Новости из Приморского края на прошлой неделе можно было перепутать с событиями на Северном Кавказе: серия нападений боевиков на милицейские посты, интернет-обращение к русскому народу, штурм здания в самом центре Уссурийска... Не успели правоохранительные органы нейтрализовать приморскую банду — по аналогичной тревоге была поднята милиция Новгородской области и Пермского края. И все это на фоне горячей поддержки

Вдова убитого милиционера Инна Карась решила надеть милицейские погоны вслед за мужем

Фотографии: Алексей Майшев для «РР»

Когда раздались первые выстрелы, я этому значения не придала, — говорит баба Клара Голевич, жительница дома № 73 по улице Тимирязева, с которого только что сняли оцеп­ление. — Я ведь туговата на ухо, думала, это кто-то молотком в стену стучит, гвоздь забивает. Потом гляжу: кошки мои волнуются, бегают, орут. Тут я поняла: что-то не то. Смотрю в окно, а там под деревом какой-то мужик сидит и из ружья стреляет. Я ему кричу: «Ты что же это, подлец, делаешь?! Сейчас милицию позову!» А он мне: «Бабушка, убери голову! Мы из твоего дома бандитов выбиваем!» 

Партизанский беспредел

Штурмом трехэтажного жилого дома в самом центре города Уссурийска закончилась первая в новейшей истории России операция по нейтрализации боевиков нового типа, не имеющих никакого отношения к привычному уже кавказскому подполью, но взявших на вооружение его методы и схемы борьбы.

По версии следствия, первое нападение на милиционеров было совершено преступниками еще в феврале этого года во Владивостоке. С наступлением весны бандформирование активизировалось, переместившись из больших городов

Попутно преступники совершали мелкие грабежи и угоны машин у мирного населения, оправдывая это необходимостью дальнейшего ведения освободительной борьбы. Руководитель УВД Приморского края Андрей Николаев в своем официальном обращении подчеркнул, что целью бандитов было исключительно обогащение за счет преступной деятельности. Но на месте событий отчетливо понимаешь, что это не совсем так.

— Мотивы преступников установят следствие и суд, но лично я считаю, что за их действиями стояла не столько жажда наживы, сколько идеология, — это слова и. о. начальника Уссурийского РОВД полковника Мамеда Терчиева, сказанные им в разговоре с корреспондентом «РР» через полчаса после нейтрализации банды.  Квартиру в доме № 73 по улице Тимирязева боевики арендовали накануне штурма. К тому времени их осталось четверо: Анд­рей Сухорада (Сухарь), Александр Сладких (Кислый), Владимир Илютиков (Лютый) и Александр Ковтун (Саня). Еще двое — Роман Савченко (Сова) и Максим Кириллов (Макс) — были задержаны несколькими днями ранее.

Преступников в новых арендаторах опознал сосед, который и сообщил об этом в РОВД Уссурийска. В ходе короткого боя никто из боевиков не пострадал, легкие ранения получили двое сотрудников милиции. Затем началась длительная осада с участием ОМОНа и спецназа. Что происходило в это время у самих осажденных, «РР» рассказала адвокат одного из бандитов Татьяна Уварова, которая после ареста успела поговорить с ним лично:

— Они решили живыми не сдаваться. Но кончили жизнь само­убийством только двое: Андрей Сухорада и Александр Сладких. По их просьбе это было заснято на телефон, следствие располагает видеозаписью. Владимир Илютиков и Саша Ковтун застрелиться не смогли. Тогда они решили по обоюдному согласию убить друг друга, но ни у того, ни у другого рука не поднялась.

Первым к милиции вышел Илютиков. Чтобы уговорить сдаться последнего «партизана», Александра Ковтуна, к осажденному дому привезли его мать Татьяну и брата Вадима и их адвоката Татьяну Уварову. Они согласились участвовать в переговорах при условии, что по Александру  не будет открыт огонь на поражение. Юрист Уварова когда-то проходила курсы по пресечению суицида и знает, как уговорить человека, находящегося в пограничном состоянии, принять единственно правильное решение. 

— Главное было вселить в него уверенность, что его ждет справедливый суд, — говорит Татьяна Уварова. — Поэтому я первым делом добилась от полковника Мамеда Терчиева гарантий, что мне в дальнейшем не будут препятствовать в осуществлении защиты моего клиента. Он дал слово офицера и повторил его в присутствии Саши, когда тот вышел на балкон для переговоров. Но уже вечером того же дня я убедилась, что это была обычная милицейская хитрость. Прорываться к своему клиенту мне пришлось с боем — сначала передо мной просто захлопнули дверь. Сейчас, насколько я знаю, Сашу хотят переместить в пресс-хату, где люди обычно сознаются во всем, что было и чего не было. Я, конечно, понимаю эмоции оперов, но слово офицера все-таки надо держать, иначе в следующий раз никто сдаваться не будет и придется рисковать жизнями своих сотрудников.

Корреспонденты «РР» наблюдали за переговорами из-за оцеп­ления, но даже нам было видно, что Ковтун вел себя вызывающе спокойно. Если бы не БТР внизу, можно было подумать, что человек вышел на балкон покурить. Сначала он сбросил вниз один темный предмет — пистолет, потом еще один, затем белую майку. В тот же момент по рации человека из оцепления прозвучало слово «захват». По толпе местных жителей пробежал вздох разочарования.

— Дураки! Накрошили каких-то мелких пэпээсников и даже погибнуть по-настоящему не смогли. Обратились бы ко мне, я бы сам им составил список, кого давно убить пора, — прошипел у меня над ухом высокий человек. В галстуке.

Ментовской беспредел

Приморье действительно обозлено. После введения заградительных пошлин на иномарки и ограничительных мер на мелкую приграничную торговлю с Китаем зарплаты упали в полтора-два раза, а экономика заметно криминализировалась. Незаконная вырубка леса и наркобизнес — вот наиболее доходные виды деятельности на приграничных с Китаем территориях. Разница лишь в том, что в одних районах этот бизнес

Кировский район традиционно считается «красным»: им фактически управляет РОВД. Именно в поселке Кировский выросли все шестеро «приморских партизан». Они ходили в одну школу, тусовались в неблагополучном микрорайоне Мелиоратор, затем взялись за ум и стали ходить в центр допризывной подготовки «Патриот». Некоторые СМИ поспешили обозвать этот клуб чуть ли не скинхедовским подпольем, но это не так. «Патриот» — абсолютно легальное муниципальное образовательное учреждение с двадцатилетней историей, из разряда тех, которыми обычно гордятся местные власти. Сегодня в нем состоит более тысячи человек: заниматься в «Патриоте» престижно. Парни и девушки обучаются здесь кикбоксингу, армейскому рукопашному бою, раз в год выезжают на сборы в полевых условиях со стрельбами и спецподготовкой.

— Я этих ребят однозначно осуждаю, — говорит руководитель клуба Александр Чебанюк, ветеран чеченской войны, кавалер ордена Мужества. — Это преступники, которым нет оправдания. Они дискредитировали дело, которым мы занимаемся столько лет. То, что мы якобы учили здесь ненависти к государственному строю, — это бред. Это невозможно хотя бы потому, что местное РОВД на семьдесят процентов укомплектовано выпускниками «Патриота».

 И это абсолютная правда: в «Патриоте» ненависти к правоохранительным органам бандитов действительно не учили. Этому их учили сами правоохранительные органы.

— Мы приложили титанические усилия, чтобы вытащить их из грязной мелиораторской подворотни и поставить на верный путь, — вспоминает Юрий Ивашко, человек с арбузными плечами и боцманской грудью, бывший учитель НВП, основатель «Пат­риота», а затем глава района. — Но мы уже тогда предупреждали наших милиционеров: не загубите благое дело. С молодежью надо быть не только ментом, но прежде всего дипломатом.

Из шестерых преступников неоднозначной оценки местных жителей удостаиваются только двое: Андрей Сухорада и Александр Сладких. Первый действительно был замечен в националистических взглядах. При этом все отмечают, что он был очень начитан, обладал даром убеждения — даже учителя в школе заслушивались. Второй вырос в неблагополучной семье, но достиг больших успехов

Именно эти двое, по всеобщему мнению, и могли стать лидерами незаконного вооруженного формирования. Один идеологическим, другой силовым. Но это не значит, что остальные были ведомыми.

— Они все были ребятами волевыми, умными, с крепкими нервами, — считает один из друзей Александра Ковтуна, пожелавший остаться неизвестным. — Саня, например, с трина­дцати лет охотник, в пятнадцать завалил медведя. Никто из них не пил и не курил. И главное — они не прощали обид.

А обиды не заставляли себя ждать. Практически все участники банды так или иначе пострадали от неуставных отношений с правоохранительными органами. Все нижеперечисленные случаи мы попросили опровергнуть в Кировском РОВД и в УВД Приморского края. Ответом было категорическое «нет».

Первый разряд шоковой терапии был получен два года назад — возможно, именно он и объединил будущих боевиков по признаку ненависти к милиции.

— У нашего РОВД есть так называемый малый состав, — продолжает мой анонимный собеседник. — Что-то вроде агентов — пацаны, которые сотрудничают с милицией. Как правило, начинающие бухарики, которые под прикрытием ментов наглеют. Однажды у нас с ними вышел конфликт — мы забили стрелку, на которую они явились под прикрытием милиционеров. Пришлось спасаться бегством. Мы укрылись в гараже одного из наших ребят. Они ворвались туда и избили нас до полусмерти, тот же Сухорада два месяца в больнице лежал. Потом еще таскали нас на допросы с пытками, возили на речку, где били. Родители написали заяву в прокуратуру, но дело спустили на тормозах.

Помимо «гаражного дела» почти у всех будущих бандитов с каждым месяцем увеличивался личный счет к своему государству. У Романа Савченко, по признанию его отца Владимира, от пыток в милиции умер старший брат. 

— Сам Рома ушел в лес после того, как 22 мая в Кировском РОВД его подвергли допросу с применением пыток — по подозрению в краже. Позже подозрение не подтвердилось, но от обиды Ромке окончательно снесло голову.

Наиболее показательной выглядит биография Александра Ковтуна — того самого, который сдался последним.

— Он с детства мечтал о военной карьере, целенаправленно готовился к ней, — рассказала нам его мать Татьяна, которая работает секретарем-делопроизводителем в местном суде. — Но не прошел по медицинским показаниям, поступил во владивостокский рыбно-промышленный колледж просто потому, что все друзья туда поступали. Однако мечту о настоящей мужской работе Саша не похоронил: он усиленно занимался спортом, не пил, не курил. Все изменилось после того, как однажды во Владивостоке он попал в Первореченское РОВД.

— Как он сам мне говорил, его задержали после футбольного матча за мелкую драку, а в милиции стали требовать признания в том, что он якобы скинул с моста какого-то корейца, который погиб, — продолжает рассказ брат Александра Ковтуна Вадим. — В комнате, куда его привели, за столом сидели несколько человек, пили водку. Сначала его закормили подзатыльниками до сотрясения мозга: за каждое «нет» — удар по голове. Потом прикатили в комнату покрышку от какой-то большой машины, засунули его туда и стали по очереди на ней прыгать. Серьезно повредили позвоночник, из-за чего на мечте о настоящей мужской профессии пришлось окончательно поставить крест. Признания все равно не добились. Сашку отпустили, убийцу потом нашли. Но в тот момент в нем как будто что-то надломилось. 

Наш разговор с Татьяной и ее сыном происходит в больничной палате. Вадим лежит здесь с сотрясением мозга и серьезным повреждением почки — результат допросов с пристрастием, на которые во время поисковой операции затаскали всех друзей и родственников боевиков. Вадим далек от «Патриота», как китайский еврей — он железнодорожник, в 24 года дослужился до и. о. начальника станции Кабарга. Теперь его карьера под угрозой. Вадим лежит на больничной койке и о чем-то напряженно думает.

Человек Шукшина

Село Ракитное Дальнереченского района, в котором «партизаны» пролили свою первую кровь, расположено в 70 километрах от асфальта. Проселочная дорога

Когда слушаешь отзывы о погибшем Алексее Карасе, невольно вспоминаются ветхозаветные слова о некоторых свойствах Божьей кары. Древние полагали, что если Господь хочет сокрушить грешника, то обрушивает возмездие не на него самого, а на самого невинного из его близких. А грешнику остается лишь казнить себя всю остав­шуюся жизнь — что может быть страшнее?

Старшина Карась был человек тихий, упрямый и маниакально честный. Заядлый охотник, он мог неделями пропадать в тайге, причем обязательно с лицензией в кармане. Любимое выражение — «без проМблем». На свою будущую жену запал, потому что при знакомстве она сказала ему: «Стоп! Ближе двух метров не подходи!» 

— Ухаживал он некрасиво, по-чест­ному, как все скромные люди, — улыбается Инна, и это не кажется противоестественным. Улыбались вообще все, кто в нашем присутствии вспоминал о Карасе. — Когда мы с ним в первый раз одни поехали в город за покупками, он меня насмешил: вырядился в какую-то брежневскую рубашку и брюки клеш — сам он нарядной одежды не держал, пришлось у отца позаимствовать.

Карась был костью в горле у местных черных лесорубов, но даже они не могли на него злиться. Когда другие милиционеры ловили кого-нибудь и отказывались от взятки, им так и говорили: «Если бы ты был Леха Карась, я бы слова тебе не сказал. А так ты тварь поганая, потому что сегодня тебе нужна галочка, а завтра ты снова будешь карманы набивать».

Алексей пришел в милицию сразу после армии, работал сначала в ППС, потом в ДПС, затем — характерный факт! — добровольно ушел с коррупционно емкой должности и стал обычным милицейским водителем: просто не любил суеты. Под нож его подвела безотказность.

В ту ночь он дежурил в территориальном пункте вместо друга, который ушел в отпуск. Оружия при нем не было. В Ракитном вообще все милиционеры без стволов, потому что своей оружейной комнаты нет, а если по инструкции, то надо каждое утро ездить за 80 километров в Дальнереченск, чтобы взять оружие, и столько же вечером — чтобы сдать. «Лесные братья» нанесли ему 22 ножевых ранения. Забрали милицейскую форму и зачем-то ящик с гаечными ключами.

Сначала районные опера расследовали это дело как обычную бытовуху: под подозрение первым делом попали жена и коллеги. Но у одного из местных милиционеров оказались связи в Москве. Он позвонил, и оттуда дали команду оставить ребят в покое и допустить их до следствия. Только после этого дело «приморских партизан» сдвинулось с мертвой точки: друзья покойного выяснили, что убийцы ездили накануне по поселку на темно-синем джипе, свидетели составили их фотороботы, потом возникла версия об убийцах за идею, и начали трясти патриотические организации края.

Хоронили Карася как президента. Село в этот день вымерло: все до единого ушли на кладбище. Поминальный стол накрыли на 180 человек.

— В последнее время, когда по телевизору часто наезжали на ментов, Леша говорил: «Надо валить из этой профессии». Он вообще не был ментом по призванию. А я как раз всегда мечтала работать в милиции. Но когда он это слышал, то спокойно так говорил: «Только через мой труп».