- При рождении Великого Князя Сергея Александровича особенным образом в благоверном Государе нашем и благоверной супруге его просияли черты душ, боящихся Господа, благоговейно преданных Его провидению, и Бог, творящий волю боящихся Его, над сим рождением особенным образом сотворил знамение на благо, - такими словами приветствовал рождение пятого сына Императора Александра II митрополит московский Филарет. Великий святитель уже знал, что венценосная чета сразу после коронационных торжеств побывали у мощей преподобного Сергия и, не сговариваясь, дали святому тайный обет – наречь ребёнка, которого ожидала в ту пору Императрица Сергеем, если родится сын.
Сын Царя-Освободителя, ставшего первой жертвой революционеров, брат Царя-Миротворца и князя-мученика Павла Александровича, дядя Государя-мученика Николая II, муж преподобномученицы Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны, кем же был сам Великий Князь Сергей Александрович? Пожалуй никто из всей царской фамилии, исключая семью последнего Императора, не подвергался и при жизни, и по смерти такому яростному шельмованию, как он. До сей поры всевозможные «беллетристы» и недобросовестные историки не считают зазорным повторять клеветнические сплетни о нём. И лишь редкий исследователь вспомнит отнюдь немалочисленные заслуги Великого Князя перед Россией.
Мария Александровна С самых ранних лет цесаревич Сергей был стараниями матери приобщён к русской православной культуре. Государыня Мария Александровна глубоко проникнута ею сама и заботилась о том, чтобы и дети всецело восприяли её. Недаром Государь Александр Третий признавал: «Если есть что-то доброе, хорошее и честное во мне, то этим я обязан единственно дорогой МамА». «Она единственная из тех, кого я знаю, называет добро добром, а зло злом», - свидетельствовала А.Ф. Тютчева, которой Императрица доверила стать воспитательницей своих младших детей. Анна Фёдоровна приучала своих августейших воспитанников к скромности, терпимости и аккуратности. Женщина глубоко религиозная, вращавшаяся в славянофильских кругах и всецело разделявшая их идеи, она рачительно сеяла и взращивала их семена в душах царских детей. Сергей Александрович на всю жизнь сохранил привязанность к своей воспитательнице. После её замужества и ухода от двора они часто переписывались, Великий Князь с интересом читал статьи мужа Анны Фёдоровны, Ивана Аксакова, также оказавшие на него безусловное влияние.
Анна Тютчева Надо заметить, что Сергею Александровичу очень повезло с наставниками. Среди его преподавателей были К.П. Победоносцев, В.П. Безобразов, М.И. Драгомиров… Известный экономист Безобразов сумел настолько увлечь Великого Князя своим предметом, что тот стал посещать вместе с ним т.н. «экономические обеды», своего рода политический клуб, слушая членов которого Сергей Александрович стремился как можно лучше узнать свою страну, проблемы и задачи, стоявшие перед ней. Лекции по военному делу цесаревичу читали, кроме упомянутого профессора М.И. Драгомирова, крупнейшего специалиста в своей области, такие видные учёные, как Г.А. Леер, П.Л. Лобко и Ц.А. Кюи, военный инженер и прославленный композитор.
Особенно увлекали Великого Князя уроки истории, курс которой читал ему выдающийся русский учёный К.Н. Бестужев-Рюмин. «Народ, желающий быть великим народом, должен знать свою историю, велик только тот народ, который ясно сознаёт своё историческое призвание», - таков был завет этого замечательного историка. Кроме Константина Николаевича несколько лекций прочитал августейшему ученику и С.М. Соловьёв. Интерес, питаемый Сергеем Александровичем, был столь велик, что Бестужев-Рюмин инициировал его поездку в северные губернии. Этой экспедицией руководил крупнейший специалист по археологии граф А.С. Уваров. «Как отрадно видеть, - писал он во время этой поездки в одном из писем о цесаревиче, - что ни шум, ни развлечения боевой жизни, не могли изгладить из Его сердца… намерение изучить нашу дорогую родину в её быте и памятниках. Такие серьёзные направления в воззрениях молодого человека делают… Ему честь».
Уваров называл Сергея Александровича «Великим Князем от археологии». Интерес к этой сфере у цесаревича не был временным увлечением. Всю жизнь он продолжал трудиться на исторической ниве, участвуя в работе Московского археологического общества, организуя и финансируя научные раскопки и даже принимая в них непосредственное участие. К заслугам Великого Князя относится и открытие в Москве Исторического музея, идея создания которого принадлежала Бестужеву-Рюмину, разработавшему программу экспозиции и видевшему в музее одно из «самых мощных средств к достижению народного самосознания». В создании этого центра приняли живейшее участие А.С. Уваров, Н.Е. Забелин и другие русские учёные. По открытии музея Сергей Александрович стал его председателем. Великий Князь относился к делу с огромным вниманием. Он не только хлопотал о финансировании, но вникал во все вопросы существования музея, часто принимал у себя историков, советуясь с ними относительно развития экспозиции. Августейшему покровителю хотелось, чтобы она сформировалась быстрее, но историки настаивали на том, что спешить в таком деле нельзя, и Сергей Александрович безоговорочно принимал мнение специалистов. Многие экспонаты были приобретены музеем благодаря Великому Князю. За пять лет его председательства экспозиция увеличилась в шесть раз.
Крупнее Надо добавить, что Великий Князь очень трепетно относился к сохранению исторического облика Москвы, не допуская внедрения чересчур смелых архитектурных проектов.
Сергей Александрович заботился о реставрации памятников архитектуры, как в Москве, так и в других городах: от Углича до Риги. Многие памятники и исторические реликвии (в частности, знаменитое Мстиславово Евангелие ХII века) были буквально спасены им от гибели. Став московским градоначальником, Великий Князь лично ознакомился с условиями содержания архивов. Последние были ужасны. Бесценные документы были свалены без всякой системы в сырых и холодных помещениях. Тотчас был отдан приказ: перебрать и систематизировать все архивные документы, оборудовать для них пригодные помещения. Все расходы по перевозке фондов Сергей Александрович оплатил из личных средств. Кроме московского, им был спасён также Герцогский архив в Митаве и Шведский – в Риге. Много потрудился августейший собиратель памяти над собранием документов, связанных с Отечественной войной 1812 года.
Заботясь о сохранении исторической памяти, Сергей Александрович мечтал о составлении полного московского мартиролога. Этого сделать ему не суждено будет успеть, но мартиролог всё же будет составлен – работу доведёт до конца другой августейший историк, Великий Князь Николай Михайлович.
Сергей Александрович хорошо знал историю. Он читал много исторической литературы, приглашал для бесед известных историков. Частым гостем в его доме был В.О. Ключевский. Сам Великий Князь мечтал написать работу об Императрице Елизавете Алексеевне, жене Александра Первого, называемой Д. Мережковским «совестью династии». Эта благочестивая, скромная, отличавшаяся ангельской красотой Государыня была несправедливо забыта историками, и Сергей Александрович хотел исправить это. Он собирал документы и вещи, связанные с Императрицей, и собрал замечательную коллекцию, которая послужит основой для трёхтомного труда о Елизавете Алексеевне, который напишет после его гибели всё тот же Николай Михайлович.
Познания Сергея Александровича в русской и зарубежной истории были столь велики, что удивляли многих. Примечателен его спор с Папой Римскими Львом XIII. Высоко оценивая просветительскую деятельность русского Великого Князя, имевшую резонанс даже в католических кругах, понтифик пригласил его к себе. Зашёл спор о том, сколько римских пап носило имя Сергий. Лев XIII вынужден был покинуть комнату, чтобы свериться с документами, и те подтвердили правоту Сергея Александровича, знавшего, как выяснилось, историю церкви лучше старого понтифика.
Это не было удивительным для тех, кто хорошо знал Великого Князя. Сергей Александрович был глубоко верующим, церковным человеком. В детстве он часто ездил на богомолье в древние обители, сопровождая свою благочестивую матушку. Его первым духовным наставником был священник Иван Васильевич Рождественский. Отец Иоанн, потерявший жену и всех детей, давал пример подлинного смирения перед Божией волей. В честь своего совершеннолетия цесаревич подарил своему духовному отцу большой протоиерейский крест, сделанный по эскизу Императрицы. Позднее Рождественский завещал его своему ученику. Этот крест Сергей Александрович приказал заключить в серебряный оклад и превратил в напрестольный крест своей домовой церкви. В том же значении эта реликвия окажется в алтаре его усыпальницы.
С юных лет Великий Князь приобщался к глубокой, развивающей душу литературе. Он восхищался творчеством Данте, читал в подлиннике Шекспира и Гёте. Из писателей русских преклонялся перед Достоевским, став его первооткрывателем в Царской Семье по прочтении потрясших его «Бесов». Фёдор Михайлович был приглашён к молодым Великим Князьям на обед. Эта встреча произвела на писателя самое положительное впечатление, о чём свидетельствовала его жена: «…он нашёл, что они обладают добрым и недюжинным умом и умеют в споре отстаивать не только свои, иногда ещё незрелые убеждения, но умеют с уважением относиться и к противоположным мнениям своих собеседников».
Сергей Александрович в совершенстве знал Писание, прекрасно разбирался в церковной истории и богословских трудах. Его вера не терпела компромиссов, и оттого многие близкие избегали разговоров с ним на эти темы. Но именно эта горячая вера привела к Православию Великую Княгиню Елизавету Фёдоровну, для которой именно муж стал первым примером и наставником в этой области. Из её писем известно, что из всех грехов Великий Князь наиболее часто говорил о грехе гордыни, считая себя в силу своего положения наиболее уязвимым именно для этого соблазна и остерегая от «духа прелести» жену.
И об этом человеке, более всего боявшемся впасть в грех гордыни, говорили, как о надменном гордеце! Такая оценка бывала вызвана поверхностным впечатлением. Будучи от природы робким и недостаточно уверенным в себе, впечатлительным и легко ранимым, он вынужден был скрывать свои чувства, свою боль за маской холодности и невозмутимости. Боязнь сказать что-нибудь невпопад, помноженная на нелюбовь к пустой болтовне, порождала молчаливость, необщительность, которую опять же расценивали, как презрение к окружающим. Эта маска была, своего рода, самозащитой, которая, однако, сыграла с Великим Князем злую шутку. Его внешнее спокойствие даже в самых отчаянных, трагических ситуациях (например, трагедия на Ходынке) порождало впечатление о его бесчувственности, равнодушии и непомерном самолюбии.
На деле Сергей Александрович был весьма чуток к людям. Причём отнюдь не только к друзьям и родственникам. Будучи командиром Преображенского полка, он не считал ниже своего достоинства посетить больного подчинённого, занести ему лекарство, успокоить родных. Многие Преображенцы вспоминали его заботу. Когда во время Русско-Японской войны в Москву прибыл раненый штабс-капитан Андреев, то бывший командир немедленно поселил его в дворцовом флигеле, вызвал хирурга, часто навещал, а на Рождество специально для больного офицера устроил ёлку. Многим запомнилось и то, как «бесчувственный гордец» вместе с женой ухаживал за заболевшим ревматизмом адъютантом Джунковским. Не сторонился августейший командир и общения с нижними чинами, вникая в их проблемы и стараясь решать их. Для улучшения положения солдат и унтер-офицеров Великий Князь пожертвовал из личных средств десять тысяч рублей.
Сергей Александрович всегда очень беспокоился о здоровье хворавших знакомых. Всем нуждающимся он давал бесценную святыню, доставшуюся ему от матери – чудотворную мантию Серафима Саровского, и узнавая об улучшении состояния болящих, радостно записывал в дневнике: «Мантия Серафима!»
Великий Князь был и всегдашним соучастником благотворительных дел своей жены. Едва приехав после свадьбы в имение Ильинское, Елизавета Фёдоровна обратила внимание на трудную жизнь крестьян. Вскоре в Ильинском появилась родильная больница для женщин окрестных деревень. Для крестьян утраивались ярмарки и праздники, в которых непременно принимала участие великокняжеская чета, щедро одаривавшая всех подарками. В Русско-Японскую войну Сергей Александрович содействовал работе жены по организации помощи раненым. Он состоял попечителем, покровителем или председателем множества благотворительных обществ. Однажды при посещении одного из патронируемых им детских приютов, воспитанники преподнесли августейшему покровителю и его жене стихотворное приветствие. Растроганная великокняжеская чета бережно хранила этот листочек.
Немало говорит о Великом Князе его отношение к детям. Не имея родных, он с трогательной заботой относился к чужим. Своим племянникам, оставшимся на его попечении после морганатического брака отца, он фактически заменял обоих родителей. Родившегося прежде срока и лишившегося матери, умершей при родах, Дмитрия Сергей Александрович буквально спас от смерти, выходил и впоследствии уделял ему и его сестре, Марии, даже больше времени, чем это было принято в аристократических семьях. Впоследствии Мария Павловна вспоминала, что дядя относился к ним почти с женской нежностью. В своих воспоминаниях она, в частности, описывает, как встречал их Сергей Александрович в своём имении: «Кучер медленно сворачивал, стараясь не зацепить колёсами столбы ворот, и мы въезжали на прекрасную аллею из четырёх рядов огромных лип. В конце её находился залитый солнцем дом. Дядя Сергей стоял на балконе над входом и улыбался нам. Кучер ловким движением останавливал тройку. Лакеи в белых ливреях сбегали по ступеням, чтобы помочь нам выйти. Все были рады, что мы снова приехали, слуги относились к нам как к хозяйским детям. В полумраке вестибюля, где было прохладно и приятно пахло цветами, дядя нежно заключал нас в свои объятья.
«Наконец-то вы здесь! – радовался он, протягивая руку нашим гувернанткам, которые почтительно кланялись, делая реверанс. – Идёмте в ваши комнаты».
Несмотря на всё это, однажды надетая маска вводила в заблуждение подчас даже близких друзей. Кроме повышенной чувствительности Сергею Александровичу приходилось скрывать и нелёгкую болезнь позвоночника, вынуждавшую его носить корсет, от чего фигура делалась скованной, а движения резковатыми. Это дало повод несведущим людям зубоскалить об «ужимках» Великого Князя. Французский мыслитель Ларошфуко говорил, что многие поступки представляются людям странными лишь потому, что они не знают их подлинной причины. Подлинных причин, подлинных чувств Сергея Александровича не знал почти никто, а потому столь несправедливы были суждения о нём.
Великий Князь не любил светского общества и не считал должным играть по его законам. Общество отвечало ему той же монетой. Великосветские сплетники опускались до роспуска бессовестных слухов, порочащих Сергея Александровича. Между тем, словно ответом им, звучат строки из письма А.Ф. Аксаковой (Тютчевой) своему бывшему воспитаннику: «Вы не можете себе представить, как в том высоком положении, которое Вы занимаете, находясь у всех на виду, Вам благодарны за чистый, строгий и умеренный образ жизни. Это как бы удовлетворение общественной совести и нравственности, которая хочет, чтобы Вы, так сказать, отплачивали за преимущества Вашего исключительного положения также и исключительными качествами».
Одной из важнейших заслуг Великого Князя была его деятельность во главе созданного при его участии Императорского Православного Палестинского общества – организации, имеющей целью поддерживать Православие в Палестине и оказывать всемерной содействие русским паломникам. «В служении благу Общества сказались и высота задач и целей самого Общества, и высота души Августейшего его работника и созидателя», - свидетельствовал протоиерей Иоанн Восторгов.
Впервые Сергей Александрович посетил Святую землю после смерти матери, ставшей для него тяжелейшим ударом. Тогда архимандрит Антонин (Капустин), возглавлявший Русскую духовную миссию в Иерусалиме, записал в дневнике о Великих Князьях Сергее и Павле: «Чистые, благие и святые души Царевичей пленили меня».
Об Иерусалиме Великий Князь мог рассказывать часами. При его поддержке здесь были проведены археологические раскопки, в ходе которых исследователи открыли останки древних городских стен и ворот времён земной жизни Христа, т.н. Судных врат, через которые он проходил к месту Распятия. Над этими священными руинами усилиями Сергея Александровича, сумевшего преодолеть сопротивление иерусалимского патриарха, была возведена церковь во имя св. Александра Невского, первый русских храм на Святой земле. Рядом, на склоне Елеонской горы была построена церковь св. Марии Магдалины. Оба храма посвящались памяти августейших родителей Великого Князя.
В пору первого паломничества в Иерусалим А.Ф. Аксакова (Тютчева) писала своему воспитаннику: «…если Бог заставил Вас пройти через такую суровую школу страдания в том возрасте, когда в жизни обыкновенно знают только радости, сладостные мысли и беззаботность, - значит, он много спрашивает с Вашей души и призывает её к серьёзной задаче в жизни, и я молю Его, да укажет Он Вам её и поможет выполнить, чтобы в самой Вашей скорби Вы нашли залог жизни в Боге».
Скорби преследовали цесаревича с детства. Это была и тяжёлая болезнь матери, сведшая её в могилу, и вторая семья отца, которая так отдалила его от законной и доставила столько боли матери. И ранняя горечь утрат, первый из которых стал лучший друг и товарищ детских игр, умерший от скарлатины. Затем беспощадная длань смерти похитила старшего брата, Наследника Николая Александровича. Эта скорбь странным образом совпала с судьбоносным событием. После похорон Императрица Мария Александровна с младшими детьми заехала к родственникам в Дармштадт, и здесь юный цесаревич впервые увидел новорожденную принцессу Елизавету, свою будущую избранницу… Радость и горе неразрывно переплетались в судьбе Великого Князя, и радость почти никогда не бывала полной, потому что хищная печаль уже караулила её, чтобы разбить. Утраты следовали одна за другой, и, вот, настала как будто бы светлая полоса – Бог подарил Сергею Александровичу удивительную жену, настоящего ангела во плоти. Но уже вскоре и эта радость была омрачена несчастьем. В Ильинском при родах скончалась жена Павла Александровича, принцесса Александра. Черная печаль ступила в дом, недавно полный света и радости… В те дни Сергей Александрович писал своему самому близкому другу Великому Князь Константину Константиновичу: «Я никогда не воображал себе, что это будет так невыносимо тяжело, что удваивает все страдания, - это жить здесь в Ильинском, где происходил весь этот шестидневный ад, - всё здесь об этом напоминает, и мы фатально привязаны к этому месту, ибо маленького нельзя будет перевезти ранее двух недель. Безвыходное положение Павла, его разбитое счастье, разбитая жизнь – это невыносимо, рой самых дурных мыслей бродит у меня в голове, и, увы, ничто мне не поможет; молюсь, молюсь, а не чувствую облегченья. Когда baby, показывая на фотографию Аликс, кричит: «Мама, мама!» - у меня сердце разрывается, и я убегаю из комнаты… …Ходишь два раза в день в церковь каждый день – нет ни смирения, ни теплоты – подчас устаёшь молиться… …Я больше не могу, я извёлся нравственно вконец, я на краю пропасти… …Мне нужно излить тебе всю мою душу, чтобы ты разобрался в этом хаосе, - я больше ничего не понимаю, не разбираю…»
Ильинское больше не могло быть той обителью радости, какой было. Тень этой трагедии никогда не покинет его. А судьба всё никак не могла накараться. В 1894 году скончался Александр Третий. Государь почил в день рождения Елизаветы Фёдоровны, успев перед смертью поздравить её и брата. Отныне и этот радостный день был омрачён печалью.
