3 июля на 67-м году жизни скончался директор Государственного научно-исследовательского института реставрации, исследователь и специалист в области охраны памятников Александр Трезвов. Несколько  дней назад у него случился обширный инсульт. Две недели назад, при подготовке материала о кадровой чистке научных институтов, подчиненных Министерству культуры, «Известия» взяли у директора ГосНИИР интервью, ставшее для Александра Трезвова последним.

— Из пяти НИИ, подведомственных Минкульту, в четырех за последнее время сменились директора. Вы единственный, кто устоял.

— Если сказать откровенно и честно, мне становится очень неловко — будто я чем-то лучше тех, кого уволили. Пропадает всякое желание что-либо делать в будущем. Но тем не менее институт существует, и надеюсь, что он продолжит работать. Если бы его уничтожили, это стало бы последней каплей. Меня всё время приводит в бешенство, в ярость, я не знаю, какими словами описать эти чувства, когда мои попытки объяснить руководству миссию нашего института ни к чему не приводят. Мы не занимаемся искусствоведением, наш НИИ сугубо прикладной, и этим он отличается от остальных четырех, где сменились директора. Наша миссия — сохранение национального достояния, потому что музейные объекты, которые мы реставрируем, — это и есть национальное достояние. Но наша работа оказывается никому не нужна. Уверен, добром всё это не кончится.

— Учредитель предъявляет вам неподъемные требования?

— Требования предъявляются ко всем, и мы не исключение. На мой взгляд, сейчас сложилась очень серьезная ситуация, я бы сказал, сверхсерьезная. Понимаю, что вы ждете от меня разговора в другой плоскости — о том, как у нас обстоят дела с наукой в Министерстве культуры, но я переведу его в близкую мне область — в сферу реставрации. Нужно сказать, что реставрацию мы истолковываем исключительно как научное поле деятельности. Именно поэтому в свое время, в далеком 1979 году, институт был преобразован из центральной лаборатории во всесоюзный НИИ, приказ об этом подписал еще Алексей Косыгин. Мы были всем нужны, наш институт был единственным учреждением такого рода в стране. И остаемся, кстати, по сей день. Да и в мире таких институтов, как наш, очень и очень немного, и относятся к ним очень и очень трепетно. Они, что называется, ни в чем нужды не знают. Но об этой стороне я вообще не хочу говорить, потому что у нас сейчас существует вероятность полного уничтожения. Происходит немыслимое: в погоне за денежным куском рискуют национальным достоянием, уникальными произведениями искусства.

— В институте проводились сокращения штата?

— Конечно, но мы их делаем не повально, а в несколько этапов. Без сокращений сейчас нельзя, это требование учредителя — если бы я не подчинился, то присоединился бы к четверке уволенных.

— Многие ученые опасаются возможного объединения всех подведомственных Минкульту НИИ.

— Это проект так называемого гуманитарного «Сколково». Само выражение было придумано во время очередного отчета на общественном совете в Министерстве культуры. Слова были произнесены Кириллом Разлоговым, и пусть они останутся на его совести. Мне кажется, нельзя ежа скрещивать с ужом. Но идея всем понравилась, начала гулять по интернету, в печати. На самом же деле никто из ученых этого не хотел, а Разлогов произносил пресловутую фразу наверняка в какой-то мере ради спасения. И, как видите, самому Кириллу Эмильевичу спастись не удалось. Вполне возможно, что подобные планы до сих пор гуляют в головах высшего руководства, но нас пока (сейчас постучу по деревяшке) минула чаша сия.

— Еще один страх ученых связан с посягательствами на принадлежащие институтам здания. У вас нет подобных опасений?

— Я очень признателен Сергею Собянину, который впервые предоставил нам здание с ноября месяца прошлого года в безвозмездное пользование — освободил от арендной платы. Нас, видимо, спасает то, что дом находится на балансе Москвы.

— В некоторых НИИ «Известиям» рассказали про назначенных Минкультом заместителей директоров, которые впоследствии выжили из институтов собственных начальников.

— У нас тоже есть заместитель, назначенный министерством, Дмитрий Шевцов. Но он всё время находится на больничном, и мы его практически не видим. До прихода в институт он не имел представления о том, что такое реставрация музейных ценностей, с чего она начинается и чем заканчивается. Сейчас, после общения с коллективом, можно сказать, что он чему-то научился.

— Каковы промежуточные итоги затеянной Минкультом реформы?

— Проверка, начавшаяся в июле прошлого года, вымотала всех сотрудников и привела к тому, что четыре из пяти директоров НИИ оказались на улице. Я не понимаю, для чего это делается. Все эти люди были высококлассными профессионалами, которыми они остаются и по сей день. Уверен, вскоре они найдут себе достойное применение. Обходиться с ними таким образом бестактно. На мой взгляд, кто-то что-то не додумывает.