Ранним майским утром Таню разбудил звонок в дверь. Отперев, она увидела на пороге свою подругу Катерину. Катя была моложе её на целых десять лет, но это не мешало их многолетней задушевной дружбе. Тонкая, пластичная, музыкальная, Катерина с недавних пор работала в одном небольшом, лишь недавно открывшемся театре и страстно мечтала сниматься в кино.
- Привет, Танюшек! – чмокнула она подругу в щёку. – Разбудила? Ну, извини! У меня к тебе дело! Срочное!
- Дело? – рассеянно произнесла Таня. – Если так, то проходи на кухню, кофеем угощу…
- Тебе ж нельзя кофе?
- А сама чаю выпью.
- Тогда и мне давай чаю, - заявила Катя.
Пройдя на кухню и немного покрутившись, она обратилась к подруге:
- Танюшек, дай денег, а? В долг. Срочно нужно.
- Много?
- В общем, да… Но ты не волнуйся, я отдам.
- Можно узнать, что за непредвиденные у тебя затраты?
- Да уж, именно непредвиденные… Один дурак «не предвидел»… А я, тоже дура, не усмотрела… - Катерина нервно закурила.
Таня подошла к ней вплотную и спросила:
- Катюшек, ты, случайно, не беременна ли?
- Вот именно, что случайно.
- А деньги тебе зачем?
- Тань, а сама не догадываешься?
- Если на аборт, то не дам.
- То есть как это?! Почему? Ты мне подруга или где?
- Подруга. Поэтому и не дам. Ты абсолютно здорова. У тебя есть квартира.
- У родителей есть квартира.
- Большая трёхкомнатная. Твой отец очень хорошо зарабатывает. Бабушка твоя ещё очень крепкая женщина. Зачем же отказываться от ребёнка?
- Затем что ни к месту и ни ко времени! Сейчас – не время!
- А когда - время? Пройдут годы, потом станет поздно, а потом всю жизнь будешь жалеть, что… Кстати, а кто отец? Он знает?
- Кобель – отец! Я этого паразита вчера с нашей гримёршей застукала! Да я его знать после этого не желаю! Так ты не дашь денег?
- Прости, Катенька, греха на душу не возьму.
- Ладно, тогда я пошла. Ещё у кого-нибудь попрошу! – пожала плечами Катя.
- Постой! Я сейчас к Ванюше поеду. У них там небольшой праздник… Может, и ты со мной?
- А я думала, сегодня рабочий день.
- Я отгул взяла. Слушай, поедем, а? Ванюша рад будет. Ты ему понравилась. Он меня о тебе спрашивал даже.
Катерина улыбнулась:
- Ладно, поехали!
Праздник, о котором говорила Таня, устраивался в честь проводов двух воспитанниц-сестёр, которых удочеряла бездетная семейная пара. Прощание проходило у главного входа в детдом. Девочки прощались с подружками и друзьями, а обретённые родители обещали, что будут привозить их иногда в гости. Всем детям ими было подарено по небольшому набору конфет. Андрей Александрович сказал небольшую речь, дети прокричали пожелания счастья сёстрам, после чего те сели в машину, и та покатила к распахнутым Тимофеем Ильичом воротам. Воспитанники бежали следом и махали руками.
- Мама, а когда ты меня заберёшь? – спросил Ваня.
- Скоро, милый, скоро…
Андрей Александрович подошёл к Кате:
- Катерина Витальевна, Татьяна Николавна сказала, что вы работаете в театре?
- Да, работаю.
- Скажите, а нельзя ли договориться с вашим театром, чтобы устроить новогодний праздник у нас. А то ведь нам каждый раз деда Тимофея Морозом рядить приходится, а со Снегурочкой и вовсе проблема. Вот, вы бы не отказались быть у нас Снегурочкой?
- Да я, в принципе, с радостью… - пожала плечами Катя.
- Я был бы вам невероятно признателен! Вообще, у нас ведь даже и своя самодеятельность есть. Правда, руководить ей толком некому… Но ребята стараются. Не желаете ли посмотреть наш актовый зал?
- С удовольствием, - кивнула Катерина, с любопытством рассматривая странного директора с растрёпанными с ранней сединой волосами, и глазами, по-юношески бодрыми. Чудак-человек…
Андрей Александрович и Катя ушли, а большинство ребят с бабой Тоней отправились на площадку. Туда же последовала Таня с Ванюшей.
Было около полудня, когда во дворе появился невысокий человек с чёрными волосами и раздражённым, нервным лицом. Какая-то девочка подошла к нему и спросила:
- Дяденька, вы кого-нибудь усыновить хотите? Возьмите меня, пожалуйста!
Незнакомец вздрогнул, бросил на девочку быстрый взгляд и, тотчас отведя глаза, поспешно отошёл. Он явно искал кого-то и, не находя, нервно грыз губу.
Таня увидела его ещё издали. Сердце её учащённо забилось.
- Ванечка, подожди меня, - сказала она и направилась к неожиданному визитёру.
- Вадим? – окликнула его Таня.
Барышев обернулся и быстро направился к ней:
- Здравствуй, Таня.
- Здравствуй, Вадим.
- Вот, насилу отыскал тебя… - Вадим помялся. – Мы можем поговорить?
- Мы разве не обо всём поговорили?
- Давай отойдём куда-нибудь.
- Хорошо, - Таня пожала плечами.
Они зашли за угол здания, где в этот час не было ни души. Вадим в волнении закурил. Помолчав, он сказал:
- Я, Таня, подумал о том, что ты тогда сказала… О том, что я не подумал о тебе… Ты была права. Я был… В общем, извини меня. Я думал, что легко разорвать нить, которая нас связывает… Думал, что проживу без тебя. До этих последних месяцев я не знал, я представить не мог себе, что ты для меня значишь. Ты мне нужна, Таня. Понимаешь? Я всё взвесил и решил… Пусть будет по-твоему. Выходи за меня замуж.
Таня улыбнулась:
- Я очень рада, что ты пришёл. Я ждала тебе всё это время. И я выйду за тебя. У нас будет, наконец, нормальная семья. И мне тогда уж не откажут в праве усыновить Ваню…
Вадим помрачнел:
- Ты не поняла меня, Таня. Я предлагаю тебе выйти за меня, но с условием: никаких усыновлений. Зачем это нужно? Мы будем вместе. Будем жить для себя! Столько интересного есть на свете! Будем ездить отдыхать в живописные места… Зачем отягчать себе жизнь? Стеснять нашу свободу?
- Это ты, Вадим, так ничего и не понял. Жить для себя! Господи, да неужели в этом вся цель? Это же мелко… Объехать все курорты, продигустировать дорогие вина и деликатесы, покрасоваться в обществе – и ради этого стоит жить? Ведь это же пустота. Мы не сможем жить с тобою. Год будем, как ты говоришь, жить для себя. А потом? Надоест! И начнётся самое страшное: одиночество вдвоём. Безысходность. Зачем нужно дерево, если не даёт оно ни плода доброго, ни тени обильной? И мы никому не нужны будем. Неужели ты не чувствуешь этого, Вадим? Ведь тебя уже давит одиночество, поэтому ты пришёл. А потом будет хуже, но будет поздно.
- Просто ты никогда не любила меня! – выпалил Вадим.
- Я и сейчас тебя люблю. И хочу, чтобы ты был счастлив. Втроём мы были бы счастливы… А вдвоём – нет.
- Значит, отказываешь?
- Ты полагаешь, что я могу бросить ребёнка, которого считаю своим сыном, который зовёт меня мамой? Ведь это же счастье, что есть на земле детская душа, которой я нужна. Счастья, когда она ко мне тянется, зовёт мамой. Это то, ради чего жить стоит. Земной смысл всякой человеческой жизни. Как ты не понимаешь?
- Прощайте, Татьяна Николаевна! – зло бросил Вадим и ушёл.
Таня скрестила на груди руки и опустила голову. Этим вечером ей вновь предстояло посетить опостылевший кабинет, почувствовать на себе взгляд чёрных квадратов чиновничьих глаз и услышать привычное: «Вам отказано…» Боже мой, что же это за страна, за жизнь такая?! Отчего у нас, чтобы добро сделать, законы нарушать надо, потому что добро – вне закона оказалось! Удивляются иные, отчего сердца людские очерствели? Отчего добро не хотят делать? А попробуй захоти! Сделай! Тебя ж за то и осудят… Андрей Александрович артель создал, скольких ребят там собрал, от пьянства да воровства отвратил, к труду приучил, а закон ему что – нарушаешь, господин хороший, права не имеешь, штраф плати! А поборись-ка с этою машиной! Ильёй Муромцем быть надо, чтобы пресс её выдержать, не сломаться да добиться своего… Одни бабы о детях мечтают, а не могут иметь… А другие могут да не хотят: они для себя живут. И откуда же взяться чему? Семьи распадаются… А корни-то далеко закопаны. Ещё когда провозгласила пламенная товарищ Коллонтай: семью – долой, детей – в приюты, даёшь свободную любовь! Вот, теперь и идёт так… Только, вот, не любовь это. Карикатура лишь. А без любви так и жизни самой нет. И не будет, когда дальше так пойдёт…
Вечером, получив очередной отказ, Таня возвращалась домой. На автобус она опоздала, а потому шла пешком. Проходя вдоль ряда гаражей-«ракушек», она заметила в щели между двумя из них нечто вроде логова: крыша картонная, тулуп, молью побитый, узел какой-то, кастрюля. Неподалёку стоял и хозяин «жилища», опирающийся на палку. Перед ним на асфальте лежал треух, куда редкие прохожие бросали подаяние. Таня пригляделась: это был тот саамы бомж, отец Максимки. Порывшись в карманах, она достала десятирублёвую купюру и положила в шапку.
- Дай Бог тебе здоровья, милая! – просипел бомж.
Войдя в свой подъезд, Таня была встречена заливистым лаем. Ей навстречу бросился… Кутя, вертя длинным хвостом.
- Ты что здесь делаешь?! – поразилась Таня.
Взбежав на второй этаж, она увидела сидящего на ступеньках Ваню.
- Ванечка, ты откуда здесь?
- Я тебя ждал…
- Что же, ты из детдома убежал?
- Убежал, - кивнул Ваня. – Я хочу у тебя жить. Почему мне нельзя?
И как объяснить ему? Почему нельзя? Почему закон запрещает? Как объяснить это ребёнку?
- Ты неправильно сделал, Ванечка, - покачала головой Таня. – Там, наверно, ищут тебя, волнуются. Ты не замёрз? Идём скорее в квартиру, будем ужинать.
В квартире разрывался телефон. Таня сняла трубку. Звонила баба Тоня:
- Роднюшечка, Ваня пропал! Убежал, кажется!
- Не волнуйтесь, баба Тоня. Он у меня…
- Вот, негодник-то… Мы уж милицию вызывать хотели… Андрей Ляксаныч велел подождать, поколь до тебя не дозвонимся… Ну, слава тебе Господи, что всё хорошо…
- Всё хорошо, да, - кивнула Таня. – Я завтра утром привезу его… Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Таня опустилась на стул, погладила Ванюшу по голове:
- Разбойник ты, Ванечка… Переполох устроил, напугал всех. Чуть было милицию не вызвали… Нам бы тогда попало с тобой!
- Не попало бы, - ответил Ваня. – Я бы тебя никому в обиду не дал.
 
Прямо позади детского дома рос замечательный яблочный сад. Воспитанники ухаживали за деревьями, и те всякий год давали щедрый урожай. Накануне Яблочного Спаса ребята собирали первые в этом году сладкие, душистые яблоки. Мальчики проворно взбирались на самые верхушки деревьев, срывали плоды и передавали их вниз, где девочки укладывали их в вёдра. Упавшие на землю яблоки складывали отдельно: на варенье.
- Вот, хорошо! – радовалась баба Тоня. – Будет много варенья в этом году. Зимой будем лакомиться да лето вспоминать.
- Мама, угощайся! – Ванюша протянул Тане спелое яблоко.
- Спасибо, - Таня чмокнула его в щёку и попробовала яблоко. Оно оказалось очень сладким и сочным.
Воздух в саду был наполнен душистым ароматом яблок, коим невозможно надышаться, пьянящим, ласкающим обоняние…
Андрей Александрович подсчитывал собранные вёдра:
- Хорошо! Эх, дорогие мои, а ну как был бы наш сад побольше, а? Ведь тогда б и продавать можно эти яблочки было. Мало землицы у нас! Мало! А ведь земля – большое богатство, ежели с ней ладить. Предки мои крестьяне были. От них у меня к земле неодолимая тяга. Вот, когда ещё мы с моей артелью в деревне жили, так и картошку копали, и овощи разные сажали. А здесь – не развернись! И не дадут ведь земли нам ни за что! Под магазин дадут, под кабак… А нам – ни в жизнь…
Лето в этом году выдалось непривычно жарким. Таня сидела в тени, прижавшись спиной к стволу яблони, и утирала со лба пот. Ей было душно, и сердце, точно задыхаясь, бешено колотилось. Нестерпимо клонило в сон. Так бы сидеть, вдыхать яблочный дух, слушать поющие детские голоса-колокольчики…
Наконец, сбор урожая был окончен.
- А айда теперь на реку, искупнёмся! – предложил кто-то.
Предложение было встречено единодушной поддержкой, и шумной стайкой ребятня побежала к находившейся неподалёку реке.
- Только не заплывайте далеко! – предупредила баба Тоня, тяжело дыша, направляясь за воспитанниками.
Таня поднялась и последовала за всеми. Андрей Александрович задержался, чтобы сделать какой-то срочный звонок.
Приближаясь к реке, Таня расслышала взволнованные крики. Навстречу ей кинулась Марина:
- Татьянколавна, там Максимка тонет!
Таня побежала к реке. Максим не послушался бабы Тони и заплыл далеко. По-видимому, у мальчика свело ноги, и он стал тонуть. Кое-кто из детей уже плыли к нему на помощь, другие побежали звать Андрея Александровича.
- Дети, стойте, не плывите туда! – скомандовала Таня. – Чего доброго, самих вас утянет!
Скинув блузку и туфли, она бросилась в воду и поплыла к Максиму. Когда-то Таня плавала очень хорошо. Учась в школе, даже всерьёз тренировалась, но в последние годы боялась заплывать далеко: вдруг сердце прихватит. Доплыв до едва барахтающегося на поверхности мальчика, она крикнула:
- Цепляйся за меня и держись крепче!
Максим обхватил её за плечи, и Таня почувствовала, что этот груз для неё уже чрезмерен. «Оба ко дну пойдём!» - в ужасе подумала она, но продолжала грести. В ушах зазвенело, а перед глазами пошли красно-фиолетовые круги…
И всё-таки Таня доплыла до берега, сделала несколько шагов и повалилась на землю… «Конец…» - мелькнула в угасающем сознании мысль. Где-то совсем рядом раздался крик Ванюши:
- Мама! Мамочка! Что с тобой?!
- Маришка, скорее принеси сумку её! Там лекарства быть должны! – где-то далеко уже послышался голос бабы Тони. – Роднюшечка, роднюшечка, потерпи чуток! Саня, «скорую» беги вызывай!
Прибежал Андрей Александрович.
- Надо прямой массаж сердца сделать! – сказал кто-то. – Я в кино видела…
- Мама! Мамочка! – плакал Ванюша.
Протяжно завыл Кутя, почуяв беду. Больше Таня не слышала ничего…

О её гибели сообщил ему общий знакомый, работавший с нею в одной фирме… Вадим не поверил собственным ушам. Он опустился на пол и закусил ладонь, чтобы не завыть. Никогда он не чувствовал себя таким разбитым, одиноким и уничтоженным, никогда жизнь не казалась ему такой пустой и потерявшей всякий смысл. Вся его гордость, всё себялюбие, всё мнимое благополучие вдруг рассыпалось в прах от этого страшного известия. И самая жуткая мысль явилась вдруг во вей наготе: «Я виноват… Я! Если бы я согласился, то мы бы уже жили все вместе, втроём… Она бы никогда не оказалась там… Не погибла бы! Она была бы жива… Я её погубил… Таня, Таня, как же так? Думал, что успеется. Что всё ещё наверстаем, что есть время у меня обдумать всё… А его-то и не оказалось! Даже на то, чтобы сказать, что люблю тебя, его не хватило… Если бы я… Я всю жизнь опаздываю… И опоздал совсем! Пустота, одиночество, забвение – вот, что меня ждёт. Почему я не понял тебя? Не услышал? Не хотел слышать… Заложил уши ватой, той самой, которой обложил всю свою жизнь, чтобы создать иллюзию комфорта. Будь он проклят! И тебя не захотел услышать… Только себя слушал. Эгоист, идиот, тварь… Господи… Прости, прости меня…»
На её похороны он тоже опоздал. А, придя, остановился поодаль, не решаясь приблизиться. Таню хоронил весь детский дом. Воспитанники клали цветы на её могилу и уходили, утирая слёзы. В голос рыдала её любимая подруга, Катерина:
- Танечка, Танечка! Да как же?.. Она же мне как сестра была… Она же такая добрая… Такая…
Высокий человек с разлохмаченными рано поседевшими волосами обнял её:
- Катерина Витальевна, Катя, успокойтесь. Вам нельзя теперь…
- Она крестной должна была быть… Она… Да как же теперь-то?.. Андрюша, как же?..
Андрей Александрович осторожно взял Катерину под руку и, поддерживая обессилевшую девушку, увёл её, что-то тихо говоря ей на ухо.
Наконец, у могилы остался лишь маленький светловолосый мальчик с широко распахнутыми, бесслёзными глазами, дворовый пёс, понуро опустивший голову, и старуха с распухшим от слёз лицом, стоявшая чуть в стороне.
Вадим решился приблизиться. Старуха подняла на него глаза и сказала охрипшим голосом, кивнув на мальчика:
- Три дня уже он так… Не говорит и не плачет… Горе-то какое!.. Вы знали её?
- Знал… - тихо ответил Вадим.
Он подошёл к мальчику, опустился рядом с ним на одно колено, и, чуть обняв его, сказал:
- Что, Ваня, ушла от нас наша мама? А ты поплачь… Легче станет…
Лицо Ванюши дрогнуло. Он вдруг зарыдал, кинувшись Вадиму на шею. Вадим крепко прижал его к себе и, глотая слёзы, поднял на руки. Внезапно ему послышался голос Тани:
- Вадим, милый, не оставляй его. Ради меня! Ради себя! Ради всех нас! Позаботься о нём, прошу тебя…
Рыдания душили Вадима. Он вдруг почувствовал, что единственный близкий человек, который остался теперь у него на свете, это этот мальчик, из-за которого он несколько месяцев назад оставил женщину, которая его любила, которую он сам, как оказалось, любил… Взяв себя в руки, Вадим сказал:
- Ну, сынок, держись. Мы теперь вместе будем… Я уж тебя не оставлю. И пусть нашей маме спокойно будет… - голос его дрогнул, и он замолчал.
Старуха перекрестилась:
- Слава тебе, Господи!
Вадим ещё крепче обнял Ваню и понёс его с кладбища. За ним бежал притихший пёс. Ветер гнал по небу серые тучи, и те, в первый раз за необычайно засушливые последние недели, вдруг разверзлись, и хлынул дождь, и капли его смешались со слезами на лице Вадима…
А где-то в здании с толстыми стенами, в высоком кабинете, за заваленными бумагами столом сидел чиновник с чёрными квадратами безучастных глаз и не терпящим возражений тоном робота выносил кому-то очередной приговор:
- Законом не предусмотрено… Нужна справка… Вам отказано…
И бестрепетным росчерком пера – крестом на чьих-то судьбах:
- В удовлетворении отказать.

 

Елена Семёнова. В удовлетворении отказать (1)

Елена Семёнова. В удовлетворении отказать (2)