Сильное зрелище, навевающее (в части, где действие разворачивается в 1920 - часть 1907-го не имеет к ней по качеству никакого отношения) только одну мысль: попробовал бы НСМ поставить на такой же манер фильм про евреев в Холокост - ой, не стали бы фигурять в титрах такого фильма именитые французы и вообще было бы ему много неприятностей. Ну, он такого фильма, соответственно, и не поставил бы, если бы даже это пришло ему в голову. И с советскими военнопленными в немецких лагерях или белорусами - родственниками партизан в Аушвице (несколько тысяч таких родственников в 43-44 вывезли в Аушвиц и там уничтожили) он на такой манер фильм не поставил бы, потому что его тогда, пожалуй, органы власти отлучили бы от госпатриотизма: всему есть пределы. А с русскими белыми - можно, у них заступников в мировом бомонде и мировой кинематографии нема, и в органах тоже нема. А ведь кто-то из сограждан еще и решит, посмотрев, что это свил НСМ уничтоженным красными людям Русской армии венок скорби и памяти. И сам НСМ, не исключено, так думает.

Венок скорби и памяти там такой. Конец ноября 1920 года, Крым (по сюжету Севастополь, видимо - съемки-то велись в Одессе). Чины Русской армии, не успевшие эвакуироваться или не нашедшие места на уходящих кораблях, попадают, соответственно, в плен к Красной армии и сидят в лагере военнопленных, ожидая от красных - кто бы мог подумать - пощады и отправки их всех кто куда захочет: красные в фильме от всех попавших им в руки белых требуют подписать бумажку, что они отказываются от дальнейшей вооруженной борьбы с Советской властью, все ее подписывают, а красные, хотя ничего наверняка не обещают, но дают понять, что подписавших отправят кого за границу, кого - жить мирно дальше в Советской России, в зависимости от их желания. Все этому с радостью верят. На самом деле красные в итоге всех уничтожат - утопят на барже, которая будто бы должна вывезти пленных из Крыма в Очаков на предмет дальнейшей рассылки кто куда желает, но вплоть до самого этого финального момента и жизнь белых чинов в этом лагере, и состояние их - просто разлюли-малина. Красные при помещении в лагерь никого не раздевают, ни у кого не отбирают никакого имущества, кормят всех нормально, никого пальцем не трогают. Некий офицер и вовсе явился в этот лагерь со своей породистой собакой, и оба там прекрасно проводят время. Пленные наслаждаются разнообразными играми (на качелях качаются, на роликовых коньках катаются, развлекаются групповым фотографированием, см. ниже) и с большим оптимизмом ожидают прощения от Советской власти. Настроения их такие, что когда некий юнкер (имеющий при себе фотографические принадлежности) радостно предлагает всем собраться в панораму и устроить _коллективное фото всех пленных вместе с охраняющими их красными и возглавляющим последних комиссаром из Особотдела РККА в знак их общего друг с другом примирения_, - то практически все откликаются на эту чудную идею самым радостным образом. Радость эта оказывается несколько омрачена, поскольку комиссар-то из Особотдела как раз отказывается фотографироваться вместе с пленными, запрещает это своим людям, но самим пленным сделать групповое фото разрешает. Пленные, снова утешенные, собрались в живописную панораму, и юнкер-фотограф призывает их принять позы как можно более залихватские и довольные. Пленные с охотой это выполняют, но тут им всю малину портит Розалия Самойловна Залкинд-Землячка, которая как раз подъехала и обрушилась на пленных с таковыми речами: мол, все проперли, попали в плен, положили оружие, и еще собираются на развалинах сданного ими города делать радостно-залихватские групповые фото. Пленные, которым все это до сих пор в голову не приходило, слыша такие укоризны, приуныли и погрустнели; и хотя Розалия Самойловна оставила разрешение сделать групповое фото в силе, расстроенные ее речами пленные даже немного расхолодели к самому этому замыслу, но быстро утешились и фото все-таки сделали.
Вообще настроения пленных таковы, что когда им сообщают, что судьбу их будет решать член ревкома Крыма, руководящая ЧК и особотделами вместе с Бела Куном коммунист и комиссар та самая т. Землячка, и один ротмистр по этому случаю высказывается о ней с ненавистью, поименовав при сем жидовкой, - то остальные офицеры хором набрасываются на него с самыми суровыми упреками в том, _как это он смеет отзываться плохо о даме, которой не знает лично_. Тот факт, что т. Землячка занимает у большевиков соответствующее место, в их глазах, стало быть, ровно ничего плохого о ней не говорит.
То время, которое пленные офицеры не занимают ни робко-радостными надеждами на то, как красные всем им сделают хорошо, ни развлечениями, они (то есть те, кого нам показывает НСМ) посвящают в основном жалобным вопросам в пространство и друг к другу: как же это все так получилось, и чего ради все это было? В ходе одной из таких бесед выясняется, что гг. офицеры (кроме все того же ротмистра) - горячие противники смертной казни революционным военным мятежникам, террористам и всем таким прочим, т.к. считают, что не они жизнь дали, не им ее и отнимать.
В конце концов, когда они наконец окончательно утешились, обрадовались, сделали свое групповое фото и загрузились на баржу, будто бы везущую их к мирной жизни, - причем единственное массово владеющее ими при этом настроение - это чувство глубочайшего облегчения и радости от того, что вот все у них так хорошо происходит, -
- тут их на этой барже и топят.

Михалкову их всех ужасно жалко. Впрочем, он успевает устами одного из офицеров в реплике другому офицеру сообщить, что во всей происшедшей смуте именно они, - офицеры и прочие баре вообще и конкретно два эти собеседника в частности, - в первую голову и виноваты, ибо они в бога не веровали, царя не почитали и, главное, не желали заниматься тем, чем нужно, и делать то, что было нужно для оздоровления и спасения отечества, а всё думали, что это за них сделает кто-то другой; и вот теперь все пропало, в том числе и по вине их обоих, и как им теперь с этой виной жить?
Что тут могло бы иметься в виду, понять трудненько, потому что все эти речи у Михалкова говорит один офицер, отломавший германскую, а потом Гражданскую войну, второму, который тоже по сюжету отломал обе, и совершенно непостижимо, что же еще они должны были сделать для отечества и каким именно по-настоящему нужным и главным делом недопустимо пренебрегли ради всех этих своих фронтовых безделиц.
Впрочем, второй-то офицер мог бы и догадаться, в чем его великая вина, ибо по сюжету за 13 лет до того спросил его один мальчик из народа, правда ли то, что как Дарвин говорит, все произошли от обезьяны, включая всю церковную иерархию и августейшее семейство, - и теплохладный барин-офицер отнесся к этому вопросу равнодушно и не дал отпор такому ужасу тогда, когда еще не закосневшая душа ребенка готова была к исправлению (зато случайно оставил ему часы). И что же? Этот самый ребенок и вырос потом в того самого комиссара Особотдела, что руководит по указанию Землячки утоплением баржи, и оный комиссар в последний момент перед утоплением баржи присылает обреченному, но притом узнанному им офицеру, те самые часы, - завернутые в листик из Происхождения Видов Дарвина. Эвона вон оно как!

От красного пана, короче, белым подарок - вот эта мухоморная, но как-то очень в одну сторону опечатывающаяся галлюцинация.
В прокате, правда, очередной полный провал.

http://wyradhe.livejournal.com/369887.html