Приветствую Вас Вольноопределяющийся!
Пятница, 29.03.2024, 17:45
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Меню сайта

Категории раздела

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 4119

Статистика

Вход на сайт

Поиск

Друзья сайта

Каталог статей


И.А. Ильин. О Родине. 3. ЧТО ЕСТЬ ПАТРИОТИЗМ
Патриотизм есть чувство любви* к родине, и потому он, как и всякое чувство, а особенно чувство любви, уходит корнями в глубину человеческого бессознательного, в жи­лище инстинкта и страстей, куда далеко не всякий любопытный глаз имеет доступ. Однако есть ступень духовного опыта и сила духовного видения, которая этот доступ открывает. Тогда обнаруживаются следующие фор­мы и законы.
 
Прежде всего, обретение родины должно быть пере­жито каждым из людей самостоятельно и самобытно. Никто не может предписать другому человеку его роди­ну — ни воспитатели, ни друзья, ни общественное мне­ние, ни государственная власть, ибо любить и радоваться, и творить по предписанию вообще невозможно**. Пат­риотизм, как состояние радостной любви и вдохновен­ного творчества, есть состояние духовное, и потому он может возникнуть только в порядке автономии (свобо­ды) — в личном, но подлинном и предметном духовном опыте. Всякое извне идущее предписание может помешать этому опыту и привести к злосчастной симуляции. Любовь возникает "сама”, в легкой и естественной предметной радости, побеждающей и умиляющей душу. Эта свобод­ная предметная радость или осеняет человека — и тогда он становится живым органом любимого предмета и не тяго­тится этим, а радуется своему счастью; или она минует его душу — и тогда помочь ему может только такое жизнен­ное потрясение, которое раскроет в нем источники духов­ного опыта и любви.
 
Так называемый "казенный”, внешне принудительный, официальный патриотизм далеко не всегда пробуждает и воспитывает в душе чувство родины, нередко даже по­вреждает его. А между тем опытный и тактичный воспита­тель может действительно пробудить в ребенке настоящий патриотизм. Но именно пробудить, а не навязать. Для этого он сам должен быть искренним и убежденным пат­риотом и уметь убедительно показывать детям те глу­бины и прекрасности родины, которые на самом деле заслуживают любви и преклонения. Он должен не "пропове­довать” любовь к родине, а увлекательно исповедовать и доказывать ее делами, полными энергии и преданности. Он должен, как бы вправить душу ребенка в духовный опыт его родины, вовлечь ее в него и приучить ее пре­бывать в нем и творчески расцветать в нем. Тогда пат­риотическое самоопределение осуществится свободно и непосредственно. И ребенок станет незаметно живым орга­ном своей родины.
 
В основе такого слияния или сращения лежит всегда некоторая однородность в путях и способах духовной жизни: человек может узнать свой народ, прислушиваясь к жизни своего личного духа и к духовной жизни своего народа и узнавая свое творчество в его путях, а его пути в своем творчестве. Это дает ему радостное, уверен­ное чувство, которое можно выразить словами:
 
Я — как он; он — как я...
 
Или еще:
 
Мой дух — как его Дух; его Дух — как мой дух.
 
И, следовательно: я есмь дух от Духа его; я при­надлежу ему, а потому — ему моя любовь, моя воля, моя жизнь.
 
Вникнем в этот процесс основательнее и глубже, и мы найдем следующее.
 
Патриотическое единение людей покоится на некоторой со принадлежности их, столь необходимой, естественной и священной, сколь необходим, естественен и священен че­ловеку сам духовный Предмет и духовный способ жизни. Люди связуются в единую нацию и создают единую роди­ну именно в силу подобия их духовного уклада, а этот духовный уклад вырабатывается постепенно, исторически из эмпирической данности — внутренней, скрытой в самом человеке (раса, кровь, темперамент, душевные способ­ности и неспособности), и внешней (природа, климат, со­седи). Вся эта внутренняя и внешняя эмпирическая дан­ность, полученная народом от Бога и от истории, должна быть проработана духом, причем она и со своей стороны формирует дух народа, то облегчая ему его пути, то затруд­няя и загромождая их. В результате возникает единый национально-духовный уклад, который и связует людей в патриотическое единство.
 
Бремя эмпирического существования вообще преодолевается только творчеством, т.е. созданием новых цен­ностей в страдании, в труде, во вдохновении. Человека вообще освобождает только прорыв к духу, только осу­ществление духовных состояний*. Личный страх и опас­ность, личное страдание и гибель перевешиваются и пре­возмогаются только тою любовью и тем радованном, кото­рые посвящены не гибнущему, божественному содер­жанию. И вот в этом творчестве и особенно в этом духовном творчестве каждый народ имеет свои специфи­ческие особенности, образующие его национальный духов­ный уклад или, выражаясь философически, его националь­ный духовный акт**.
 
Так, каждый народ по-своему вступает в брак, рождает, болеет и умирает; по-своему ленится, трудится, хозяй­ствует и отдыхает; по-своему горюет, плачет, сердится и от­чаивается; по-своему улыбается, смеется и радуется; по-своему ходит и пляшет; по-своему поет и творит музыку;
 
по-своему говорит, декламирует, острит и ораторствует;
 
по-своему наблюдает, созерцает и создает живопись; по-своему исследует, познает, рассуждает и доказывает;
 
по-своему нищенствует, благотворит и гостеприимствует;
 
по-своему строит дома и храмы; по-своему молится и геройствует... Он по-своему возносится и падает духом;
 
по-своему организуется. У каждого иное чувство права и справедливости, иной характер, иная дисциплина, иное представление о нравственном идеале, иная политическая мечта, иной государственный инстинкт. Словом, у каждого народа иной и особый национальный духовный акт.
 
Самые узлы исторически данного характера — инстин­кта, страстей, темперамента, чувства, воображения, воли и мысли — распутываются и расплетаются у каждого наро­да по-своему; и по-своему же он превращает эти нити в духовную ткань. В борьбе души с ее ограниченностью и с ее несчастьем, с ее страстями и с ее невозможностями – каждый индивидуальный человек слагает себе особый духовный путь; но именно этот путь выстраданной духов­ности роднит индивидуальную душу сходством и бли­зостью с другими душами единого национального лона.
 
Замечательно, что нити душевного и духовного подобия связуют людей глубже, а потому и крепче других нитей. Самый путь и способ личного одухотворения, самый ритм духовной жизни в ее созерцании и действии, самый ха­рактер умственного интереса, самая степень духовной жажды и удовлетворения, самый подъем отчаяния и сла­вословия — все скрепляет души единого народа подобием и близостью. Это подобие ведет к тому, что люди связываются взаимным, глубоким тяготением, заставляю­щим их дорожить совместною жизнью, устраивать ее и совершенствовать ее организацию. Сходство в духовной жизни ведет незаметно к интенсивному общению и взаи­модействию, а это, в свою очередь, порождает и новые творческие усилия, и новые достижения, и новое уподоб­ление. Духовное подобие родит духовное единение, и об­ратно. И весь этот процесс духовного «симбиоза» покоится в последнем счете на сходном переживании единого и общего духовного предмета. Нет более глубокого единения, как в одинаковом созерцании единого Бога, но истинный патриотизм и приближается к такому единению.
 
Это не значит, что все сыны единой родины должны быть одного религиозного исповедания и принадлежать к единой церкви. Однако патриотическое единение будет несомненно более тесным, интимным и прочным там, где народ связан не только единой территорией и климатом, не только государственной властью и законами, не только хозяйством и бытом, но и духовной однородностью, кото­рая доходит до единства религиозного исповедания и до принадлежности единой и единственной церкви. Патриоти­ческое единение есть разновидность духовного единения, а поклонение Богу есть одно из самых глубоких и сильных проявлений человеческого духа.
 
Эту религиозную основу патриотизма культивировали еще древние, языческие народы. Для них гражданствен­ный патриотизм был прежде всего делом поклонения богам родного города. Клятва юноши, вступающего в кадр граж­дан, гласила: «Буду оборонять святилища и священные обряды и почитать святыни моей родины» (Поллукс)79; согласно этому «быть гражданином» было равносильно «соучастию в жертвоприношениях» (Демосфен)*80. Подобное этому мы находим и у римлян, напр., у Цицерона, этого холодного мастера огненных слов: «Здесь моя вера, здесь мой род, здесь след моих отцов; я не могу выговорить, какой восторг охватывает мое сердце и мое чувство...»**
 
Так, в древности начало религиозного единения и нача­ло патриотического единения просто совпадали: единый народ творил единую духовную культуру и имел единую веру. В дальнейшем процессе исторической дифференциа­ции появились патриотические общины, не связанные еди­ной религией, а также религиозные союзы (церкви), члены коих принадлежат к различным нациям, родинам и госу­дарствам.
 
Различие между религиозной и патриотической общи­ной состоит в том, что в религии люди любят Бога и верят в Бога, а в патриотическом единении люди любят свой народ в его духовном своеобразии и верят в духовную силу и в духовное творчество своего народа. Народ — не Бог, и возносить его на уровень Бога — слепо и грешно. Но народ, создавший свою родину, есть носитель и служи­тель Божьего дела на земле, как бы сосуд и орган бо­жественного начала. Это относится не только к «моему» народу (кто бы он ни был), но и ко всем другим народам, создавшим свою духовную культуру. Следовательно, это относится и к моему народу, а это для меня теперь важнее всего.
 
И вот, если мы взглянем глубже и пристальнее, то мы увидим, что каждый духовный акт имеет свое особое душевно-духовное строение, слагаясь по-своему из инстин­ктивных влечений, чувства, воли, воображения, мысли, ощущения и внешних поступков. Так обстоит и в религиоз­ной вере, и в познании, и в нравственности, и в искусстве, и в правосознании, и в труде, и в хозяйственной деятель­ности, словом, во всей духовной жизни человека. Оказы­вается, что так обстоит дело не только в личной жизни каждого данного человека, но и в жизни целых народов. Каждый народ вынашивает и осуществляет в своей исто­рии душевно-духовные акты особого национального строения, которые и придают всей его культуре своеобразный характер. И каждое создание этой культуры — начи­ная от резного украшения на избе и кончая ученым трак­татом, начиная от национальной пляски и кончая музы­кальной сонатой, начиная от простонародного костюма и кончая национальным героем или собором расцветает и цветет в его духовном саду и слагается как бы в духовную гирлянду, которая связует его в единство крепче всяких законов или оков. Каждое духовное достижение народа является единым, общим для всех очагом, от которого размножается, не убывая, огонь духовного горения; так что вся система национальной духовной культуры пред­стает в виде множества общих возжженных огней, у которых каждый может и должен воспламенить огонь своего личного духа. И пламя это, перекидываясь на но­вые очаги, сохраняет свою изначальную однородность — и в ритме, и в силе, и в окраске, и во всем характере горения. Так народы слагаются в своеобразные духовные единства, а отсюда — всякая внешняя эмпирическая связь (расовая, пространственная, историческая) получает свое истинное и глубокое значение.
 
Вот почему национальный гений и его творчество оказываются нередко предметом особенной патриотичес­кой любви.
 
Жизнь народного духа находит себе в творчестве гения сосредоточенное и зрелое выражение. Гений говорит от себя, но не за себя только, а за весь свой народ; и то, о чем он говорит, есть единый для всех, но неясный большин­ству, а многим, может быть, и недоступный Предмет; и то, что он говорит о нем, есть истинное, подлинное слово, раскрывающее и природу Предмета, и сущность народ­ного духа; и то, как он говорит это слово, — разрешает скованность и томление народного духа, ибо слово его рождено духовным актом национального строения и несомо подлинным ритмом народной жизни.
 
Гений подъемлет и несет бремя своего народа, бремя его несчастий, его исканий, его жизни, его исторического и естественного существования; и, подняв его, он несет его творчески к духовному разрешению всех его узлов и труд­ностей. Он одолевает это бремя, он торжествует, он одерживает победу, и притом так, что его победа становит­ся — на путях непосредственного или опосредствованного общения — источником победы для всех, связанных с ним национально-духовным подобием. Гению дана та мощь, о которой томились и ради которой страдали целые поколе­ния в прошлом; и от этой мощи исходит и будет исходить духовная помощь и радость для целых поколений в буду­щем. Он учит своих братьев духовной победе; он показы­вает им, как они могут сами стать духовными победите­лями. Творческое достижение гения указывает путь всем ведущим полутворческую жизнь; им стоит только воспри­нять его создание и его творчество, художественно отож­дествиться с ним — и в этом воспроизведении и подража­нии они найдут себе ту духовную свободу*, без кото­рой они остались бы обреченными на томление и соб­лазны.
 
Вот почему гений всегда остается для своего народа живым источником духовного освобождения, радости и любви. Он есть тот очаг, на котором, прорвавшись, вспыхнуло пламя национального духа. Он есть тот вождь, который открывает своему народу прямой доступ к свободе и к божественным содержаниям, — Прометей, дарящий ему небесный огонь; Атлас, несущий на своих плечах духовное небо своего народа; Геракл, совершающий от его лица свои подвиги. Его акт есть акт всенародного, национального самоопределения в духе; и к творчеству его потомки стекаются как к единому и общему алтарю на­ционального Богу-служения.
 
Гений ставит свой народ перед лицо Божие и выгова­ривает за него и от его имени символ его предметной веры, его предметного созерцания, знания и воли. Этим он от­крывает и утверждает национальное духовное единство, то великое духовное «Мы», которое обозначает самую сущ­ность родины. Гений есть тот творческий центр, который оформляет духовную жизнь и завершает духовное твор­чество своего народа; этим он оправдывает жизнь своего народа перед Богом и потому перед всеми остальными народами истории  —  и становится истинным зиждителем родины...
 
Итак, обосновать идею родины и чувство патриотизма значит показать не только их неизбежность и естест­венность в историческом развитии народов, и не просто их государственное значение и их культурную продуктивность, но — их верность перед Богом, их религиозную (сверхисповедную и сверхцерковную) священность, а по­тому их правоту перед всем человечеством; что мы и сделали.
 
Тот, кто говорит о родине, разумеет (сознательно или бессознательно) духовное единство своего народа. Это есть единство, возникшее из инстинктивного подобия, общения и взаимодействия людей в их обращении к Богу, к дан­ной от Бога внешней природе и друг к другу. Это един­ство вырабатывается исторически, в борьбе с природой, в создании единой духовной культуры и в самообороне от вторгающихся нарушителей. Это единство закрепляется своеобразием национально-духовного акта и системой навязывающихся исторически-культурных и государ­ственно-хозяйственных задач. Каждый народ призван к тому, чтобы принять свою природу и историческую «дан­ность» и духовно проработать ее, одолеть ее, одухотворить ее по-своему, пребывая в своем, своеобразном националь­но-творческом акте. Это его неотъемлемое, естественное, священное право и в то же время это его историческая, общечеловеческая и, что самое главное, — религиозная обязанность. Он не имеет духовного права — отказаться от этой обязанности и от этого призвания. А раз отказав­шись, он духовно разложится и погибнет; он истори­чески сойдет с лица земли.
 
Иными словами: каждому народу дается от природы и от Духа Божия. Каждый народ призван принять и природу, и Дух, и Духом одухотворять и себя, и природу. Это одухотворение у каждого народа совершается своеобразно и должно протекать самостоятельно. Национальная духов­ная культура есть как бы гимн, всенародно пропетый Богу в истории, или духовная симфония, исторически прозвучав­шая Творцу всяческих. И ради создания этой духовной музыки народы живут из века в век, в работах и страда­ниях, в падениях и подъемах, то паря к небу, то влачась долу, — вынашивая своеобразную молитву труда и созер­цания на поучение другим народам. И эта музыка духа своеобразна у каждого народа, и эта музыка духа есть Родина. И каждый человек узнает свою Родину потому, что его личная музыка духа откликается на ее всенарод­ную музыку; и, узнав, он врастает в нее так, как врастает единичный голос в пение хора.
 
Вот почему мы утверждаем, что Родина есть нечто от Духа Божия: национально воспринятый, взращенный и в земные дела вработанный дар Духа Святого. Нельзя погасить в себе эту святыню. Ею надо жить. Ее надо твор­чески и достойно блюсти в себе. Ее нельзя отдать в порабо­щение или в попрание другим народам. За нее стоит бо­роться и умереть. И всякий христианин, увидевший это, постигший это, призван не отзываться на соблазны пус­того и лицемерного интернационализма, а мужественно и честно поставить перед собою все проблемы, смущающие его христианскую совесть, и искать разрешения в духе истинного, духовного патриотизма.
 
 
Категория: Антология Русской Мысли | Добавил: rys-arhipelag (09.09.2009)
Просмотров: 3469 | Рейтинг: 5.0/3