Савва Ямщиков был воплощением России
Современник Пушкина — Вяземский — писал, что эпические времена кончились, потому что нет больше имен великих людей. В наше время тоже говорят, что люди измельчали. Но жизнь Саввы Васильевича Ямщикова говорит о том, что это не так: в России не перевелись великие люди. Может быть, их мало, но на их плечи можно взвалить больше, чем на целые армии.
Когда Вяземский сокрушался об окончании эпических времен, Россия на самом деле была полна великими именами. Думаю, уже сейчас есть люди, которые будут достойно продолжать дело Саввы Васильевича, и, может быть, они даже поднимутся до его уровня. Как гласит народная мудрость, не стоит село без праведника, также не устоит и государство. По самому высокому счету Савва Васильевич был человеком праведным, несмотря на человеческое грешное естество. На таких людях стоит Россия.
Я оплакиваю не просто друга, брата. Это всероссийская потеря, потеря для всей страны, не только для людей культуры. Савва Васильевич был воплощением России.
Игорь Золотусский:
Русский обозреватель, 21.07.09
«Москва для меня мачеха, а мать – провинция!»
(Памяти С.В.Ямщикова)
Его любили, опасались и не всегда понимали, но всегда слышали. Называли «вулканом» и «самым беспокойным человеком России». Боролся за сохранение исторического облика многих её старинных городов. Неутомимый исследователь и популяризатор древнерусского искусства, знаток и защитник памятников культуры, открыватель несправедливо забытых художников, он умел убеждать и тревожить. 19 июля 2009 года на 71-м году жизни во Пскове, во время одного из очередных приездов в любимый город, завершил свой земной путь выдающийся художник-реставратор, председатель Ассоциации реставраторов России, академик РАЕН, искусствовед и писатель, заслуженный деятель искусств России Савелий (Савва) Васильевич Ямщиков.
***
Последняя выставка, организованная Ямщиковым, разместилась в Псковском музее-заповеднике. Там же состоялась и церемония прощания с реставратором «всея Руси».
Соболезнования родным и близким Савелия Васильевича Ямщикова выразил президент России Д.А. Медведев. Глава государства отметил, что благодаря подвижничеству Ямщикова России возвращены бесценные шедевры отечественного искусства
В послании Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла подчёркивалось, что обширная и многообразная деятельность Ямщикова, требовавшая огромных усилий, характеризовала его «как человека, в полной мере осознавшего ответственность перед потомками за национальное культурно-историческое достояние».
Заупокойная служба прошла в Успенском храме Святогорского монастыря. Затем отслужили заупокойную литию в храме Георгия Победоносца на городище Воронич, в реставрации которого Савелий Ямщиков принимал самое активное участие. Погребли его (согласно завещанию, которое он сообщил за несколько дней до смерти: «возле Пушкина, возле Михайловского») 21 июля у стен этого храма, на родовом кладбище хозяев села Тригорское Осиповых-Вульф, где покоится и знаменитый директор государственного музея-заповедника А.С. Пушкина «Михайловское» Семён Гейченко.
***
«Москва для меня мачеха, а мать – провинция», – говорил Савелий Ямщиков.
Большую часть своей жизни Ямщиков провел в русской провинции, сначала занимаясь профилактическими реставрационными работами на произведениях иконописи, а затем, обследуя музейные запасники, составляя реставрационную «Опись произведений древнерусской живописи, хранящихся в музеях РСФСР».
А родился он в 1938 году в столице 8 октября, в день преподобного Сергия Радонежского. Народный художник России Юрий Люкшин говорит: «… мне кажется, что это не случайность. Подобно своему святому покровителю, он сочетал в себе духовную жизнь и государственное видение».
Ямщиков вырос в бараке на Павелецкой набережной, по соседству с Андреем Тарковским. Позже он станет консультантом на съёмках его легендарного «Андрея Рублёва».
В знаменитой же мастерской побывают самые известные писатели, художники и учёные. «От Дмитрия Дмитриевича Шостаковича до Василия Макаровича Шукшина, который приходил, смотрел внимательно выставку. Он тогда готовился к съемкам Степана Разина. И он даже сказал: я бы вас хотел попробовать на роль Степана Разина. Я сказал: вот консультантом у Тарковского – это понятно. Если нужно будет быть консультантом у вас – я тоже соглашусь. А актёрство… Мне, конечно, приятна такая «внешняя» слава, но тогда мне придётся не ездить в Псков и Новгород, и вы не придете на следующую мою выставку», - вспоминал Ямщиков.
Про себя Савелий Ямщиков всегда говорил, вторя любимому Пушкину: я не езжу, я «служу» по России. Псков, Новгород, Суздаль, Кострома, Ярославль, Карелия, Вологда, Кижи … Здесь и ещё во многих других заповедных уголках России Савелий Васильевич занимался реставрацией произведений искусства и делал настоящие открытия. По его словам, нет такой иконы в России, которую он не держал в руках, а чаще – реставрировал. Нет и такого старинного города, где бы Ямщиков не реставрировал фрески.
***
Уже в двадцать лет он начал работать во Всероссийском реставрационном центре (ВРЦ) в отделе иконописи. Своего студента искусствоведческого отделения истфака МГУ пригласил сюда его университетский педагог, выдающийся реставратор Виктор Филатов, который заведовал этим отделом. Здесь в те годы трудились знаменитые художники Игорь Грабарь, Павел Корин. Лучших учителей, чем все эти подвижники, трудно было найти.
В Марфо-Мариинской обители, основанной святой преподобномученицей великой княгиней Елизаветой Фёдоровной Романовой, где в советское время размещался ВРЦ, Савелий Ямщиков проработал двадцать лет. Реставрировал иконы. Писал статьи о древнерусском искусстве. Влюбившись в него, оставался верен ему до конца своих дней.
В 1960-е Ямщиков устроил первую выставку икон – на Кузнецком мосту. С размахом и помпой. Очередь тянулась чуть ли не от Кремля.
Одним из первых в СССР он стал заниматься вопросами реституции культурных ценностей, которые во время Второй Мировой были вывезены из государств, воевавших против Советского Союза. Ямщиков активно выступал против «безвозмездного» возвращения этих ценностей.
***
В последние годы жизни вёл активную борьбу за сохранение исторического облика древнего Пскова и заповедника в Пушкинских Горах.
Про Псков, где Ямщиков провел полжизни, говорил: немцы в 1944-м его оставили в лучшем состоянии, чем он сейчас. Он был строгим и страстным, неистовым, когда отстаивал свой любимый город, который, по его словам, для России мог бы стать тем же, чем является для Италии Флоренция.
«Псков близок. Потому что здесь жили люди – пусть меня извинят за нескромность, – характер которых я унаследовал не потому, что здесь работал. Видимо, во мне кровь такая. Здесь жили люди не разрушители. Они были созидатели. И во Пскове останутся эти созидатели», – говорил Ямщиков. Благодаря ему сто икон – «Живопись древнего Пскова» – мир увидел ещё в «застойные» времена. Эти иконы были отреставрированы под его руководством во Всероссийском реставрационном центре. Выставка легла в основу псковской музейной экспозиции.
А в 2009 году он дошёл до самых высоких кабинетов власти, чтобы решить проблемы Пскова. Очень хотел, чтобы появилась правительственная программа по его возрождению, восстановлению исторического значения.
Когда на глазах стали разрушаться его любимые псковские храмы, уже накануне своего 70-летия Ямщиков снял фильм «Псков погибающий». И его услышали. Богоявленский, Успенский соборы восстанавливаются.
«Ироничный, весёлый и прекрасный человек. Умнейший, сделавший для Пскова больше всех. Нет такого человека, который бы сделал для Пскова больше, чем Ямщиков. Так громко, как кричал Савва, никто кричать не будет, и так рьяно отстаивать. Но я уверен, что продолжатели его идей будут. Его дело не умрет, как бы пафосно это ни звучало. Уж очень глубокий задел совершён этим человеком», – уверен режиссер Дмитрий Месхиев.
А писатель Валентин Курбатов полагает: «Для смерти никакие слова не равны. Но великие люди – а Савва Васильевич, несомненно, великий человек – может быть, последний в сонме тех, кто уходил так стремительно, кто был сердцем, счастьем, тревогой, надеждой России, – эти великие люди и смертью своей совершают последнее спасительное дело. Они поднимают нас, чтобы мы почувствовали, что мы на последнем пороге стоим».
***
Однажды, по приглашению Ямщикова, я побывал у него и дома, беседовал с ним более часа, получил одну из его книг с автографом.
Мы были прихожанами одного и того же храма – святителя Николая Чудотворца в Кленниках. Близ него он жил. Поэтому я видел, как молился Савелий Васильевич, который довольно часто бывал на службах, исповедовался, причащался Святых Христовых Тайн. Несмотря на свои больные ноги, Савелий Васильевич не оставался на первом этаже, где благодаря радиотрансляции всё было слышно, а поднимался в верхний храм.
Мне довелось слышать и яркие выступления Савелия Васильевича в Центральном Совете Всероссийского Общества охраны памятников истории и культуры (ЦС ВООПИиК), одним из основателей которого он был, в других местах.
«Если меня спросят, - подчёркивал Ямщиков, - что для меня основное – работа реставратора, чем я занимаюсь всю жизнь, работа искусствоведческая, чем я тоже занимаюсь всю жизнь, моя публицистическая деятельность, чем я занимаюсь в последние годы... Я отвечу: основное для меня – это память, которую я должен сохранить. Самое большое чувство, которое я испытываю сейчас, - благодарность к Богу за то, что он дал мне прожить, к людям, которых я встретил на своем пути».
Царство Небесное новопреставленному рабу Твоему, Господи!
Вечная Память!
Николай Головкин - член Союза писателей России.
Фск, 24.07.09
Уходят лучшие
Сообщение о смерти Саввы Васильевича Ямщикова застало меня врасплох. Чистое небо, море и горы, и кажется, что всё в мире должно быть так же прекрасно. И вдруг: «Ушёл из жизни известный общественный деятель, художник-реставратор…» Похоже, на всём пляже в посёлке под Туапсе лишь я один отреагировал на это известие. Какой Ямщиков, какая реставрация, что за реституция ценностей? Сказали бы: консультант Тарковского на съёмках «Андрея Рублёва» – хоть на несколько секунд оторвались бы отдыхающие от своих занятий.
Но разве вклад Ямщикова в культуру этим исчерпывается?
Перечитал некрологи – близкие люди, те, что ещё с молодости сказали все главные слова. Но и мне, знакомому с Ямщиковым лично менее пяти лет, не откликнуться на эту утрату невозможно.
Савва Ямщиков обладал двумя редкими в таком сочетании качествами. С одной стороны, был безусловным авторитетом в своей области. Узко – в сфере древнерусского искусства, реставрации, музейного дела, проблем реституции культурных ценностей. Шире – в сфере истории и культуры. И по праву входил в элиту общества. С другой стороны, это был человек, лишённый того, что, к сожалению, есть базисное качество нашего истеблишмента, – конформизма.
Мы привыкли, что наши деятели культуры по определению должны быть лояльны и власти, и олигархату, и даже их прислуге. Иначе будут проблемы у музеев, театров, кинопроектов… А даже если проблем не будет, то денег на всё доброе и полезное тоже не будет. Мы это принимаем, даже оправдываем: мол, не бессребреники сейчас вершат судьбы истории и культуры, а деятельные «прагматики».
Был ли Савва Васильевич деятельным? Безусловно, его энергия заражала окружающих. И после себя он оставил реальные плоды. Был ли прагматиком? Да, искал и находил людей с силой и волей, чей интерес совпадал с его представлением об интересах нашей культуры и шире – интересах всей страны.
Что же отличало его от нынешних «прагматиков»? Да то, что они – «прагматики» для себя, он же – прагматик для страны. И это заставляло его не помалкивать обо всём, что видел, знал, чувствовал, а говорить, обличать. Не потому, что кляузник, старающийся выставить других в худшем свете, чтобы лучше выглядеть самому, но потому, что сердце болит. Потому, что на смену узости и догматизму в восприятии великой русской культуры в прежние времена ныне пришло сиюминутное торгашество и готовность сдать всё, чем владеем, за бусы и огненную воду. Примеры, приводившие Савву Васильевича в негодование, – «сотрудничество» Эрмитажа с Музеем Гуггенхайма плюс «филиал Эрмитажа» за рубежом…
Познакомились мы на радиопередаче – как раз в связи с очередным «делом Эрмитажа». И, честно говоря, даже мне Савва Васильевич поначалу показался слишком категоричным. Нет, он не говорил ничего, что противоречило бы моим представлениям и заявлениям, в том числе в этой же передаче. Но мне, наученному долгим опытом и в политике, и на госслужбе, приходилось очень тщательно выбирать выражения, продумывать аргументы. А тут – этот буквально ураган. Но было и понятно: передача-то – считаные минуты, пока заходишь с одной стороны, с другой стороны – время и заканчивается. Ему же явно хотелось успеть сказать главное. Несколько гиперболизируя, примерно так: это я, Савва Ямщиков, вы меня знаете, и вот я утверждаю, что вся эта банда (тогдашнее руководство Министерства культуры) – прохвосты и жулики. А аргументы – если останется время.
Самонадеянно? Наивно? Сначала меня даже несколько шокировало. Но, с другой стороны, он тогда только что вышел из тяжёлой болезни, вышел, как это трагически выяснилось, не навсегда и даже совсем ненадолго. И у него, видимо, было мучительное ощущение нехватки времени и одновременно обязанности успеть сказать важное.
Этот пример вовсе не означает, что Савва Ямщиков был голословен и легковесен. Наоборот, и в своих многочисленных публикациях, и в радиопередачах, которые вёл он сам (да и на его регулярных посиделках в мастерской, где находилось место и знаменитому писателю, и физику-ядерщику, и известному дипломату, и даже автору этих строк), всё было и неторопливо, и глубоко аргументированно. Но сколько тысяч слушателей было у передач в средневолновом диапазоне? И можно ли это сравнить с огромной аудиторией центрального радио, где нам тогда пришлось выступать вместе, к которому его допускали, скажем мягко, весьма дозированно.
И конечно, большой и сильный человек, Ямщиков не хотел и не мог вмещаться ни в какие узкопрофессиональные рамки. Знаете, как в некоторых кругах: я занимаюсь, например, искусством, а политикой не интересуюсь. Но культура – ведь не сама по себе. Она и отражение всей жизни общества, и важнейший элемент воздействия на эту жизнь. И если огромные средства и «административный ресурс» последовательно и целенаправленно вкладываются в разрушение национальной культуры как системы моральных ограничений прежде всего, если национальной культурой долгое время руководил человек, бывший до того председателем гостелерадиокомпании, демонстрировавший на всю страну в политических целях порнографический ролик, Ямщиков не молчал, а прямо говорил ни больше ни меньше, а об «антикультурной революции». И разве он был не прав?
Свежее подтверждение его трагическому тезису в том, о чём я обещал специальную статью, но пришлось писать о другом.
ЕГЭ: дочка знакомых сдаёт литературу. На вопрос о стихотворном размере точно отвечает: «четырёхстопный ямб». И получает ноль. На апелляции выясняется: ответ, заложенный в программу, «ямб». А всё остальное – неверно. И девочке, написавшей третью часть (сочинение) на максимально возможный балл, но из-за абсурдной ограниченности заложенных в программу «правильных» вариантов ответов – например, вместо термина «эпифора» в «правильные» ответы заложили лишь элементарное «повтор» – получившей лишь 78 баллов из 100, в апелляции отказывают. Значит, прощай, мечта – филфак МГУ. Там, по разумению нашей власти, нужны другие – посерее. Что это, если не антикультурная революция?
И вот ушёл ещё один из тех, кто этому противостоял.
Мы скорбим.
Юрий Болдырев
ЛГ, 29.07.09
Предуведомление к статье «Из недосказанного»
Последняя прижизненная публикация Саввы Ямщикова (газета "Завтра" за 15 июля) носит символическое название "Воруют". Правда, символическим оно стало только сейчас, после кончины автора. При жизни Савелий Васильевич не раз вкладывал в это знаменитое карамзинское словцо (генерализующее, неопределенно-личное и потому как бы ускользающее) вполне конкретный, а то и персонифицированный смысл.
Кем он считал себя: сторожем в обворованном доме, свидетелем преступления или потерпевшим? Пожалуй, и то, и другое, и третье.
Как свидетель он был готов давать показания где угодно — хоть в Кремле, хоть в Гааге, хоть по "Эху Москвы". Да и публикация "Воруют" представляет собой открытое письмо министру культуры.
Как свидетеля иной суд непременно отвел бы его за предвзятостью. Или за неподкупностью. Это как посмотреть. Неподкупный свидетель — всегда и свидетель предвзятый: ведь он убежден в собственной правоте, он говорит только о том, что видел собственными глазами и слышал собственными ушами.
Правда, бывает еще и свидетель колеблющийся, свидетель сомневающийся — лакомая добыча для участников перекрестного допроса. Но вот сомнений Савелий Васильевич как раз не ведал — и ни "затейнику-прокурору" (В.В. Набоков), ни высокооплачиваемому адвокату с толку было его не сбить.
Важно еще и то, что этот свидетель умел — через голову суда и сторон — обращаться к присяжным и апеллировать к неизбежно пестрой публике в зале.
Как сторож и как потерпевший он действовал практически одинаково: мужественно давал отпор, заставляя тем самым искусных воров-домушников переквалифицироваться в не больно-то умелых вооруженных грабителей. И, случалось, отбивал у них в последний миг уже сложенные в пузатые сумки трофеи. А главное, срывал маски и запоминал лица, чтобы тем убежденнее свидетельствовать потом на суде.
Помимо этой, благородно-разрушительной миссии по срыву преступных планов, была в деятельности ушедшего другая и, естественно, ничуть не менее важная сторона — созидание или, если угодно, восстановление. Главным реставратором страны он был не только по должности, но и по сути. Перечень его заслуг на данном поприще широко известен.
Главный реставратор страны, он был и одним из главных ее консерваторов. Не считая себя (и не будучи) действующим политиком, Савва Ямщиков, безусловно, принадлежал к официально не существующей "партии 1913 года". Именно Россия-1913 и была тем "объектом", восстановить который ему сильнее всего хотелось.
Россия-1913 — даже в ее идеальном, даже в ее мифическом преломлении — феномен более чем спорный; но только не для Савелия Васильевича; для него она была если не символом, то неотъемлемым атрибутом веры. Ее следы и руины он воспринимал чуть ли не как священные стигматы.
Его творческую и общественную деятельность (а одна тесно переплеталась с другой) отличали одинаковая истовость, одинаковое рвение, одинаковый, если угодно, фанатизм. Разумеется, фанатизм как свойство натуры — черта не слишком приятная и в бытовом общении, и, так сказать, в социуме, — особенно если сам по себе социум настроен на постепенное поражение и именует его реальной культурной политикой и/или разумным компромиссом.
Но честный человек — и на творческом поприще, и на общественном — просто не может не быть фанатиком.
Особенно, когда кругом — воруют.
Виктор Топоров
Завтра, 29.07.09
