Приветствую Вас Вольноопределяющийся!
Пятница, 29.03.2024, 18:06
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Меню сайта

Категории раздела

Светочи Земли Русской [131]
Государственные деятели [40]
Русское воинство [277]
Мыслители [100]
Учёные [84]
Люди искусства [184]
Деятели русского движения [72]
Император Александр Третий [8]
Мемориальная страница
Пётр Аркадьевич Столыпин [12]
Мемориальная страница
Николай Васильевич Гоголь [75]
Мемориальная страница
Фёдор Михайлович Достоевский [28]
Мемориальная страница
Дом Романовых [51]
Белый Крест [145]
Лица Белого Движения и эмиграции

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 4119

Статистика

Вход на сайт

Поиск

Друзья сайта

Каталог статей


Алек­сандр КУ­РИ­ЛОВ. МЁРТВЫЕ ЛИ ДУШИ У ГЕРОЕВ «МЁРТВЫХ ДУШ»?

Мно­гие го­ды, на­чи­ная со школь­ной ска­мьи, нам вну­ша­ли и вну­ши­ли, что «Мёрт­вые ду­ши» Н.В. Го­го­ля это са­ти­ра, а под «мёрт­вы­ми ду­ша­ми» пи­са­тель под­ра­зу­ме­вал не толь­ко и не столь­ко умер­ших кре­с­ть­ян – «ре­виз­ские ду­ши», сколь­ко изо­б­ра­жён­ных им по­ме­щи­ков и чи­нов­ни­ков. Та­кой взгляд на го­го­лев­скую по­эму по­чи­тал­ся как бы ис­ти­ной в по­след­ней ин­стан­ции и не под­вер­гал­ся ни­ка­ко­му со­мне­нию ни го­го­ле­ве­да­ми, ни ака­де­ми­че­с­кой на­укой, не го­во­ря уже о мно­го­чис­лен­ной учеб­ной и на­уч­но-по­пу­ляр­ной ли­те­ра­ту­ре.

Од­на­ко ещё В.Г. Бе­лин­ский в своё вре­мя пре­до­сте­ре­гал: «Нель­зя оши­боч­нее смо­т­реть на «Мёрт­вые ду­ши» и гру­бее по­ни­мать их, как ви­дя в них са­ти­ру». Тог­да же С.П. Ше­вы­рев под­чёр­ки­вал ти­пич­ность го­го­лев­ских пер­со­на­жей: «...Ма­ни­ло­вых мно­го и в сто­ли­це... Ко­ро­бо­чек про­пасть по всей Моск­ве... от взба­ла­мош­ных Но­з­д­рё­вых так­же у нас тес­но...». И ни­ка­ких при этом ана­ло­гий с «мёрт­вы­ми».

 «Мертвые души». Чичиков у Плюшкина. Гравюра на дереве Е. Е. Бернардского по рисунку А. А. Агина. 1846.

«Мертвые души». Чичиков у Плюшкина. Гравюра
на дереве Е. Е. Бернардского по рисунку А. А. Агина. 1846.

Ва­ле­ри­ан Май­ков во­об­ще от­ме­тил, что чи­та­те­ли по­эмы уви­де­ли в её ге­ро­ях «без­дну сил и страш­ную спо­соб­ность на­слаж­дать­ся». А.В. Дру­жи­нин пи­сал: «Го­голь лю­бил Но­з­д­рё­ва и Чи­чи­ко­ва. Ма­ни­лов и Со­ба­ке­вич име­ли ме­с­то в серд­це Го­го­ля имен­но по­то­му, что го­го­лев­ское воз­зре­ние на лю­дей от­ли­ча­лось мо­гу­чею все­сто­рон­но­с­тью, рав­но ох­ва­ты­ва­ю­щей все сто­ро­ны жиз­ни...», что «ге­рои твор­ца «Мёрт­вых душ»... сме­лы... прав­ди­вы, они на сво­ём ме­с­те и са­ми про то зна­ют. Его Но­з­д­рё­вых, Ма­ни­ло­вых и Плюш­ки­ных ни­кто не на­зо­вёт гос­пи­таль­ны­ми фи­гу­ра­ми, кис­ло взи­ра­ю­щи­ми на свет бо­жий». И т.д.

О ка­кой са­ти­ре, о ка­ких «омерт­вев­ших ду­шах вла­дель­цев жи­вых и мёрт­вых кре­с­ть­ян­ских душ»1 мо­жет при этом ид­ти речь? Но та­кие ре­чи ве­дут­ся. И не од­но де­ся­ти­ле­тие, став об­щим ме­с­том всех ра­бот о «Мёрт­вых ду­шах» – «по­эме, слиш­ком уж пе­ре­на­се­лён­ной мёрт­вы­ми – как в пря­мом, так и в пе­ре­нос­ном смыс­ле»2.

Се­го­дня фак­ти­че­с­ки каж­дый, кто в той или иной ме­ре ка­са­ет­ся го­го­лев­ской по­эмы, на­стой­чи­во и по­сле­до­ва­тель­но, с за­вид­ным упор­ст­вом, «ук­ла­ды­ва­ет» её со­дер­жа­ние в про­кру­с­то­во ло­же ан­ти­те­зы: «”мёрт­вая” и жи­вая ду­ша», «мёрт­вые ду­ши – как умер­шие кре­по­ст­ные и как ду­хов­но омерт­вев­шие по­ме­щи­ки и чи­нов­ни­ки», «по­куп­ка мёрт­вых душ и мерт­вен­ность как ха­рак­те­ро­ло­ги­че­с­кий при­знак жи­ву­ще­го»3.

Кто же сто­ял у ис­то­ков та­кой ан­ти­те­зы? Кто пер­вым пе­ре­нёс за­гла­вие по­эмы на её пер­со­на­жей? – Алек­сандр Ива­но­вич Гер­цен. 29 ию­ля 1842 го­да он за­пи­шет в сво­ём днев­ни­ке: «...не ре­виз­ские – мёрт­вые ду­ши, а все эти Но­з­д­рё­вы, Ма­ни­ло­вы и tutti quanti (ре­ши­тель­но все – ита­ль­янск. – А.К.) – вот мёрт­вые ду­ши...». Днев­ник был опуб­ли­ко­ван и стал до­сто­я­ни­ем ли­те­ра­тур­ной об­ще­ст­вен­но­с­ти в 1875 го­ду. Но уже в 1851 го­ду в очер­ке «О раз­ви­тии ре­во­лю­ци­он­ных идей в Рос­сии», по­явив­шем­ся сна­ча­ла в не­мец­ком жур­на­ле и за­тем вы­шед­шем от­дель­ной кни­гой во Фран­ции, Гер­цен про­во­дит мысль, что «вы­та­щен­ные на бе­лый свет» Го­го­лем «по­ме­ст­ные дво­ря­не» и есть, по за­мыс­лу пи­са­те­ля, под­лин­ные «мёрт­вые ду­ши». Од­на­ко пер­вое впе­чат­ле­ние от го­го­лев­ской по­эмы у Гер­це­на бы­ло со­вер­шен­но иным.

Про­чи­тав «Мёрт­вые ду­ши», он, по го­ря­чим, как го­во­рит­ся, сле­дам, пи­шет в сво­ём днев­ни­ке 11 ию­ня 1842 го­да: «Пор­т­ре­ты его (Го­го­ля. – А.К.) уди­ви­тель­но хо­ро­ши, жизнь со­хра­не­на во всей пол­но­те; не ти­пы от­вле­чён­ные, а до­б­рые лю­ди, ко­то­рых каж­дый из нас ви­дел сто раз». Не «мёрт­вые ду­ши», а «до­б­рые лю­ди», чья «жизнь со­хра­не­на (т.е. пе­ре­да­на, изо­б­ра­же­на пи­са­те­лем. – А.К.) во всей пол­но­те», ко­то­рые встре­ча­ют­ся бук­валь­но на каж­дом ша­гу: каж­дый их «ви­дел сто раз».

Ес­ли по­смо­т­рим на го­го­лев­ских ге­ро­ев не­пред­взя­то, не­за­шо­рен­но, то уви­дим сле­ду­ю­щее.

Ма­ни­лов по сво­ей на­ту­ре, как за­ме­ча­ет Го­голь, че­ло­век «об­хо­ди­тель­ный и уч­ти­вый», а так­же при­вет­ли­вый, от­кры­тый, ра­душ­ный, са­ма лю­без­ность, пе­ре­хо­дя­щая, прав­да, по­рою в при­тор­ность. Он верх ин­тел­ли­гент­но­с­ти: ни гру­бо­го сло­ва не ска­жет, ни на дур­ные по­ступ­ки не спо­со­бен. Его до слёз тро­га­ют сло­ва Чи­чи­ко­ва о «го­не­ни­ях» и «пре­сле­до­ва­ни­ях», ка­кие тот «пре­тер­пел», «со­блю­дая прав­ду», «по­да­вая ру­ку и вдо­ви­це бес­по­мощ­ной, и си­ро­те-го­ре­мы­ке».

Ма­ни­лов мя­гок и ли­бе­ра­лен по от­но­ше­нию к сво­им кре­с­ть­я­нам: «Ког­да при­хо­дил к не­му му­жик и, по­чё­сы­вая ру­кою за­ты­лок, го­во­рил: «Ба­рин, поз­воль от­лу­чить­ся на ра­бо­ту, по­дать за­ра­бо­тать», – «Сту­пай», – го­во­рил он...». Он хо­ро­шо об­ра­ща­ет­ся с учи­те­лем, со­сто­яв­шим при его де­тях, и не прочь, как и мно­гие ро­ди­те­ли в на­ше вре­мя, по­те­шить своё са­мо­лю­бие, по­ка­зы­вая гос­тям, что зна­ют и мо­гут де­лать его де­ти. А его тро­га­тель­но-неж­ное от­но­ше­ние к же­не, от­ве­чав­шей ему вза­им­но­с­тью, че­го, по прав­де го­во­ря, так не хва­та­ет со­вре­мен­ным се­мь­ям.

Ко­ро­боч­ка по всем ра­бо­там о «Мёрт­вых ду­шах» про­хо­дит ис­клю­чи­тель­но как «ду­бин­но­го­ло­вая». Но так её на­зы­ва­ет не по­ве­ст­во­ва­тель, а Чи­чи­ков. И его мож­но по­нять: ок­ры­лён­ный бы­с­т­ро­той, с ка­кой ему уда­лось про­вер­нуть своё «дель­це» с Ма­ни­ло­вым, он раз­дра­жён не­по­нят­ли­во­с­тью и не­по­дат­ли­во­с­тью Ко­ро­боч­ки. В этом во­про­се Го­голь бе­рёт сто­ро­ну Чи­чи­ко­ва, вхо­дит в по­ло­же­ние мо­шен­ни­ка, столк­нув­ше­го­ся с не­о­жи­дан­ным пре­пят­ст­ви­ем, и пря­мо осуж­да­ет её за то, что до­во­ды Чи­чи­ко­ва, «яс­ные как день», от­ска­ки­ва­ют от неё, «как ре­зи­но­вый мяч от­ска­ки­ва­ет от сте­ны».

В чём же её «ду­бин­но­го­ло­вость»? Что не мо­жет с хо­ду по­нять «ве­ли­ко­ду­шие» Чи­чи­ко­ва, ос­во­бож­да­ю­ще­го её от пла­ты («по­да­ти») за умер­ших кре­с­ть­ян как за жи­вых, да ещё бе­ру­ще­го на се­бя все рас­хо­ды по «куп­чей»? Это не «ду­бин­но­го­ло­вость», а ес­те­ст­вен­ная ре­ак­ция про­дав­ца, ко­то­ро­му пред­ла­га­ют про­дать то, что до то­го он не толь­ко не счи­тал «то­ва­ром», но да­же не по­до­зре­вал о са­мой воз­мож­но­с­ти су­ще­ст­во­ва­ния та­ко­во­го.

Да, Ко­ро­боч­ка не от­ли­ча­ет­ся со­об­ра­зи­тель­но­с­тью, ту­го­дум­на, мер­кан­тиль­на, од­на­ко в че­ло­веч­но­с­ти ей не от­ка­жешь. Она хо­ро­шая, за­бот­ли­вая хо­зяй­ка. Кре­с­ть­ян­ские из­бы в её де­ре­вуш­ке, «по за­ме­ча­нию, сде­лан­но­му Чи­чи­ко­вым, по­ка­зы­ва­ли до­воль­ст­во оби­та­те­лей, ибо бы­ли под­дер­жи­ва­е­мы как сле­ду­ет: из­вет­шав­ший тёс на кры­шах вез­де был за­ме­нён но­вым; во­ро­та ни­где не по­ко­си­лись, а в об­ра­щён­ных к не­му кре­с­ть­ян­ских кры­тых са­ра­ях за­ме­тил он где сто­яв­шую за­пас­ную поч­ти но­вую те­ле­гу, а где и две». Ко­ро­боч­ка вы­ка­зы­ва­ет не­под­дель­ное со­чув­ст­вие бе­де, при­клю­чив­шей­ся с Чи­чи­ко­вым: «Эх, отец мой, да у те­бя-то, как у бо­ро­ва, вся спи­на и бок в гря­зи!.. Да не нуж­но ли чем по­те­реть спи­ну?». Она вни­ма­тель­на и пре­ду­пре­ди­тель­на. Не слу­чай­но Бе­лин­ский от­ме­тил, что в гла­ве, по­свя­щён­ной Ко­ро­боч­ке, Го­голь «ося­за­тель­но вос­про­из­во­дит це­лую сфе­ру, це­лый мир жиз­ни во всей его пол­но­те (вы­де­ле­но мной. – А.К.)».

На Со­ба­ке­ви­ча, его внеш­ность и вку­сы, Го­голь (за­слу­жив в том спра­вед­ли­вый уп­рёк со сто­ро­ны Бе­лин­ско­го) так­же гля­дит гла­за­ми Чи­чи­ко­ва, со­гла­ша­ясь не толь­ко с его ут­верж­де­ни­ем: «...мед­ведь! Со­вер­шен­ный мед­ведь!», – но до­пол­няя и под­креп­ляя его сво­и­ми ком­мен­та­ри­я­ми: «Из­ве­ст­но, что есть мно­го на све­те та­ких лиц, над от­дел­кою ко­то­рых на­ту­ра не­дол­го му­д­ри­ла... но про­сто ру­би­ла со сво­е­го пле­ча: хва­ти­ла то­по­ром раз – вы­шел нос, хва­ти­ла в дру­гой – вы­шли гу­бы, боль­шим свер­лом ко­выр­ну­ла гла­за и, не ос­коб­лив­ши, пу­с­ти­ла на свет, ска­зав­ши: «Жи­вёт!» Та­кой же са­мый креп­кий на ди­во ста­чен­ный об­раз был у Со­ба­ке­ви­ча...».

Од­на­ко внеш­ность внеш­но­с­тью, вку­сы вку­са­ми, а вот за­бо­той о сво­их кре­с­ть­я­нах Со­ба­ке­вич ни­чуть не ус­ту­па­ет, ес­ли не пре­вос­хо­дит, Ко­ро­боч­ку, пре­крас­но со­зна­вая, что его бла­го­по­лу­чие во мно­гом за­ви­сит от их бла­го­по­лу­чия, от то­го, как им жи­вёт­ся, как ус­т­ро­ен их быт, где на пер­вом ме­с­те, го­во­ря со­вре­мен­ным язы­ком, их жи­лищ­ные ус­ло­вия. «Де­ре­вен­ские из­бы му­жи­ков, – за­ме­тил Чи­чи­ков, – ...сруб­ле­ны бы­ли на ди­во: не бы­ло кир­чё­ных (т.е. из глад­ко отё­сан­ных брё­вен. – А.К.) стен, рез­ных узо­ров и про­чих за­тей, но всё бы­ло при­гна­но плот­но и как сле­ду­ет... всё, на что ни гля­дел он, бы­ло упо­ри­с­то, без по­шат­ки...». А как ува­жи­тель­но, не без гор­до­с­ти, что у не­го бы­ли та­кие «ма­с­те­ро­ви­тые» лю­ди, Со­ба­ке­вич го­во­рит о сво­их, уже умер­ших, ра­бот­ни­ках – ка­рет­ни­ке, плот­ни­ке, печ­ни­ке, са­пож­ни­ке...

Мо­би­лен, по­дви­жен, ду­ша на рас­паш­ку Но­з­д­рёв. Он при­над­ле­жал, по сло­вам Го­го­ля, к лю­дям, что «на­зы­ва­ют­ся раз­бит­ны­ми ма­лы­ми, слы­вут ещё в дет­ст­ве и в шко­ле за хо­ро­ших то­ва­ри­щей и при всём том бы­ва­ют весь­ма боль­но по­ко­ла­чи­ва­е­мы... Они все­гда го­во­ру­ны, ку­ти­лы, ли­ха­чи, на­род вид­ный». Но­з­д­рёв врун, хва­с­тун, сплет­ник, не чи­с­тый на ру­ку кар­тёж­ник, на­це­лен на скан­да­лы, име­ет «стра­с­тиш­ку на­га­дить ближ­не­му», и всё это про­ис­хо­дит «про­сто от ка­кой-то не­уго­мон­ной юр­ко­с­ти и бой­ко­с­ти ха­рак­те­ра». Вме­с­те с тем он не­зло­бив и не­зло­па­мя­тен и «че­рез не­сколь­ко вре­ме­ни уже встре­чал­ся опять с те­ми при­яте­ля­ми, ко­то­рые его ту­зи­ли, и встре­чал­ся как ни в чём не бы­ва­ло...».

Есть у Ма­ни­ло­ва, Ко­ро­боч­ки, Со­ба­ке­ви­ча и Но­з­д­рё­ва и од­на об­щая чер­та: гос­те­при­им­ст­во и хле­бо­соль­ст­во.

Да­же у Плюш­ки­на ду­ша не столь­ко «омерт­вев­шая», сколь­ко «очер­ст­вев­шая». Ему до­ступ­на ра­дость, пусть ми­нут­ная, но тем не ме­нее ра­дость. При вос­по­ми­на­нии о то­ва­ри­ще дет­ст­ва, с ко­то­рым «вме­с­те по за­бо­рам ла­зи­ли», на его ли­це за­сколь­зил «тёп­лый луч». Ему не чуж­до чув­ст­во бла­го­дар­но­с­ти. В знак при­зна­тель­но­с­ти Чи­чи­ко­ву, что тот бе­рёт­ся «при­нять из­держ­ки по куп­чей на свой счёт», Плюш­кин го­тов на­по­ить гос­тя «до­ро­гим на­пит­ком» – ча­ем с са­ха­ром, це­на на ко­то­рый «под­ня­лась не­ми­ло­серд­ная», а так­же ос­та­вить ему по­сле смер­ти, «в ду­хов­ной», кар­ман­ные ча­сы, да «не ка­кие-ни­будь том­па­ко­вые (ла­тун­ные. – А.К.) или брон­зо­вые», а «хо­ро­шие се­ре­б­ря­ные», хо­тя и «не­мно­жеч­ко по­ис­пор­чен­ные», что­бы вспо­ми­нал о нём Чи­чи­ков.

Что же ка­са­ет­ся са­мо­го Чи­чи­ко­ва, то со сво­ей не­уны­ва­ю­щей на­ту­рой, не­ус­тан­ной де­я­тель­но­с­тью, пред­при­ни­ма­тель­ской изо­б­ре­та­тель­но­с­тью он в по­эме во­об­ще «жи­вее всех жи­вых».

И всё-та­ки бы­ла од­на сто­ро­на жиз­ни, од­на её со­став­ля­ю­щая, от­но­си­тель­но ко­то­рой ду­ши го­го­лев­ских пер­со­на­жей бы­ли дей­ст­ви­тель­но «мерт­вы» – это об­ще­ст­вен­ные ин­те­ре­сы. Где у го­го­лев­ских ге­ро­ев «ин­те­ре­сы об­щие, жи­вые?», – во­про­шал Гер­цен, рас­ста­ва­ясь с пер­вым впе­чат­ле­ни­ем от по­эмы, ког­да об­ще­ст­вен­ный де­я­тель взял в нём верх над про­сто чи­та­те­лем. Тог­да же к «важ­ным не­до­стат­кам» по­эмы от­но­сит это и П.А. Плет­нёв. «В ней, – пи­шет он, – нет то­го, что мы ещё не встре­ча­ем в на­шей жиз­ни – се­рь­ёз­но­го об­ще­ст­вен­но­го ин­те­ре­са». Но впра­ве ли уп­ре­кать пи­са­те­ля, что в его про­из­ве­де­нии нет то­го, че­го ещё нель­зя встре­тить в жиз­ни?

По­чув­ст­во­вав всю не­спра­вед­ли­вость по­доб­но­го уп­рё­ка, Плет­нёв тут же за­ме­ча­ет, что сам по се­бе от­ме­чен­ный им «не­до­ста­ток» по­эмы «ни­сколь­ко не го­во­рит про­тив Го­го­ля», в том нет ни­ка­кой его ви­ны, ви­но­ва­то об­ще­ст­во, ли­шён­ное «се­рь­ёз­ных об­ще­ст­вен­ных ин­те­ре­сов». Го­голь лишь «воз­вра­тил об­ще­ст­ву то, че­го оно мог­ло ему дать».

Да, ду­ши ге­ро­ев го­го­лев­ской по­эмы «мерт­вы», но не ко всем об­ще­ст­вен­ным ин­те­ре­сам, а лишь к об­ще­ст­вен­но-по­ли­ти­че­с­ким. И толь­ко по­то­му, что та­ко­вых в жиз­ни на­ше­го об­ще­ст­ва тог­да во­об­ще не бы­ло. А жи­ло оно ис­клю­чи­тель­но ин­те­ре­са­ми об­ще­ст­вен­но-бы­то­вы­ми. Об­ще­ст­вен­но-бы­то­вая жизнь в «гу­берн­ском го­ро­де NN» би­ла клю­чом. Ба­лы, обе­ды с кар­точ­ны­ми иг­ра­ми и обиль­ным за­сто­ль­ем по­оче­рёд­но ус­т­ра­и­ва­лись «го­род­ски­ми са­нов­ни­ка­ми»: гу­бер­на­то­ром, ви­це-гу­бер­на­то­ром, по­лиц­мей­сте­ром, пред­се­да­те­лем па­ла­ты, от­куп­щи­ком, го­род­ским гла­вою. С этой точ­ки зре­ния у по­ме­щи­ков и чи­нов­ни­ков го­го­лев­ской по­эмы ду­ши да­же очень жи­вые, и «мёрт­вых душ» в гер­це­нов­ском по­ни­ма­нии сре­ди них нет и не мог­ло быть по при­чи­не от­сут­ст­вия тог­да у нас их ис­точ­ни­ка – об­ще­ст­вен­но-по­ли­ти­че­с­кой жиз­ни с её осо­бы­ми, спе­ци­фи­че­с­ки­ми ин­те­ре­са­ми.

Для Гер­це­на, на­це­лен­но­го на ра­ди­каль­ное, ре­во­лю­ци­он­ное пре­об­ра­зо­ва­ние Рос­сии, всё, что то­му не спо­соб­ст­во­ва­ло, не го­во­ря уже, про­ти­во­дей­ст­во­ва­ло, яв­ля­лось вред­ным, ан­ти­жиз­нен­ным, «мёрт­вым». По­на­ча­лу он по­па­да­ет под оба­я­ние го­го­лев­ской по­эмы, что сра­зу же по­лу­ча­ет от­ра­же­ние в его днев­ни­ке, и на­хо­дит­ся под впе­чат­ле­ни­ем от изо­б­ра­жён­ных там «до­б­рых лю­дей» поч­ти в те­че­ние ме­ся­ца. Но вот он на­чи­на­ет со­зна­вать всю гу­би­тель­ность для де­ла пре­об­ра­зо­ва­ния Рос­сии по­ли­ти­че­с­кой инерт­но­с­ти, пол­ней­ше­го рав­но­ду­шия к про­ис­хо­дя­ще­му на про­сто­рах стра­ны, об­ще­ст­вен­но-по­ли­ти­че­с­кой «мерт­вен­но­с­ти». Изо­б­ра­жён­ные Го­го­лем по­ме­щи­ки и чи­нов­ни­ки, по­ка­зав­ши­е­ся ему при пер­вом зна­ком­ст­ве «до­б­ры­ми людь­ми», в све­те раз­во­ра­чи­ва­ю­щей­ся борь­бы за бу­ду­щее Рос­сии пред­ста­ли на то не толь­ко не спо­соб­ны­ми, но да­же вред­ны­ми, ко все­му «се­рь­ёз­но-об­ще­ст­вен­но­му» рав­но­душ­ны­ми, бе­зу­ча­ст­ны­ми, в пол­ном смыс­ле «мёрт­вы­ми ду­ша­ми».

По­сте­пен­но всю не­на­висть к «Рос­сии дво­рян­чи­ков», схо­ро­нив­ших­ся «в де­ре­вен­ской глу­ши», «вда­ли от до­рог и боль­ших го­ро­дов», Гер­цен пе­ре­но­сит на пер­со­на­жей «Мёрт­вых душ». В его со­зна­нии они те­ря­ют свои кон­крет­ные очер­та­ния, сли­ва­ясь в один не­при­гляд­ный об­раз «пле­ме­ни» кре­по­ст­ни­ков-по­ме­щи­ков, где не мог­ло быть ни­ка­ких «до­б­рых лю­дей», а бы­ли толь­ко «пья­ни­цы и об­жо­ры, угод­ли­вые не­воль­ни­ки вла­с­ти и без­жа­ло­ст­ные ти­ра­ны сво­их ра­бов, пью­щие жизнь и кровь на­ро­да»4, с ко­то­ры­ми он и вёл не­при­ми­ри­мую, бес­ком­про­мисс­ную борь­бу.

Од­на­ко по­эма Го­го­ля не да­ва­ла ни­ка­ко­го по­во­да, да­же ма­лей­ше­го на­мё­ка для та­ко­го ро­да обоб­ще­ний, та­ких по­ме­щи­ков там про­сто не бы­ло, что яв­но не ус­т­ра­и­ва­ло Гер­це­на, счи­тав­ше­го кре­по­ст­ни­че­ст­во глав­ной тог­да у нас бе­дой. И в очер­ке «О раз­ви­тии ре­во­лю­ци­он­ных идей в Рос­сии» он «до­пол­нил» со­дер­жа­ние по­эмы та­ки­ми кар­ти­на­ми по­ме­щи­чь­е­го бы­та, ко­то­рые долж­ны бы­ли под­твер­дить пра­во­ту и оп­рав­дан­ность пря­мо­го пе­ре­но­са её за­гла­вия на пер­со­на­жей, де­лая вво­ди­мый им в обо­рот обоб­щён­ный об­раз «мёрт­вых душ» ося­за­е­мым, на­гляд­ным, впе­чат­ля­ю­щим и за­по­ми­на­ю­щим­ся, от­ра­жав­шим су­ро­вые ре­а­лии рос­сий­ской дей­ст­ви­тель­но­с­ти тех лет.

С от­ме­ной кре­по­ст­но­го пра­ва об­ра­зы «мёрт­вых душ» – по­ме­щи­ков, «пью­щих жизнь и кровь на­ро­да», по­те­ря­ли для Гер­це­на вся­кий смысл. К ним, да и к са­мой по­эме Го­го­ля, Гер­цен с тех пор ни ра­зу не воз­вра­щал­ся.

Сколь­ко же ещё мож­но смо­т­реть на «Мёрт­вые ду­ши» гла­за­ми Гер­це­на-ре­во­лю­ци­о­не­ра? Да­вай­те по­ве­рим пер­во­му его впе­чат­ле­нию от чте­ния по­эмы, при­слу­ша­ем­ся не толь­ко к Бе­лин­ско­му, пре­до­сте­ре­гав­ше­му от взгля­да на «Мёрт­вые ду­ши» как на са­ти­ру, но и к Плет­нё­ву, за­ме­тив­ше­му: у Го­го­ля «ни­кто не сме­шон, по­то­му что в жиз­ни и дей­ст­ви­ях каж­до­го есть ис­ти­на, убеж­да­ю­щая чи­та­те­ля»5. И по­ста­ра­ем­ся по­нять эту ис­ти­ну, по­эзию их жиз­ни, жиз­ни «в де­ре­вен­ской глу­ши», вда­ли «от до­рог и боль­ших го­ро­дов» и об­ще­ст­вен­но-по­ли­ти­че­с­ких ин­те­ре­сов6...

 


1 Ис­то­рия рус­ской ли­те­ра­ту­ры в че­ты­рёх то­мах. Т. 2. Л., 1981. С. 570.

2 Зо­ло­тус­ский Игорь. Го­голь. Изд. 5-е. М., 2005. С. 233.

3 Ис­то­рия все­мир­ной ли­те­ра­ту­ры. Т. 6., 1989. С. 382.

4 Гер­цен А.И. О ли­те­ра­ту­ре. М., 1962. С. 250.

5 Плет­нёв П.А. Ста­тьи. Сти­хо­тво­ре­ния. Пись­ма. М., 1988. С. 57.

6 См.: Ку­ри­лов А.С. «Мёрт­вые ду­ши», или По­эзия жиз­ни про­вин­ци­аль­ной Рос­сии //
Фи­ло­ло­ги­че­с­кие на­уки. 2004. № 6. С. 55 – 64.
Категория: Николай Васильевич Гоголь | Добавил: rys-arhipelag (09.04.2009)
Просмотров: 1747 | Рейтинг: 0.0/0