Скажите, кто ваш любимый художник и если вы ответите «Нестеров», - я скажу, что мы с вами одной крови!
31 мая Михаилу Васильевичу Нестерову (1862–1942) - 147 лет. Дата «не круглая», и хорошо: в запасе есть время для подготовки к юбилею. Есть к чему!
Более двух десятков лет жизни нашего несравненного художника связаны с Киевом и, говоря шире, с Украиной – Малороссией, как называл эти земли Святой Руси сам Нестеров. Между тем в память о нём в Киеве нет ни улицы, ни мемориальной доски; причина прозрачна: при социализме религиозная живопись была не в чести, при незалежности – не в чести русская, ярко выраженная...
Владимирский собор
Впервые Нестеров появился в Киеве в марте 1890 года по приглашению известного профессора Адриана Прахова, который в ту пору энергично руководил росписью грандиозного Владимирского собора. Идея пригласить молодого художника исходила от Васнецова, в живопись которого Прахов был влюблён. Нестерову 28 лет, в художественной среде он уже известен как автор картин «Пустынник» и «Видение отроку Варфоломею», незадолго до этого купленных для своей сокровищницы тончайшим знатоком живописи П.М.Третьяковым. Внимание Третьякова – это больше, чем награда академии!
Стоит припомнить, что появление «Варфоломея» на 18-й Передвижной выставке (1890) вызвало скандал. Скандал, конечно, не того сомнительного свойства, который свойственен некоторым нынешним выставкам (скажем, с целующимися милиционерами). Иной знак. Сквозь накипь приземлённых страстей и очарований Нестеров увидел и показал современникам Святую Русь, открыл её небесную красоту. «Материалисты-позитивисты», титаны демократической мысли были оскорблены. (Кстати, если б пьяного попа изобразил – могли б и одобрить).
«Судили картину страшным судом, - вспоминал Нестеров, - признали её вредной, даже опасной в том смысле, что она подрывает те «рационалистические» устои, которые с таким трудом укреплялись правоверными передвижниками много лет…» Более прочего «рационалистов» (а это критик В.В. Стасов, художники Г.Г. Мясоедов, Н.Н. Ге, писатель Д.В. Григорович, издатель А.С. Суворин) шокировало золотистое сияние над головой монаха. Идеологи передвижнического направления (и нами любимого, передового и популярного в русском обществе 1870-80-х годов, надо помнить, уже повреждённого безверием) считали, «что зло (несомую Нестеровым религиозную настроенность) нужно вырвать с корнем и сделать это теперь же, пока не поздно». Дошло буквально до истерики: просили Третьякова отказаться от приобретения «Варфоломея», Мясоедов убеждал Нестерова закрасить нимб, ждали, что молодой художник будет каяться. А он был весел. Перед ним стояла гигантская задача, им непонятная, возможно, не ясная в те годы и самому Нестерову, которому предстояло перенести весть о Святой Руси через огненные бездны XX века к нам, в XXI-й. Однако у иной части русского общества картина «Варфоломей» вызвала чувство глубочайшего восторга. Понравилась она и Васнецову. И вот – Киев.
Строительство собора начато было в год рождения Нестерова, в 62-м, а задумано ещё десятью годами прежде. Работы шли не просто, проект менялся. Четыре Государя причастны к его возведению. Представляется, что Владимирский собор в Киеве создан как национальный памятник провиденциальной русской истории. «Дела спасения нашего» - обобщённая тема росписей. Это и все Евангельские сюжеты, и сюжеты русские: святые князья – грозные воины, молитвенники, но и Алипий-иконописец, и Нестор-летописец, весь крещёный люд, Святая Русь.
Нестеров вспоминал: «Надолго остался у меня памятным первый день посещения собора, сыгравшего в моей жизни крупную роль, повернувшего жизнь по-своему, на новый лад, надолго изменивший мое художественное лицо как автора «Пустынника» и «Отрока Варфоломея»...» Речь о влиянии, оказанном на него Виктором Васнецовым, чей художественный гений с такой мощью был проявлен им во Владимирском соборе. К моменту приезда Нестерова росписи велись уже пять лет. Первоначально Нестеров работал по эскизам Васнецова. Вскоре ему предложили сделать эскизы к некоторым сюжетам, которые и были утверждены специальной комиссией. Кисти Нестерова принадлежат иконы в иконостасах – святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, святой великомученицы Варвары, на хорах – фрески «Рождество» и «Воскресение» (эскиз «Воскресения» М.А. Врубеля был отклонён), в крестильне – «Богоявление», в центральном пределе – на столпах - святых страстотерпецев Бориса и Глеба…
Святая Варвара. 1894
Жаль, ныне собор фактически украден властями у православных и отдан раскольникам; мы не можем присутствовать в нём на Богослуженьях. Но заходить в него в иное время, набираться высокого, можем и при этом не забывать его творцов, смыслов в нём заложенных. На освящении собора 20 августа 1896 года присутствовали Император Николай II и Императрица Александра Фёдоровна. Создатели храма были награждены особой золотой медалью (в том числе и умершие – посмертно). Подвиг был свершён. Васнецов выдохнул: «Я поставил свечку Богу».
После Владимирского
В Малороссии есть ещё, по крайней мере, два храма, к которым приложил руку Нестеров. На Волыни, в имении Оржевских Новая Чартория (по заказу вдовы генерал-губернатора Петра Васильевича Оржевского (1839-1897) расписана по нестеровским по эскизам церковь. В г. Сумы для Троицкого собора (по заказу крупного промышленника Павла Ивановича Харитоненко (1852—1914) Нестеров в 1913–1914 годы создал шесть образов: «Христос», «Богоматерь», «Троица», «Николай Чудотворец», «Архистратиг Михаил», «Архангел Гавриил». Он так отозвался об этих своих иконах: «Тут я сам по себе. Тут кое-что я нашел». Видимо, был доволен. Образа исчезли в 20-е годы, судьба их неизвестна.
Росписи Владимирского собора и яркая художественная жизнь, вращавшаяся в те годы вокруг квартиры Праховых (ул. Владимирская, 11), привлекали внимание многих. В период завершения работ Нестеров познакомился с княгиней Натальей Григорьевной Яшвиль (1861-1939). Это знакомство продлило его привязанность к Малороссии. Нестеров вспоминал: «Живя летом в своих Сунках (имение близ Смелы, ныне Черкасской области. – О.С.), Наталья Григорьевна однажды, когда я был уже вторично женат, предложила мне поселиться у неё на хуторе, в четырех верстах от имения. Хутор Княгинино был уголком рая. Это был сплошной фруктовый сад с двумя прудами… Мы прожили там с небольшими перерывами девять лет, девять прекрасных, незабываемых лет... Славно нам жилось в Княгинине. Часто наезжали гости из Сунок в экипажах и верхами. Они пили у нас чай, насыщались и уезжали шумной ватагой домой. Я много работал. Там были написаны почти все этюды к Марфо-Мариинской обители. В Сунках же был написан портрет Натальи Григорьевны, бывший на моей выставке, потом у самой Натальи Григорьевны и после 1917 года перешедший в Киевский исторический музей...»
Ныне не осталось и следа от Княгинино. Но пруд (он запечатлён на одной из картин) абсолютно узнаваем!..
Пруд. Около хутора Княгинино
В 1901 году Нестеров с дочерью Ольгой поселился на улице Банковой (дом 8), в красивом особняке, который принадлежал известному музыканту, директору Киевского музыкального училища, позже консерватории, В.В. Пухальскому (1848-1933). Здесь было очень удобное большое помещение под мастерскую, которая «непосредственно сообщалась с квартирой, также удобной, чудесной», - как вспоминал художник. Здесь он работал над «Святой Русью», картиной, о которой в Киеве много говорили, но до поры до времени не многие видели. В апреле 1902-го он показал её знакомым. Видел её и Шаляпин, заезжал специально на Банковую. В Киеве картину хвалили. Но позже этот шедевр объявили неудачей. Л.Н. Толстой (кстати, отлучённый от Церкви в год начала работы над «Святой Русью») назвал картину «панихидой русского православия», а нестеровского «Христа» «итальянским певцом». В.В. Розанову (впрочем, он любил Нестерова, как и Толстой) также очень не понравился «Христос»: «Нестеров не иконописен. Не его дело писать «Бога», а только «как человек прибегает к Богу». Молитвы, - а не Тот, к Кому молитва. На его большом полотне «Святая Русь» - это сказалось с необыкновенной яркостью! левая часть, где стоят Спаситель и за Ним «особо чтимые» на Руси угодники: Николай Чудотворец, Сергий Радонежский и Георгий Победоносец – эту часть хочется закрыть руками...» Конечно, в канун первой революции Святая Русь для многих оказалась несуществующей (любопытно: ещё недавно предлагали нимб закрасить, теперь треть картины убрать, вскоре религиозного Нестерова вообще попытаются «закрыть»). Но на самом-то деле Христос у Нестерова в «Святой Руси» очень русский, по внутреннему ощущению: вот Он выслушивает покаянные слова, пришедших к Нему, преисполняясь радости, вот-вот обнимет, прижмёт к Себе… Русский Христос! Нестеровский.
Святая Русь. 1901 - 1905
В 1903 году Нестеровым пришлось переехать с Банковой (дом сменил владельца, а следом и обитателей) в другой район Липок – в дом на Елизаветинской (угол нынешних улиц Орлика и Богомольца), в котором семья жила до 1910 года, до переезда в Москву. Но этим нестеровским адресам не повезло. Дом на Елизаветинской был снесён перед войной. А дом на Банковой – в 1970-х, под корпуса ЦК КПУ.
Однако мемориальную доску есть где ставить: на доме по улице Владимирской, 16. Это бывшая гостиница Чернецкого, в которой Нестеров поселился в 1890 году (ныне посольство Узбекистана).
Кстати, любопытно. На Банковой, рядом с домом 8, как раз в годы проживания там Нестерова (1901-1903), возводился доходный дом архитектора В. Городецкого (дом 10), известный «дом с химерами».
«Святая Русь» уступила место химерам.
На пути к Святой Руси
В 1917-м вдруг обрушились все смыслы, на которых держалась Россия. Нестеров пишет: «Пережитое за время войны, революции и последние недели так сложно, громадно болезненно, что ни словом, ни пером я не в силах всего передать. Вся жизнь, думы, чувства, надежды, мечты как бы зачёркнуты, попраны, осквернены. Не стало великой, дорогой нам, родной и понятной России. Она подменена в несколько месяцев. От её умного, даровитого, гордого народа – осталось что-то фантастическое, варварское, грязное и низкое... Все провалилось в тартарары. Не стало Пушкиных, нет больше Достоевских и Толстых — одна черная дыра, и из нее валят смрадные испарения «товарищей» — солдат, рабочих и всяческих душегубов и грабителей…» Что можно этому противопоставить? Конечно, труд и молитву. Только так можно пережить революционное помрачение. Если и не самому физически, то русскому народу, который рано или поздно стянет же со своего лица, с глаз своих повязку, увидит и солнце истины. Но для этого нужно оставить весть о Святой Руси: красота истинной Руси спасёт русский народ!
Думал ли он так?.. Во всяком случае, он действовал, словно б именно так и думал. Подтверждение в письменах: «Через Крестный путь и свою Голгофу Родина наша должна придти к своему великому воскресению». Он указал, кто виновен: «Все мы вольные или невольные пособники этой гибели великой Родины». И он знал, что ему должно делать. Всё его творчество – покаянная молитва. Не по следам древних иконописцев, но лишь имея их в поле зрения, в ключе живого времени он взялся открыть в людях религиозное чувство…
Похоже, он единственный на Руси художник, вставший вровень с великими писателями XIX века. Не дополнением: после Достоевского не осталось и не появилось никого, вплоть до...
Страстная Седмица
Вскоре после революции Нестеров, как матёрый зэк из грядущих десятилетий, словно б обучая будущее, переписывал свои работы по памяти, создавая авторские копии, считая, что многое будет уничтожено. Работая в Тридцатые над «Страстной седмицей» (где Гоголь и Достоевский у Распятия), он прятал на ночь полотно за диван, ставя дореволюционную дату.
Он донёс весть.
|
