А недавно на канале «Культура» закончился показ 10-серийного фильма «Оправдание Гоголя» по его сценарию.

Пожалуй, первый фильм, так глубоко раскрывающий не просто тайны жизни писателя, а приоткрывающий завесу над тем, что называется «великая русская литература».

— Почему ваш фильм называется «Оправдание Гоголя»?
— Речь идет не об оправдании перед зрителем, читателем, наконец, Россией, перед которой Гоголь оправдывался каждый раз: появится «Ревизор» — он пишет «Театральный разъезд», появятся «Мертвые души» — пишет предисловие ко второму изданию, «Выбранные места из переписки с друзьями» — пишет авторскую исповедь — объяснение этой книги.

Это высшее оправдание, которое Гоголь искал всю свою жизнь, — оправдание перед Богом. Он говорил, что нельзя входить в храм неряшливо одетым. Гоголь хотел предстать перед Богом с чистой душой.

— У Зощенко есть книга «Перед восходом солнца», где он исследует феномен Гоголя. Зощенко считал, что поездка в Иерусалим и постигшее его там разочарование стали началом конца Гоголя.
— Я с этим не согласен. Зощенко люблю, но он не знал всего пути Гоголя.

Первый кризис настиг Гоголя во Франкфурте в 1845 году. Тогда ему показалось, что он умирает, и он сжег первый вариант второго тома «Мертвых душ».

Но, к счастью, никакой страшной болезни не оказалось. Стоило сесть в дилижанс, как он немедленно почувствовал себя здоровым. Тем не менее это был тяжелый кризис.

Гоголь вызвал священника, просил его соборовать, написал завещание. Пережитый испуг и одновременно неудовольствие своим сочинением, которое он сжег, стали первым большим потрясением.

Пьесы Гоголя ставят много и регулярно. Вне зависимости от юбилейных дат. На данный момент в столичных театрах идет семь гоголевских «Женитьб» и десять «Ревизоров». Есть еще двое «Игроков», одна «Майская ночь», одни «Старосветские помещики». В нашем обзоре — самые типичные и нетипичные постановки великого писателя.

Читать дальше

Второй кризис — отношение русского читателя к «Выбранным местам из переписки с друзьями». Книга была оплевана и осмеяна. Все знают о письме Белинского, но мало кто знает об ответе Гоголя — он его порвал.

Но ответ сохранился в бумагах и был склеен его первым биографом. Ответ замечательный, предвещающий появление Достоевского и, по существу, содержащий все темы его будущих романов.

Эта его книга была названа падением, крушением, изменой искусству. Действительно, в ней есть натяжки, ходули, есть неумелое слово, которого почти не бывает у Гоголя. Он сам признавался, что ему не хватает слов, чтобы высказать, что он чувствует в настоящий момент.

Книга зафиксировала стремительное движение к Богу, которое он не мог оформить в точные и редкие слова. Но в остальном книга замечательная, пророческая, исповедальная.

Книга разрушала колдовской круг, очерченный Пушкиным. Это слова самого Гоголя. Разбить созданный круг, поскольку искусство в нем стало самодостаточным и любой выход за обозначенные пределы создает впечатление неприличия. Круг, так важный для Пушкина, человека аристократического и сознающего, что искусство не требует пояснений.

Но Гоголь сумел преступить данное правило и выйти с книгой, где он открыл свою душу, свою келью. С книгой исповеди и одновременно проповеди, где он показал себя как человека, видящего не только настоящий день, но и катастрофы, надвигающиеся на Россию. Катастрофы, которые свершатся в конце XIX века, когда безбожие станет нарастать в русской интеллигенции и русском народе, что приведет к катастрофам XX века и обольщению богатством, которым заражены уже мы в XXI веке.

Естественно, что возникло общее неприятие книги, а некоторые даже считали, что ее написал человек в состоянии умопомешательства, Аксаковы например (потом они покаялись).

Гоголя винили в безумной гордыне, ведь он открыл книгу своим завещанием, написанным во Франкфурте. Так велик был страх ухода из жизни, что он написал завещание и поставил его впереди книги. Дерзость с точки зрения приличия, и многие стрелы полетели именно в завещание. Достоевский потом тоже осмеял его за это в «Селе Степанчикове».

Гоголь был способен смотреть на себя более чем строго. И во втором издании «Выбранных мест» хотел поставить другую главу — письмо к Жуковском накануне своего отъезда в Иерусалим. Там он пишет: «Давайте вернемся к нашему милому искусству» — и еще: «Искусство — это не разрушение, это примирение с жизнью». Письмо большое, очень важное, но второго издания при жизни не было.

Третий кризис Гоголь действительно пережил в Иерусалиме. Писал Жуковскому, что, находясь у Гроба Господня и слушая литургию, он не почувствовал того, что хотел почувствовать в этом месте.

Гоголь жаждал проверить подлинность своей веры, ее накал, но сердце его, как он пишет Жуковскому, осталось черствым. Для искренне верующего Гоголя это был большой удар.

Четвертое потрясение Гоголь пережил уже в России. Когда, вернувшись и поселившись в Москве на Никитском бульваре, затосковал о доме, стал подумывать о семье и дерзнул сделать предложение графине Анне Михайловне Велигорской.

Она была дочерью хорошо знакомых ему людей и на 14 лет младше его. Отец — граф Велигорский, а мать — урожденная принцесса Бирон. Сливки петербуржского общества, великосветское семейство, близкое ко двору.

Они принимали у себя Гоголя, он жил с ними в Ницце, но тем не менее предложение было отвергнуто. Можно лишь догадываться о причинах отказа, но, несомненно, социальная дистанции повлияла. Коллежскому асессору отказали.

Работа над вторым томом «Мертвых душ» прервалась. Гоголь впал в тяжелое состояние, ведь это был удар по его гордости. Однако всё же вернулся ко второму тому. Но, отдав рукопись переписчику и листая потом перебеленные страницы, увидел, что написал не то.

Как подлинный мастер, он был строг к своему собственному мастерству и не раз сжигал рукописи. Это началось с детства и продолжалось всю жизнь.

Гоголь сжег второй том, и это стало пятым, тяжелейшим ударом, после которого он уже не смог оправиться. Понимая, что восстановить утраченное в более совершенном виде (а иначе он не мог писать) невозможно, Гоголь не захотел больше жить. Он пил вино, разбавленное водой, отказался от пищи и 21 февраля 1852 года в 8 часов утра умер во сне.

Цепь кризисов надорвала его не то что физически или психически, Гоголь был здоровый человек, но они его утомили. Когда-то Гоголь писал про своего отца, что тот умер не от нападения какой-то болезни, а от недостатка сил. Такой же недостаток сил настиг и его в конце жизни.

— Насколько всё же Гоголь был одинок?
— Как может быть одинок поэт, который всё время находится со своей музой, стихами, трудом и любовью, а ведь любовью у Гоголя было писание…

Конечно, у него были тяжелые минуты подлинного одиночества. Начиная с детства, рано лишившись отца, он боялся одиночества. Был отдан в гимназию, один уехал в Петербург, где тоже было неуютно, пока он не вошел в круг Пушкина, Жуковского, Вяземского. Но все равно, хотя это был высший круг русской мысли, вкуса и понимания истории России, Гоголь не стал там своим.

Он считал себя гением и ставил себя рядом с Пушкиным. Задал направление не только философии Серебряного века, но и сразу нескольким направлениям, одно из которых воплотил Толстой, а другое — Достоевский. Все — вплоть до Хармса и Пелевина — обязаны Гоголю. Эссе Константина Рылёва.

Читать дальше

Провинциал, по-другому воспитанный, порой он был дик. Поэтому нельзя сказать, что общество Пушкина и Жуковского и было тем самым дружеским кругом, где он растворялся и не чувствовал себя одиноким. Скорее всего, ему было комфортно среди своих лицейский друзей, с которыми он собирался на своей квартирке на Малой Морской, где они много читали, говорили.

Живя в Риме, он всегда брал с собой спутника. Через стенку от него жили Анненков или Чижов. Но, конечно же, в Москве он был действительно одинок. Хотя его любили Аксаковы, его звали в дома, к нему хорошо относился Толстой. И порыв обрести дом говорит именно об этом.

Но Гоголь был один на один со своей книгой, со своей душой. Он устал.

— Почему, когда заходит речь о русской литературе, Гоголь оказывается в стороне (не в год юбилея, конечно)? Меньше часов в школе, переизданий, нет нормального музея в отличие от остальных классиков.
— Это неправда. То, что современный человек и современный чиновник, распоряжающийся культурой, далек от высокой литературы — факт. Хочу процитировать из книги Константина Мочульского «Духовный путь Гоголя»: «Без Гоголя, быть может, было бы равновесие, антология, благополучие: бесконечно длящийся Майков, а за ним бесплодие; после Гоголя — «полное неблагополучие», мировой размах и мировая слава». Это ответ на ваш вопрос.

Скажу от себя. Именно Гоголь ввел русскую литературу в мировой культурный, литературный контекст. Он открыл двери русской литературы для мира.

Это сознает мир, но мы почему-то не сознаем до сих пор. Нам кажется, что он прошелся по язвам русской жизни, осмеял взяточников, Собакевичей. А Гоголь, как писали британские писатели, приславшие сто лет назад к юбилею приветствие в Москву, олицетворяет то, что заключается в словах «русская литература». Не Пушкин, а именно Гоголь.

Конечно, в России были люди, которые любили Гоголя, преклонялись перед ним. Кстати, те торжества, когда праздновали 100 лет со дня рождения Гоголя, это подтверждают.

Это был подлинный триумф Гоголя, съехалось полмира, вся Французская академия впервые за 300 лет приехала в Москву чтить чужеземного писателя. Состоялась литургия в храме Христа Спасителя, венок от государя, был исполнен национальный гимн. Юбилей отмечался как национальный праздник. И сказать, что Гоголь находится на обочине…

— Не на обочине, а в стороне. Может, секрет в том, что он не «милое искусство».
— Толстой прекрасно написал — был Паскаль, который отказался от науки ради религии, был Гоголь, который понял несовершенство словесности перед лицом религии. Первого возвеличили, второго затоптали и забросали грязью.

Толстой собирался отвечать Белинскому, делал пометки на полях его письма. А Блок в 1918 году, уже написав «Двенадцать», в статье «Что надо помнить об Аполлоне Григорьеве» написал: «Мы вновь стоим перед этой книгой, она скоро пойдет в жизнь и в дело».

Сейчас, когда Россия болтается, как корабль, у которого сорвало якорь, между Европой и своей собственной историей, Гоголь нужен нам как воздух. Потому что он знал, что спасение России не в том, чтобы плестись за европейской цивилизацией, а чтобы иметь свой путь. И путь этот лежит через веру во Христа, через Евангелие.

«Лучше того, что есть там, уже не выдумаешь», — писал он. Гоголь даже государственную жизнь мечтал строить на заветах Христа. Вы скажете, что это утопия и неисполнимо, но это прекрасная утопия.

Так что Гоголь не просто великий комик, а великий мыслитель. И то обольщение богатством, о котором он писал, — не знаю, победим ли мы его в XXI веке, или оно победит нас.

Я уж не говорю о его отношении к революциям и высоком отношении к церкви. Всё это только сейчас, на обломках России, воскресает. Вот тут-то нам Гоголь нужен, как никто другой.

— Что самое главное будет на праздновании 200-летия?
— Самое важное, кроме официальных событий и торжественного заседания в Малом театре, — восстановление первоначального облика могилы Гоголя. Вы знаете, как поступили с его останками, нарушив всё, что можно себе представить?

Как можно выкапывать покойника из земли, открывать гроб и грабить его? При этом присутствовали Юрий Тынянов, Илья Сельвинский, Всеволод Иванов, Александр Тышлер и некий писатель Владимир Лидин, отрезавший от сюртука кусочек на память. А кто-то украл ребро. Адское пиршество и кощунство над останками Гоголя!

Кладбище ликвидировалось, монастырь был закрыт, там была организована детская тюрьма. Это произошло в 1931 году. Кстати, я был в этой тюрьме — ведь у меня арестовали родителей.

Официально она называлась «Детский приемник-распределитель ГУЛАГа НКВД». Там была колючая проволока, стояли часовые, а мы жили в церкви, наши койки были привинчены к церковному полу.

Так вот, кладбище было уничтожено. Несколько могил были вскрыты и перенесены на Новодевичье кладбище. Когда это свершилось, голгофа и бронзовый крест, стоявшие у изголовья могилы Гоголя, бесследно исчезли. Осталась одна огромная плита.

В 1951 году на могиле поставили памятник работы Томского, нарушив завещание Гоголя не ставить над собой никакого памятника. Копия его стоит на Арбатской площади, только в полный рост. На колонне, где стоит бюст, золотыми буквами высечено: «Великому русскому мастеру слова от советского правительства».

Сейчас стараниями нашего оргкомитета, далеко не всех, только четверых — Валентин Распутин, Василий Ливанов, Савелий Ямщиков и я, — принято решение восстановить первоначальный облик могилы Гоголя. И нужно попросить прощения у него, отмолить грех, который не на наших плечах и душах лежит, но тем не менее лежит на совести России.

Летом, потому что должен растаять снег, уровняться земля, на его могиле появится голгофа и крест, восстановленные по фотографиям. Что касается памятника, то он не будет разрушен или выброшен, а будет поставлен в музей Новодевичьего кладбища. Я думаю, что это гуманно.

Восстановление могилы — великое событие в посмертной биографии Гоголя. Потому что, пока у Гоголя нет дома в России, а на его могиле нет креста, Гоголь находится в эмиграции.

Обязанность следующего поколения, если нам не удастся, — вернуть Гоголю дом на Никитском бульваре, чтобы в нем открыли полноценный музей.

— Там же открывают какой-то музей к юбилею…
— Там находится библиотека, которая расположилась, как ей кажется, на века, отделив Гоголю две комнатки с зарешеченными окнами и назвав всё это музеем. Комнатки в срочном порядке к юбилею наполняются экспозициями постмодернистского толка, которые называются «Театр вещей».

Посреди комнаты стоит «сундук Пандоры», как его называют авторы проекта, хотя никакого сундука в истории не было, а был сосуд Пандоры, наполненный несчастьями, болезнями, пороками.

Авторы считают, что этот сундук и есть душа Гоголя. Он стоит на колесах, символизируя то ли бричку Чичикова, то ли дрожки черта, заехавшего в эти комнаты. Я совершенно убежден, что в нем теперь поселилась нечистая сила.

Про музей широко рассказывается в интервью, которые дает директор библиотеки, именующая себя директором музея, хотя ее никто не утверждал в этой должности.

— Но ведь, насколько я понимаю, библиотека государственная, и достаточно одного волевого решения чиновников, чтобы всё сделать по уму.
— Мы-то по-благородному считали — нужно освободить соседний дом, находящийся в том же дворе, где Сбербанк, мебельный магазин и еще одна крепкая структура, и переселить туда библиотеку. Это еще старая идея академика Лихачева. Но библиотека теперь уже хочет занимать два дома!

Обычная городская библиотека, в которой даже нет гоголевских раритетов. 220 тыс. книг. Не такое уж и большое число, у меня, например, 50 тысяч, но я этим не бахвалюсь, и я не самый знаменитый книжник города Москвы.

Вот сейчас, уже после того, как руководство московского департамента по культуре стало потворствовать желаниям библиотеки, я бы просто переселил их в другой район Москвы. И покончил бы с этим — золотыми креслами гнутыми, зеркалами, великосветский понтон, который никогда не окружал Гоголя.

Поэтому не будем говорить о музее — его нет.

— Выходит новое издание «Мертвых душ», где вы написали комментарии, но скорее личные, чем литературоведческие.
— Должен предупредить, что я не литературовед. Я просто литератор, историк литературы и люблю Гоголя.

Что касается издания, это будет замечательная книга. Во-первых, она иллюстрируется великолепными работами прекрасного художника из Екатеринбурга Николая Предеина. Этот художник — открытие в художественном мире России, и вы когда-нибудь в этом убедитесь.

Мой комментарий действительно не академический. Это свободное путешествие по поэме Гоголя, и называется оно «Я человек, ваше сиятельство» — слова Чичикова, которые он произносит во втором томе «Мертвых душ».

Комментарий об этом, о человеке Чичикове и человеке Гоголе, которые всё время идут параллельно друг другу. Парадоксально, но это так.