Командующий Черноморским флотом предполагал на рассвете 10 мая подойти к устью пролива и подвергнуть укрепления верхнего и среднего Босфора 4-часовой бомбардировке артиллерией линейных кораблей "Три Святителя" и "Пантелеймон" с рубежа, расположенного в 30 - 40 каб от босфорских входных маяков Румели-Фенер и Анатоли-Фенер. 12-дюймовых снарядов предполагалось израсходовать не более 60 на корабль, расход 6-дюймовых не ограничивался. Далеко не блестящие результаты предыдущих бомбардировок босфорских батарей заставили командование флота откорректировать организацию стрельбы - предписывалось вести огонь только по отчетливо наблюдаемым целям и как можно дольше держать под обстрелом каждый объект. По-видимому, это решение диктовалось анализом агентурных сведений о результатах бомбардировки 25 апреля. По сведениям армейской разведки, "стрельба по Анатоли-Каваку началась вполне удачно, первыми тремя выстрелами цель была взята в вилку, но затем огонь был перенесен на другие цели, стрельбы по коим не дали никаких результатов".

"Евстафию", "Иоанну Златоусту" и "Ростиславу" предстояло остаться мористее для прикрытия ударной группы. Замена "Пантелеймона" более слабым и тихоходным "Ростиславом" в боевом порядке 1-й линейной бригады серьезно снижала боевые возможности основного соединения флота: ощутимо уменьшались эскадренная скорость и вес бортового залпа и, главное, нарушалась отработанная организация централизованного управления огнем бригады. Однако для этой "рокировки" имелись весомые причины.

Во-первых, полная дальность стрельбы 12-дюймовой артиллерии "Пантелеймона" (110 каб) на целых полторы мили превышала таковой же показатель 10-дюймовок "Ростислава", что не позволяло последнему обстреливать расположенные в глубине Босфора батареи Филь-Бурну, Кичели-Бурну, Анатоли-Кавак (анатолийский берег), Мавро-Моло, Сары-Таш и Румели-Кавак (румелийский берег).

Во-вторых, приходилось считаться с возможностью не только появления вездесущего "Гебена" со стороны моря, но и его вылазки из пролива. Еще 14 марта 1915 г., в преддверии первой бомбардировки босфорских укреплений, начальник 2-й бригады линейных кораблей контр-адмирал князь Н.С. Путятин, которому предстояло непосредственно руководить обстрелом, поделился с флаг-капитаном по оперативной части командующего флотом капитаном 1-го ранга К.Ф. Кетлинским некоторыми соображениями по поводу "плана операции против Кара-Бурну". Отказываясь поверить в то, что "неприятельский флот не прибегнет воспользоваться столь благоприятным случаем и не постарается атаковать ближайшую группу", осторожный князь Николай Сергеевич предупреждал флаг-капитана: "В случае боя главные силы 2-ю бригаду поддержать не могут. Если из боя выйдут корабли (линейные. - Д.К.), то относительно тральщиков можно наверное сказать, что они обречены на гибель". Начальник 2-й бригады полагал необходимым усилить ударную группу"еще одним кораблем с дальнобойной 12-дюймовой артиллерией и миноносцами 1-го дивизиона для обеспечения отряда на случай боя с неприятельским флотом". На сей раз комфлот, не располагавший сведениями о нахождении "Явуза" в Черном море, выделил в распоряжение князя Путятина линкор "Пантелеймон", согласившись на ослабление отряда прикрытия.

В 4 часа утра 10 мая, когда до устья Босфора оставалось 23 - 24 мили, адмирал Эбергард, опасавшийся приближаться к берегу в темноте, развернул флот на 16 румбов (на курс 15 град.) и с рассветом - в половине пятого - вновь лег на курс 195. В четверть шестого, находясь в 22 милях от маяка Анатоли-Фенер по пеленгу 20 град., флот подвернул влево (на курс 151), чтобы выйти в точку "А" - исходный пункт ведущего в пролив протраливаемого "канала". Погода стояла отменная - море 1 балл, прекрасная видимость, и только берега покрывала легкая мгла. "День обещал быть очень хорошим, как бывают хороши весенние дни на Черном море", - свидетельствует очевидец.

В 05:40 началось тактическое развертывание ударных и обеспечивающих сил. По сигналу командующего флотом линейные корабли "Три Святителя" (флаг контр-адмирала князя Н.С. Путятина, командир корабля - капитан 1-го ранга В.К. Лукин) и "Пантелеймон" (капитан 1-го ранга М.И. Каськов) вышли из строя, поставили фортралы и двинулись к мысу Эльмас, пропустив вперед тральщики партии И.Г. Энгельмана (в документах того времени - "быстроходные тралеры") и шесть старых миноносцев 4-го и 5-го дивизионов с парными тралами. В охранение линкоров ударной группы вступили два "нефтяных" эсминца 1-го дивизиона под командой князя В.В. Трубецкого. Одновременно поднялся в воздух аэроплан М-5 № 29 с гидрокрейсера "Император Александр I", однако уже через 5 минут аэроплану пришлось приводниться из-за неисправности мотора. В половине седьмого с предписанием "вести непрерывное воздушное наблюдение за Босфором и морем" взлетел "Кертис" № 22, пилотируемый инженер-механиком лейтенантом Н.Л. Михайловым (наблюдатель - унтер-офицер Семенов). Основные силы флота в 05:40 легли на курс 110 град, и уменьшили ход до 6 узлов, держась в 18 - 20 милях от горла пролива. Через 50 минут А.А. Эбергард развернул эскадру на курс 300 и увеличил скорость до 8 узлов. Крейсера были отправлены в дозор: "Кагул" - на запад, "Память Меркурия" - на восток.

В половине седьмого "Меркурий", отошедший от флота миль на 15, потопил небольшой турецкий парусник с грузом угля и через 10 минут обнаружил восточнее-северо-восточнее себя большой дым. Контр-адмирал А.Е Покровский распорядился увеличить ход до самого полного и начал сближение с неизвестной целью.

"Расстояние сокращалось с огромной быстротой. Вне всякого сомнения, навстречу шел большой быстроходный корабль. На мостике разгорелся спор. Одни полагали, что это "Бреслау", другие - "Гебен". Крейсер все больше отдалялся от своих...

Судовой штурман, старший лейтенант Виноградский - "кот в сапогах" (так его звали за огромные бурковые сапоги, из которых он не вылезал на походе), горячился, утверждая, что это "Гебен".
- Во всяком случае, я считаю неблагоразумным так отдаляться от наших главных сил, - заявил он, неотрывая глаз от бинокля.
- Что ты там скулишь, Федя? - отозвался старший артиллерист, лейтенант Рыбалтовский, тоже не отрываясь от своего огромного артиллерийского бинокля. - Всюду тебе мерещится "Гебен", это, наверное, "Бреслау".
- Испытаешь, дорогой, на своей шкуре, кто прав, - огрызнулся Федя и стал подниматься к главному компасу...
- В дальномер мачты видны! - громко объявил сигнальный унтер-офицер Долгов.
Штурман поднялся к 18-фунтовому дальномеру.
- Ну что, Федя, чьи мачты?
В дальномере, над густым дымом, ясно обозначились характерные рога "гебенской" радиостанции. Штурман хорошо их знал, так как плавал вместе с "Гебеном" в международной эскадре.
- "Гебен"! Ясно видны его мачты и трубы, - последовал торжествующий ответ. - Расстояние до него 150 кабельтовых. Надо немедленно ворочать!
Крейсер повернул. Споры затихли. Теперь было не до них... "

На флагманском "Евстафии" приняли радио начальника крейсерской бригады - "Глаголь NW 8027", что означало "Вижу "Гебен", его курс норд-вест 80, скорость 27 узлов". В 06:58 установленным сочетанием специальных цветных дымков (черный - красный - черный) просигнализировал об обнаружении "Гебена" и гидроплан лейтенанта Н.Л. Михайлова. Крейсер "Память Меркурия", объятый клубами дыма, спешно ретировался к эскадре, напрягая все силы своих изношенных механизмов. С неприятельского корабля, который с угрожающей быстротой сокращал дистанцию, прожектором дали свои позывные - "GB", но едва ли на русском крейсере оценили этот глумливый юмор...

Известия о появлении русских кораблей перед Эрегли и о дерзкой высадке десантной партии, полученные в Константинополе в 8 часов утра 9 мая, изрядно встревожили турецкую главную квартиру - Энвер-паша и его сподвижники всерьез опасались высадки крупного русского десанта для уничтожения копей и оборудования для погрузки угля. В 10:25 командир "Гебена" капитан цур зее Рихард Аккерман получил боевое распоряжение следующего содержания: "Как можно скорее следовать к Бендер - Эрегли, где русский крейсер послал шлюпки на берег; о выходе донести; командующий флотом не пойдет на Гебене". Через полчаса на "Явузе" приняли радио контр-адмирала В. Сушона с уточнением обстановки:"Крейсер "Кагул" (в действительности "Память Меркурия" ) в 10 ч. обстреливает Эрегли, в 10 ч. 30 м. обстрел продолжается; десант отходит; в море показались еще военные корабли, идущие к Эрегли".

На "Гебене", только накануне вечером возвратившемся в Стению из рейда к берегам Крыма, быстро подняли пары во всех котлах, и к часу дня флагман германо-турецкого флота вышел из Босфора. Миновав район минных заграждений, линейный крейсер лег на курс 23 град., предполагая к 6 часам пополудни быть у Эрегли и внезапно атаковать оперирующие там русские корабли. Однако вскоре задача Р. Аккермана существенно усложнилась. В 14:25 контр-адмирал В. Сушон сообщил командиру "Гебена", что в 10:40 русские крейсер и эсминец прекратили обстрел и отошли на север - на соединение с находящимся мористее линкором "Иоанн Златоуст". "Гебену попытаться нанести потери противнику", - телеграфировал командующий. Дело принимало другой оборот. Для командира германского корабля стало очевидным, что ему предстоит иметь дело не с отрядом легких сил во главе с тихоходным крейсером, который мог стать легкой добычей "Гебена". Вероятнее всего, у побережья Гераклии крейсировал весь Черноморский флот, который, как отлично знали немцы по опыту первого года войны, всегда держался соединенно именно на случай встречи с "Явузом".

Вскоре возникла еще одна проблема. В 14:38 с германского крейсера была усмотрена подводная лодка в крейсерском положении, погрузившаяся при приближении "Гебена". Это был "Тюлень" старшего лейтенанта П.С. Бачманова, находящийся на плановом дежурстве в прибосфорском районе. Резонно опасаясь, что субмарина известит русский флот о выходе "Явуза" из пролива, Р. Аккерман демонстративно лег на обратный курс и до 18 часов имитировал возвращение в Босфор. Немцы сумели ввести командира русской лодки в заблуждение, и "Тюлень" не оповестил адмирала Эбергарда о появлении германского крейсера-дредноута в Черном море.

Командир "Гебена", располагавший лишь сведениями четырехчасовой давности об отходе русского крейсера с миноносцами от Эрегли, предположил, что неприятельский флот соединится вне видимости берега и остаток дня и следующую ночь будет держаться где-то у гераклийского берега, а с рассветом нанесет удар по одному из пунктов побережья между Босфором и Зунгулдаком. Поставленная Аккерману задача "нанесения потерь противнику" могла быть успешно решена только в том случае, если русский флот вновь разделит свои силы, и командир германского линейного крейсера продолжал настойчиво искать такую возможность.

Отойдя мористее, "Гебен" 12-узловым ходом направился на восток и около половины пятого пополудни на дистанции около 60 миль разошелся с русским флотом. Как раз в это время эскадра А.А. Эбергарда лежала в дрейфе, перегружая уголь на миноносцы. Русские корабли совершенно не дымили, и поэтому, несмотря на отличную видимость, остались незамеченными с германского крейсера. Не обнаруживая неприятеля и полагая, что факт выхода "Явуза" стал известен командующему русским флотом, капитан цур зее Р. Аккерман принял решение не искать встречи с неприятельской эскадрой в этот вечер, чтобы не навлечь на себя ночных атак быстроходных русских эсминцев. Замысел командира "Гебена" состоял в том, чтобы к исходу дня выдвинуться к побережью Угольного района, в течение ночи держаться на траверзе Эрегли и с рассветом начать поиск противника в направлении Босфора, соблюдая режим радиомолчания. В случае обнаружения русского флота, занятого бомбардировкой береговых укреплений, Р. Аккерман предполагал нанести по отделившимся от эскадры кораблям внезапный удар.

Ночь прошла спокойно, но уже в четверть шестого утра 10 мая турецкий эскадренный миноносец "Нумуне-И Гамийет" под командой кидемли юзбаши (капитана 3-го ранга) Незира Абдуллы (германский командир - обер-лейтенант О. Зоммер), вышедший из Босфора для усиления корабельного дозора из канонерских лодок босфорской крепости, усмотрел севернее себя дым и направился в его сторону 15-узловым ходом. В 05:40 О. Зоммер опознал неприятельский флот и тотчас радировал контр-адмиралу Сушону: "Семь русских военных кораблей в квадрате 228, курс SO". Полагая, что корабли, втягивающиеся в устье пролива, намереваются ставить мины, в 07:10 с дистанции 41 каб "Нумуне" открыл огонь по русским тральщикам, но его тотчас отогнал несколькими залпами "Пантелеймон" (кроме того, русский линкор сделал семь выстрелов из 12-дюймовых орудий по усмотренному в глубине пролива некоему крупному кораблю, опознанному как броненосец типа "Торгуд Рейс") и с безопасного расстояния наблюдал за разворачивающейся картиной боя, продолжая по радио доносить о действиях русских.

Около 6 часов Аккерману доложили радиограмму командира "Нумуне". Повидимому, русские не подозревали о том, что "Гебен" находится в море, и собирались бомбардировать форты Босфора. Германский корабль проложил курс в указанный миноносцем квадрат и в половине седьмого обнаружил дым, а через 15 минут - еще два. В четверть восьмого с мостика "Явуза" был виден весь русский флот, впервые за всю войну разделенный перед лицом грозного врага.

Таким образом, командиру "Гебена" удалось реализовать свой замысел и застать врасплох русскую эскадру, развернутую для обстрела босфорских укреплений. Капитан цур зее Р. Аккерман оказался в положении, которого тщетно искал его непосредственный начальник в течение первых месяцев войны. "Никогда "Гебен" не был в таких выгодных условиях и никогда наш флот не был так близок к катастрофе", - напишет впоследствии один из офицеров-черноморцев.

С главных сил русской эскадры, шедших, напомним, курсом 300 град. 8-узловым ходом, дым приближающегося "Явуза" усмотрели в 06:50 на правой раковине. До кораблей контр-адмирала князя Н.С. Путятина, втягивающихся в устье Босфора, было не меньше 15 миль! Адмирал А.А. Эбергард тотчас по радио отозвал из пролива ударную группу и дал общий сигнал "Хер - Он" - "Построиться в боевой порядок". Стремясь как можно скорее присоединить к флоту "Пантелеймона" и "Трех Святителей", командующий распорядился ворочать на курс 150 град. - навстречу отходящему из Босфора отряду.

По сведениям А.П. Лукина, первым об обнаружении германского линейного крейсера просигнализировал находящийся в воздухе гидросамолет (не указав при этом пеленга, поскольку свод сигналов дымками не давал такой возможности). Не наблюдая неприятеля и не имея еще донесения дозорного крейсера, адмирал А.А. Эбергард в течение нескольких минут полагал, что "Гебен" выходит из Босфора. По этой версии, депешу с "Памяти Меркурия" командующему доложили в момент поворота на курс 150.

В 07:20 на кораблях сыграли боевую тревогу и подняли стеньговые флаги. В носовой боевой рубке флагманского "Евстафия" остались командующий флотом, командир линкора капитан 1-го ранга М.И. Федорович, флагманский и судовой штурмана, корабельные офицеры и нижние чины, расписанные здесь по боевой тревоге. Начальник штаба командующего флотом вице-адмирал К.А. Плансон, старший офицер линкора и большинство офицеров штаба перешли в кормовую рубку, дабы при необходимости взять на себя управление кораблем и флотом.

В момент получения сигнала командующего о возвращении к флоту отряд князя Путятина находился примерно в 95 каб севернее мыса Эльмас, не успев еще дойти 45 каб до точки поворота на боевой курс для обстрела береговых батарей. В 07:10 тральный караван, убравший тралы по сигналу с "Трех Святителей", а за ним линкоры начали последовательно разворачиваться через левый борт в узкой протраленной полосе (именно в это время бывший на циркуляции "Пантелеймон" взял под обстрел высунувшийся из пролива турецкий миноносец и мнимый неприятельский линкор). Этот непростой маневр занял 18 минут, поэтому князь Николай Сергеевич вынужден был еще до выхода на безопасные глубины обогнать тральщики и самым полным ходом идти на соединение с "Евстафием".

Тем временем - в 07:37 - адмирал А.А. Эбергард с главными силами вплотную приблизился к 100-саженной изобате, за которой начиналась зона известных русских и гипотетических турецких минных заграждений. Здесь Андрей Августович убедился в том, что времени для сосредоточения сил не осталось - до спешащих на подмогу "Пантелеймона" и "Трех Святителей" оставалось не менее 40 каб, а стремительно сокращающий дистанцию "Гебен" находился уже в 15 милях. В 07:41, последовательно развернувшись через левый борт на обратный курс, три русских линкора увеличили ход до 10 узлов. "Явуз" полным ходом приближался со стороны правого траверза.

Итак, командующему Черноморским флотом пришлось принять бой с тремя линейными кораблями, при том что "Ростислав" едва ли мог стать полноценным дополнением к более крупным и современным "Евстафию" и "Иоанну Златоусту". Преимущества неприятеля в весе бортового залпа и скорострельности (за 10 минут "Гебен" мог выпустить до двух сотен 11 -дюймовых снарядов) ставили русских в весьма опасное положение, не говоря уже о том, что существенное превосходство германского линейного крейсера в скорости позволяло Р. Аккерману "командовать дистанцией" и удерживать в своих руках тактическую инициативу. Однако жребий был брошен - флот, как докладывал Эбергард в штаб главковерха, вступил в "давно желанный бой".

В 07:51, когда корабли князя Н.С. Путятина находились в 2 милях позади группы "Евстафия", линкор "Иоанн Златоуст" (флаг начальника линейной дивизии вице-адмирала П.И. Новицкого, командир корабля - капитан 1-го ранга Ф.А. Винтер), имея неприятеля на курсовом угле 110 град, правого борта в дистанции 94 каб, дал первый пристрелочный залп. Почти одновременно (по данным Н.С. Чирикова, через полминуты, по Г. Лорею - минутой ранее русского линкора, в 07:50) "Гебен", повернувший вправо на почти параллельный курс, начал отвечать пятиорудийными залпами - по одному орудию каждой башни главного калибра - с 20-секундным интервалом. Вскоре "Явуза" взял под обстрел и головной "Евстафий". Старшие судовые артиллеристы русских линкоров старшие лейтенанты A.M. Невинский ("Евстафий") и В.М. Смирнов ("Златоуст") вели многократно отработанный централизованный огонь с управлением с "Иоанна Златоуста", однако в первые минуты боя не смогли поразить неприятеля - 12-дюймовые снаряды сосредоточенных четырехорудийных залпов разрывались о воду с недолетами. Последние, впрочем, были предпочтительнее перелетов, поскольку мешали старшему артиллеристу "Гебена" корветтен-капитану Книспелю корректировать стрельбу. Концевой "Ростислав" (капитан 1-го ранга К.А. Порембский) огня не открывал, чтобы "не сбивать стрельбу" главного калибра кораблей 1-й бригады.

Не удалось добиться успеха и артиллеристам "Явуза", хотя его залпы, направленные на "Евстафий", ложились очень кучно - с "Иоанна Златоуста" ясно наблюдали и даже успели сфотографировать два накрытия флагманского корабля. Снаряды первого залпа германо-турецкого крейсера упали с недолетом в 3 каб., второй залп дал перелет, а снаряды третьего залпа упали прямо по курсу "Евстафия". Флагманский линкор командующего Черноморским флотом вошел в громадные (высотой до клотиков мачт) водяные столбы от падений 11-дюймовых снарядов, на время совершенно скрывшись из вида. На корабль обрушивались гигантские массы воды; дальномеры с залитыми стеклами не могли "брать расстояние" до неприятеля, адмирал Эбергард и все бывшие с ним в носовой рубке "Евстафия" были облиты водой. Корпус линкора испытывал столь сильные сотрясения, что комфлот несколько раз отправлял вниз старшего офицера справиться, не получил ли корабль пробоины. После одного из близких взрывов людям в носовых отделениях "Евстафия" показалось, что неприятельский снаряд попал в борт, но не пробил броню. Мощный гидродинамический удар выбил две заклепки внутреннего борта, и возникла небольшая течь из бортовой цистерны, тотчас, впрочем, ликвидированная при помощи деревянных пробок. Как докладывал после боя командир "Евстафия", "снаряды рвались столь близко от корабля, что на палубе и спардеке было найдено более 30 штук осколков". Последние слегка повредили шлюпки и деревянные части верхней палубы линкора.

Однако ни одного попадания корветтен-капитан Книспель так и не добился. Адмирал А.А. Эбергард - тонкий и искушенный тактик - с началом боя не стал увеличивать ход (как того, по-видимому, ожидал противник), а через несколько минут, когда залпы "Гебена" ушли на недолеты, еще и уменьшил скорость до 9 узлов. Таким образом, Андрей Августович сократил время подхода "Пантелеймона" и "Трех Святителей" и, весьма вероятно, сбил немцам целик. "Это был мастерский ход в этой боевой игре", - справедливо замечает очевидец. Кроме того, командующий приказал капитану 1-го ранга М.И. Федоровичу идти зигзагом, мешая неприятелю выставлять правильный прицел.

"Вот "Гебен" кладет малый недолет и сейчас же малый перелет - значит, взял нас в вилку. Сознание и боевое чутье диктует, что надо постараться избежать следующего залпа, следует краткий доклад адмиралу от командира: "Разрешите на полминуты малый ход". Ход уменьшен, и очередной залп "Гебена" падает под носом. Снова полный ход. Видимо, "Гебен" не понял нашего маневра, стал исправлять целик и снова ушел на недолеты. Как только [противник] стал брать нас в "большую вилку", вновь изменили курс на 10 градусов, повторяя перемены курса, когда ожидался захват в "малую вилку". О каждой перемене курса предупреждался управляющий огнем, вводились соответствующие поправки в установки прицела", - писал впоследствии один из участников дела 10 мая

Ход боя, пока не давшего перевеса ни одной из сторон, переломил "Пантелеймон", который около 08:05 поравнялся с "Ростиславом" (последний слегка отстал, давая место в боевом порядке кораблям князя Путятина). Решительный капитан 1-го ранга М.И. Каськов, намереваясь занять свое - третье - место в строю, начал обгон "Трех Святителей". По некоторым сведениям, при этом "Пантелеймон" разогнался до 17,5 узлов, то есть на узел превысил скорость, показанную на ходовых испытаниях в ноябре 1903 г. Не окончив маневра и не включившись в централизованную стрельбу 1-й бригады, Митрофан Иванович приказал открыть огонь по германскому дредноуту с предельной дистанции. В этот момент "Гебен" находился почти на створе с "Ростиславом", и капитан 1-го ранга К.А. Порембский и его подчиненные, вероятно, непроизвольно пригнулись, когда над их головами с ревом пронеслись 380-килограммовые снаряды "ветерана первой русской революции".

Старший артиллерист "Пантелеймона" лейтенант В.Г. Мальчиковский вторым залпом накрыл "Гебена", поразив неприятельский крейсер в среднюю часть корпуса ниже ватерлинии. Снаряд разорвался у нижней кромки броневого пояса (здесь его толщина уменьшалась до 130 мм), вызвав затопление бортового коридора и выведя из строя второе 15-см орудие левого борта.

Вот как описал этот момент старший офицер русского линкора капитан 2-го ранга ГК. Леман: "Когда около 8 ч 12 мин... "Пантелеймон" дал залп, легший за кормой "Гебена", лейтенант Мальчиковский скомандовал "четыре влево", и около 8 ч 13 мин, подходя к линейному кораблю "Три Святителя", "Пантелеймон" вновь дал залп с исправленной установкой целика и с прицелом, если не ошибаюсь, 104 кабельтовых. В это время "Гебен" держал нас на курсовом угле градусов 120 - 130. Слыша отчетливо предуведомления гальванера (он засекал по секундомеру время полета снаряда. ): "товсь!", "падение!", я увидел, что одно падение этого залпа легло за кормой "Гебена" саженях в 30 - 40, причем снаряд разорвался о воду, другое же падение дало попадание в район задней трубы и третьей башни... Снаряд при разрыве дал густое облако черного дыма, которое прорезалось ярким красноватым пламенем".

Около четверти девятого "Пантелеймон", а за ним и "Три Святителя" вступили в свои места в "линии баталии" Черноморского флота, концевым кораблем колонны остался "Ростислав". Ситуация, таким образом, в корне изменилась. Капитан цур зее Р. Аккерман не сумел воспользоваться редким шансом и нанести поражение части русской эскадры. "Гебен" не только не причинил русским кораблям никакого ущерба (не считая залитых водой дальномеров Барра и Струда и испорченных шлюпок "Евстафия"), но и сам получил повреждения, которые, впрочем, не слишком повлияли на его боеспособность. Русский же флот теперь предстал перед лицом врага во всеоружии: дивизия вице-адмирала П.И. Новицкого собралась в полном составе, крейсера вступили в охранение возвратившихся из пролива тральщиков и гидроавиатранспорта, вовремя поднявшего на борт "Кертис" лейтенанта Н.Л. Михайлова. Минная бригада под командованием недавно произведенного в контр-адмиралы М.П. Саблина (флаг на "Счастливом") по сигналу комфлота сосредоточилась на подбойном борту линкоров вне досягаемости неприятельского огня, готовая "в удобный момент броситься на "Селима". Первая фаза боя явно осталась за русскими.

В 08:14 адмирал Эбергард распорядился увеличить ход до 12 узлов и подвернул вправо, приведя неприятеля на курсовой угол 75 град, правого борта. Командующий флотом начал сокращать дистанцию, намереваясь поставить неприятеля под сосредоточенный "действительный" огонь всей линейной дивизии и, кроме того, уменьшить угол падения вражеских снарядов. Это снижало вероятность попадания в палубу - наиболее уязвимую часть старых черноморских броненосцев, спроектированных еще до войны с Японией в расчете на бой на дистанциях порядка 20 каб.

Вскоре "Гебен" поразили еще два 12-дюймовых снаряда. Первый попал в бак и проник в жилую палубу, не вызвав, однако, пожара. Второй разбил ящик для противоторпедных сетей, одна из которых свесилась за борт. Потерь в людях немцы (как и русские) в том бою не понесли. "После нескольких наших попаданий, - докладывал в ставку адмирал А.А. Эбергард, - стрельба "Гебена" стала значительно хуже. В его залпе вместо пяти было уже по три, иногда по два выстрела". Когда дистанция сократилась до 73 каб и артиллерийское превосходство русской эскадры стало слишком очевидным, Р. Аккерман резким поворотом вправо вышел из боя, и в 08:16 стрельба с обеих сторон прекратилась.

Командир "Гебена" намеревался оттянуть русский флот как можно дальше от Босфора, а затем, пользуясь 10-узловым преимуществом в скорости, прорваться в пролив. Наша же эскадра, упорно пытавшаяся сблизиться с "Явузом" и поэтому понемногу склонявшаяся вправо, в 08:20 увеличила ход до 13 узлов, но уже через четыре минуты адмирал А.А. Эбергард, не желая отрываться от постепенно отстающих линкоров 2-й бригады, вынужден был вновь уменьшить скорость. В свою очередь, "Гебен", успевший около этого времени уклониться от двух мнимых торпед, держался на почтительном расстоянии 120 - 130 каб, "соизмеряя свою скорость хода со скоростью неприятеля".

До половины первого противники двигались в северном направлении, после чего "Явуз", а вслед за ним и русский флот, повернули на восток. Надежды А.А. Эбергарда на то, что полученные в бою повреждения не позволят неприятельскому крейсеру развить полный ход, оказались тщетными. Около 15 часов "Гебен" скрылся из вида.

Получив радиограмму миноносца "Нумуне" об обнаружении перед Босфором русского флота, контр-адмирал В. Сушон приказал командиру крейсера "Бреслау" корветтен-капитану Рудольфу Мадлунгу поднимать пары и по готовности выходить в Черное море для поддержки "Гебена", но легкий крейсер опоздал поучаствовать в бою, появившись на месте событий лишь к полудню. Начальник флотилии миноносцев корветтен-капитан А. Пфайффер получил распоряжение командующего флотом развернуть все наличные силы у входа в пролив для противолодочного охранения возвращающихся крейсеров. Однако большая часть исправных турецких миноносцев в это время находилась в Мраморном море, конвоируя транспорты с пополнениями для сражающейся в Галлиполи армии и разыскивая английские подводные лодки (в это время здесь оперировала "Е-14" лейтенант-коммандера Эдварда К. Бойла, успевшая за предыдущие две недели промахнуться торпедой по броненосцу "Барбарос Хайреддин", потопить канонерку "Нур-Юл Бахир" и досмотреть два турецких парохода с высылаемыми из Анатолии греками). Поэтому в устье Босфора показались только минный крейсер "Пейк-И Шевкет" под брейд-вымпелом начальника флотилии (командир - бинбаши (капитана 2-го ранга) Хадми Хасан) и эсминец "Ядигар-И Миллет" кидемли юзбаши Раифа Сайта. Они и вступили в охранение "Гебена" и "Бреслау", когда последние в 16:30 входили в пролив.

Подводная лодка "Тюлень" не смогла помешать возвращению "Гебена" в Босфор. Из-за неполадок в двигателе лодке П.С. Бачманова еще накануне пришлось оставить позицию в предпроливной зоне, а вызванная на смену "Нерпа" (старший лейтенант Б.В. Соловьев) к месту событий опоздала.

А.А. Эбергард предполагал отвести в Севастополь пароходы-тральщики, "стесняющие движение флота и связывающие его во время боя", и, не заходя в базу, вновь идти к Босфору. Однако северо-западный шторм, поднявшийся следующей ночью, заставил возвратиться в Севастополь весь флот. Несколько замешкавшись из-за неготовности фарватера, после обеда 11 мая эскадра за тралами сопровождавших флот тральщиков и заградителей, а затем кораблей рейдовой партии миновала боновое заграждение главной базы, благополучно завершив этот опасный 773-мильный поход. В пятом часу пополудни корабли стали на свои штатные мес-та по диспозиции и по сигналу адмирала перешли на "положение четвертое".

Грамотное руководство со стороны адмиралов и офицеров и молодецкие действия команд в бою у Босфора были по достоинству оценены верховным командованием, которое на фоне безрадостной общей обстановки на фронте стремилось всячески подчеркнуть значение этого пусть частного, но все же успеха. 12 мая командующий флотом в приказе №394 объявил флоту телеграмму главковерха: "Выражаю Вам и доблестному Черноморскому флоту мою сердечную благодарность. Надеюсь, что с Божьей помощью доведете дело до победного конца. Генерал-адъютант Николай".

За бой 10 мая многие офицеры и матросы получили заслуженные награды. А.А. Эбергарду, за которым среди моряков-черноморцев окончательно утвердилась репутация "счастливого адмирала", император пожаловал боевую награду - мечи к ордену Св. Владимира 2-й степени. Особенно щедро наградили экипаж "Пантелеймона": командир корабля капитан 1-го ранга М.И. Каськов стал кавалером Георгиевского оружия - золотой сабли с надписью "За храбрость", старший артиллерист линкора В.Г. Мальчиковский получил чин старшего лейтенанта и удостоился орденов Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом и Св. Станислава 2-й степени. Наградами были отмечены еще несколько офицеров, включая флагманского историографа штаба командующего Черноморским флотом капитана 2-го ранга Е.Н. Квашнина-Самарина, неоднократно участвовавшего в боевых делах.

Командующий флотом доложил в ставку, что команды "исполнили свой долг с заслуживающими полного одобрения стойкостью и мужеством", и отметил в приказе отличную стрельбу кораблей эскадры. Не обошли наградами и отличившихся в бою нижних чинов. Так, комфлот наградил Георгиевским крестом 4-й степени старшего комендора "Пантелеймона" Андрея Жукова, который "в бою 27 апреля 1915 года с германо-турецким крейсером "Гебен" метким и удачным выстрелом нанес ему повреждение, после которого таковой быстро вышел из боя".

Итак, флот Черного моря, хотя и не решил главной задачи (разрушение босфорских укреплений), с честью вышел из тяжелого испытания, приняв бой с сильным и быстроходным противником в крайне невыгодных условиях: разделенные главные силы, "обуза" в виде легко уязвимых гидроавиатранспорта и партии траления, стесняющая маневрирование минная угроза и близость неприятельской базы. Громадное значение последнего обстоятельства вполне осознавалось верховным командованием, которое в директивах 1914 и 1915 гг. предостерегало адмирала Эбергарда от решительного сражения на большом удалении от Севастополя. В этом случае флот подвергался опасности со стороны миноносных сил противника, а почти 300-мильный переход в Севастополь кораблей, получивших тяжелые боевые повреждения, не без оснований представлялся весьма проблематичным. Противник же, напротив, мог быстро сосредоточить перед Босфором все наличные силы (включая старые турецкие броненосцы "Барбарос Хайреддин" и "Торгуд Рейс", продолжавшие фигурировать в расчетах оперативной части штаба Черноморского флота) и при необходимости вернуть в базу поврежденные боевые единицы. Полезно помнить и о том, что корабли линейной дивизии, составлявшие боевое ядро русского Черноморского флота, давно выходили все межремонтные сроки, и действия флота, как докладывал А.А. Эбергард главковерху великому князю Николаю Николаевичу в январе 1915 г., были "весьма стеснены ветхостью судов" и "устарелостью материальной части".

10 мая 1915 г. Черноморский флот в полной мере продемонстрировал высочайшее качество управления силами, прекрасную тактическую выучку и отменную стрельбу - закономерные результаты многолетней напряженной оперативно-боевой подготовки, построенной на кровавом опыте японской войны. Сосредоточенный огонь кораблей вице-адмирала П.И. Новицкого и энергичный маневр отряда контр-адмирала князя Н.С. Путятина принудили к отступлению грозного противника, попытавшегося атаковать часть русской эскадры. Умело управляя своей тихоходной "армадой", гибко реагируя на стремительно меняющуюся обстановку и принимая нестандартные тактические решения, адмирал А.А. Эбергард смог переломить ситуацию и, в конечном счете, перехватить инициативу. Едва ли будет большой ошибкой причислить бой у Босфора к лучшим достижениям отечественного военно-морского искусства.

Вновь, как и в бою 18 ноября 1914 г., Черноморскому флоту не удалось выложить свой главный козырь - должным образом организовать централизованную стрельбу с линейных кораблей 1-й бригады: у Сарыча помешала отвратительная видимость, у Босфора - разделение сил. За 23 минуты боя "Евстафий" успел сделать 60 выстрелов из 12-дюймовых (из-за повреждения обтюратора подушки правого орудия носовая башня выпустила только 25 снарядов) и 32 выстрела из 203-мм орудий, "Иоанн Златоуст" - соответственно 75 и четыре. "Пантелеймон", стрелявший только главным калибром, израсходовал 16 снарядов, еще 13 305-мм снарядов послал в неприятеля заслуженный черноморский ветеран - линкор "Три Святителя". Таким образом, наши линейные корабли выпустили 164 305-мм и 36 203-мм снарядов и трижды поразили цель (процент попаданий - 1,5). Однако если неприятель оценил стрельбу русского флота как "исключительно хорошую", то в среде черноморского офицерства, в первую очередь - корабельных артиллеристов, доминировала куда более скептическая оценка собственных достижений.

Выразителем мнения офицерской молодежи стал старший офицер "Пантелеймона" капитан 2-го ранга Г.К. Леман, который обратился к своему командиру капитану 1-го ранга М.И. Каськову и флагманскому артиллеристу флота капитану 2-го ранга Д.Б. Колечицкому с рапортами, не лишенными сарказма по поводу качества управления огнем наших кораблей, а затем составил пространную докладную записку под заголовком "Краткий обзор стрельбы Черноморской дивизии линейных кораблей в бою 27 апреля 1915 г. и несколько слов в защиту "Пантелеймона", обвиняемого в неуместном открытии огня". Досконально разобрав все этапы боя и проанализировав процесс управления стрельбой, Георгий Константинович обнаружил, что"корабли стреляли с разными установками прицелов и целиков" и "продольное и боковое рассеивание достигало совершенно недопустимых размеров". Резюмируя свои рассуждения, Г.К. Леман писал:"Артиллерийская стрельба, на обучение которой затрачена большая часть времени практических плаваний последних семи-восьми лет, не принесла в бою ожидаемых от нее результатов и оказалась крайне беспорядочной".

Не вдаваясь в подробности полемики, возникшей по этому поводу между Г К. Леманом и Д.Б. Колечицким, заметим, что командование флота, оценившее итоги боя как "исключительно счастливые", не обнаружило намерения "выносить сор из избы". А.А. Эбергард и его штаб, вполне осознавая очевидные недостатки централизованного управления сосредоточенным огнем старых линкоров (сковывание тактической инициативы командиров кораблей, сложность перехода на поражение и т.п.), не посчитали нужным в разгар войны кардинально менять отработанную годами систему и уж тем более переходить к децентрализованному управлению стрельбой по балтийскому образцу. Очевидно, в этом и не было особой необходимости - в скором времени ожидалось вступление в строй первых черноморских дредноутов, которым предстояло решать проблему "Гебена" в будущих кампаниях.

Со своей стороны "Явуз Султан Селим" смог сорвать бомбардировку русскими прибосфорских батарей, но не преуспел в ходе последовавшего боя. Израсходовав 126 11-дюймовых снарядов, германо-турецкий корабль вовсе не добился попаданий, что дало современным немецким исследователям повод назвать его стрельбу "позорной" ("beschamend"). Однако столь резкая оценка боевой работы корветтен-капитана Книспеля и его подчиненных едва ли уместна. Причину нулевой результативности артиллерии германцев следует искать не в просчетах управляющего огнем или низкой боевой квалификации комендоров "Гебена", а в хладнокровном и искусном маневрировании многоопытного А.А. Эбергарда и в эффективной стрельбе русских кораблей. Именно незакономерные изменения курса и скорости наших линкоров не позволили добиться успеха "Явузу", который, по свидетельству очевидцев, на первых порах стрелял весьма недурно."Нельзя не отметить удивительной кучности его залпов, малых промежутков между залпами (в полтора раза меньше наших) и отчетливости стрельбы (в первой половине боя все залпы производились по одной пушке из башни, начиная с кормовой к носовой)", - писал адмирал Эбергард.

Упрекнуть командующего русским Черноморским флотом и его штаб можно, пожалуй, лишь в не вполне рациональном оперативном построении флота. Более чем 15-мильное удаление между основными тактическими группами - отрядом князя Путятина и силами прикрытия - выглядело неоправданно рискованным и не обеспечивало своевременного сосредоточения сил в случае появления "Гебена" как со стороны моря, так и из глубины пролива. Впрочем, командующий флотом и его флаг-капитан по оперативной части имели, надо полагать, свои резоны для такого решения. Можно предположить, что А.А. Эбергард не подвел группу "Евстафия" вплотную к зоне минных заграждений из-за опасения атак неприятельских подводных лодок, сведения о появлении которых в Черном море регулярно поступали в штаб флота (в частности, информация о вступлении в строй двух турецких субмарин содержалась в черновом семафорном журнале крейсера "Меджидие", подорвавшегося на русских минах у Одессы пять недель назад). Кроме того, приближение главных сил к Босфору оставляло без должного прикрытия авиатранспорт, обеспечивающий полеты своих гидропланов, и тихоходные дозорные крейсера. Напомним, что утром 10 мая "Память Меркурия" и без того едва успел вернуться под защиту 12-дюймовых орудий линейных кораблей.

В мае 1915 г. - "по горячим следам" - высшее военно-морское руководство не предъявило командованию Черноморского флота никаких претензий. Однако в июле 1916 г., готовя обоснование для смещения адмирала А.А. Эбергарда и его ближайших помощников, начальник морского штаба главковерха адмирал А.И. Русин и его флаг-капитан кавторанг А.Д. Бубнов включили пункт о событиях 10 мая 1915 г. в число"вопросов, доложенных Его Императорскому Величеству на словах" (дополнение к известному докладу по морскому штабу ставки от 9 июля 1916 г.). Не потрудившись вникнуть в мотивы решений А.А. Эбергарда, составители документа сообщили державному вождю, что "при бомбардировке Босфора 27 апреля флот, прикрывавший бомбардирующий отряд, держался от него настолько далеко, что появившийся "Гебен" едва этот отряд не уничтожил". Заметим, что на самом деле неприятель "едва не уничтожил" не "бомбардирующий отряд", а собственно силы прикрытия - штрих, весьма красноречиво демонстрирующий качество аргументации радетелей за "омоложение" черноморского командования.

В. Колбаса-Ревин