Исходя из убеждения в социально-экономической детерминации терроризма, власть выбрала соответствующие методы борьбы с ним. В целях обеспечения кавказцам социального успеха  двери вузов Москвы и Петербурга, Ростова и Краснодара настежь распахнуты для кавказской молодёжи, даже, когда её представители едва говорят по-русски и с трудом вспоминают таблицу умножения. С целью  сокращения безработицы правительство реализует программу заселения кавказцами вымирающих русских областей. И одновременно  власть осыпает кавказские национальные республики миллиардами из федерального бюджета,

Бюджетные трансферты в среднем на одного жителя России составили  в 2010 г. около 5 тыс. рублей. При этом на одного жителя русских областей из бюджета потрачено около  4 тыс. рублей, а на одного чеченца в Чечне 44 тыс. рублей,  с учётом же финансирования по ФЦП – федеральным целевым программам - почти 50 тысяч, то есть в 12 раз больше, чем на русского в какой-нибудь Богом забытой Псковской, Пензенской или Тамбовской губернии. Правда, не всех кавказцев так балуют. Например, на одного ингуша в Ингушетии из бюджета тратится, порядка, 28 тыс., то есть не в 12, а только в каких-то 7 раз больше, чем на русского в России. Можно сформулировать и по-другому: на  русского в русских областях тратится  бюджетных денег в 12 (!) раз меньше, чем на чеченца в Чечне и в 7 раз меньше, чем на ингуша в Ингушетии. Если это государственная политика, то хотелось бы услышать из Кремля, из Белого дома и с Охотного Ряда хотя бы самое краткое пояснение,  чем у нынешней власти государственная политика отличается от экономического геноцида русских. 

Если брать мусульманский Кавказ, в целом, то в пять северокавказских мусульманских республик Чечни, Ингушетии, Дагестана, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии,  не считая общегосударственные расходы бюджета, в 2010 г. ушло порядка 110 млрд. межбюджетных трансфертов и 135 млрд. бюджетных средств, в целом - из 725 млрд., выделенных федеральным центром регионам.  То есть, почти 20%, притом что в упомянутых республиках живёт только 4%  российского населения. Объём инвестпрограмм, осуществляемых на Северном Кавказе, 5,5 млрд. евро, то есть 220 млрд. рублей. Эту цифру озвучил главный чиновник страны Д. Медведев.  И, если кто-то думает что деньги тратятся на строительство доменных печей, у которых будут потеть трудолюбивые кавказские народы он, мягко скажем, заблуждается. Ахмед Билалов – депутат Госдумы двух созывов,  вице-спикер заксобрания Краснодарского (!) края, первый вице-президент Олимпийского комитета России, совладелец ОАО "Горная карусель (как видим, с поставленной задачей обеспечения кавказцам социального успеха власть худо-бедно справляется) сообщил, что до 2020 г. на территории СКФО будут построены пять горнолыжных курортов  стоимостью более 450 млрд. руб., для чего, в частности, создано  ОАО «Курорты Северного Кавказа».

Однако политика властей ублажения мусульманского Кавказа, настойчиво проводимая в последние 10 лет, терпит полный крах - теракты не прекращаются, а число их уменьшается, разве что, в парадных реляциях правоохранителей. И можно с уверенностью сказать, так будет продолжаться и дальше. А дело в том источники и причины терроризма не только не ограничиваются социально-экономическими обстоятельствами, но таковы, как правило, вообще, не являются здесь главными. То, что это невдомёк российским властям, весьма странно. Достаточно взглянуть на  русские области – систематически  дискриминируемые федеральной властью, нищие и глубоко депрессивные – 50 тыс. городов и деревень с началом либеральной революции попросту исчезли с лица земли. Однако русским и в голову не придёт пускать в этой связи пассажирские поезда под откос, брать в заложники детей в школах и беременных в больницах. Казалось бы, какие нужны ещё доказательства ошибочности представления о преимущественно социально-экономической обусловленности терроризм, и необходимости пересматривать формы борьбы с ним. Понимание терроризма как многосложного социокультурного явления, не исчерпывающегося социальными аспектами, давно стало общим местом в социологии. Но российскую власть реальна природа терроризма, кажется, мало интересует. Или, может быть, нынешней власти попросту невыгодно эту природу постигать? Потому что тогда, забегая вперёд, скажу -  обнаруживается, что нужно не чеченцев ублажать, а возрождать русское национальное самосознание и русские области. А это, как видно, в планы нынешней патологически русофобской власти не входит

Терроризм, как уже все понимают, имеет комплекс причин, отражающий целый ряд аспектов: общекультурный, религиозный, этнический, политический, геополитический, экономический,  социальный, психологический. Бессмысленно  и котрпродуктивно дискутировать - является ли терроризм феноменом религиозным, этническим или политическим. Как правило, в нём всё сплетено в тесный клубок и нераздельно. Поэтому совершенно неэффективно акцентироваться на одном лишь аспекте,  игнорируя прочие. Для эффективной, а не показушной борьбы с терроризмом  важно, с одной стороны,  понять его инварианты – то есть неизменяемые конституционные свойства и источники. А с другой стороны, важно просчитывать и учитывать «удельный вес» той или иной составляющей в его конкретных вариациях, то есть специфически характер терроризма, что называется, с учётом места и времени. Притом нужно понимать, что этот вес может меняться.  Например, в первую чеченскую войну (1994-96 г.г.) случаи "шахидизма" среди чеченцев почти не встречались, с началом же в 1999 г. второй войны они стали регулярными. То есть удельный вес религиозного фактора резко вырос.

Если говорить об инвариантах, то первое, что нужно констатировать - терроризм это экстремальная форма самоутверждения некоей силы и выражение ею протеста против сложившегося порядка вещей, против существующей реальности. При этом терроризм, предполагающий убийство людей, невозможен без некоей мировоззренчески, идейно и морально обоснованной санкции, и без определённого рода и определённого количества психической энергии, которая питает довольно эмоционально-затратную террористическую активность. Поэтому для противодействия терроризму важно понимать как происхождение санкции, так и источники психической энергии. 

В большинстве случаев терроризм – форма борьбы за  религиозные, социально-политические, экономические, национальные цели. Как следствие, происхождение протеста, источник и характер санкции могут носить политический, религиозный, национальный или комплексный характер. От этого зависит, какой именно аспект реальности отрицают террористы, против кого направлен их смертоносный протест, на какой риск и, какие жертвы они готовы идти и, что их может остановить. Кроме того, всегда полезно понимать, какие внешние силы и в связи с чем заинтересованы в эскалации терроризм. При этом сводить всё к проискам врагов из-за рубежа тоже малопродуктивно.

Например, терроризм народников и народовольцев в России в 19-м веке, хотя и носил политический характер - народники охотились за царём и царскими сановниками, но имел выраженную квазирелигиозную духовную составляющую. Это было проявление характерного для переходного периода локального культурогенеза, который Л.Н. Гумилёв называл периодом  надлома, эсхатологического мирочувствования, питавшего профетический мессианизм и социальный утопизм. В связи с чем  народники – бомбисты  осознанно шли на смерть. Санкцией для них служила идея необходимости осчастливить страдающий народ. Поэтому они нуждались в моральной поддержке народа и, не получив таковой, сошли с исторической сцены. А сегодня подобного рода эксцессы в русском мире,  вообще, отсутствуют как класс, польку для нынешней фазы русского этно и культурогенеза подобный психологический тип не характерен.

А, скажем, терроризм эсеров носил характер узкополитический, духовно-религиозная подоплёка в нём была выражена слабо. Эсеры нуждались не столько в моральной поддержке народа, сколько в деньгах и власти. Заправляли в эсеровских террористических организациях  еврейские аферисты, вроде Азефа, а финансировал их еврейские банкиры Европы и Америки. Поэтому эсеры убивали политических противников, не жалея случайные жертвы - только один взрыв дачи премьер-министра Столыпина на Аптекарском острове в Петербурге в 1906 г. погубил 28 русских душ,  в основном из обслуги дома – кухарок и прачек, и около 40 были ранены.  Своими же жизнями эсеры  предпочитали рисковать как можно меньше. И не случайно, они отличались двурушничеством - среди них было множество агентов Охранного отделения. Санкцию эсеры находили в доктрине революционизма, которая была разработана  европейским масонством и еврейским «интернационалом» во главе с Марксом, и в готовом виде предоставленная эсерам в пользование.  

Красные бригады в 60-ые годы в Европе хотя и убивали людей под леворадикальными лозунгами, но «работали» под контролем американских спецслужб и масонства. Их террор не был лишён идейной мотивации, но требовал тяжёлых наркотиков и обильного финансирования со стороны закулисных хозяев. Как только таковым удалось хорошенько напугать европейского обывателя левым экстремизмом, скомпрометировав, тем самым, европейские  компартии и поддерживавший их СССР, ЦРУ перестало нуждаться в услугах Красных бригад, и они благополучно испарились. Потому что в современных условиях, помимо психологического настроя, терроризму нужна ещё и хорошая организация, и немалое финансирование. Тоже можно сказать и про анархический терроризм в Европе в 19-м веке. Когда масонство решило в деле уничтожении национальных политических и культурных элит и свержения национальных правительств делать ставку на «пролетарские» революции и мировую войну, анархистам, хотя и не отказали полностью в праве на сосуществование, но предложили малоприметные вторые роли – оставили им вспомогательные функции. Так,  Гаврило Принцип, задействованный западными демиургами  в 1914 г. в  убийстве в Сараево  эрцгерцога Австро-Венгерской империи и престолонаследника  Франца Фердинанда и его жены Софии, принадлежал анархической подпольной группе «Молодая Босния».

 А, скажем, терроризм Тигров освобождения Тамил Илама (ТОТИ), был формой борьбы за национальное самоопределение. Хотя в качестве официальной идеологии Тигры выбрали  марксизм-ленинизм, их главные требования лежали совсем не в плоскости построения коммунизма и пролетарской революции. «Тигры» выступали за создание независимого от Шри-Ланки национального государства  Тамил-Илама. Тамилы – крупнейшее  этническое и религиозное меньшинство в Шри-Ланке. В отличие от буддистского большинства – сингальцев, тамилы - индуисты. Национальное чувство, как и религиозное, достаточно сильный мотивирующий фактор, поэтому тамильские повстанцы смогли создать подразделение террористов - смертников – «Чёрные тигры», которые отличались готовностью к  самопожертвованию.  Кстати, «Чёрные тигры» первыми стали массово привлекать к исполнению терактов  женщин и детей.

Однако при всём при этом нужно понимать, что тамильский терроризм никогда не приобрёл бы такой размах, если бы речь не шла о шельфовой нефти Шри-Ланки. Поисковые работы в шельфовой зоне острова американскими компаниями были начаты в 80-е годы. Тогда же возникла и начала борьбу повстанческая армия тамилов.  Пик террористической активности ТОТИ  пришёлся на 80-е и начало 90-х. Но Запад не слишком бил тревогу по этому поводу. Когда же оказалось, что нефтегазовые перспективы Шри-Ланки преувеличены, Евросоюз, Англия и США организованно признали ТОТИ  террористической организацией, и тигры быстро завяли, хотя формально существовали до 2009 г. 

Кстати, нефтяной «след» в терроризме в 20-м веке стал едва ли не нормой. К примеру,  в индонезийской провинции Ачех на севере Суматры, начиная с 70-х годов прошлого века, 30 лет длилось противостояние между  правительственными войсками и местной группировкой «Свободный Ачех». Террористические акты унесли жизни более чем 10 тыс. мирных жителей. Индонезия – с 70-х годов крупнейший экспортёр нефти и газа, а Суматра богата запасами этих углеводородов.  На рубеже  2000-х годов Судан начал экспортировать с разведанных месторождений юга и востока страны нефть. Гражданская война в восточной провинции Дарфур, сопровождаемая террористическими акциями и этническими чистками, не заставила себя долго ждать. Наибольшую активность проявила  арабская военизированная группировка «Джанджавид», которую поддерживало центральное правительство в Хартуме. Погибло несколько десятков тысяч гражданского населения, преимущественно, чернокожие. Не спасло их даже то, что они сами исповедуют ислам. Около миллиона беженцев вынуждены были уйти в соседний Чад.

Северокавказский и, шире, исламский терроризм в современной России имеет  ярко выраженную этнорелигиозную основу.  Поэтому купить лояльность кавказских мусульман, устроив из Кавказа один большой курорт – очередная утопия  демлиберального Кремля. Тут нужно учитывать, что кавказский терроризм есть неотъемлемая и вполне органичная составляющая радикально-исламского терроризма в мировом масштабе. Его уже много лет исследуют в Израиле и в Европе, и накоплен довольно большой массив фактологического и аналитического материала.

Многие социологи полагают, что исламский экстремизм и терроризм, как одна из его форма связаны с утверждением на Западе секулярной, в смысле безбожной и бездуховной идеологии, секулярной культуры и секулярного общества, утратившего веру, отказавшегося от аскетичной традиционной морали, потерявшего всякие духовные ориентиры и целиком сосредоточенного на потреблении и удовлетворении чувственных потребностей. Между тем,  для традиционного сознания мусульманских народов ценностный и нравственный релятивизм Запада глубоко противны и  неприемлемы. Поэтому де радикальный ислам  и терроризм есть ответ традиционного исламского сознания на западную идеологическую и культурную агрессию. Причём, терроризм лишь одна из форм неприятия  мусульманами норм  западного общежития,  другой – менее пассионарной и активной формой является преступность. К примеру, французский социолог иранского происхождения Фархад Хосрохавар, научный руководитель Центра анализа и социологических исследований при Высшей школе социальных исследований отмечает, что от 50 до 80% заключенных во французских тюрьмах  это мусульмане, притом, что мусульман в стране составляют 7-8% населения. 

С тезисом о духовной и культурной агрессии апостасийного Запада спорить не приходится - таковая очевидна. Но объяснить этим обстоятельством исламский экстремизм едва ли возможно. Мы православные русские  в России ощущаем  идеологическую агрессию Запада ничуть не менее остро, чем мусульмане в исламском мире. Неприемлема западная бездуховная агрессия и для миллионов буддистов, и миллионов индуистов. Однако ни  те, ни другие по части терроризма не усердствуют.  Почему же именно радикальный ислам порождает террористическую угрозу по всем у миру. Ответ на этот вопрос  имеется.

На рубеже 18-го – 19-го веков мусульманская ойкумена – Южная и Передняя Азия, отчасти Ближний восток подверглись пассионарному толчку. Здесь начались новые процессы популяционных системогенезов.  В 20-м веке завершилась латентный, то есть скрытый период таковых, и начался период,  который Л.Н. Гумилёв в своей теории этногенеза называет фазой подъёма. Данное обстоятельство обусловило возрождение исламского мира – достижение политической независимости исламскими странами, рост населения, экономики, рост политического влияния исламских стран в мировой политике и возрождение ислама как такового – рост религиозных настроений и восстановление ослабленного в 20-м веке влияния ислама в культуре. Подъём же ислама в регионах, которые не были задеты пассионарным толчком, в частности, в России, связан с открытым Гумилёвым феноменом пассионарной индукции.  Всё это закономерно вызвало к жизни мессианские амбиции ислама. Ислам всё более открыто и громко заявляет претензии на свою всемирно-историческую миссию. Причём его «миссианизм» не ограничивается религиозной сферой, где ислам претендует на статус «религии всех пророков» и Последнего Божественного Откровения – одно из имён Корана. 

Чтобы понять, в чём содержание этой миссии нужно вспомнить, что ислам это не только религия - определяет не только духовную сферу человека и его бытовые стереотипы, но и политическая, и правовая система. И свою миссию современный ислам видит не только в утверждении шахады: нет бога кроме Аллаха и Мухаммед - пророк его, но, в частности,  в том,  в чём её видели марксисты 19-го века - в своего рода, социальной инверсии - «кто был ничем, тот станет всем».  «Ислам стал религией угнетённых. Сегодня при помощи идеалов ислама можно выразить несогласие с обществом и западным миром в целом», - замечает упомянутый Фархад Хосрохавар. При этом ислам не скрывает, что претендует на завоевание мирового политического господства – доктрина всемирного халифата одна из центральных и наиболее разработанных в исламской традиции. Для этого ислам ведёт с куфром и кафирами, то есть неверием и неверными джихад, который, замечу, согласно исламской вере, будет длиться до скончания времён.    

Но и это ещё не даёт нам объяснения природы исламского экстремизма. Пассионарный толчок покрыл также Китай, Японию, Корею,  Индию. Да и желать мирового господства не ново и не оригинально. Те же американцы открыто объявляют таковое господство своей целью. Китай сегодня также уже не скрывает мечты о глобальном доминировании, например, китайские финансовые власти объявили о том, что время доллара как мировой валюты уходит, и теперь на эту роль претендует юань. Однако ни американцы, ни китайцы не взрывают самолёты и поезда, по крайней мере, своими руками, а свои претензии на гегемонизм стремятся обосновать другими средствами. Китай – изнурительным самоотверженным трудом, размерами ВВП и валютных запасов, культурной и политической монолитностью полуторамиллиардного гиперсоциума,  США – новыми технологиями, запасами золота в Форт-Ноксе, арсеналами Пентагона и Голливуда, и, разумеется, масштабными афёрами своих гобсеков - хозяев ФРС, которые у них называются «финансовой политикой».

Исламский экстремизм в мировом масштабе связан не просто с глобальными «миссианскими» претензиями, как таковыми, христианство ведь тоже претендует на всемирность, а с тем, что эти претензии ислама вступают в явное противоречие с реальным положением и с  реальными достижениями исламского мира в Новейший период. Запад, к примеру, который отнюдь не собираюсь здесь защищать, создал богатейшую материальную культуру, а в предыдущие века, когда ещё не сошёл с христианской почвы, и выдающуюся культуру, как таковую, обольщавшую самые притязательные умы иных цивилизаций. Православные русские создали космос, передовую науку, выдающееся искусство – музыку, живопись, театр, литературу - примеры духовной рефлексии Достоевского, Толстого, Чехова, которые впечатлили многих людей далеко за пределами России, ценой колоссальной русской народной жертвы освободили мир от человеконенавистнического фашизма, освоили малопригодные для жизни человека территории Сибири и Крайнего Севера, закрепились в труднодоступных Арктике и Антарктике, подали миру после войны примеры державного и культурного строительства, социальной солидарности и справедливости, бесконфликтного  общежития многих народов.

Претензии же исламской уммы на мировое господство обоснованы весьма слабо. Дар аль-ислам -  мир ислама политически разобщён, раздираем противоречиями религиозных конфессий и сект: сунниты, шииты, салафиты, ортодоксальный ислам и суфизм, противоречиями крупных этнических групп – между собой конфликтуют арабы, иранцы, курды, тюрки, конкурируют пантюркизм и панисламизм. Высокая пассионарность, которая является причинной подъёма исламского мира, она же ограничивает его потенциал, и не позволит приобрести то могущество, о котором мечтают панисламисты. Всемирный исламский халифат утопия не потому, что его возникновению мешают  внешние силы кафиров, а потому, что глубинные разноречия внутри исламского мира исключают такую возможность. Даже в мусульманской ойкумене невозможно политическое объединение. Ведь пассионарность питает не только активность, но и амбиции. Если брать Ближний Восток Переднюю и Центральную Азию, наиболее пассионарен здесь шиитский Иран, но его лидерство не примут ни арабы, ни тюрки – сунниты Центральной Азии. Второе издание Великой Порты – также утопия. Арабы и иранцы сопротивлялись власти и просто  доминированию Стамбула и в пору своей крайней ослабленности, теперь же об это и говорить не приходится. Объединение не возможно даже отдельно в арабском мире. Сегодня  моральный авторитет арабских элит, активно сотрудничающих с США, по сути, обслуживающих интересы западного олигархата весьма не высок. Но и,  когда в самой богатой арабской стране - Саудовской Аравии, которая сегодня конкурирует за влияние в арабском мире с Египтом, падёт проамериканская династия Саудитов, салафиты и умеренные сунниты едва ли найдут общий знаменатель, потому что их разный взгляд на исламскую нормативность обусловлен ничем иным, как разным мирочувствованием,  а таковое не меняется в зависимости от политической конъюнктуры.

Последние события в Тунисе, Египте, Судане, Йемене хоть их и объясняют кознями американцев  – яркое свидетельство, что и в социальной сфере в исламском мире далеко не всё благополучно. А экономические успехи арабских стран базируются в основном на экспорте нефти и газа. В инновационной же сфере мир ислама отнюдь не блещет.  На 1000 человек здесь приходится всего 8,5 учёных, инженеров и техников, это в пять раз  меньше общемирового показателя. Не сегодня даже самые технологически  передовые страны Ислама, как Турция максимум, на что способны – это заниматься сборкой западной техники, в лучшем случае, производить её  по лицензиям.  И, похоже, исламский мир не склонен по этому поводу сильно переживать. Исламские страны тратят на научные исследования и разработки всего 0,3% своего ВВП - в 8 раз меньше среднемирового значения.

В этой ситуации, когда на социальном уровне предъявить миру, в сущности, нечего,   исламу ничего другого не остаётся, как заявлять о себе резонансными примерами весьма своеобразно понятого религиозного служения на индивидуальном уровне. Формой такового служения признаётся, в частности, терроризм смертников.

И вот здесь у ислама, действительно, обнаруживаются серьёзные преимущества перед другими религиями. Ни христианство, ни индуизм, ни буддизм не дают санкции на истребление людей ради достижения религиозного идеала. Ислам же такую санкцию своим радикалам даёт - прежде всего в доктринах джихада и шахидизма, получившего признание во всём исламском мире. Шахид – от арабского «шахада», буквально «свидетельствование» истинности единого Бога - мусульманин, пожертвовавший жизнью, принявший  мученическую смерть во имя Аллаха, то есть «мученик за веру». Притом шахид утверждает мусульманскую веру своей смертью, как правило, в ходе джихада - газавата, то есть на войне с неверными. А поскольку к войне открытой – войне армий мусульманские страны, как показал опыт противостояния арабов с Израилем, малоспособны, они предпочитают войну террористическую – из-за угла и против безоружных мирных жителей. У радикальных исламистов считается, что акции террористов - смертников есть проявление силы и непобедимости ислама, они являются манифестацией мусульманской чести и гордости.  Впрочем, так считают не только радиальные исламисты - многие официальные исламские авторитеты открыто поддерживают шахидизм. И уж, тем более, из их уст редко услышишь осуждение терактов шахидов.

Справедливости ради стоит заметить, в традиционном исламском праве, основанном на Коране, есть запрет на  убийство в ходе джихада некомбатантов – мирных людей, не участвующих в военных действиях - стариков, женщин, детей. Но в тоже время отдельные аяты и целые суры Корана,  отдельные  хадисы Сунны допускают трактовки и толкования, которые легитимируют экстремизм и убийство кафиров. И, в целом, дух ислама особенно отчётливо проявленный в доктрине джихада – его военной составляющей - газавата далеко не пацифистский. Если христианство предлагает подставить обидчику другую щёку, то ислам здесь солидарен с иудаизмом и принимает его ветхозаветную норму - требует отмщения: "И предписали Мы им в ней, что душа - за душу, и око - за око, и нос - за нос, и ухо - за ухо, и зуб - за зуб, и раны - отмщение" (Сура "Трапеза", 5:43)

Также в исламе запрещёно убийство самого себя.  «И они не поклоняются иным богам, кроме Аллаха, и не лишают жизни душу, которую Аллах сотворил запретной для убийства… А те, кто творит это, тот встретит тяжкое воздаяние» (Сура "Различение", 25:68).

Однако радикальные исламисты легко обходят этот запрет, утверждая, что террористы смертники, вообще, не могут рассматриваться, как самоубийцы. Более того, террористические акции у радикальных  исламистов считаются особенно успешными, когда  жертвами становятся  старики, женщины и дети, та как это сильнее устрашает врагов «истиной веры». Или, скажем,  с нормативным  ортодоксальным исламом никак не сообразуется практика обращения в шахидок женщин - женщина в ортодоксальном исламе, вообще, не имеет права появляться на улице без сопровождения мужа или родственника. Но у радикальных исламистов свои аргументы. 

Терроризм смертников обосновывается почётностью религиозного подвига - стяжания  мученичество, и обещаниями шахиду рая. Мученическая смерть даёт ему право на прямое попадание в рай, минуя испытание могилой, поэтом он не нуждается в омовении перед погребением и, минуя Страшный суд – мусульманское чистилище – ему прощаются все земные грехи. В раю он получит высокое положение вблизи трона Аллаха рядом с мухаджирами и ансарами пророка Мухаммеда. Парадоксально, что шахида здесь привлекает именно то, что он так неистово отрицает в современной западной секулярной культуре – гедонистическая перспектива - в раю шахида ожидает роскошный стол с напитками и семьдесят девственниц для сексуальных утех -  разительное отличие от рая христианского.

Замечу, сам по себе идеал жертвенности, мученичества, как высшего проявления религиозного духа  верующего человека заимствован исламом из христианства. Но в христианстве жертвенность и мученичество за веру никаким образом не связаны с убийством других людей. Поэтому ислам нуждается в дополнительном обоснования данного обстоятельства, и находит его, в частности, в иудаизме. Один их пунктов такого обоснования – внушение шахиду чувства избранности, возвышающего его над «нечистым» миром – превращённая форма еврейской ветхозаветной доктрины избранничества.

Собственно, чувство избранности внушается не только идущим на смерть шахидам, но, по сути, всем исламским радикалам, исповедующим доктрину «чистого ислама» и  таухид. Таухид - производное от арабского глагола "ва ха да" означает единственность Аллаха в господстве - таухид ар-рубубйиа и в поклонении - только один Аллах имеет право на господство и достоин поклонения. Эта доктрина предполагает отрицание исламистом любых земных авторитетов. Всё, что не оговорено в Божественных откровениях, записанных в Коране, не только не представляет для исповедующего таухид ценности, но и не имеет права на существование - в отношении того, что не санкционировано Аллахом, исламский радикал ощущает себя Его карающим орудием.