Мы прибыли в расположение ОБрОН «Одессы» — полноценной воинской части с большими воротами, КПП и собственным автопарком бронетехники и тяжёлого вооружения, как правило, изъятого у украинцев. Бригада в настоящий момент дислоцировалась в Краснодоне. Создавалась бригада из одесситов «куликовцев», прошедших впоследствии через множество ожесточённых боёв, в том числе принимая активное участие в освобождении Луганского аэропорта от ВСУ. Бойцы подразделения железно замотивированы праведной целью — возвращением с победой домой. «Мы — месть за 2 мая. Ждите нас дома» — гласит статус их небольшого сообщества ВКонтакте.

Главный штаб бригады располагался в уютном бункере, полном оружия, компьютеров и вежливых добрых людей (у некоторых даже шевроны были — «вежливые люди», я не шучу). Над столом начальника бригады висело гигантское полотно «За Веру, Царя и Отечество» с ликом Иисуса Христа, а на мониторе одного из компьютеров красовался оскалившийся волк с имперским флагом на фоне и подписью «Да будет Святая Русь, пусть сгинут её враги». Первое время бойцы были заняты своими делами, и мы были предоставлены сами себе —жена одного из командиров, улыбаясь, призвала нас не стесняться: «вы, гуманитарщики, почти ополченцы, поэтому давайте сразу как дома — вот чай, кофе, там чашки, тарелки и вот холодильник, если голодные — просто берите и ешьте, у нас тут самообслуживание».

Один из уголков бункера

Психологи в некоторых тестах используют картинки с оружием, чтобы вызвать у тестируемого эмоциональный отклик в виде чувства тревоги или угрозы. Так вот — всё это брехня, чем больше оружия — тем спокойнее. Особенно если это оружие у тебя. Вот целящийся в тебя человек — угроза. А изображение бесхозного автомата — возможность и шанс.

Лучшее место для медитации

На фото — «Кодекс чести русского офицера», подаренный двум десяткам командирам и бойцам ОБрОН «Одессы».

Признаюсь, по дороге на Донбасс я готовился к худшему: к тому, что ополченцы предстанут передо мной грубыми советскими мужиками, с которыми, возможно, мне будет сложно найти общий язык. Меж тем некоторые бойцы, получив на руки «Кодексы чести» и мельком ознакомившись с мемориальной частью, написанной Кириллом Каминцем, принимались увлечённо спорить между собой о проценте верхних чинов Императорской армии в Белом Движении, демонстрируя познания в истории, которым позавидует любой средний диванный интеллектуал. Некоторые бойцы были по-настоящему растроганы моим подарком, а узнав, что я сам и являюсь издателем этих книг, просили подписать им их на память. Некоторые даже обещали всегда носить «Кодекс чести» при себе (именно для них был выбран формат издания, умещающийся в карман абсолютно любой полевой формы). Разумеется, речь идёт о командовании среднего и высшего звена, в среде рядовых же бойцов, живущих в казармах рядом, парни были несколько попроще. Вообще же, однородность, абсолютно во всех отношениях — это последнее, что можно сказать о Новороссии и людях, её населяющих.

Первая трудность, с которой я столкнулся в общении с ополченцами — это выявление субординации. У бойцов были самые разные шевроны, совершенно не отражающие внутреннюю иерархию — у кого-то был фирменный шеврон бригады, у кого-то самая распространённая нашивка «Новороссия» с республиканским флагом, у кого-то «Вежливые люди» а у кого-то и вообще просто автомат и крупная надпись «Учите русский язык».

True Grammar Nazi. Шеврон начальника разведки.

Очень скоро я понял простую вещь — кто больше всех кричит, тот и командир. Род деятельности и место в военной иерархии можно было выяснить исключительно путём личного общения. Впрочем, сами бойцы не испытывали от этого никаких неудобств: «Кто надо, тот знает, чужакам же и незачем знать».

Близилась полночь, но ни бойцы, ни командование не спешили покидать штаб. У многих в городе свои дома и квартиры, в которых отдельных бойцов ждут их дети и жёны. Это обед по расписанию, а война и служба — круглосуточно. Кто-то переправляет семью в Россию, а у некоторых добровольцев из РФ, наоборот, прямо на фронт перебираются их верные супруги.

Наконец-то командир бригады с позывным Фома присоединился к нашему чаепитию. За бутербродами с салом (да-да, одна из популярнейших закусок у ополченцев, в том числе и в других городах) Фома долго рассказывал нам о чуть ли не самом больном месте Новороссии — расхищении гуманитарки из РФ. Полностью одобрив наше намерение адресно доставлять привезённую нами помощь (вместо того, чтобы выгрузить её кому-нибудь (пусть даже им) и спокойно отправится восвояси, как делает большинство), Фома продемонстрировал нам стопку бумаг — списки необходимых вещей и продовольствия от школ, детских садов и многодетных семей, полученных от самих же жителей и представителей организаций. «Вот уехал только что этот гуманитарный конвой от МЧС, и чего? Я обзвонил всех полевых командиров, никому ничего не досталось, вся помощь оседает в Луганске, да и там большая часть уходит в неизвестном направлении, благодаря крысам на местах. Хотя чего я, в известном — на рынки, а бывает, что и продают обратно в РФ. К кому приходят люди за помощью? К официальным органам? Как бы не так, они приходят к нам, потому что от этих органов хрен чего добьёшься». В расположение прибегают запыханные бойцы с докладами о каких-то проблемах, Фома отдаёт серию коротких распоряжений и продолжает рассказ: «Или вот у вас все эти акции и концерты непонятных клоунов в поддержку Донбасса проходят, где они десятки миллионов собирают – думаете, много их сюда доходит? Да я специально узнавал, от некоторых организаций собранная помощь никуда из РФ и не выходила. А если и выходила — это просто смешно, вершки-корешки, показуха. Ты вот в зимней куртке? Иди на улицу к караульным и сам убедись, в чём они там стоят, — простуженных больше половины, тёплой формой пока и треть бойцов не обеспечена. На частной помощи — таких как вы, вся армия и держится».

Один из командиров с позывным Шаман вызывается отвезти нас в гостиницу на ночлег, свой же фургон с грузом мы оставляем в расположении бригады на стоянке с бронетехникой — целее будет. Караульные открывают нам ворота, и мы мчимся по городу, игнорируя светофоры и разметки. На улицах ни души — в ЛНР действует комендантский час, и после 22:00 гражданским лицам запрещено выходить на улицу.

— Как вы справляетесь без ПДД? — спрашиваю я Шамана, — Почему же без ПДД, есть ПДД, красный наш — зелёный общий! — посмеивается Шаман и останавливается возле закрытых дверей гостиницы. Только сейчас мы понимаем, что у нас нет ни гривны в кармане, но, как оказалось, беспокоились мы зря — ополченцы в любом случае не позволили бы нам оставаться в гостинице за свой счёт. Такие традиции приёма гуманитарщиков. Шаман стучит в дверь прикладом автомата, называет администратора по имени и просит расположить «друзей из России». На пустом ресепшене Шаман отсчитывает нам нужную сумму, чтобы расплатиться за гостиницу и оставляет по пять гривен на человека, чтобы мы могли воспользоваться с утра кофе-автоматом.

В гостинице не менее пусто, чем на улицах города. В ней давно не работает бар и находится она, мягко говоря, не в самом лучшем состоянии. Нам выделяют единственные двойные «отапливаемые» номера, где стоят крохотные обогреватели, которые совсем не справляются со своей задачей. «Военное время» — пожимает плечами вахтёр. В номере у моей кровати меня встречает мёртвая мышь. «О, значит работает яд!» — радуется администратор, берёт мышь за хвост и уносит с собой. Сняв только ботинки, я падаю на кровать и мгновенно проваливаюсь в сон, в котором я уже участвую в каких-то городских перестрелках. Очень скоро меня разбудил грохот за окном — по улицам в кромешной тьме проходила танковая колонна. Я решаю выпить кофе и спускаюсь к кофейному автомату, который вместо кофе наливает в мой стакан странную жижицу, отчётливо отдающую плесенью. «Военное время» — вспоминаю я слова администратора и отправляюсь обратно спать.