Революция и Гражданская война [64] |
Красный террор [136] |
Террор против крестьян, Голод [169] |
Новый Геноцид [52] |
Геноцид русских в бывшем СССР [106] |
Чечня [69] |
Правление Путина [482] |
Разное [57] |
Террор против Церкви [153] |
Культурный геноцид [34] |
ГУЛАГ [164] |
Русская Защита [93] |
Опубл.: Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2013. Т. 12. Вып. 6: Журналистика. С. 30–35. Статья посвящена государственному давлению на советскую прессу довоенного периода, которое осуществлялось как партийно-советск Политика
«великого перелома» с конца 1920-х гг. резко изменила облик советских
газет и журналов, достаточно быстро приведённых к идеологическому
однообразию. По указанию парторганов пресса была обязана мгновенно
откликаться на все хозяйственно-пол Чекисты очень тщательно наблюдали за журналистами – идеологическими бойцами компартии, обязанными колебаться вместе с генеральной линией. Руководители органов прессы, в свою очередь, находились в контакте с ОГПУ-НКВД, в частности, пересылая чекистам идеологические вредные или прямо враждебные письма, включая анонимные, которые в большом числе поступали в газеты. Например, в конце 1928 г. в редакцию барнаульской газеты «Красный Алтай» поступило анонимное протестующее письмо, подписанное «Социалист»: «В каждом номере любой нашей газеты только и читаешь погромные статьи – дави кулака, жми буржуя, бей попа…»1 Резкое
ужесточение идеологической непримиримости вызвало истерическую и
многолетнюю кампанию поиска всё новых противников из числа «социально
чуждых» и «вражеских пособников», обставляемую ритуалами отмежевания от
очередного вскрытого врага и унизительного покаяния причастных к
политической слепоте, с 1937 г. именовавшейся, по сталинскому афоризму,
«идиотской болезнью беспечностью». Уже при разгроме сибирских
«праволевацких оппортунистов» даже от не самых значимых фигур требовали
обязательного покаяния. Так, в ноябре 1930 г. «Советская Сибирь»
критиковала томскую газету «Красное знамя» за публикацию, «да еще на
первой полосе (да к тому же крупным шрифтом) открытого письма (в стихах)
сотрудника редакции П. Семынина „Своему бывшему другу, ныне
предателю-двуруш Поскольку журналисты были сравнительно информированными людьми, многие из них небеспрекословно приспосабливалис Неизбежной
платой за сохранение профессии для любых, в том числе известных, имён
был конформизм, выражавшийся в формах, шокирующих сегодняшнего читателя
своей откровенностью. Многие творческие личности готовы были
присоединиться к В. Маяковскому, который, выступая 25 марта 1930 г. на
своем юбилейном вечере, сказал: «Почему я должен писать о любви Мани к
Пете, а не рассматривать себя как часть того государственного органа,
который строит жизнь? ...Поэт тот, кто в нашей обостренной классовой
борьбе... не гнушается никакой черной работой, и пишет агитки по любому
хозяйственному вопросу... То, что мне велят, это правильно. Но я хочу
так, чтобы мне велели!.. (Аплодисменты)». Известнейший сибирский
журналист В. Д. Вегман в сентябре 1930 г. на I съезде секции научных
работников Западно-Сибирско На
партийной чистке новосибирских писателей в 1934 г. прозвучали обращённые
к писателям и журналистам руководящие требования «решительно изменить
методы своей творческой работы, чтобы в действительности осуществлять
авангардную роль на этом ответственном участке работы партии... повести
решительную борьбу с самотеком в выборе писателями тем для творческой
работы, безпощадно разоблачая и критикуя укоренившиеся вредные
представления о том, что творческая работа писателя всецело зависит от
„вдохновения"... У
каждого заметного литератора были свои реакции на государственое
удушение. Затравленный автор острых рассказов и очерков В. Я. Зазубрин
был вынужден покинуть Сибирь. В. А. Итин оставил малоактуальную
фантастику и ушёл в журналистику, воспевая большевиков – первопроходцев
Северного морского пути. До 1937 г. он был одним из ведущих
руководителей новосибирской литературной жизни, постоянно консультируясь
с видными чекистами по поводу лояльности и допустимости в печати того
или иного литератора. Возможной попыткой спастись у новосибирского
писателя М. А. Кравкова, бывшего видного эсера и деятеля колчаковской
власти, был переезд в провинцию после кратковременного ареста в начале
1930-х гг. Юный поэт и журналист А. П. Смердов дал во время следствия в
1936 г. необходимые показания, был быстро освобождён и с тех пор
постоянно демонстрировал лояльность, восходя по номенклатурной лестнице и
привлекаясь органами госбезопасностям Одновременно
с усилением нажима и чистками шло быстрое наращивание журналистских сил
за счёт районных газет, изданий политотделов МТС и совхозов, в
результате чего власть не всегда успевала должным образом
проконтролироват Не только развитые читатели газет испытывали дискомфорт в связи с мертвящей идеологической заданностью советской прессы, росшей количественно, но деградировавшей морально и профессионально. В малоизученной жизни как больших газет, так и множества крохотных коллективов районной и ведомственной прессы происходили неоднозначные процессы и, несмотря на видимую убогость формы и содержания, отнюдь не всегда наличествовало официозное единомыслие. Вынужденное двоемыслие работников печати, внутренние конфликты в связи с необходимостью выпускать погромные тексты в неряшливых агитационных газетках периодически вскрывались слежкой карательных структур. Так, 8
июля 1937 г. по докладу начальника управления НКВД С. Н. Миронова
Запсибкрайком принял особое постановление о «контрреволюцион Докладная записка инструктора отдела руководящих парторганов Западно-Сибирско Члены
кружка читали и разбирали изъятую к тому времени из обращения
политическую и художественную литературу, писали на «антисоветские темы»
стихи, куплеты, частушки, песни, зарисовки, рассказы и фельетоны.
Сапруновы утверждали, что «мы не должны подпевать эпохе», что «писатель
должен находиться вне времени и пространства». Кружковцам
инкриминировалас О
главных проблемах общества писать в прессе было невозможно. Самым
жёстким табу была окружена тема голода и репрессий первой половины
1930-х годов, когда сибирская деревня потеряла в результате бегства в
города и голодной смертности полмиллиона человек. Как сообщал по линии
спецорганов на Лубянку полпред ОГПУ по Восточно-Сибирск Однако
один раз о том, что творилось в Сибири тех лет, можно было прочесть в
газете – благодаря грубой промашке партийной печати, в нескольких словах
точно охарактеризовавш В связи с
подобными эпизодами партийные и чекистские органы всемерно усиливали
идеологический контроль, разыскивая крамолу даже в опечатках. Террор
опечаток – вечный дамоклов меч советских газетно-журнальн Несмотря на все строгости, малограмотные газетные работники постоянно ошибались самыми дискредитирующим Но и в
краевой «Советской Сибири» дела обстояли не лучше. 28 января 1937 г. в
большей части тиража прошёл заголовок «Подлый (вместо «полный» – А. Т.)
крах мерзких планов», а 24 июля 1937 г. полосы сверстали так, что если
их посмотреть на просвет, то на фотопортрет А. И. Микояна (первая
полоса) были направлены штыки осоавиахимовцев (вторая полоса). Лишь в
последнюю минуту это «вредительство» было замечено и устранено. Однако
уже 18 июля газета опубликовала портрет наркома внутренних дел Ежова с
якобы «свастикой на пуговице»9.
Подобные эпизоды наблюдались повсеместно. Например, «Известия» 27 июня
1937 г. негодовали по поводу того, что передовица «Правды» от 22 мая
«Защитники троцкистско-япон Руководство
Сибири в 30-е годы было одним из самых просталинских. Многолетний
секретарь Запсибкрайкома ВКП(б) Р. И. Эйхе, арестованный в 1938 г., в
письме Сталину из тюрьмы заверял, что он всё время работы в Сибири
«решительно и беспощадно проводил линию партии» [Реабилитация, 2000. С.
327]. Региональные власти яростно преследовали и тех, кто сопротивлялся
прославлению террора, и тех, кто по тем или иным причинам оказывался
недостаточно бдительным. Редактор политотдельской газеты в Коченёвском
зерносовхозе ЗСК К. Н. Соколов был решением бюро крайкома 28 сентября
1936 г. исключён из партии за «отказ печатать в газете приговор Военной
Коллегии Верхсуда над контрреволюционн Будущий
редактор «Алтайской правды» И. Портянкин 7 сентября 1936 г. сообщал в
крайком, что выходившая в Сталинске «Большевистская сталь» во время
процесса над группой Зиновьева и Каменева не опубликовала целых пять
«наиболее политически острых передовых статей» из «Правды» – «Великий
гнев великого народа», «Раздавить гадину», «Троцкий-Зиновье Тогда же Портянкин разоблачил и редакторов газеты «Тайснейба», которые оказались способны испытывать чувство стыда за открытые призывы к убийствам. Его послание именовалось «Справкой о грубейших искажениях и извращениях, допущенных краевой латгальской газетой «Тайснейба» при переводах важнейших политических документов и статей…» Например, в номере за 20 августа 1936 г. была перепечатана передовица «Правды» от 17 августа «Страна клеймит подлых убийц». Её первый абзац в подлиннике выглядел так: «Возмущение охватило народные массы, как только они узнали о преступлении кучки подлых убийц, возглавляемых изменниками нашей родины: Троцким, Зиновьевым, Каменевым и другими. Уже самая измена этих выродков вызывает чувство гадливости у каждого честного человека». А «Тайснейба» в этом образчике политической публицистики пропустила эпитеты «кучки» и «выродков». Правдинский призыв: «Врагам народа, изменникам – трижды проклятым Зиновьеву, Каменеву и другим – никакой пощады!» в «Тайснейбе» буквально выхолостили, пропустив самые главные слова: «Врагам народа, изменникам – трижды проклятым…»12 В 1937 г. газета была ликвидирована, а её издатели и авторы – уничтожены. Репрессиям
в 30-х годах подверглось множество работников печати. Журналист
«Сиброста» В. П. Музыченко весной 1933 г. по обвинению в причастности к
«белогвардейском Диспут,
проведенный Панкрушиным под нарочито провокационным названием «Был ли
Хлебников фашистом», наглядно показывает, насколько острыми и
интересными могли быть обсуждения необычных тем даже в середине 1930-х
гг. Чекисты отметили, что в своём выступлении на диспуте Панкрушин
«протащил мысль» о том, что ВКП(б) не имеет особых заслуг перед
Октябрьской революцией. Панкрушин признал, что пропагандировал
«реакционно-анти А. А. Панкрушин, В. А. Зверев и В. И. Александров были осуждены, но выжили. В 1936 г. во время следствия погиб патриарх сибирской журналистики В. Д. Вегман. Осуждённых в 1937–1938 гг. новосибирских литераторов А. А. Ансона, Г. А. Вяткина, В. А. Итина, И. Т. Гуля, М. А. Кравкова, А. Н. Огурцова (Андрея Кручину), Н. В. Степанова ждал расстрел. Репортеры «Советской Сибири» В. А. Язвинский и В. И. Мрачковский 21 октября 1938 г. были расстреляны как польские шпионы. Этот мартиролог далёк от полноты. Вторая
половина 30-х годов стала катастрофой для журналистов. Несмотря на
преобладание успешно навязанной конформистской модели поведения, власть
обрушила на них беспощадные репрессии. Были истреблены целые творческие
коллективы, прежде всего в связи с массовым террором против
представителей нацменьшинств. Уже не было возможности представить
существование в журналистике ярких политических фигур, подобных Н. И.
Бухарину и Л. С. Сосновскому из «Известий» или сибиряку В. Д. Вегману.
Но и среди толпы идеологически выдержанных солдат партии, «проваренных в
чистках как соль», сохранялись настоящие журналисты, находившие
актуальные темы, писавшие смело, защищавшие людей от чиновничьего
произвола и оставившие добрую память. Изучение проявлений свободомыслия
среди газетно-журнальн Список литературы Власть и интеллигенция в советской провинции (1933–1937 годы). Сборник документов/ Сост. С. А. Красильников, Л. И. Пыстина, Л. С. Пащенко. Новосибирск, 2004. 352 с. Кушникова М., Сергиенко В., Тогулев В. Страницы истории города Кемерово. Книга вторая. Кемерово, 1998. 666 с. Павлова И. В. В. Д. Вегман. Штрихи к портрету // Гуманитарные науки в Сибири. 2000. № 2. С. 35–40. Папков С. Организация писателей Сибири и НКВД: погром 1936 года // Сибирские огни. 2011. № 2. С. 180–188. Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. Том I. Март 1953 – февраль 1956. М., 2000. 503 с. Советская Сибирь. 1930. 21 нояб. Тепляков А. Г. Опричники Сталина. М., 2009. 432 с. 1 ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 6. Д. 852. Л. 468.
2 ГАНО. Ф. П-76. Оп. Д. 531. Л. 8.
3 Архив УФСБ НСО. Д. П-3745; Д. П-18812; РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1706. Л. 29 об.
4 АУФСБ по НСО. Д. П-10421. Т. 1. Л. 93. Л. 138–140.
5 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 1. Д. 840. Л. 53–54.
6 ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 11. Д. 708. Л. 7.
7 ГАНО. Ф. П-82. Оп. 1. Д. 251. Л. 176.
8 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 1. Д. 853. Л. 140.
9 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 1. Д. 862. Л. 12, 14.
10 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 10. Д. 98. Л. 118.
11 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 1. Д. 753. Л. 264–265.
12 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 1. Д. 753. Л. 267.
13 Архив УФСБ НСО. Д. П-18812. Л. 2, 16, 34, 36.
| |
| |
Просмотров: 736 | |