5

Ну и, наконец, так называемый пакт Молотова–Риббентропа, вокруг которого устроили ритуальную пляску наши либералы.

Отметим для начала, что это был последний предвоенный межгосударственный договор. Последний! А что было до того? А до того были бесконечные попытки Сталина (подчеркиваю, именно Сталина) «задружиться» с кем угодно против Германии. Даже с той самой Польшей, каковая нынче в самой большой обиде на бывший СССР.

Был ведь предложен пакт о ненападении и военной взаимозащите. И что? Отказ. Да под каким предлогом! Дескать, Польша маленькое государство, и если что случится с СССР, то оно ничем не сможет помочь...

Однако ж крупный польский политический деятель заявляет в то же время, что доблестная польская армия в любой момент готова вместе с доблестными германскими войсками участвовать в кампании против СССР. Что-то вроде корпуса Понятовского в памятном 1812 году. Ни в каких контекстах относительно Польши не профигурировал тот факт, что в польской элите того времени еще сильны и слышны были призывы к восстановлению Великой Польши «от можа до можа», что Киев и вся правобережная Украина　— отторгнутая Россией　— территория Польши. Об ОУН　— организации украинских националистов, их борьбе против Польши я скажу отдельно.

Крепко не повезло в те времена польскому народу и с руководителями государства. То ли они не читали «Майн кампф», то ли просто так были напуганы возможным «осовечиванием» Польши, что как бы потеряли из виду явную неизбежность германизации всех славянских народов, в том числе и польского. В итоге получили и то, и другое.

Речь идет об аморальности и даже о преступности предвоенных договоров.

«Ублажение» Гитлера в Мюнхене имело главную и, возможно, единственную цель　— столкнуть Германию с СССР. «По понятиям» того времени СССР, в долгосрочной программе которого по-прежнему доминировала идея мировой революции, представлял генеральную угрозу всему капиталистическому миру. Чемберлену и Деладье, как говорится, сам Бог велел сделать все и пожертвовать чем угодно, лишь бы максимально военно ослабить, а в лучшем случае — избавиться от коммунистической угрозы с Востока.

И верно, что такое какая-то Чехословакия в сравнении с мировой революцией! При чем здесь мораль? Нормальный сговор государств в стиле Берлинского конгресса, столь блестяще организованного когда-то «великим» Дизраэли. Весь мир того времени продолжал жить «по понятиям» девятнадцатого века, и организация Лиги наций ничего существенного ни привнесла в систему межгосударственных отношений, кроме прекраснодушных заявлений, от каковых легко отмахнулись в свое время и Германия, и СССР. А с разделом Чехословакии　— фактически Англия и Франция.

Один из нынешних очень продвинутых либералов настаивает на принципиальном отличии «Мюнхенского сговора» от «пакта Молотова–Риббентропа»　— дескать, ни Англия, ни Франция ничего себе не взяли, а вот СССР...

Англия и Франция　— величайшие колониальные державы того времени. Что им могло понадобиться в Европе? Наконец, колониализм　— эксплуатация слаборазвитых народов　— это морально по нынешним меркам? Ведь этими мерками мы судим предвоенную эпоху.

Еще один весьма впечатляющий либеральный аргумент в «пользу» преступности «пакта».

В 1939 году Германия не представляла военной угрозы для СССР, напротив, СССР мог именно тогда напасть на Германию и без труда разгромить ее. Он же вместо этого поделил Восточную Европу с Гитлером, дав тем самым ему время на перевооружение.

Тогда для начала вспомним, как ломали через колено хребет Бенешу. Ему было заявлено от имени Франции и Англии, что если Чехословакия попытается оказать вооруженное сопротивление Германии, то не только будет объявлена зачинщиком, возможно, мировой войны, но Англии, в частности, ничего не останется, как помочь Гитлеру в реализации его «справедливых» претензий к Чехословакии. Последняя имела к моменту германской агрессии тридцать боеспособных дивизий, танки лучше немецких, самолеты лучше немецких... Но ее пообещали «высечь» общеевропейским веником в случае неповиновения «Мюнхену»...

Нападение СССР на ублаженную, обласканную Европой гитлеровскую Германию немедля было бы объявлено агрессией, и в самом малом варианте так называемый «ленд-лиз» заработал бы тотчас же. Это как минимум. Сталин же боялся не столько Германии, сколько Англии, и его боязнь была небезосновательна. Военный союз Германии и Англии　— вот что было главным пугалом для Сталина.

Как бы совершив ответное действие в стиле «Мюнхенского сговора»　— направив энергию Гитлера на Запад, Сталин (ничуть не сомневаюсь в этом) где-нибудь в сорок втором ударил бы Гитлеру в спину. Беда в том, что и Гитлер понимал это. Не могли они ужиться　— один порождение другого. Не оговорка. Нацизм и фашизм в значительной мере есть не что иное, как реакция на воинствующий интернационализм, что легче всего просматривается в Италии. В Германии этот фактор усиливался историческим унижением, потому и вызрел в своем «идеальном» варианте.

Можно представить то смятение, в котором Сталин пребывал в предвоенные годы. А он пребывал! Тщетные поиски союзников хоть с кем-то, хоть против кого-то (война стучится в дверь!), недостаточно достоверная информация о военном потенциале Европы, надежда разделом Польши восстановить-таки Англию против Германии и сделать невозможным их военное и экономическое сотрудничество...

Считается, что к концу тридцатых годов СССР имел самую могущественную армию. Но именно «финская война», по свидетельству Типпельскирха, придала Гитлеру оптимизм относительно возможной «восточной кампании». Не мог и Сталин не знать, с какими трудностями столкнулась Красная армия в Монголии, какой ценой была достигнута победа всего лишь в локальном конфликте. «Испанский» опыт был и того менее значим.

Кстати, испанцы явно недооценивают Франко. Не ввязаться в мировую войну, спасти страну от разгрома и всех последствий его　— это ли не великая заслуга!

Итак, согласно «пакту» значительная часть Польши и западнославянские земли стали частью территории СССР.

Безусловно, красива и умна фраза В.В. Путина о том, что несвободный народ не мог дать свободу другому народу.

Только народы народам свободу не дают, как и не отнимают ее. И то, и другое свершают правители народов. Польша и Финляндия, пребывая в свое время в составе России, имели по линии свободы массу преимуществ перед «коренными» россиянами, и, разумеется, не по велению русского народа.

Дело не в том, что мы вошли на чужие территории (что в 1939-м, что в 1945-м), дело в том, как мы туда вошли. И тут уместно сказать несколько слов о так называемом бандеровском движении, об Организации украинских националистов　— долгосрочной занозе СССР в послевоенные годы.

Всем ли известно, что ОУН при своем возникновении и достаточно продолжительном существовании не имела к СССР никакого отношения. То была партизанско-диверсионно-террористическая антипольская организация.

Не досидев свой «четвертак», умерла в семидесятых годах в пермском лагере Катерина Зарицкая, принимавшая участие в убийстве министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого. Там же, отсидев тридцать пять лет в лагерях и тюрьмах, умер ее муж Михайло Сорока.

В шестидесятых годах я застал в лагерях сотни «бандеровцев» разных уровней: от рядовых до весьма крупных чинов ОУН, в свое время не расстрелянных по причине временной отмены смертной казни в СССР.

Один из «крупных» пересказывал мне листовку, выпущенную руководством ОУН для внутреннего пользования, где приветствовалась ликвидация Польского государства　— кровного врага украинцев всех времен.

Думаю, мало кому известно, что с приходом «москалей» ОУН практически вышла из подполья. «Львовский проводник»　— секретарь подпольного обкома　— устроился работать директором клуба. Тот же Михайло Сорока, отсидевший несколько лет в польской тюрьме, поступил во львовский институт, женился на своей бывшей соратнице по противопольскому подполью Катерине Зарицкой. Они имели четыре месяца счастья и мирной жизни.

Многие «бандеровцы» вернулись к своим семьям в хутора и городки.

Были и другие, не доверявшие «москалям», не спешившие рвать связи и ломать структуры организации. Каких было больше, мне в разговорах с «бандеровцами» установить не удалось. Но факт　— на момент присоединения «западенцев» к СССР каких-либо враждебных действий с их стороны не было.

Еще задолго до «воссоединения» СССР вел энергичную пропаганду в западных областях в пользу этого самого воссоединения всех украинцев, разумеется, с соблюдением конституционного права самоопределения наций, входящих в СССР. Пропаганда имела самые различные формы.

Например, торговая ярмарка в Ивано-Франковской области, где советский продавец предлагал живого гуся по цене в два раза дешевле местных цен и приносил извинения за дороговизну, потому что, дескать, транспортировка и прочее... Говорят, это впечатляло.

Но не прошло и десяти дней после воссоединения, как из Москвы посыпались директивы　— немедленно начать построение социализма на приобретенных территориях. И двинулись эшелоны «раскулаченных», антисоветски настроенных и просто «слишком умных» в Сибирь-матушку, благо велика! Вместо того чтобы использовать энергичных «бандеровцев» в административной или социальной сферах, их по захваченным польским архивам (!) начали отлавливать и отправлять туда же, в Сибирь, в ненасытный ГУЛаг.

Некто Евген Пришляк, бывший оуновец, легализовавшийся и работавший в милиции, рассказывал: один приходит и говорит: «берут наших!» Другой... Чего ждать? Назад в подполье. Был уже крупным чином в «службе беспеки», когда при штурме бункера пытался застрелиться　— глубокий шрам через весь лоб,　— был пленен и отсиживал свой «четвертак» в мордовских лагерях.

И Михайло Сорока, студент львовского института, «поехал» туда же, еще ничем не успевший «напакостить» коммунистам, местным и «москальским», «поехал» и не вернулся. Как и жена его чуть позже, но уже «антисоветская подпольщица», тоже не вернувшаяся из лагерей.

Вся ярость и ненависть, что взросла в свое время против Польши, обернулась теперь даже не против СССР, но против исторической России, и не было дурных средств в борьбе, как не было их и у тех, кто наводил новый порядок, согласно великой коммунистической доктрине.

То же самое было в Прибалтике, занятой Красной армией, как и «западенство», без сопротивления. Опять эшелоны в Сибирь, в Сибирь!

Я застал во Владимирской тюрьме «посидельцев», помнивших гниющее там правительство бывшей независимой Эстонии. (А некоторые старики-надзиратели с садистским восторгом рассказывали, что до сих пор помнят голос народной певицы Руслановой, что разносился по тюрьме из одной из камер.)

Всюду, куда мы приходили (до войны или после), тут же начинали ломать хребты народам. И чем меньше был народ, тем больнее воспринимал он идейно-коммунистическую агрессивность. Делал это не русский народ, не грузинский и не казахский... Это помешанные на фантастической идее установления «Царства Небесного на земле», это коммунистические вожди и ими прочие оболваненные　— это они повинны в том, что необъяснимой, необоснованной ненавистью к России пылают нынче народы Прибалтики, которым, между прочим, в коммунистические времена материально, по крайней мере, жилось уж никак не хуже, чем русским. Этого они не помнят. Они помнят эшелоны и КГБ... И это их право — что помнить.

Повторюсь: дело не в том, куда мы входили, что присоединяли или завоевывали. Дело в том, как мы вели себя на этих территориях.

Еще тысячами гибли наши солдаты в заснеженной Финляндии, а в кармане Кремля уже пригрет будущий Первый секретарь новой коммунистической страны. Отодвинуть границу от Питера　— это одно дело, но при чем тогда Куусинен?

Или я не помню, с каким «чувством глубокого удовлетворения» следил за указкой учителя истории, демонстрирующей расширение коммунистического лагеря? Или не помню досаду и, пожалуй, даже некоторую злость на всяких там итальянцев и французов, никак не способных понять неизбежность прогресса и скорого торжества мирового коммунизма? А Китай, Куба и пол-Кореи! На карте в классе каждый день отмечалось продвижение коммунистической Кореи на юг. А борьба почти «нашего» Алжира против французских империалистов!

Лучшие люди всего мира были за нас. С пятьдесят второго года помню сталинских лауреатов, «наших людей»　— Пьетро Нэнни, Анна Зеггерс, Икуо Ояма...

Борьба за коммунистический Мир не прекращалась до последних дней коммунистической диктатуры. Даже в Афганистан мы привезли «своего»... И предали, между прочим...

В год по стране привоевывал коммунизм... Кажется, слова А.И. Солженицына.

И вдруг все рухнуло. Само по себе. Неслыханное событие в истории человечества.

Как там у Ю.Кима в монологе кагэбиста («Московские кухни»):

Нет, оказалось! Не можем без того, чтобы не рухнуть раз и навсегда. Коммунизм может существовать только в тоталитарной форме.

Китай?

Во-первых, иная цивилизация. Во-вторых, проблемы Китая еще впереди.

Нынче пошло такое поветрие: ездить и извиняться друг перед другом за прошлые исторические грехи.

За то, что СССР с помощью союзников победил нацистскую Германию, ни нам, ни союзникам, слава богу, извиняться не приходится. Ну разве «по мелочи»... Американцы за Хиросиму... Англичане за Дрезден... И опять-таки не народы, а их правительства. Что до СССР, по свидетельствам историков потерявшего двадцать миллионов своего населения,　— тихо чтить бы всему миру такую жертву. Так нет же! Именно от нас требует извинений и покаяний весь «цивилизованный мир». За что же конкретно?

За политику насильственной «коммунизации» стран и народов, оказавшихся по соглашению с нашими союзниками под контролем Коммунистической партии Советского Союза. За дикие репрессии, неизбежные при «коммунизации». За страх, что пришлось пережить правящим классам Европы и США перед успехами коммунистического движения после Второй мировой. «Охота на ведьм» в США (были, конечно, и невинные) так прополола коммунистические ряды, что Компартия США фактически сошла со сцены.

Миллионные компартии в Италии, Франции и Англии в итоге «спровоцировали» мощнейшее профсоюзное движение и вскорости погрязли в «ревизионизме».

Вернемся к фразе В.В. Путина относительно «несвободных народов». Несвободных　— значит, кем-то покоренных. Так кем же? Не татарами же!

А коли так, то не В.В. Путину бы ездить и извиняться. КПРФ объявила себя правопреемницей КПСС. Вот господину Зюганову и ездить бы по европам и приносить извинения за расстрелы, ссылки и все прочие многообразные виды насилия по отношению к народам, не желавшим нашего коммунизма. Не желавшим　— и всё тут! Тем более что совсем недавно господин Зюганов на радио «Эхо Москвы» на прямой вопрос: «Справедлива ли фраза　— цель оправдывает средства?»　— не задумываясь, категорично сказал: «Нет!»

И Сталин здесь ни при чем. Он всего лишь талантливый глава коммунистического клана. Был ли он мнительным, подозрительным, жестоким　— это все абсолютно вторично. Потому сопоставление фашизм–сталинизм лишено всякого смысла. Как фашизм и нацизм немыслимы без вождя-фюрера, так и коммунизм непредставим, да и невозможен без своего «кимирсена».

В том не единственное и, наверное, не главное сходство двух тоталитарных режимов, определивших судьбу двадцатого века　— нацизма и коммунизма...

А теперь в выстроенный мной «огород» я хочу кинуть камень, не задумываясь об эффекте сего действия.

«Огород» свой я выстроил, разумеется, на основе известных мне фактов.

(Хотел бы увидеть иной способ построения идеологических «огородов»!)

Но факты сами по себе вовсе не есть истина, что в первой, что в последней инстанции.

Потому чем чаще некий диспутант ссылается на факты, демонстративно отделяя собственное «я» от предполагаемой объективности фактов, тем внимательней к нему стоит присмотреться.

Теперь относительно «камешка». Попытаемся представить сознание, положим, тринадцатилетнего немецкого мальчика в 1941 году. Наверняка　— гордость за принадлежность к высшей и, соответственно, лучшей расе всего человечества. Презрение, возможно, и ненависть к низшим и тем более к паразитическим расам и народам. Желание видеть их покоренными, а кого-то и уничтоженными вовсе. Искренняя готовность с достижением должного возраста принять самое активное участие в завоеваниях и истреблениях.

Другого мальчика, воспитанного (подчеркиваю, воспитанного) коммунистической системой, представлять нет надобности. Это я где-нибудь в 1950 году. Я за мир во всем мире. Я желаю всем народам жить так же правильно　— я же верю, что мы все живем исключительно правильно, то есть пока не очень хорошо, но будем! У меня почти утробная любовь ко всем нациям-народам.

Однажды в городе Иркутске объявился негр. Если он появлялся на улице, толпы детей сопровождали его, а я в своем захолустье завидовал им, иркутянам, которым так повезло. Ведь негр　— олицетворение самой-самой несправедливости на земле. Или я не читал «Хижину дяди Тома»! Встретить, сказать ему что-то хорошее... Говорили, что он тоже пел, как Поль Робсон, только чуть похуже. Его звали (помню!) Тито Ромалио.

Летом пятьдесят второго через нашу станцию проходил пассажирский поезд, в котором ехали самые настоящие индусы. Мужчины и женщины. Поезда у нас стояли долго. Не только дети, все работники пути и станции кричали им «ура!» просто так, по чувству желания им всяческого добра в жизни.

И, наконец, главное. В тринадцать лет я всей душой подростка желал счастья всем народам мира и всеобщей справедливости в мире.

Есть такая крылатая фраза: благими желаниями вымощен путь в ад.

Подобные крылатые фразы, как правило, более оригинальны, чем истинны. И если благими пожеланиями путь в ад вымощен, то не благими он отполирован.

Статья будет опубликована в журнале «Москва».