Для встречи посольников за ворота обители высыпали все иноки. Они в ожидании томились по краям дороги и рассказывали друг дружке слухи об империи, из которой прибыли посольники.

 

Сергий краем уха слушал их болтовню, а сам не спускал глаз с расторопного Алимпия, доглядывавшего возле ближнего поворота дороги. О появлении посольников тот должен был известить взмахом руки.

 

К игумену подступил молодой Макарий.

 

- Батюшка, - обратился он, - а правда, будто Царьграду уж тысяча лет?

 

Сергий перевел взгляд на инока, кивнул:

 

- Правда.

 

Макарий прицокнул языком и вновь вопросил:

 

- А правда, будто там у всех церквей купола златые, иконостасы из злата и драгих каменьев, а клирошане службы несут в расшитых и выделанных златом одеяниях?

 

Игумен усмехнулся. Ближние иноки рядом загомонили:

 

- Ромеи! Едут! Едут!

 

Сергий приметил поспешавшего Алимпия с поднятой рукой.

 

- Ступай, - сказал он, - ныне узрим все их богачество.

 

Из-за поворота появилось два десятка верховых. Трое пер­вых резко выделялись черными монашескими одеждами. Остатные были ратниками великого московского князя Ивана.

 

Иноки окаменели. Такого скромного черноризства никто не ожидал.

 

«Вот тебе и богачество», - усмехнулся про себя Сергий. – «Не больно-то разнятся от моих иноков».

 

Сергий растерянно озирал трех чернецов, не ведая к кому припасть под благословение. Лишь в третьем он признал близняка из Москвы архимандрита Герасима.

 

Оставалось с десяток саженей, когда один из двух слегка пришпорил коня и оказался впереди. Остатные разом замерли.

 

Игумен с иноками заспешили навстречу.

 

- Благослови вас, Господи, - чуть переиначивая слова, почти пропел посольник. Перекрестил склоненные головы.

 

Он вплотную подступил к Сергию и, взяв за плечи, пытающе заглянул в глаза, Сергий от внезапности смешался, но сдержал взгляд черных глаз иноземца. Посол вдруг улыбнулся и отпустил плечи Сергия.

 

- Экзарх вселенского патриарха Филофея Коккина

 

канетрисий святейшей нашей великой божией церкви и скевофилакс свя­тейшего царского клира Георгий Пердика, - возгласил сзади Ге­расим.

 

Сергий еще раз склонил голову пред столь высоким посольником и жестом призвал в обитель. За ними последовали остатные. Неторопливо озирая все окрест, Георгий обошел обитель.

 

Перед входом в Троицкую церковь посольник придержал Сергия за руку и воззвал к инокам:

 

- Патриарх вселенский Фидофей шлет сей обители и ее насто­ятелю благословение свое за жизнь праведную. Патриарх в знак благоволения своего дарует поминки.

 

Он оборотился к своему провожатому, взял из его рук схиму, параманд и озарил Сергия. После извлек из малой калиты на поясе, золотой крест восьмиконечник с пол-ладони и вновь возгласил:

 

- Сей крест-мощевик сотворил русский мастер-златарь в
Константинополе по велению патриарха. Крест - особый дар патри­арха настоятелю Сергию.

 

Посольник продел крест на шею склонившегося игумена.

 

- Благодарствую патриарха за столь щедрые поминки и бла­госклонность, - сбился, ответствуя Сергий.

 

                Вместе с посольником все вошли в церковь. Игумен облачил­ся в фелонь, епитрахиль и начал литургию Иоанна Златоуста. Проводя службу, Сергий силился исполнять чин без суеты. Но все же два раза сбился, смущенно правился, но не подмечал в посольнике какого-либо недовольства. Тот благосклонно подбадривал молодого священника.

 

«Знать не по церковным делам прибыл, коли к службе покоен», - подумалось игумену.

 

Лишь однажды Георгий затвердел ликом, когда Сергий вместе с малым хором пропел:       

 

- Не надейся на князя, на сына человеческого, в них нет
спасения.

 

С последними словами Сергия: - С миром изыдем, - посольник кивнул. Иноки довольные запереглядывались.

 

После трапезы, прошедшей в дружелюбии, в вопрошениях и сказах о тяготах и радостях пути, Сергий и Георгий удалились в келию.

 

- Как же ты литургию святителя Иоанна совершал? Ведь ныне надобно - по Василию Великому, - без сердитости вопросил посольник.

 

Сергий помялся, затем подошел к стопке книг на лавке. Взял верхнюю, чуть полистав, раскрыл и протянул посольнику:

 

- Сие - двенадцатая проповедь по поводу первого послания к Тимофею Иоанна Златоуста.

 

- И что же там достойного? – заулыбался посольник.
Сергий углубился в книгу:

 

- Поведай мне откуда богачество? Сможешь ли ты утверждать, что твое владение было приобретено правым путем? Этого не сможешь. Напротив, корень его - в какой-нибудь неправде. Почему? Потому как Бог не создал от начала одного богатым, другого бедным, но всем передал одну и ту же землю в обладание.

 

- Ты не прочел далее, - промолвил посольник и, смежив
веки, продолжил: «Земля, и все, что на ней - Божья собствен­ность? Итак, коли все наше достояние принадлежит Богу, то оно принадлежит также и нашим собратьям по служению Богу. Что принадлежит Господу, все - общее достояние». Знать тебе Зла­тоуст нравится праведностью слова?

 

Сергий кивнул:

 

- Верно учит. Потому литургия его мне люба.

 

- «Брать лихву - не что иное, как накоплять состояние на зло­получии бедных. Кто любит ближнего, как самого себя, тот не имеет более, чем ближний. Коли владеешь состоянием, то это ведет к тому, что свое благо ставишь выше, чем благо народа», - так проповедовал Василий Великий.

 

- Нет у меня книг о Василии Великом, - смутился Сер­гий. - Но думаю - оба они великие. Прознали, отчего неустрой в жизни человеческой. Смысл видели в счастье ближнего. За то и стояли в жизни. В том их праведность.

 

- Чую, не зря митрополит Алексий похвальные слова о тебе сказывал. Думаю, великие дела ждут тебя, - похвалил посольник. - А как иноки твои, праведно ли живут? Все указует, - он обвел глазами келию, - на скромность в этой жизни. Так ли?

 

Игумен помрачнел:

 

- Многие иноки в обители нашей живут жизнью богоугодной: в скромности и воздержании, в трудах посильных. Но иночест­вуют и другие. Для тех ни в чем нет воздержания. Леность, пьянство, обжорство и разврат - вот и все их «подвиги». Такие и молитвы-то Господу несут в опьянении. Они богачеством и безделием любостяжание разводят средь иноков, возносятся над ними. Попирают праведную жизнь, бесчестят дело Божье.

 

- И как же обходишься с такими?

 

Сергий тяжко воздохнул:

 

- Изгонять надобно таких из обители. Иль в вериги тяжкие сажать. Видать недостаточно силы духовной, чтоб призвать их к послушанию. Уж больно велика оказалась власть денег. Они, почитай, всех под себя подмяли. В миру у них близняки из князей да бояр. Не всяк осмелится супротив перечить. Правед­ные же иноки меня донимают вопрошениями. Никак не желают ура­зуметь, почто одни слуги Господа в довольстве живут, а другие - в нужде и голодании. Тяжко мне распри такие утишать. Одно оста­ется - призвать одних поделиться своим достатком, а других - не требовать многого.

 

- Ладно, что не таишься про жизнь вашу в обители. Я ведал о ней от митрополита Алексия. Ныне зрю, что не он один с князем о Руси скорбят. А коли не скрываешь тягот своих, знать мучат они тебя. Знать не желаешь мириться с этим. Житие ваше в обители по Студийному уставу? - нежданно вопросил Георгий.

 

Сергий согласно кивнул.

 

- Устав поменять надобно на Иерусалимский и с ним заодно ввести общежитие.

 

- Мыслимое ли дело вводить устав новый в обители? - пора­зился Сергий.

 

- По грамоте патриарха Филофея - мыслимое. Возроптавшие покинут обитель. Остатные иноки в праведности проживать зач­нут. Средь них не будет ни богачествующих, ни убогих, потому как имущество общим сделается. Патриарх Филофей да митрополит Алексий благославляют на это дело.

 

       Он извлек из пазухи опечатанный пакет из редкой фряжеской бумаги и пышно возгласил:

 

- Грамота патриарха Филофея настоятелю Троицкой обители Сергию.

 

Тот поднялся, принял грамоту, подержал ее в руках, после распечатал и прочел:

 

«Божией милостью Архиепископ Константинограда Вселенс­кий Патриарх Кир Филофей, святой души сыну и сослужебнику нашему Сергию: благодать и мир, наше благословение да будет с вами. Слышали житие твое добродетельно и зело похвально прославляешь Бога, и как говорит Господь: «Да возсияет свет ваш перед человеком, когда видит ваши добрые дела и прослав­ляет отца нашего на небесах». Но единого правила вам не достаточествует: нет общежития. Потому даю благой совет вам: послушайте совета нашего - составьте общежитие и милость Божья на вас и пречистой Богородицы и всех святых, и наше благословление и молитвы да есть с вами».

 

                Сергий глотнул слюну:

 

- Заслужил ли я похвалу такую от Вселенского патриарха?

 

- Патриарх за зря не хвалит. Почитает тебя достойным благословения, ибо дела и жизнь твоя согласуются с верой Христовой.

 

- Патриаршия милость беспредельна, - Сергий перекрестил­ся и пригубил грамоту.

 

- Общежитие дозволит тебе сделаться вольным от князей да бояр. Самое главное, - он поднял указательный палец кверху, - ты осилишь твои тяготы. Обитель богатеть будет от трудов иноков, от вкладов и пожертвований. А от богачества обители власть духовная укрепится.

 

Он на мгновение смолк, пристально посмотрел на Сергия и закончил:

 

- А крепкая духовная власть сможет мирскую власть от Зла поправлять.

 

- Как это? - вырвалось у того.

 

Посольник помолчал, собираясь с мыслями. Встал, подошел к образам и, не оборачиваясь, начал:

 

- Ослабла ныне власть мирская в Константинополе. Империя в разброде и шатании. Латины оплели в свои сети супругу им­ператора Андроника - Анну. Обратили ее в веру свою. По смер­ти Андроника Анна была объявлена регентшей его сына Иоанна. Латины почти торжествовали. Но просчитались. Великий домес­тик Кантакузин вместях с афонскими старцами и Филофеем взяли верх. Православие отбилось от заговора латин. Без нашей подмо­ги нынешний император Кантакузин не осилил бы врагов. А мы без крепкой власти не сможем учение наше утверждать.

 

- Какое? - задивился Сергий.

 

- Исихию. Высшим блаженством в исихии почитается озарение божественным светом, какой является вечным и несотворенным, озарившим трех апостолов на Фаворской горе. Ослепительный свет, исходящий там от Христа, и был той божественной силой, даденной ему Господом, - продолжал пояснять посольник. - От того человек делается нравственно чище. Его либо вовсе, либо  в большой мере, перестают мучить страсти и пороки. Как от близости солнца тело человека золотистым делается через лучи, так и душа, общаясь с Господом через его силу, лучшее на себя принимает и делается светлее. Сказано в первом послании святого апостола Иоанна Богослова: «Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас. Что мы пребываем в нем и Он в нас, узнаем из того, что Он дал нам от Духа своего». Вот. - Посольник помолчал. - Главное об исихии я сказал, - закончил он и выжидающе глянул на игумена.

 

После продолжил:

 

- Заговор латин мы одолели, но для нас ныне ужастеннее угроза - османы. Ежегод мы слабеем, а они все могутнее делают­ся. И от того наглости у них пребывает. В прошлом годе через пролив перебрались. Захватили Галлиполи. Знать не задержит их пролив, и они далее подвигнутся. А ныне они сеят распри средь нас и ждут погодного часа. – Георгий, тяжко потиря ладонью лоб, смолк.

 

- Как спасти царство ваше? Как спасти веру православную? Как Русь спасти от поганых? -  с надрывом вопросил Сергий. Уж очень схожей привиделась ему судьба Царьграда с судьбой Руси. И тут, и там - поганые изгаляются над христианами. И тут и там разор им да погибель.

 

Георгий поворотился, протянул руку и коснулся креста:

 

- Огляди поминок патриарший.

 

Сергий подивился нежданным словам, но снял крест и воз­ложил его на ладонь. Распятие было словно живое.

 

Бросились в глаза мученически оброненная к плечу голова и плоть:

 

«Плоть могутная оттого, что вместила безмерную любовь к людям, а источилась оттого, что в страдании пребывает», - помыслил Сергий, - ноги изогнуты, будто надломились от столь тяжкой ноши».

 

На обороте креста прочел: «Животворящее древо мученикам Евдокии, Алферию, Феодосии - девицы, новых мучеников литовс­ких».

 

Подивился:

 

- Новые мученики литовские? Почто литовские?

 

- Это Славяне: Круглец, Нежило и Кумец, сказненные литовским князем Ольгердом. Приняли смерть мученическую за веру. Филофей канонизиро­вал их с новыми именами Антония, Ивана и Евстафия. Мощи их вам дарует, чтоб дела в Малой Руси вас заботили также, как и в Великой. Тяжко будет митрополиту всея Руси Алексию править в Малой Руси. Ведь она во владениях Ольгерда, А тот домогается от патриарха Филофея отдельной от Всея Руси митрополии на Ма­лую Русь. Коли мы согласимся, то годы и границы зачнут разъе­динять един народ на два. Люд на Руси перестанет изъясняться на едином языке. Стоязычие порушит Русь. Свои да чужие князи да бояре мыслят лишь о своих владениях. Дела свои направляют себе в выгоду и соседу в ущерб. Потому вы восстаете друг на друга. И вовсе будет худо, коли и церковная власть распадется и зачнет поощрять братоубийства. Патриарх Филофей и император Иоанн  желают видеть Русь единой и могутной, и крест утверждает их замыслы.

 

Посольник перевел дух. От безмолвия Сергия суетно встал, замельтешил пред игуменом скорым шагом по келий. Возвернувшись, склонился к лику Сергия и жарким шепотом промолвил, задыхаясь:

 

- Империи надобна подмога единой Руси в борении с османа­ми. Вам и нам надобна Русь единой. Вы желаете одолеть Орду. Все наши деяния будут вам в подмогу. Как избавитесь от ига татарского, так подможете нам супротив османов. Отобьемся вместях - мир православный жить будет. Не одолеем поганых - сгинем порознь.

 

Посольник высказал самое затаенное и ныне впился глазами в лик Сергия. Тот смятенно потупил очи, напрягся. Мысли заме­тались в голове: «Вот оно! Бот оно – послание от Бога! Дело богоугодное, ибо отбив поганых, весь люд в счастии пребывать будет. Всякий будет в согласии с ближним заниматься делом своим. Себе в прибыток и ближнему на пользу. Но ведь счастие это прибудет, когды мы прольем море крови людской! Ведь мы к мечу призовем! И чую, не только с погаными ратиться придет­ся. И со своими! С русичами! К счастию идти чрез розмирье и смуту?? Чрез погибель своих же??

 

От таких помыслов Сергий побледнел, содрогнулся. Откинулся к стене и замер:

 

« Да ведь кровь-то на Руси поганые рекой льют уже многие лета! Словно слуги сатанинские! Словно вознамерились истребить племя наше! Вывести под корень своими нахождениями! Куда ни ткнись, отовсюду дело кровавым будет. И так, и так. И нет тут Бога! Нет ему здеся места! Знать дела земные порой поваж­ней бывают?!».

 

От таких ужастенных помыслов Сергий вдруг повалился с лавки на колени, дополз до красного угла и принялся неистово креститься. Захлебываясь словами, сбиваясь, принялся честь молитвы так, будто желал отбиться от бесовского наваждения. После повалился на пол и затих недвижно. Припомнились слова тятькины: «Истинно дело богоугодное - Русь вольная! Потому и ответ держать буду о правоте своей лишь пред Господом!».

 

Сергий вдруг отчаянно воспылал гневом:

 

«Богово дело, не Богово, но оно надобно люду нашему для грядущей благостной жизни. А посля?.. А посля ответ держать буду о правоте своей лишь пред Господом!».

 

Сергий разогнулся. Оборотился к притихшему посольнику:

 

- Вместях легче поганых одолеть...

 

                                       ______________________

 

С 1355 года после ворочения митрополита Алексия из Царьграда при дворе великого князя Ивана Ивановича упрочились поборники розмирья с Ордой. Их возглавил тысяцкий Петр Алек­сеевич Хвост. К ним примкнули ряд введенных бояр и простой люд.

 

При дворе зачалось ярое борение за влияние на князя.

 

                                           ____________________

 

Введение Сергием общежития прошло покойно. Братия, сошед­шаяся возле церкви, не выказала ропота, хотя ликования тоже. Иноки встретили известие настороже.

 

Но Сергий ликовал. Ему уже грезилась святая обитель, от какой пойдет на Руси просветление. Он просыпался к утрене, столь упоенный радованьем, что уже не мыслил себе иного, не принимал чьего-то насупленного или злобного лика. Не желал зла чьей-то душе, ибо его душа ликовала. Он желал отворить ее для всех людей, одарить всякого своим счастьем.

 

Для устроения общей жизни надобно было уряжать трапез­ную, хлебопекарню, амбары, свинарник, погреба.  Начались тяжкие труды. С заутра до темна иноки валили деревья, тесали и волочили к месту устроения. Отдышки были лишь в трапезной и при богослужении. Ночи ино­кам чудились воистину черными, ибо после трудов они без сил погружались в сон.

 

Но Сергий от ликования сделался великосильным. Руки сами хватали топор, и там, где уморялись двое, он лишь чуть при­томлялся. Обрубал могучие ветви с поваленных деревьев, тесал от коры, обпиливал бревно. Во всяком поверженном дереве ему виделся великий могута, преграждавший путь вперед. Ему виделась неразрывная лес-огорода, обступавшая обитель со всех сторон, и своей громадой угрожавшая им. И еще чудилось ему, что с каждым побитым могутой, не прос­то поверженным, а разделанным донага, так надежно, что уже никогда не восстанет, чудилось ему, будто братия вся воедино тоже есть великий могута, у какого одно сердце, один разум, одна воля и множество сильных рук. Всякий, в одиночку, был слаб. Но ныне пред жутким лесом возвышался равный супротив­ник, сильный не менее.

 

Сергий смахивал пот с рыжих бровей и бороды, отирал мокрую руку о подол рясы. Чем более темнела ряса, тем большее ликова­ние наполняло душу. Порой иноки, вовсе разгорячась, сбрасыва­ли одеяния.

 

Упоение игумена от единения заразило даже маловерных. Всякий желал подмочь ближнему, не помышляя о благодарении. Духовное единение охватило иноков. После трудов все дружной гурьбой устремлялись к ручью. Шли под несмолкаемые смех и шутки, будто они не трудились так, что заутро, как после силь­ного битья, ломило все тело. И в роднике продолжалась веселая возня и потеха. И здесь иноки будто омывались душой и телом, выходили на берег уверованные в праведности выбранного пути.

 

Однако всеобщее радованье было недолгим. Усталость сот­ворила свое дело. Иноки, как полонянники, зачали как-то вяло исполнять свои труды. Немногие отныне вместе с игуменом пос­пешали на подмогу ближнему или потешались возле ручья. Иноки все более отчуждались друг от друга. Все чаще с уст срывались едкие слова, так что отбивали желание не только подмогать, но и трудиться. Незримо поникли и самые одержимые, всем своим существом одобрявшие новую жизнь, но не ведавшие, отчего вновь возникла чуждость. 

 

Вскоре сотворилось то, чего затаенно ожидали иноки. На труды разом не явилось несколько иноков. Сказавшись недужными, они весь день провалялись по кельям, из каких ввечер Сергий вновь заслышал пьяные возгласы. Все вмиг рухнуло.

 

Сергий взъярился словно подраненный зверь. Без огляда бросился на обидчиков. Заутро вместях с Елисеем обошел всех отлынивавших. Лишь двое были истинно болящими. Оставив с ними послушника для ухода, игумен угрозой изгнания из обители понудил остатных вновь взяться за труды. Под насупленным взором игумена иноки еще трудились, но стоило тому отлучиться, как по молчаливому сговору все разом давали себе роздых. Ме­тавшийся Сергий все более ожесточался, чуя, как теряет душев­ные нити единства почти с многими иноками. Порой срывался на окрик, корил себя, и вновь грозил епитимьей, веригами, изгна­нием. Он не мог уразуметь, почто же они уединились в обители, коли не стремились к жизни достойной? Ведь всякий из них ут­верждал об этом постригом в иноки. В противном случае, для какой надобности затворяться в глуши? Коль человек стремится к пороку, так лучшего места, чем мир, и найти нельзя. Уедине­ние же отвергает жизнь такую. Уединение указует, как достичь жизни благой.

 

Как подумалось Сергию, совсем кстати в обитель возвернулся брат Стефан. В Москве он был духовником князя Ивана. Возвра­щение в обитель было более, чем странным. Но Сергий, поглощен­ный распрей с иноками, возрадовался случаю все уладить. Он откровенно поведал брату о своих тяготах. Стефан сам вызвался примирить его с частью иноков. Он испросил Сергия лишь об одной ма­лости: Стефан поведает инокам в разговорах о светлых замыслах игумена, и тогда все образуется.

 

С тех пор Сергий неизменно примечал брата среди иноков на роздыхе, после обеда, или ввечер возле церкви. Во всем доверяясь Стефану, Сергий стал все более отчуждаться от братии. При его приближении, иноки смолкали, замыкались в себе. Тяж­кое молчание отталкивало Сергия от них. Потерянный он удалял­ся к себе, и не появлялся до тех пор, пока не приближался срок трудов или службы. Чувство злости незаметно сменилось расте­рянностью и горечью. Он подолгу недвижно просиживал в келии, вздрагивал, как от удара, от любого доносившегося снаружи воз­гласа. Пустота заполонила душу. Отныне он сам торопился побыстрее миновать иноков. Даже чтение Библии не вносило успо­коения. Взор бездумно ползал по строкам, никак не отражая про­читанное ни в душе, ни в голове. Наконец, уразумев всю пагуб­ность своего безделия, и, не получив от брата обещанной подмоги, он решился.

 

К той проповеди Сергий подготовлялся с великим тщением. Ночами просиживал над книгами, выискивал яркие образцы правед­ной жизни, подбирал нужные, как ему виделось, слова в подтвер­ждение своих помыслов.

 

По окончании очередной вечерни Сергий взошел на середину амвона. Чуть помолчал, упершись взором в пол. Склоненная го­лова придавала стати игумена смиренный вид. Иноки выжидательно притихли. Сергий зачал проповедь:

 

- Ныне я поведаю вам об одном дивном человеке. Почитай уже тысячу лет назад, как в Царьграде проживал патриарх Иоанн. Вы про него все ведаете. Люди за дерзкие и прекрасные мечтания и деяния прозвали его Златоустом. Он был велик, по­тому как желал великое дело сотворить. Зрил Иоанн, что не по-христиански люди проживают, а во лжи и пороке, что злато и стяжание разобщают их. Оттого исходит злоба и зависть в миру. То, что Господом было возведено в общее владение, захватыва­лось и разделялось средь немногих. Они загоняли в нужду и нищету остатных. Сколь много горя и слез и доныне привносится оттого в жизнь!

 

Глухой шепот прошелестел среди иноков. Сергий в душе обмер, но продолжил:

 

- Иоанн лишь одного желал, чтоб люди в правде жили своими трудами. Лишь богачество своим трудом нажитое - есть благо для людей. В своих проповедях Иоанн извещал об общине Христо­вой в Иерусалиме. В ней было пять тысяч христиан. Урядили они имуществом сообща владеть. Трудились вместях и ни в чем не испытывали нужды. Иоанн зазывал миру последовать им. В Антиохии даже зачали пересчет бедных и богатых, дабы обобщить имущество, а посля жить для общей пользы. Но власти мирские

 

не дали свершиться делу великому, ибо убоялись последования повсеместного...

 

- Не власти мирские тому виной, а нежелание добрых людей разделять богачество с бездельниками, - оборвал Сергия голос брата.

 

- Верно сотворили власти, - заслышались голоса.

 

Сергий изготовился ко всему. Он желал прений с заблудшими, не уразумевшими величия новой жизни. Мыслил увещеваниями до­биться своего. Но Стефанов голос, голос брата, оборвал все же­лания. Все обратилось в прах. Он силился вымолвить, о чем надумал за эти длинные дни и ночи, но опустошение вмиг охватило душу. Сергий поднял голову и беспомощно оглядел иноков.

 

- Неверно сотворили, не по-христиански, Иоанн был прав, - поддержали Сергия лишь два-три инока.

 

- А по-христиански понуждать нас изо дня в день в моленьях да трудах проводить? - кипя злобой, выпалил Евдоким. Сам из богатых купцов, он по сию пору через своих тиунов торговал и ростовщичествовал. Тиуны не раз наведывались в обитель, достав­ляя Евдокиму богатые одежды, утварь и диковинную обильную пищу. Тот часто устраивал щедрые трапезы, на какие зазывал всех иноков. Ныне многие опасались перечить богатому брату. На настояния Сергия отойти от мирских дел, Евдоким возражал, что особножитийный устав не воспрещает этого.

 

- Отец Сергий неверно творит. У нас нет сил жить в таких тяжких трудах, - послышался голос Данилы. - Да и есть у нас старший игумен - отец Стефан. Ему уряжать, как нам жить.

 

В церкви воцарилась мертвая тишина. Затаив дыхание, все воз­зрились на Сергия. От блеска свечей на стенах подрагивали тени неподвижных иноков. Видя безмолвность Сергия, за него вступил­ся Елисей:

 

- У нас есть игумен Сергий. Его Святитель Алексий поста­
вил...

 

Елисея перебил Евдоким:

 

- Не Святитель Алексий поставил Сергия. Его в ту пору на Москве не было, а епископ Афанасий Волынский. Стефана же сам Святитель Феогност пресвитером средь них двоих утвердил. Знать он поболее прав имеет игуменствовать тута.

 

- Когды они вдвоем проживали, Стефан не выдержал тягот и удалился в Москву, где потеплее. А ныне возвернулся на готовое. Сергия мы сами требовали в игумены! Его по нашему настоянию утвердили. Али запамятовали? - удивился Андроник.

 

- Верно, мы настояли. Но не ведали тогды, что Сергий порушит правила жития и введет насильно устав новый. Общежитие удумал! Не видано такое на Московии! - вознегодовал Данила.

 

- Его на такое дело сами Святитель Алексий да патриарх Филофей благословили, - тоже вспылил Андроник.

 

Стефан твердым голосом, не терпящим переченья, оборвал перепалку.

 

- Неможно так творить. Никто не смеет устав менять в оби­тели без согласия иноков. Многие из вас не желают этого. Да и самого патриарха ныне нет. Вселенский собор низложил его за противность вере православной. Знать деяния его неправы. Митрополита Алексея на кафедру не утвердят, ибо он заодно с Филофеем был. Житие будет по старому уставу, а кормиться бу­дем подаяниями да пожертвованиями.

 

Под возгласы одобрения слов Стефана Сергий сошел с амвона и мимо потупивших взоры Андроника, Елисея, Онисима, мимо ли­кующих Евдокима, Данилы и ставшего чужим брата, вышел из церк­ви.

 

Тяжело волоча ноги, смертельно подраненный, Сергий прошел мимо опешившего привратника и медленно побрел по ведомой дороге в неведомый путь.

 

Так, в отсутствие митрополита Алексия поборники мира с Ордой руками Стефана расправились с игуменом Сергием, взявшим сторону тысяц­кого Хвоста.

 

                                ________________________

 

В 1357 году на Красной площади потаенно ночью был убит тысяцкий Хвост. Обезглавленные сторонники розмирья с Ордой затихли, ожидая возвращения митрополита Алексия из Царьграда. Возвращаясь на Москву через Киев митрополит был схвачен ли­товским князем Ольгердом. Побег митрополиту из полона устроил русский боярин, ведавший стражей. В 1360 году Алексий возвернулся на Москву.
                             ___________________

 

Церквушка, какую отшельником поставил Сергий, изгнанный из Троицкой обители, на реке Киржаче, вновь стала обрастать келиями. Сюда подались иноки из Троицкой обители, не желав­шие жить по-старому, а также люди из других мест, прослышав­шие о новой обители преподобного старца.

 

Искушенный жизнью Сергий отныне отбирал в свою киновию лишь согласных насовсем порвать с мирскими делами, расстаться с богачеством и жить общими трудами со всеми иноками.

 

- Да, сбег я тогды. В другой раз сбег от жизни. От кого угодно ожидал слова злобного, навета немыслимого, но не от Стефана. И кровь родная не подмогла, не устоял брат, сгубил дело святое. Оно, конечно, сподручнее в чести и довольстве век коротать. Слыл на Москве не последним человеком, духовником великого князя Московского. Об чем еще мыслить? Чего желать таким? Ратиться с татарами? За ради кого? За ради черни неумытой? За место богачества и почестей класть голову под топор, то бишь, под саблю татарскую? Или за Русь вольную? За жизню для всех светлую? Не с руки им это. Безумие ломить супротив силы. Татары-то на Руси и при дедах наших были, и ранее. Что ж тут поделаешь? По-ихнему мыслить, русичам на роду написано ходить под та­тарами. Ну, дак что ж с того считают такие? Деды жили и мы будем! Не мы строили, не нам и ломать. Да и с погаными можно ужиться. Не задирать, справно выход платить, и все будет ладно. Мир на Руси будет! Да, не ведал тятька про Стефана своего, про его помыслы холопьи. Не стерпел бы надругания такого. А я вот стерпел. Сбег от розмирья со Стефаном. Посчитал делом негодным. Сбег от жизни. Великая обида сделалась у меня на многих из братии. Не нашлось средь них заступника стойкого. Знать и впрямь неугодны были им ни дела мои, ни помыслы. Выходит, либо я неправ, либо они - заблудшие. Только не мог я неправым быть, ибо всего себя устремлял на то, дабы ближнему добро творить. Не было мысли о себе, не было корысти, не было властолюбия потаенного. Желал лишь одного - быть самому во Христе да лю­дей образумить. Просветить им путь Христов. Да, видать не возрадовались они этому. Видать не многие имеют силы жить во Христе. Тогды мысля эта мне крамольной показалась. Но уразумел я тогды твердо, что людей к жизни Христовой вести надобно. Не только обучать и наставлять, не только любить и сострадать, но и вести! Вести за собой! Пасти! А для этого надобно понужде­ние, ибо на себе испытал плоды несогласия и озлобления. Надоб­на! Надобна крепкая власть мирская на Руси. Иначе от всякого князька да боярина смута по земле, неустой. Иначе от всякого люда безмысленного - смута по земле, неустой. Иначе – погибель земле Русской.           

 

                                                   ___________

 

В Москве вновь ожили поборники розмирья с Ордой. Посланные в Троицкую обитель архимадриды Герасим и Павел изгнали Стефа­на и других зачинщиков заговора.

 

Сергий возвернулся в Троицкую обитель. Довершил изгнание неугодных.

Сергей Новохатский. К РОЗМИРЬЮ. (1)

Сергей Новохатский. К РОЗМИРЬЮ. (2)

Сергей Новохатский. К РОЗМИРЬЮ. (3)

Сергей Новохатский. К РОЗМИРЬЮ. (4)

Сергей Новохатский. К РОЗМИРЬЮ. (5)

Сергей Новохатский. К РОЗМИРЬЮ. (6)

Сергей Новохатский. К РОЗМИРЬЮ. (7)