С начала семидесятых годов XIV столетия тяжкие испытания постигли Русь и Византию.

 

На Руси, то затихая, то вспыхивая с небывалой силой, обострялась распря между Великим Владимирским княжеством во главе с Москвой и великим княжеством Литовским и Русским во главе с Вильно. Они тягались за верховную власть на Руси. Для Москвы дело затруднялось открытым притя¬занием Твери на Владимирское княжение. Разжигаемая Ордой, распря Мос¬квы с Тверью сделалась оправданьем для вмешательства Литвы в русские дела и насильным овладением землями Руси.

 

Орда, ослабленная ханской замятней, не смогла воспрепятствовать усиле¬нию Литовского княжества. В 1363 году литовский князь Ольгерд одолел татар на реке Синие воды. В пятидесятых годах покорил Брянск, Черниговщину, Ржев на верхней Волге, Торопец, подчинил Смоленское княжество. В 1352 году после упорной борбы с Польшей присоединил Волынь. В 1362 году завладел Киевом. В 1364 году присоединил Подолию, а в конце пятидесятых — начале семидесятых годов — Чернигово-Северскую землю. Литва образовалась в могучее государ¬ство.

 

Захваты Ольгерда положили начало отделению Малой Руси — нынешней Украины и Белоруссии от Великой Руси — России.

 

В 1349 году Ольгерд женился на тверской княжне Ульяне Александровне. В 1352 году выдал свою дочь Аграфену за сына нижегородского князя Константина Васильевича — Бориса. В 1375 году Ольгерд выдал племянницу Марию замуж за сына тверского князя Михаила Александровича — Ивана. Путем расчетливых брачных союзов литовский князь Ольгерд начал оспари¬вать с Москвой верховенство и в Великой Руси.

 

Общая корысть сплотила Литву и Тверь. Три их нахождения на Москву разорили княжество. Хрупкое замирье было лишь передышкой перед новой войной. Великорусские княжества оказались под угрозой поглощения Ордой и Литвой.

 

В 1371 году после поражения сербов при Марине Сербия и Византия признали себя вассалами Османов. Империя оказалась под угрозой поглоще¬ния турками. Император Иоанн VI Кантакузин передал трон Иоанну V Палеологу. Постригшись в монахи под именем Иосаф, бывший император сохранил тесную связь с двором и патриархом Филофеем.

 

Иоанн V, увлеченный лишь красивыми женщинами, передал в волю патриарха и Иосафа вес важные государственные дела. В руках исихастов (исихазм – религиозное течение в православии, проповедующее активное участие в общественной и государственной жизни Византии. На Руси получило распространение через митрополита Алексия и Сергия Радонежского) оказался весь государственный аппарат империи. Они немедля приступили к воплощению давних замыслов.

 

Скрепить возникшее на Руси перемирие миром и направить объединен¬ную Русь против Орды, а после — против Османов, было уроком посольства Киприана — ближайшего сподвижника Филофея. Спасти Вселенское право¬славие в то время могла только объединенная Русь.

 

Приезд Киприана в Литву, его разумные дела привели к непрочному замиренъю между Москвой, Литвой и Тверью.

 

По подсказу Сергия князь Димитрий Иванович порешил созвать князей на крестины сына Юрия, родившегося в Переславле 29 ноября 1374 года, для установления договорного мира.

 

Гончики устремились с доброй вестью в разные концы Руси. На крестины созывались князья, еще недавно бившиеся насмерть на поле брани.

 

Скоро откликнулись лишь служилые князья. Несмотря на высокие снега да колючие морозы, двинулись к Переславлю с дружинами, обгоняя тянув¬шиеся московские обозы с праздничной снедью. Удельные и особенно великие князья замешкались. Выбирали провожатых, оговаривали дары для Димитрия Ивановича. Заодно пытались разгадать замыслы московитов. Су¬дили по-разному, от западни до мономаховского мира. Препирались, брани¬лись бояре. Распалясь, хватали друг дружку за ремни, сбивали колпаки. Брызжа слюной, одни звали не верить московитам, ведь Димитрий слово свое не держит, погубит князей да засядет на всю Русь. В спореньях текли дни.

 

Лишь купцы, почуявшие запах гуляния да звонкой монеты, без раздумий заспешили в Переславль. Товары, наваленные на сани купеческих обозов, бдительно стереглись купеческими людьми. По одеже и оружию они ничем не разнились от воинов. Да и сами купцы более смахивали на сотских боевых дружин, нежели на торговых гостей. На породистых скакунах носились они вдоль обоза, подгоняя нерасторопных возниц. Всякий желал попасть в град наперед других. Два обоза, встренувшись на перекрестии дорог, чуть было не перебились меж собой за право въехать первым. Обе ватаги сошлись возле головных саней, стращали супротивников нахмуренными ликами и руками на рукоятях мечей. Купцы тыкали грамотами в лики друг другу, доказывали, что их товар нужнее, и знать обоз первым проехать должен. Кончилось бы дело битьем, да нагнала обозы дружина серпуховского князя Владимира Андреевича. Весельчак вместе с воинами долго потешался над упрямцами, а напоследок известил, что недалече встрел пограбленный татями обоз. Пере¬пуганные купцы мигом договорились, и обозы вслед за князевой дружиной заспешили к граду.

 

Тати, в самом деле, разгулялись. Прознав о празднестве, зашумели по лесам лихие ватаги, почуявшие богатую поживу. По первой тати легко обирали малые обозы средь бела дня. Спокойно выправляли на конях, пешими из лесу, присваивали все, что могли увезти или унести, обирали людей в стужу до нижнего белья. Слухи о пограблениях растревожили торговых гостей. Они начали единиться в крупные обозы, нанимать крепкие сторожи. Самыми удачными обозами были те, что сопровождались княжими дружинами. Тати, завидев дружины, бросались наутек. Воины нагоняли замешкавшихся или отставших и нещадно секли саблями.

 

За месяц в Переславлс сошлось с дюжину князей. Радушно встреченные Димитрием Ивановичем и Сергием, подолгу гостевали в княжих хоромах, толковали обо всем, что на душе лежало. Молчали лишь об одном. Об Орде.

 

За день до крестин Юрия не прибыло четверо великих князей. Молчали Литва, Тверь, Ростов и Нижний Новгород.

 

Острота ожидания накалила все окрест. Возле Спасской и Никольской башен денно годили князей. У одной, костромской — воевода Иван Родио¬нович Квашня, у другой — Федор Андреевич Кошка. Оба прохаживались возле ворот, перемолвливались с боярами и тревожно поглядывали на дозор¬ных.

 

У ворот княжего двора сам окольничий и великий воевода Тимофей Васильевич Вельяминов замер в шитом червленым атласом коротком кожухе, украшенном жемчугом по краям и аланами на груди. Он тревожно озирался на оба конца дороги, проходившей мимо двора через град от Спасской до Никольской башен.

 

У терема томились ожиданием многие московские бояре и воеводы. Рядом — сотня воинов, наряженных столь блестяще, что им позавидовала бы стража царьградского императора, посвечивала на солнце навершнями копий, шле¬мами и начищенными медными бляхами поясов. Сапоги, несмотря на толстую подошву и вязаные чулки, не спасали от мороза. Воины, обстукивая ногу об ногу, переминались, отчего весь строй, словно гоняемый суетным ветром, колыхался в разные стороны. Лишь ненадолго воины по десяткам удалялись перекусить в князеву стряпную.

 

В тереме Димитрий Иванович замер в кресле. Восседавшие на скамьях вдоль стен князья да бояре перешептывались, изредка поглядывая на князя. У всех в душах таилось сомнение. Сергий, как и князь, неподвижно замер поодаль. Напала тягота.

 

Очнулся Сергий словно от толчка. Колокольный звон, подхваченный от Никитской обители посадскими церквами, и рядом Спасо-Преображенским собором, возвещали о долгожданном прибытии.

 

Вскоре отворилась дверь сеней и показался растерянный Вельяминов. За ним вошел ладный, чернобровый и русобородый молодец в добрых литвинских одежах.

 

Тимофей Васильевич вымученно возвестил:

 

—     Старший сын Ольгерда — князя Литовского и Русского — Андрей Полоцкий.

 

Лишь на миг глаза Димитрия почуждели. Андрей в полупоклоне произнес:

 

—     Здравне Великому князю Владимирскому!

 

        Димитрий сошел с кресла:

 

—     Здравие сыну славного князя Литовского!

 

—     Они обнялись.

 

- От радушных хозяев и гостям не должно отставать, — промолвил Андрей. Повелительно взмахнул рукой. В сени внесли три кованых серебром сундука.

 

- Отец мой дарует младенцу и его именитым родителям. Молит не осуждать, что сам не приехал на столь знатный сбор. Забот великих множе¬ство.

 

Бояре обступили сундуки, какие слуги Андрея с готовностью распахнули, показывая богатые дары. Другие зашептались меж собой, обсуждая встретенье Димитрием Андрея.

 

Андрей в это время пояснял Димитрию:

 

—Отца моего ныне заботит, как отбить угрозу Немецкого ордена. Они крепко сели на прусских землях и оттуда грозят Литве.

 

Димитрий согласно кивнул и ответил:

 

—Отовсюду грозят нам вороги наши. Замирье наше позволит вместях отогнать их.

 

Андрей подхватил князя за руку. Загорясь очами, поведал:

 

- Я так же мыслю. Орден да Орда завсегда выгадывают погожий случай, дабы нас пограбить. Потому и распри меж нами разжигают. От замирья мы воскрепчаем.

 

—     Так мыслит и отец твой? — напрягся Димитрий.

 

Андрей запнулся. Улыбка сошла с лика. Он отвел глаза и промолвил:

 

—     Тяжко ему и с немцами биться, и долг сродника исполнять.

 

- Вестимо — тяжко, коли чересчур много сродников в других землях имеешь,— улыбчиво съязвил Димитрий.— Но по закону ли нудить патриарха поставить в тех землях своего митрополита и тем разделить Русь?

 

Андрей словно не приметил тона, ответил:

 

—Отец просил молвить, что не желает он уже такого.

 

        Димитрий удивленно воззрился на Андрея. Тот продолжил:

 

—Посольник патриарха Киприан, какой был у нас, убедил не стоять за раздел митрополии Русской, а пребывать в согласии с общим митрополитом. Единый пастырь духовный у сродников быть должен.

 

Димитрий мельком окинул взглядом Сергия, сидевшего рядом на скамье. Тот успокоительно кивнул князю.

 

- Чую, князь Ольгерд желает замирья прочного. Так-то лучше, чем в гости с мечом жаловать. Ты ведь, князь, уже бывал в Переславле? — не удержался и вновь съязвил Димитрий, намекая на провалившуюся осаду града Андреем и его дядей Кейстутом три лета назад.— А ныне ворота града для вас сами распахнулись. Отрадно мне привечать вас гостями. У нас общий ворог — Орда. Могуч и коварен. Пересилит нас поодиночке.

 

- Почто же? — самодовольно ухмыльнулся Андрей.— Мы возле Синих вод выказали, на что горазды.

 

- Успех славный. Но ведь не всю Орду одолели. Лишь князя ихнего. А вот коли вся Орда выйдет, тогды всем туго будет.

 

Андрей ухмыльнулся вновь, мол, хоть князя одолей! Оба не желали уступать в словесной похвальбе. Они приглянулись друг другу, и потому даже взаимные колкости никак не сказались на возникшем взаимном расположении.

 

Новый перезвон колоколов известил о другом прибытии. Сергий выглянул в окно и различил дружину нижегородского князя Димитрия Константино¬вича. Он скоро подступил к Димитрию Ивановичу:

 

—Нижегородцы прибыли.

 

—Встретенье дорогому тестю  внизу устрою,   — пояснил Димитрий, положив руку на плечо Андрея. — Жена дюже молила о том.

 

Князь заспешил из сеней. Евдокия, жена хозяина, в наброшенной собольей шубе, радостно прильнула к груди родителя.

 

Оба великих князя обнялись. Евдокия заторопилась в обоз к матушке, а князья поднялись наверх.

 

Третьим прибыл в град великий князь Ростовский Андрей Федорович с братьями. После приветствий, он вопросил Димитрия:

 

—Почто послов Ордынских не видать?

 

Его слова вызвали замешательство среди всех князей. Лишь Сергий покойно откликнулся, ударяя на последнее слово:

 

—На празднике христианском не место поганым!

 

        Андрей Федорович хмыкнул и пожал плечами.

 

Последним прибыл Олег — введенный боярин Михаила Александровича Тверского (введенный боярин – наиболее близкие к князю по политическому и имущественному значению бояре). Димитрий про себя горестно помыслил: «Не верует Михаил. И поделом. Я сам провинный. Он ведь один раз поверовал, а мы его в поруб бросили». Олега он принял столь же радушно, как и остатных князей.

 

Красная площадь пред белокаменным Спасо-Преображенским собором Переславля в день крещения Юрия заполнилась людьми. На крестины и празднества сошлись гражане, селяне с окрестных мест, прибывшие издалека гости. Лишь малый пятачок возле ворот собора от княжего двора был оцеплен воинами. Здесь было место именитых гостей.

 

По этому живому проходу прошествовали к собору Димитрий с Евдокией, бережно несущей завернутого в лисью шубу сына, и Сергий с женой тарусского князя Марией.

 

Крещение в переполненном соборе проводил настоятель Никольской обители Димитрий Прилуцкий. Грамотность и единомыслие с молчальника¬ми привели Димитрия в их ряды (молчальники – русский вариант исихазма на Руси). В дальнейшем Димитрий Прилуцкий — именитый основатель Прилуцкого монастыря близ Вологды, примет деятель¬ное участие в борьбе за единую Русь.

 

Благоухание ладана и святого мирро перемешались с тяжелыми запахами человеческой плоти и дыхания. В ходе службы, распаренные теплыми оде¬жами и духотой, зачарованные священным действом, люди размякли. Лишь глазами воспринимали в полумраке и дыму действа Димитрия, Сергия и Марии.

 

Димитрий, заканчивая обряд, погрузил младенца в купель со словами: «Крещается раб Божий Юрий во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святаго духа, аминь!»

 

Низкий голос Димитрия протяжно прогудел под сводами, вызвав мурашевый озноб у присутствующих. Настоятель вручил младенца Марии, какая закутала того в ризки — белую бязевую ткань, отерла и развернула. Димитрий продел на шею младенца золотой крестик, даденный ему Сергием, и, обмак¬нув небольшую кисть в святое мирро, помазал крохотную плоть со словами: «Печать дара Духа Святаго».

 

Пока Мария пеленала захныкавшего Юрия, Сергий оборотился к гостям:

 

—Лю-ди-и!

 

Сергий, отступивший чуть поодаль к нише, почти скрылся во мраке и чудилось, будто глас Господен лился отовсюду на собравшихся:

 

—Отныне забота о благе души Юрия ложится и на мои плечи. Княжич должен взрасти истинным христианином. Не творящим зла соплеменникам, а с заботой о них. В этом славном граде тоже родился и возрос могутный заступник земли нашей — Александр Невский. Под стяги Невского вся Русь сходилась супротив шведа и немца! Здесь гражане Переславля насмерть бились с погаными. Воевода Жидислав с многими людьми полегли в неравной сече, но не сделались рабами. О них памятит всякий русич. Их гибель на земле — дело святое.

 

Сергий перевел дыхание и появился на свет. Торжественные слова резко сменились на негодующие:

 

—Но град сей жгли не лишь поганые. Не лишь они измывались над родительницами и сестрами нашими. Горе, страдания и погибель не лишь они приносили. Были и свои, русичи, какие, словно нехристи, творили расправу над единородцами. Был Андрей Городецкий, запамятовавший слова великого отца, пожегший град, дабы брату своему Димитрию доса¬дить. Также сотворил и Ярославский князь Федор Черный.  Воистину

 

черные дни были для града. Молвлю о том в назидание тем, кто еще замыслы о распрях не отбросил. Церковь проклянет всякого, поднявшего руку на ближнего своего. Думайте, как Русь спасти от погибели, а не раздирать ее на куски кровавые. К замирью взывают захороненные здеся сын да внук Александра Невского!

 

Сергий воздел обе руки вверх:

 

—Того же, кто не пожелает замириться, ожидают муки грешников.

 

        Игумен указал на чуть освещенные своды с росписями происходящего Страшного Суда. Свет на миг местами выхватывал искаженные болью и страданиями лики людей.

 

—Русь ожидает своего избавителя, — пробасил игумен Димитрий. От повеявшей загробности поежились многие князья.

 

В тот миг в распахнувшемся проеме ворот собора появился освещенный ярким солнцем Димитрий Иванович. Люди оробело закрестились.

 

Димитрий с Евдокией приняли младенца и под общее ликование толпы, сопровождаемые князьями, прошли на свой двор.

 

Крестины, почти совпавшие с окончанием долгого Рождественского поста, оборотились двойным пиршеством для всего града. В Переславле сошлась и гуляла вся Русь.

 

Князево угощение, обозами запрудившее улицы града, даровалось всякому желавшему. Сюда же приткнулись и пронырливые купцы, разложившие товары на своих возах. Каков товар, можно было угадать издали. Там, где звенели в перекрике бабские голоса, с возов предлагали товар для украсных нарядов, сладости да пряности. Ошалелые от богатой всячины бабы благого¬вейно ощупывали цветастые шелковые, шерстяные, суконные ткани, прикла¬дывали на себя. В этом радовании сравнялись боярыня и служанка, гражанка и нищая холопка. Одни второпях доставали серебро из калит, другие крепче сжимали в дрожащих руках свои медяки. Первые брали камку, атлас, китайку, хамьян. Вторым доставалась узчина, крашенина, выбойка. Бабьи страсти подогревались скоморохами, умышленно нанятыми купцами. Они нахвали¬вали товар, залихватски пели о молодцах, ищущих ладных красавиц. И молодайка, и замужняя, затаив дыхание, слушали, а после с новой силой находили на возы с товарами. Такие бабьи ряды были на Красной площади возле собора.

 

Мужским скоплениям наместник Переславля Федор Александрович отвел более укромные места. Одно в углу площади поближе к Рождественской башне, другое — у харчевни, что была напротив площади через дорогу, и третье — на перекрестке дорог, деливших купеческие дворы с дворами не менее богатых оружейников.

 

Справедливо памятуя о присущей мужикам жажде и воинственности, наместник, рассылая дозорных по граду, наставлял вмешиваться лишь при крупных стычках. Но Федор Александрович ошибся. Недавно водимые князьями друг на друга воины были опьянены замирьем. При встрече они знакомились, любопытничая, оглядывали доспехи, пытали их крепость: то шлем на земле рубали, то саблю о меч пробовали.

 

В одном месте двое самых неугомонных попытали кольчугу на удар. Один рубил ее прямо на груди напарника, но тот от очередного удара лишь слегка покачивался. Всякий раз зрившие оценяли, тыкали пальцами во вмятины и разрывы. После все разом сошлись на мысли, что кольчуга крепка, но надобна новая, добротная. Они разом устремились к купеческому возу и вскладчину выбрали новую. И после, ликующе приплясывая, заспешили скорым бежком, доставая на ходу дорожные чашки, к винным да пивным возам. Здравили князей и Русь, ощущая полное единение с гомонящими окрест людьми.

 

Утолив жажду, воины, гражане и гости бродили вдоль вала по окружной дороге, встревали потерявшихся или новых дружьев, цепляли попавшихся под руку баб и, не к месту крича: «Иисус воскрес!» — лезли разноцветными бородами к зовуще выкрашенным губам. Чтоб поддохнуть, воины заверты¬вали в харчевню — просторную срубленную избу с небольшой кухонькой — пристройкой. Они возглашали здравницы младенцу, родителям, всем гостям, усаживались за съединенные столы и приобщались к всеобщему застольному братству. Лишь две-три черные рясы выделялись среди воинских одеж. Иноки непрестанно что-то втолковывали ближним воинам.

 

Никто не памятует, с чего зачалось, но в хмельные головы влетело: «С Ордой ратиться надобно!» Хмельные переговоры разом перевелись в утроб¬ный воинственный рев. Словно замученная душа вырвалась на обидчиков. Испуганный харчевник Еремей выскочил из кухни, бегающим взором огля¬дывая искаженные злобой и жаждой мести лики. Воины долго поносили самыми грязными ругательствами своих вековых врагов. И за каждым словом следовал новый взрыв негодования и угрозы отмщения. Сознание единой мощи охватило людей, выплеснулось в криках на улицу.

 

Званые князья поместились в верхних сенях хором. Стол был завален яствами, уставлен заморскими винами и жбанами с медовухой.

 

Раз за разом чинно вставали князья, славили доброприимного хозяина, красную княгиню, укрепившую род еще одним воином. Всякий желал здравия и крепкого стола князю. Все разом возглашали здравицу. Димитрий Иванович при здравнице напрягался, крепче стискивал кубок, чуть подавался вперед, словно ожидал чего-то особенного. И раз за разом разочарованно откидывался обратно, скупо улыбался, опрокидывал кубок с вином в рот. Князья тоже осушали кубки и разбредались перетолками по разнотемью. Судили о ценах на сукна из Великого Новгорода, вздорожавших из-за погро¬мов ушкуйниками речных градов (ушкуйник – речной разбойник). Рядили о запустении земель, о сбежавших холопах, хоронившихся либо в стольных градах, либо в заволжских лесах. Обговаривали предстоящую охоту и надобность послать за помытчиками, чтоб своими псами зверя травить (помытчик – служивый при князевом дворе, ведающий псарнями). В причудливый рисунок слагались слово¬прения. Не было лишь слова. Сергий изредка прохаживался за спинами князей, вслушивался. Покачивал головой зрившему за ним Димитрию Ива¬новичу. Возле конца стола, где сидели молодые князья, к игумену воззвал Владимир Серпуховский:

 

- Батюшка, рассуди нас. Что славнее для князя, сгинуть с честью в сечи неравной иль силе поклониться?

 

- А кто ведает о витязе, какой с Батыгой бился дружиной малой? — вопросил Сергий.

 

- Евпатий Коловрат,— живо откликнулся Александр Ростовский, — с дружиной малой на цельную рать! Погибнул, но страх великий навел на поганых.

 

    Сергий согласно кивнул Александру:

 

—А кто более всех князей на поклон к ордынцам ходил? Кто более всех златом поганых одаривал?

 

Князи смолкли. Владимир Серпуховский вскинулся. Лик запылал крас¬нотой, погрознел:

 

—     Ты, батюшка...

 

- Охолонись, сын мой, — осадил его Сергий. — Охолонись. Всем об том ведомо. Дед твой да князя Димитрия — Калита. Вона и посудите. Кто славнее Коловрат аль Калита?

 

Молодые князи смятенно молчали. Сергий продолжил:

 

—Сгинуть с честью за дело правое достойно и простого, и князя. От таких витязей сила наша множится да крепнет. Святое дело — погибнуть за других. Но находят лета, когды надобно смирить гордыню и покориться силе. Но лишь погнуться, дабы заутре сломить ворога ужастенного. Такое по силам мужу мудрому. В князе же должно быть и так, и этак. Зрил Калита, что разобщенная Русь не одолеет ордынцев. Силы копить зачал, да не успел. — Сергий сжался всем видом, перекрестился и продолжил. — Но путь такой труден и тернист. Кто различит, где довершается мудрость мужа и зачинается лукавство труса? Ведь иных князей послухать, дак они токмо и пекутся о благе людей своих. Взаправду же, под их личинами рабское проглядывает. Они и людей своих в послушании рабском выучивают. Тишь надобна, коли силы копишь. Но коли она застоялой делается — это уже трусость раба. Тяжко таких «мужей» от мха очищать. Лишь острие меча и слово подмогут.

 

—Не уразумею я тебя, святой отец, — вмешался сидевший недалече Андрей Федорович Стародубский. Много переживший князь раздраженно промолвил: — То ты к замирью зовешь, то распрю учинить желаешь.

 

- И мир, и распря разные бывают. Дела правые да неправые мир на части разнят. Зло, что распрей меж князьями стоит, в добро обернется, коли князья на розмирье с Ордой поднимутся. Рабский мир нашим людям не надобен, и потому хвалы заслуживает всякий его порушивший.

 

- Ты что же, отец Сергий, благословляешь Христом нас на розмирье с Ордой? — оторопело вопросил князь.

 

—     Всякому судья — его совесть. Коли она промолвит: «Пора», — должон всякий, не раздумывая, биться с врагом. «Пора, — твердят внуки Калиты. — Пора!».

 

—Неужто вечно будем пред поганым шапку ломать?  — не утерпел Василий, сын Димитрия Нижегородского. — Иль малость нас здеся? — Он ухватил наполненный кубок и взобрался на стол. Его шумно одобрили остатные молодые князья.

 

—Эй, князи русские! От всех концов могутной Руси сошлись мы. Неужто не хватит сил наших, чтоб татар одолеть? Здравица — Воле!

 

Василий припал к кубку. Молодые князья дружно последовали за ним. В сенях воцарилась тишина. Все оборотились на Димитрия Ивановича, застыли выжидательно. Тот торжественно востал, поднял золоченый кубок и громко возгласил:

 

—Здравица!

 

Многие резво повскакивали с мест вслед за Димитрием Ивановичем. Ликующе ударялись кубками, возглашали здравицы и пили. Но не все так резво откликнулись на зов Василия. Словно недомогая, некоторые отрыва¬лись от лавок, молчком выпивали, и тут же усаживались обратно. Среди них Сергий отметил боярина Олега, Андрея Полоцкого, и Димитрия Нижегород¬ского. Тот, хмуро озирая разошедшегося сына, раздраженно бросил Дими¬трию Ивановичу.

 

—Вояки! Сопляки. Вина хлебнули, и сила враз заимелась. Позрил бы я на них, коли б здеся посольник татарский был, а на дворе отборная тысяча стояла.

 

—Так ведь не стоит, а мы, как рыбы, — возразил Димитрий Иванович.

 

        Князь насупился, но смолчал.

 

Недельные гуляния, не затихавшие до глубокой ночи, пошли на убыль. Даже самые неугомонные, пресытившись дармовыми угощениями, не раз обгуляв град и окрестности вдоль и поперек, днем и ночью, наконец, утихо¬мирились.

 

Из града потянулись княжие обозы на север, минуя Спасскую башню, через замерзшую Трубеж в Великий Новгород и Ростов, на юг через Николь¬скую башню в Москву и Владимир. Отбывали близкие родичи собравшихся князей. Холопы суетились у возов, укрепляя купленное добро, исполняли последние мелкие веления хозяек-княгинь да боярынь. Торопились в хвост обоза и с бегу падали на сани под визг дворовых девок, утеплившихся ранее под тулупами. К обозам пристраивались опустошенные купеческие сани.

 

Сопровождаемые стражными воинами, обозы ползуче выбирались из града на дорогу и, все убыстряя ход, терялись в высоких лесах.

 

Князья задержались в Переславле. Кто по велению, кто по прошению. Собрались там же, где пировали все эти дни. Припухлые лики скрывались бородами, и лишь затомившиеся глаза были настороже. Все ожидали тяжкого разговора.

 

Однако начало было вовсе нежданным. Димитрий Иванович оповестил:

 

—     Я собрал вас, дабы порешить княжее дело. В моей отчине, в остатную войну, князем Михаилом Тверским был сильно порушен Торжок. Ныне меж нами — крепкий мир, целованьем скрепленный. Не зачал бы я прошлое ворошить, но заявились на суд мой люди из Торжка.  Молят прошение принять да суд свершить. Не желаю в таком деле сам судить. Не желаю распри новой. Как сообща порешим, так тому и быть.

 

—Во вред князю Михаилу всякий приговор будет,— резко возразил боярин Олег.— Вновь распрю замышляете?

 

На его слова со скамьи восстал Сергий:

 

—Все князи — христиане. Всякий должон услышать и уразуметь, что распри людям простым приносят. Многие, — Сергий грозно оглядел князей, восседавших на лавках,— из вас великие грехи на себе носят, побив ближних. В слепой распре вы сжигаете грады да селы, лишаете друг друга  богачества и злорадствуете, коли у соседа люди с голоду гибнут, да с холоду мерзнут. А о главном вороге и помыслить не смеете, страшитесь!