Между прочим, 1-я русская бригада, отправленная сражаться за границу, вполне могла бы вместо Франции очутиться на Балканах. Главнокомандующий Салоникским (Балканским или Македонским – называют по-разному) фронтом союзников французский генерал Саррайль передал через русского консула просьбу в Петроград направить эту бригаду, уже находившуюся в пути, в его распоряжение. Мотивация была такова: основным противником союзников на Балканском фронте были болгары. Считалось, что появление против них русских войск вызовет в рядах болгар деморализацию. Просьбу Саррайля активно поддерживал русский посол во Франции А.П. Извольский.  

Николай II вначале согласился с доводами союзников и дипломатов и предоставил Франции право распоряжаться русской бригадой по своему усмотрению. Однако, встретив резко отрицательное отношение со стороны военных, считавших, что направление на Балканы бригады, специально формировавшейся для отправки во Францию, вызовет деморализацию в её рядах, объявил о решении создать 2-ю бригаду – специально для Салоникского фронта.  

Это было весной 1916 года. Предыдущей осенью вероломное вступление Болгарии в войну на стороне Центральных держав привело к разгрому и оккупации Сербии. Страны Антанты – Франция, Англия, Италия – спешно сформировали фронт в Албании и на севере Греции (спросив разрешения последней задним числом). В войска фронта была включена переформированная сербская армия. Теперь союзники хотели привлечь к этому «интернациональному» фронту и Россию.  

Посылка русских войск за границу в тех условиях имела, главным образом, морально-политическое значение. Военного смысла в двух бригадах на огромном фронте не было. Поэтому военные, в частности, начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М.В. Алексеев, были против, учитывая, что после разгрома 1915 года войска были нужны, в первую очередь, на нашем фронте. Но царь настоял на приоритете политического решения вопроса.  

Всего в помощь союзникам планировалось сформировать и послать за границу семь бригад. Было сформировано четыре. Хорошо, что не больше.

Все русские легионеры в той или иной степени стали заложниками революции в России и варварского отношения к себе со стороны вчерашних союзников.

2-я особая пехотная бригада под командованием генерала М.К. Дитерихса (получившего известность в Гражданскую войну вначале как командующий армией у Колчака, затем как последний главнокомандующий белыми войсками в России – «воевода земской рати» на Дальнем Востоке в 1922 году) прибыла в Салоники в сентябре 1916 года. Следом за ней, в октябре, прибыла 4-я особая бригада под начальством генерала М.Н. Леонтьева. 1-я и 3-я особые бригады, соответственно, ещё раньше оказались во Франции.  

При формировании 2-й бригады были учтены ошибки, допущенные при комплектовании бригад, призванных действовать во Франции. Она набиралась из уже имевших боевой опыт солдат и офицеров, а не из запасных батальонов. Однако уже в 4-й бригаде этот принцип соблюден не был. В отличие от 1-й бригады, куда входило несколько французских офицеров на правах командиров, в бригадах, действовавших на Балканах, все офицерские должности были заняты русскими, а французы допускались лишь как переводчики.  

Серьёзные просчёты были допущены при оснащении и обучении войск. Им предстояло действовать в сложных условиях горной местности. Однако они не имели ни соответствующего снаряжения, ни должной подготовки. Несмотря на это, 2-я бригада сразу по прибытии была двинута французским командованием на фронт.  

В ходе предпринятого союзным командованием наступления она была поставлена вместе с сербскими войсками, собиравшимися освобождать свою родину, на острие главного удара. В приказе от 19 октября 1916 года главнокомандующий генерал Саррайль отметил, что «3-й пехотный полк 2-й особой русской бригады между 9 и 26 сентября 1916 г. действуя на высотах, достигавших 2.000 м, выполнил блестящую операцию против болгарских войск. Последовательно выбив их с Синжакского, Сешрецкого и Нерецко-Планинского хребтов, сокрушительным ударом, несмотря на чувствительные потери, овладел сильно укрепленной горной позицией к северу от Арменско, решительно содействуя взятию г. Флорина».

Вместе с сербами 19 ноября 1916 года бригада вошла в город Битоль (другое название – Монастир; ныне в Республике Македония) – первый освобождённый в ходе Первой мировой войны сербский город.

В ноябре 1916 года Николай II уступил ещё одному настоянию союзников и согласился на включение обеих русских бригад в состав сербской армии, главнокомандующим которой был королевич Александр (будущий король, убитый во время покушения в 1934 году). Ещё больше года наши и сербские войска бились вместе рука об руку за освобождение Сербии.  

Впрочем, есть и иные версии истории русских войск на Балканах в Первую мировую. Автор вышедшей в прошлом году книги «Подневольные солдаты. Великие державы и Салоникский фронт» сербский академик Драголюб Живоинович в интервью сайту «Сербская политика» изложил свой взгляд, противоречащий данным наших историков. Он говорит, что англичане, стремясь помешать единению русских и сербских войск на Балканском фронте, отослали русскую бригаду на восточный участок фронта. Академик говорит почему-то об одной русской бригаде, тогда как их там было две, и об англичанах, хотя главнокомандующим фронта был француз и основную массу войск на нём тоже составляли французы. В любом случае, история русских войск на Балканском фронте ещё недостаточно изучена и ждёт своих дотошных исследователей. Мы же продолжим излагать её в версии наших историков.  

Сравнивая вклад в войну французского и македонского контингентов русских войск мы должны отдать предпочтение второму в пропорциональном отношении.

Если на Западном фронте две русские бригады действовали в составе армии, насчитывавшей в общей сложности более 160 дивизий, то число союзных частей на Балканском фронте составляло на конец 1916 года всего 20 дивизий, и среди них – одна русская, если считать две бригады за дивизию. Кстати, они и в организационном плане были сведены в дивизию летом 1917 года.  

В 1916 году в четыре особые бригады было отправлено в общей сложности 745 офицеров и 43 547 нижних чинов. Из них 404 офицера и 18 706 солдат состояли во 2-й и 4-й бригадах. Таким образом, по числу нижних чинов французский контингент русских легионеров больше македонского, но офицеров было больше в последнем.  

Македонский же контингент понёс и наибольшие боевые потери. Если в 1-й и 3-й бригадах, воевавших во Франции, в 1916 году погибли в общей сложности 3 офицера и 170 нижних чинов, то во 2-й бригаде, действовавшей на Балканах, только за первый месяц Битольской операции погибли 5 офицеров и 173 солдата. К концу года число убитых и умерших в бригаде уже превысило 700 человек. Значительная часть личного состава находилась в госпиталях. В лазаретах к этому времени перебывало уже больше половины бригады. На доукомплектование из России прибыло свыше 3500 человек. Чувствительными были и потери в 4-й бригаде. 

Если до прибытия русских войск на Балканский фронт у союзного командования были какие-то иллюзии в том, что болгары неохотно станут воевать против русских, то они развеялись в первых же боях. Впрочем, немало этому поспособствовало и союзное командование, поставившее русских рядом с сербами, которых болгары считали своими исконными врагами.

А включение русских бригад в состав сербской армии и вовсе было политическим просчётом.

Отныне против русских болгары воевали с не меньшим ожесточением, чем против сербов.  

Хотя случаи нарушения дисциплины постепенно учащались, но происходили они не на почве революционных настроений, а в силу обычного недовольства военными тяготами. Отголоски Февральской революции докатывались до русских войск на Балканах с большим запозданием. Во всяком случае, гораздо позднее, чем до Франции, где летом 1917 года в русских войсках вспыхнул бунт, подавленный русскими же войсками, направляемыми французами. Тем удивительнее, что французское командование на Балканах постоянно сигнализировало в Петроград Временному правительству, требуя замены тех или иных командиров под предлогом потери ими контроля над войсками.  

В апреле 1917 года генерал Саррайль сообщил русскому консулу в Салониках о беспорядках в частях 4-й бригады и потребовал отзыва её командира, генерала Леонтьева. Посетивший бригаду консул констатировал, что никаких беспорядков нет, однако признал, что многие не только солдаты, но и офицеры недовольны своим начальником. Тот был сменён. Однако летом 1917 года уже Временное правительство получило от французского посольства в Петрограде сообщение о беспорядках в войсках русского контингента на Балканах. Запрошенный по этому поводу русский посол в Афинах отвечал, что никаких беспорядков нет.

Создаётся впечатление, что французское командование умышленно дезинформировало Временное правительство, чтобы создать себе легальное право распоряжаться русскими войсками.

В этом убеждает то, что союзники, видя слабость Временного правительства, перестали церемониться с особым статусом русских частей. В июне 1917 года в Афинах возникли беспорядки на почве борьбы антантофильской и германофильской партий. Союзники оккупировали Афины, чем принудили короля Греции официально объявить войну Германии, причём в оккупации принял участие 3-й полк из 2-й русской бригады, перевезённый туда союзниками без уведомления России. Министр иностранных дел Временного правительства М. Терещенко через посла в Греции потребовал у французского командования вывода русских частей из Афин, что вскоре было выполнено. Но вслед затем в Петрограде и было получено то самое сообщение о якобы имевших место беспорядках.  

Между тем, обе русские бригады продолжали выполнять свой боевой долг. В них не было случаев отказа выступать на позиции, идти в наступление и т.д. Организационный хаос, поразивший Русскую армию после Февраля, слабо коснулся наших войск на Балканах. Достаточно сказать, что войсковые комитеты в них были выбраны только в августе 1917 года, а «военно-революционные суды», учреждённые июльским приказом Керенского – лишь в ноябре, уже после падения Временного правительства! Хотя среди солдат и части офицеров росла деморализация, вызванная, прежде всего, оторванностью от родины и пренебрежительным отношением союзников.  

В мае 1917 года 2-я бригада вновь отличилась, овладев высотой Дабица, взяв в плен более 100 солдат и офицеров противника, но, не будучи поддержана соседями, вынуждена была отойти, потеряв свыше тысячи убитыми и ранеными.

Русские использовались союзным командованием как таранная живая сила. И что же удивительного, если среди них всё чаще и громче раздавались голоса о возвращении домой?

Поведение французского главнокомандующего, в августе требовавшего заменить уже чуть ли не весь начальствующий состав русской дивизии, становилось всё беспардоннее. Но когда в сентябре 1917 года Временное правительство заявило, что рассматривает вопрос о замене дивизии на дивизию сербских добровольцев (сформированную в России из военнопленных австро-венгерской армии сербской национальности), то, по словам историка А.Ю. Павлова, «против отзыва русской дивизии немедленно выступили генерал Саррайль и принц-регент Александр, что говорит о том, что в это время ухудшение дисциплины еще не оказывало серьезного влияния на её боеспособность».  

Как далее пишет А.Ю. Павлов, «ситуация осложнилась после прибытия в октябре в Салоники артиллерийских и инженерных частей из России, что вынудило командование ввести военно-революционный суд. Появились случаи невыполнения приказов целыми подразделениями». А после известия о перевороте в Петрограде начались массовые братания с противником (главным образом с болгарами), подкрепляемые агитацией немцев, распространявших среди русских солдат текст ленинского «Декрета о мире». Из угрозы командования препятствовать братанию артиллерийским огнём ничего не вышло, так как пехотинцы грозили расправиться в этом случае с артиллеристами. Командованию дивизии пришлось даже убрать артиллерию с позиций.  

В это время от нового, большевицкого правительства пришло известие о заключении перемирия. Начальнику дивизии генералу Артамонову было приказано снять её с позиций и направить в тыл. Этим решило воспользоваться французское командование для разоружения дивизии. В отношении личного состава была применена система «трияжа», уже использованная после подавления мятежа русских легионеров во Франции. Русским было предложено выбирать между продолжением военной службы, но уже во французской армии; тыловыми работами на французских условиях; ссылкой в Северную Африку.  

В первую категорию записалось около 500 человек, во вторую – 1200, в третью – более 12 000.

В этих результатах в полной мере проявилась анархическая стихия, захлестнувшая в тот период весь русский народ.

Согласившиеся ехать в Северную Африку оказались там вместе с уже сосланными туда участниками мятежа в Ля-Куртине.  

Русские «недобровольные» рабочие были рассредоточены по всему Алжиру. Как пишет исследователь этой темы профессор А.Б. Летнев, «картина испытаний, выпавших на их долю в Алжире, мрачна: перевозка тысяч людей в холодных товарных вагонах в зимнюю стужу до французского порта погрузки; пулемётчики, бравшие их на мушку с первых минут пребывания в Алжире — их, отнюдь не военнопленных вражеской армии, более того, вчерашних товарищей по оружию; бараки, обнесённые колючей проволокой; тяжелейшая работа в условиях непривычного климата; скверное питание, едва обеспечивавшее полуголодное существование; одинаковые нормы выработки для здоровых и инвалидов, молодых и старых служак; весьма низкий уровень медицинской помощи, ужасная антисанитария; жестокие наказания за дисциплинарные нарушения — тюрьма, карцер, штрафной батальон».  

Впоследствии была репатриация, но это уже, как говорится, совсем другая история. Точно установить число вернувшихся на родину пока, по-видимому, не представляется возможным. В алжирском местечке Джибба имелся небольшой памятник над братской могилой умерших русских из дисциплинарного батальона…  

Был памятник павшим воинам русского контингента в 12 км от Салоник, в Греции, открытый в 1919 году. В Белграде на Новом кладбище в 1935 году был возведён монумент в память Царя-мученика Николая II и русских воинов, павших на фронтах Мировой войны. Одна из надписей на памятнике сделана по-сербски и гласит: «Храбро павшим братьям русским на Солунском фронте. 1914—1918».  

По сравнению с тем, как увековечена память о ратном подвиге русских, сражавшихся во Франции, македонский контингент русской армии канул в реку забвения. Обидно, например, что в городе Монастир, который русские освободили вместе с сербами, есть памятник сербским воинам, имеется даже памятник французским солдатам, но ничем не отмечена память о павших там русских ратниках. Пора бы вспомнить и об этих солдатах, забытых родиной ещё тогда, во время революции...