусты в родной земле.
Палаты монастырские
развращены в Кремле.
От горького изменчества
не сберегли, увы,
ни веры, ни Отечества,
ни Шуи, ни Москвы.
Плывет над силой вражеской
бензиновая хмарь.
Ни звезды не покажутся,
ни купол, ни алтарь.
Больна душа не лечится
ни в рабстве, ни в хлеву.
...За веру, за Отечество,
за Шую, за Москву!
Февраль 1993.
* * *
Пришел на могилу отца
над медленной русской рекою.
Дешевого выпил винца.
К плите прислонился щекою.
Услышал: "Ты жив ли, сынок?"
Подумал: почудилось, ветер.
И только в назначенный срок -
в бою, перед смертью - ответил.
6 марта 1996, 29 февраля 2000
* * *
Пыль
На улице Вихрева дом угловой,
и старый балкон над моей головой,
и утренним солнышком освещена
стоит на балконе чужая жена.
Послушайте, это не песня, а быль.
Проедет машина - поднимется пыль,
и женщина снова, как в памятный год,
из жизни моей и с балкона уйдет.
Конечно, я сам был во всем виноват,
конечно, нельзя возвратиться назад.
Но как мы посмели, но как мы смогли
расстаться с любовью в случайной пыли?
Пора здесь дорогу перегородить,
и мне бы пора перестать приходить
на улицу Вихрева к дому тому,
где я ни себя, ни ее не пойму.
4 мая 2000.
* * *
Любимые дети Державы,
мы жили от бед вдалеке,
считая великим по праву
свой город на Тезе-реке.
Фабричные окна сияли,
гулял и работал народ,
мячи громыхали в спортзале,
в Клещевку ходил теплоход,
ансамбли играли в горпарке,
и в "Павловском", и у "Креста",
в театре мы по контрмарке
порой добывали места.
Нет, мы не считали столицу
далекой, чужой стороной:
в Москву уезжали учиться,
спеша возвратиться домой.
Зачем это все вспоминаю
и душу свою бережу?..
- Прости нас, Держава родная,
прости меня, Шуя, - твержу.
15 мая 2000.
Анна СЕРГЕЕВА
Под Рождество опять метет метель...
Памяти матушки Ольги,
трагически погибшей в 23 года
и оставившей 3 малышей-сироток.
Под Рождество опять метет метель,
Давно уж отцвели цветы у храма,
И как-то сразу постарела мама,
Взглянув в глаза твоих растерянных детей…
И где-то там, средь ангельских садов,
К тебе летят, как голуби, молитвы…
Ну а у нас все те ж земные битвы
И сотни нераскаянных грехов…
Там – «слава в вышних» - ангелы поют
Отцу Небесному слагая славословья!
Пройдет зима…Согреты солнечной любовью
Цветы у храма снова расцветут…
Рождественский колокол
Чуть колокол вздохнет на колоколенке…
Еще не время звонарю звонить -
То шалый ветер бьется, беспокоится,
И дергает подвязанную нить…
А в полутемном храме пахнет ладаном,
В еловых ветках – белые цветы…
И сквозь века, по-прежнему, загадочно,
Струится свет Рождественской звезды…
Христос родился! Разбудите колокол!
Хрустальным звоном бьётся благовест!
Прижму ладонь к груди – дороже золота
Вдруг потеплевший, мой нательный крест.
Храм Воскресения Христова в Кадашах
Кресты…Кресты…Вплетен в забор
Венец терновый…
Старинных стен немой укор,
Замков оковы…
Рыдая, рвался к Небесам
Звон колокольный!
Бил в купола! Поруган храм…
И это больно!
В притворе тесном в храме том
Творят молитву.
У стен святых добро со злом,
Вступает в битву.
А люди пели: «С нами Бог!
И правда с нами!»
И вражий отступал поток
Пред Небесами!
Ковались Верой и Крестом
Клинки Псалтири.
И, защищая Божий Дом,
Врагов разили!
Кресты…Кресты…Вплетен в забор
Венец терновый…
Старинных стен немой укор,
Замков оковы…
Храм Воскресенья в Кадашах –
И бой - за гранью!
………………………………….
Храм без молитвы… Как душа
Без покаянья….
***
И рикошет дождя в окно, как звук пощечин…
Луна…Над миром слепо властвует луна!!!
Река страстей, как камень, душу точит…
Душа одна. И Вера – лишь одна.
На эти звезды, Господи...На эти звезды!!!
Которыми отметил Ты, Отец, мой Путь,
Смотреть до боли! Покаянья слезы
На части рвут измученную грудь.
Небесная моя Царица… Я не в силах
Поднять глаза на Твой Пречистый Лик…
Страсть, словно конь степной, зажав удила,
Диктует жить не так, как Бог велит…
Хранитель - Ангел…Крест твой, как лампада,
Во Тьме бредущей, Путь осветит мне…
Черны, как ночь, пронзают ноги розы Ада,
И я кричу, в грехах сгорая, как в огне…
От слез души ладони будто в каплях крови…
От зова совести не спрятаться…Скорбя,
Сквозь боль, я призову Тебя с любовью,-
Господь, прости…Я снова предала Тебя…
Любишь ли Меня?
Когда печаль прошедший день уносит,
А утром грянет скорбь другого дня,
В глаза мои взглянув, Ты спросишь:
"Ответь мне, чадо, любишь ли Меня?"
Предательством мне душу убивая,
Злословят, за добро и свет кляня…
Но я Тебе смиренно отвечаю:
«Да, Господи! Да! Я люблю Тебя!»
Сгорая в скорби, пеплом рассыпаясь,
Я вдруг, внезапно вспомнив про Иова,
Расправлю крылья, к жизни возрождаясь!
«Меня ты любишь?"- строго спросишь снова…
О, сколько раз Тебя я предавала!
Ты душу без труда мою читаешь…
Конечно, я заслуженно страдала…
Да, Господи, люблю Тебя. Ты знаешь.
Когда за день, пройдя все муки ада,
В ночной молитве стойкость обретя,
К Тебе прильну, надежда и отрада,
Ты спросишь: «Любишь ли Меня, дитя?»
А в полумраке храма плачут, тая, свечи…
Я подойду чуть ближе к алтарю,
И, голову склонив, в слезах, отвечу:
«Ты знаешь, Господи, что я Тебя люблю!»
Притяжение Небес...
«В тот миг, когда мы только появились, Господь наделил нас бессмертной душой…Мы – пришельцы с Неба…Наверное, поэтому так хочется вернуться…Но гири грехов тянут нас вниз…Туда, где на черных вратах написано: «Оставь надежду, всяк сюда входящий…»
Под свечи звезд - под притяжением Небес!
Ведь ты там был! И, словно, еще не был…
В тот дивный мир для нас одна дорога – Крест…
Сквозь тьму и тернии ведут ступени в Небо…
В живой родник души – по капле яд грехов…
Мы легкомысленно живем лишь настоящим…
Нас ждут врата и безысходность слов:
«Оставь надежду, всяк сюда входящий…»
Взгляд скорбных глаз…« Я вас пришел спасти…
Возьмите Крест свой и последуйте за Мною…»
Наш мир отравлен злом…Он всех простил…
Но слышишь?! Камни вопиют от боли!
В мольбе о мире, где невинность – тяжкий грех,
В чумном пиру разврата пала добродетель…
За криками толпы не слышен детский смех…
Они теперь все чаще плачут, наши дети…
Как тускл и темен медный колокол луны…
Час прОбил! Уж давно зовет набат…
«По души» вышли слуги Сатаны…
Коль ты Христов – то будешь и распят…
Под свечи звезд! По притяжению Небес!
В лазурный храм, в сияньи ангельского света!
Ты очарован им? Иди, возьми свой Крест!
Ведь с нами - Бог! Грядет Его победа!
Богородица плакала...
Богородица плакала,
Капал воск со свечей…
И слезою туманился
Взор прекрасных очей…
Богородица плакала,
И молилась за нас,
Чтобы грешных помиловал
Сын, Господь наш и Спас.
Чтоб слезой покаянною
Жертву мы принесли,
Чтобы верою падшие
Свои души спасли…
Богородица плакала,
Чтоб смягчались сердца,
И узревшие Господа,
Были с Ним, до конца…
Отрекись!
«Тень от Креста на земле – перевернута…»
……………………………..
Отрекись от Него, отрекись!
Что тебе Его ясный взор?
Ты напрасно стремишься ввысь,
Вовлекаясь в предвечный спор.
Что тебе Его СЛОВ закон?
Куда проще – не соблюдать…
Посмотри – имя нам - легион!
Это просто – Его предать.
Он с тобой преломил Хлеб?
Он тебе подарил Свет?
Не важнее ли тридцать монет
И во Тьме пара тысяч лет?
Отрекись от Него, отрекись…
На Голгофу тернист путь…
Так сойди же с Креста в жизнь!
Поцелуй Его и…забудь…
..........................
Шаг нелегок…Но выбор есть!
«Да» и «нет» - ведь мораль проста:
На Кресте ли ты примешь смерть
Или тенью станешь… Креста…
|