По степи, меж сопок, да вдоль речки бурной, Там, где на закате неба цвет пурпурный, Уходила сотня, не вынеся потерь, Не распалась сотня, атаману веря. Желтые лампасы, острые клинки, Покидают Родину даурцы-казаки. Позади Читинка и речка Ингода, Впереди Манчжурия на долгие года. В тихом Забайкалье зверствует ЧеКа, Ангара взалела от крови Колчака. Брошены станицы, родные города, Впереди Манчжурия — навсегда…   Жарков И.Г., полковник запаса, г. Смоленск

Глава государственной власти Российской Восточной окраины, генерал-лейтенант, атаман Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачьих войск Григорий Михайлович Семенов родился 13 (25) сентября 1890 г. в поселке Куранжа Дурулгиевской станицы Забайкальской области в семье небогатого потомственного казака. В 1911 г. он с отличием окончил Оренбургское казачье училище и с тех пор постоянно был на военной службе. В 1-ю Мировую войну есаул Семенов, командир сотни Нерчинского полка, награжден золотым Георгиевским оружием и медалями.

В марте 1917 г., находясь на Румынском фронте, подполковник Г. Семенов пишет докладную записку военному министру Керенскому, предлагая сформировать в Забайкалье отдельный конный монголо-бурятский полк и разместить его на стыках частей с правом карательных мер против дезертиров. Вскоре Нерчинский полк отзывается в Петроград (для охраны Временного правительства). Г. Семенов поступает в распоряжение полковника Муравьева (впоследствии командира РККА), занимающегося организацией Добровольческой армии.

Побывав в Петросовете и правительстве, Семенов приступил к изучению документов Генштаба и следствия по делу о попытке июньского переворота. Он убеждается, что Совдеп почти целиком состоит из дезертиров и уголовников, освобожденных революцией, и советует Муравьеву обезглавить «систему разложения и предательства», организованную прибывшими из-за рубежа социалистами. Семенов предполагал силами двух военных училищ и казачьих частей захватить Таврический дворец, арестовать Ленина и членов Петросовета и немедленно их расстрелять. Власть Семенов намеревался передать Верховному Главнокомандующему генералу Брусилову, поставив того перед свершившимся фактом. Однако Муравьев доложил о плане самому генералу. Тот в категорической форме запретил Муравьеву что-либо предпринимать, а Семенова было решено убрать подальше из столицы. 23 июня он был принят Керенским и, получив мандат комиссара Временного правительства по Иркутской и Читинской областям, отбыл в Иркутск для формирования добровольческих, в первую очередь казачьих отрядов.

Едва приступив к работе, Семенов получил известие о большевицком перевороте в Петрограде. Не колеблясь, он приступает к организации сопротивления быстро распространяющейся по Сибири и Забайкалью Советской власти: поднимает восстания в станицах и войсках. Однако распропагандированные большевиками, не желающие больше воевать солдаты и казаки в большинстве своем остаются еще равнодушны к призывам Семенова. В декабре с небольшой частью преданных ему войск он отходит в Маньчжурию. Однако перед этим, 22 или 23 ноября состоялись телеграфные переговоры Семенова с Лениным — разговор этот записан старшим сыном Григория Михайловича Вячеславом. «Ленин: До меня дошли слухи, что вы расстреляли двух наших товарищей, членов большевистской партии, выполнявших поручение ЦК. Верно ли это? Семенов: Нет, не верно! Мы расстреляли двух провокаторов и террористов, ставивших целью разложение армейских частей и препятствовавших их отправке на фронт. Ленин: Вы должны быть сурово наказаны. Вас ожидает виселица!»

В Маньчжурии Семенов формирует Особый Маньчжурский отряд, с которым в январе 1918 г. начинает боевые действия в Забайкалье. Однако, потерпев поражение от красных частей (ядром которых был 1-й Аргунский полк С. Лазо), отряд был вынужден отступить. Несмотря на попытки китайцев склонить его к разоружению, уже в апреле, пополнив части казаками и офицерами, Семенов снова начинает наступление. К 20 августа был освобожден Верхнеудинск, а через 6 дней — Чита. Временным Сибирским правительством полковник Семенов назначается командиром Отдельного корпуса. В январе 1919 г. Верховным правителем адмиралом Колчаком (с которым до того у него были серьезные разногласия) Г.М. Семенов назначен командующим Читинским военным округом. Вскоре Григорий Михайлович избирается атаманом Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачьих войск. В ноябре ему присвоено звание генерал-лейтенанта. 4 января 1920 г. в связи с критической обстановкой на фронтах адмирал Колчак передает Семенову всю полноту власти на территории Российской Восточной окраины с центром в Чите. После трагической гибели Колчака атаман Семенов 6 октября 1920 г. направляет телеграмму генералу Врангелю: «Считаю долгом своим не только признать Вас как Правителя Юга России, но и подчиниться Вам, оставаясь во главе Российской Восточной Окраины. От имени своего, подчиненных мне войск и всего населения приветствую Вас в великом подвиге служения Отчизне. Да поможет Вам Бог!»

22 октября после тяжелых боев Чита была захвачена красными, войска Семенова отступают дальше на восток. И только в сентябре 1921 г. они навсегда оставляют Забайкалье. В Маньчжурии семеновцы расселились по станционным поселкам КВЖД, многие уехали в Америку и Европу. Большая часть, однако, осела в Харбине и Шанхае. Атаман Семенов занял пост начальника Бюро российских эмигрантов. Часть казаков стала полицейскими, а в годы 2-й Мировой войны были сформированы японцами два отряда — «Асано» близ Харбина и «Пешковский» в Хайларе в составе Квантунской армии.

Оставаясь еще со времен 1-й Мировой врагом Германии, Г.М. Семенов, тем не менее, был убежден, что немцы являются меньшим злом в рассматриваемой ситуации по сравнению с большевизмом Сталина. Как и генерал Власов, с которым он активно контактировал в конце войны, атаман Семенов говорил: «Победа Гитлера будет поражением не народа, а Сталина!» Не будем здесь забывать печальный опыт «общения» семеновцев с большевиками — от красных партизан до регулярной Красной армии и органов ВЧК-ОГПУ-НКВД. В красные партизанские отряды, а их по всей Сибири в годы Гражданской расплодилось видимо-невидимо, за малым исключением шел или сгонялся насильно всякий сброд — городской и поселковый люмпен, освобожденные из тюрем преступники, пьяницы. Во все времена для такого рода контингента людей убийства и грабежи были родной стихией — а тут еще казачьи станицы страшной директивой 24 января 1919 г. о проведении «беспощадного массового террора по отношению ко всем казакам» были отданы бандитам на полное разорение. Ох, сколько я наслушался в Маньчжурии поистине чудовищных рассказов беглецов о том, что творилось тогда в Забайкалье!

Кстати, когда «работы» на русской земле стало меньше, некоторые партизанские вожаки перенесли свою деятельность на маньчжурский берег Аргуни. Особо отличился командир 4-го кавалерийского партизанского полка Степан Толстокулаков — его банды, проникая далеко в Трехречье, убивали купцов, крестьян, особо охотились за семеновцами. Впоследствии из этих красногвардейцев формировались комбеды, команды по раскулачиванию и выселению — и опять тысячи беженцев, порой целыми поселениями уходили из России к Семенову, неся с собой новые страшные рассказы. Слабое утешение для жертв геноцида — судьба покарала и палачей. Большинство партизанских командиров — главных устроителей советской власти на Дальнем Востоке, делегатов X и XI съездов ВКП(б), не умерли в своей постели. Они были расстреляны в 1937-39 гг. Упомянутый Толстокулаков под конец жизни совсем спился и сошел с ума — но и это не помешало кому-то пустить ему пулю в лоб!

Могли ли семеновцы испытывать иллюзии в отношении советской власти — того, что она может принести в русские районы Маньчжурии? И, забегая вперед, заметим — они оказались правы. После прихода Красной армии начались массовые репрессии, уничтожались русские храмы и кладбища. И русская Маньчжурия вскоре полностью прекратила свое существование — а последние следы ее стерли с земли китайские товарищи Великого Кормчего. Уже к лету 1945 г. стал ясен близкий финал империи Маньчжоу-Го — а вместе с ней и трагическая участь русской эмиграции. Нравы ОГПУ-НКВД здесь знали хорошо, на милосердие врагов никто не рассчитывал. 9 августа 1945 г. (за 10 часов до официального объявления войны) гигантская советская армия с трех сторон обрушилась на Квантунскую армию, от которой, по выражению японского историка Хаяси Сабуро, к тому времени «осталась лишь ее собственная тень». Лучшие силы и техника давно были переброшены в метрополию и на южные острова.

Существует несколько версий обстоятельств ареста атамана Семенова. В «Станице» за февраль 1997 г. приведен рассказ его дочери Татьяны — по ее свидетельству, отца арестовали 22 августа в их доме, когда он работал над своей книгой. Вполне вероятно, что так оно и было. Я же перескажу то, что поведала мне одна русская женщина в 1951 г. в г. Дальнем. И точно такую же версию я слышал в 1955 г. в Казахстане от бывшего лейтенанта — свидетеля ареста Семенова.

Атамана арестовали 15 августа 1945 г., когда он находился в своем приморском поместье Такахаси под Дайрэном. Японцы настойчиво предлагали ему специальный катер для эвакуации на юг Кореи, однако атаман решил разделить участь казаков, приведенных им в Маньчжурию. В тот день советские войска стали прибывать эшелонами в Дальний, и Семенов в буквальном смысле вышел навстречу своей смерти. Вот рассказ лейтенанта: «Когда наш эшелон приближался к перрону дальнинского вокзала, через окна мы увидели на перроне усатого человека в красивой генеральской форме, при орденах и при шашке на боку. Вагон, в котором я находился, остановился как раз напротив странного господина, а когда открыли двери, к нему не без робости подошли несколько человек, в их числе и я, и командир нашей роты, подвыпивший в пути майор в расстегнутом кителе, с мятой фуражкой в руке. Человек с лихо закрученными усами взял под козырек и для всех нас громко представился: «Я Семенов!» Пьяный майор захлопал глазами, и первой его реакцией был истерический крик: «Врешь!»

То же самое, слово в слово, рассказала и пожилая женщина, только майор, по ее словам, закричал «Оружие!» Сбылись пророчества главы монгольской ламаистской церкви Живого Будды Богдогэгена Джебцзун-Дамба хутухты, сказавшего хорунжему Семенову в 1913 г. в Маньчжурии: «Ты, Гриша, не умрешь обычной смертью. Тебя минует пуля, не коснется сабля, стрела и копье пролетят мимо. Ты сам позовешь себе смерть». (Кстати, «Живой Будда» и Семенов были друзьями — атаман, в совершенстве зная монгольский язык, перевел Устав русской кавалерии и помог организовать и обучить три конных полка, составивших основу новой монгольской армии). Пройдя Мировую и Гражданскую войны, Семенов не был даже ранен. Он сам пришел в руки палачей. На Лубянке рядом с атаманом оказались его бывшие соратники — генералы А. Бакшеев, Л. Власьевский, активные участники Белого движения К. Родзаевский, Б. Шепунов, И. Михайлов, Л. Охотин и Н. Ухтомский.

21 августа 1946 г. на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР атаману Семенову было предъявлено обвинение, содержащее 10 пунктов. 26 августа печально знаменитый В.Ульрих — неизменный председатель на всех главных показательных процессах, открыл заседание Военной коллегии. Семенов, первым дававший показания, отлично знал свою участь, был ко всему безразличен и признал предъявленные ему обвинения. «Вопрос: В чем выразились ваши попытки организации переворота в Петрограде против Советов рабочих и солдатских депутатов? Семенов: По плану, предложенному мной полковнику Муравьеву, опираясь на один или два военных училища, арестовать лидера большевиков Ленина и расстрелять. Вопрос: Значит, расстрелять? Семенов: Да, расстрелять!»

Все 8 подсудимых были признаны виновными в нарушении многочисленных пунктов пресловутой 58-й статьи. Семенова, как «злейшего врага советского народа», приговорили к смертной казни через повешение (не забыли, видно, наказа «самого человечного»!), остальных — к расстрелу, лишь князя Ухтомского к 25 годам и Охотина к 15 годам каторжных работ. Семенов просил и ему, как русскому офицеру, заменить зачитанную меру расстрелом. Просьба была отклонена. Когда 30 августа 1946 г. в 11 часов вечера атамана вывели на голгофу, он потребовал присутствия священника — и в этом было отказано под хохот палачей. Двое палачей, наблюдая за конвульсиями еще долго дышавшего в петле атамана, захлебываясь смехом, острили: «Кайся, гад, кайся, скоро ведь задубеешь!» Той же ночью казнили остальных приговоренных — говорят, заодно с ними расстреляли еще с полдюжины «своих».

Спустя полгода один из палачей атамана оказался в Лефортово, где сидел тогда Вячеслав Григорьевич Семенов. Палач, которому светила «вышка», был весел и разговорчив. К смертям он явно привык и не страшился скорой казни. Рассказывая сыну о смерти отца, как тот просил священника, он, смеясь и упирая себя пальцем в лоб, гундосил: «Твой батька, наверно, того… Спятил!»

По данным, полученным от бывших зэков, Лев Павлович Охотин умер на лесоповале в Хабаровском крае в 1948 г., отбыв 2 года из 15; Николай Александрович Ухтомский отбывал свои 25 сперва на Колыме, умер примерно в августе 1953 г. в одном из воркутинских лагерей, пережив на полгода главного палача Сталина. О судьбе детей Григория Михайловича Семенова «Станица» подробно рассказала в уже помянутом номере — здесь, как говорится, ничего не прибавишь. Ну, а казаки… Казаки помнят своего атамана.

Помяни его, Господи, во царствии Твоем!

А.М. Кайгородов

Анатолий Макарович Кайгородов родился среди казаков в Маньчжурии. Детство провел среди семеновцев — рассказывал, что видел и самого атамана. До войны работал в Мукдене, Пекине. В 1945 г., как и многие казаки, русские эмигранты, был вывезен в СССР. Ему удалось выжить. С 1955 по 1988 г. он работал главным библиографом Государственной библиотеки иностранной литературы. Написал несколько повестей, десятки очерков и рассказов. Постоянно печатался в газетах Забайкалья, рассказывая землякам о недавнем прошлом края, о казаках-семеновцах. Как только стало возможно, он поднял одним из первых в советской еще России свой голос в защиту доброй памяти атамана Семенова.

Источник: http://smi2.ru/Chervlyonec/c562046/