Светочи Земли Русской [131] |
Государственные деятели [40] |
Русское воинство [277] |
Мыслители [100] |
Учёные [84] |
Люди искусства [184] |
Деятели русского движения [72] |
Император Александр Третий
[8]
Мемориальная страница
|
Пётр Аркадьевич Столыпин
[12]
Мемориальная страница
|
Николай Васильевич Гоголь
[75]
Мемориальная страница
|
Фёдор Михайлович Достоевский
[28]
Мемориальная страница
|
Дом Романовых [51] |
Белый Крест
[145]
Лица Белого Движения и эмиграции
|
Влади́мир Па́влович Пале́й (9 января 1897, Санкт-Петербург — 18 июля 1918, Алапаевск) — сын Великого Князя Павла Александровича от его морганатического брака с Ольгой Валерьяновной Пистолькорс (урождённой Карнович); граф Гогенфельзен (1904), князь (1915); поручик Лейб-Гвардии Гусарского полка, поэт.
Детство
Владимир Павлович на руках у своей няни в 1898 году28 декабря 1896 года (9 января 1897) в Санкт-Петербурге Ольга Пистолькорс родила голубоглазого мальчика, нареченного Владимиром. В семье его обычно звали Володей, что в устах младенца звучало как Бодя. Хотя Владимир Павлович и родился в России, но детство его прошло во Франции. После заключения в 1902 году второго морганатического брака (с матерью Владимира О. В. Пистолькорс) его отец, Павел Александрович, был вынужден покинуть Родину. Сводная сестра Владимира Мария Павловна в автобиографии «Воспитание княжны» писала: Будучи первым ребенком от второго брака моего отца, он подтверждал теорию, что одаренные дети рождаются от большой любви[1]. Володя одинаково легко выучился читать и писать по-французски, по-английски и по-немецки, а позже и по-русски, прекрасно играл на фортепиано и других инструментах, рисовал. Уже в раннем возрасте он поражал окружающих своей памятью и начитанностью[источник не указан 50 дней]. Семья жила в Париже, который Володя очень любил, однако часто путешествовала, в основном по Франции и немецким курортам. Эти поездки позже нашли отражение в произведениях Владимира наряду с образами тех мест, куда он мечтал попасть. А мечтал Владимир об Италии, Греции, Египте. В 1904 г. баварский принц-регент Луитпольд даровал Ольге Пистолькорс, её сыну Владимиру и новорождённой дочери Ирине (1903—1990) титул графов фон Гогенфельзен. Образование
После длительных переговоров с Императорским Двором Великий Князь Павел Александрович наконец получил прощение от Николая II за свой морганатический брак и разрешение всей семье вернуться в Россию. Павел Александрович хотел, чтобы его младший сын продолжил династическую традицию и стал военным, а потому в 1908 году маленький граф Гогенфельзен приехал в Санкт-Петербург и поступил в Пажеский корпус — военно-учебное заведение для молодых аристократов. Младшая сестра Владимира Ирина Павловна вспоминала об этом периоде жизни брата: Пятнадцати ти лет он поступил в Пажеский Е.В. Корпус и жил у воспитателя поковника Фену, с которым его связала глубокая дружба. Он возвращался домой на Рождественские, Пасхальные и Летние каникулы. Каждый его приезд вносил невыразимую радость. Он любил шутить и даже поддразнивать, но, вместе с тем, был внимателен, ласков и нежен[2]. Начало творческого пути
Владимир ПавловичВо время пребывания в Пажеском корпусе Володя по-прежнему жадно читал и брал частные уроки живописи и музыки. Примерно в 1910 году юный граф Гогенфельзен открыл в себе призвание к литературе, которое никогда его не покидало, и начал писать стихи. Первые работы Владимир написал на французском языке, который в то время был ему привычнее, — некоторые стихотворения 1913 года («Агония», «Капли», «Равнодушие», «Песня Терезы», «Бродяга», «Старость») опубликованы Ж. Ферраном в биографии великого князя Павла, большинство стихотворений на французском языке не изданы и хранятся в архивах его родственников во Франции и России, равно как и стихи, написанные по-английски. Мать Владимира писала о сыне: С 13-летнего возраста Владимир писал очаровательные стихи... Каждый раз, когда он возвращался домой, его талант к поэзии проявлялся все сильней и сильней... Он пользовался каждой свободной минутой, чтобы отдавать свой ум своей возлюбленный поэзии. Обладая темпераментом мечтателя, он обозревал все вокруг себя, и ничто не ускользало от его чуткого, настороженного внимания. Он страстно любил природу. Он приходил в восторг от всего, что сотворил Господь Бог. Лунный луч вдохновлял его, аромат цветка подсказывал ему новые стихи. У него была невероятная память. Все то, что он знал, все то, что он сумел прочесть за свою короткую жизнь, было поистине изумительным[3]. Светская жизнь
К началу 1914 года Владимир превратился в интересного юношу, в котором приятные черты лица сочетались с удивительным обаянием[источник не указан 50 дней]. Он вовсю наслаждался жизнью и вскоре стал известен среди «золотой петербургской молодежи». В январе на бале-маскараде у графини Клейнмихель Ольга Валериановна с удивлением услышала от многих, что её сын здесь — самый привлекательный, что он похож на «очаровательного принца, о котором мечтают девушки в волшебных сказках»[источник не указан 50 дней]. В одном из стихотворений Владимир Павлович с радостью писал: «Живу я в безоблачной сказке…». Первая мировая война
С наступлением Первой мировой войны князь Владимир, как многие русские юноши, преисполнился патриотического энтузиазма, который он часто выражал в своих стихах. Однако надежды на быструю победу вскоре исчезли, а Россия, как и другие воюющие страны, оказалась втянутой в нескончаемый, кровавый кошмар. Военная служба
Фотография Владимира Павловича, сделанная в 1915 годуДля Пажеского Корпуса война обозначала ускоренное продвижение. В декабре 1914 года князь Владимир поступил в императорский гусарский полк, а в феврале 1915 он уже отправился на фронт. В день своего отъезда он присутствовал на ранней литургии со своей матерью и сестрами. Кроме них и двух сестер милосердия в церкви никого не было. Каково же было удивление Владимира и его семьи, когда они обнаружили, что это Императрица Александра Фёдоровна и её ближайшая фрейлина, Анна Вырубова. Императрица пожелала проститься с Владимиром и подарила ему на путь маленькую иконку и молитвенник[источник не указан 50 дней]. Положение сына Великого Князя не ограждало Владимира от опасностей и жестокости войны. Несколько раз его посылали в опасные разведки, а пули и снаряды постоянно сыпались вокруг него. За храбрость он был пожалован военным орденом Анны 4-ой степени. Кроме того, ему было присвоено звание лейтенанта, и он был очень любим своими соратниками.[4] В это время родители Владимира начали ходатайствовать о пожаловании Ольге Валериановне княжеского титула, тем более что фамилия, которую носили она и её дети, была хорошим для этого предлогом: Россия находилась в состоянии войны с Германией, а жена и дети великого князя были баварскими графинями и графом! После нескольких писем и аудиенций 5 (18) августа 1915 года царским указом графине Гогенфельзен и её детям были пожалованы княжеский титул и фамилия Палей. Так называлось одно из крупных имений великого князя Павла, но одновременно это была фамилия одного из выдающихся предков Ольги Валериановны, чья бабушка по материнской линии звалась Ульяна Егоровна Палей-Гурковская. Княжеский титул не внес особых изменений в жизнь Владимира Павловича. 1 сентября 1915 года новоиспеченный князь присоединился к своему полку и в последующие месяцы принимал участие в нескольких операциях на Северо-восточном фронте Буг. Игумен Серафим, также находившийся в это время на фронте, много лет спустя характеризовал его так: ...статная фигура, прекрасные задумчивые глаза, детское простодушие и редкая учтивость моментально вызывали к нему любовь и уважение окружающих.[5] Творческая жизнь
В окопах Владимир продолжал писать, и наравне со многими стихами о любви и былых воспоминаниях, его поэзия стала отображать страдание и разруху, приносимые войной, самоотверженную работу сестер милосердия и смерть дорогих собратьев по Пажескому Корпусу. Он также перевел на французский язык известный поэтический труд Великого Князя Константина Константиновича, «Царь Иудейский». К. Р. пожелал услышать перевод своего произведения, и в апреле 1915 года, когда молодой солдат прибыл домой на побывку, К. Р. пригласил его к себе в Павловск. Великий Князь был уже сильно болен, и красота перевода тронула его до глубины души. Со слезами на глазах он сказал: Я пережил одно из самых сильных чувств моей жизни, и обязан этим Володе. Больше я ничего не могу сказать. Я умираю. Я передаю ему свою лиру. Я завещаю ему в наследство, как сыну, мой дар поэта[6]. К. Р. хотел, чтобы перевод Владимира был напечатан во Франции, но военное время не подходило для таких проектов. Текст перевода не был напечатан и в России и был утерян во время революции. Владимир пытался сочетать воинский долг и страсть к литературе. Он по-прежнему много читал, становясь все более преданным поклонником Пушкина, о чьем трагическом конце написал драму в стихах «Смерть Пушкина». Но все-таки он предпочитал малые поэтические формы, заполняя страницу за страницей стихами на самые разные темы. Многие из них Владимир посылал домой вместе с письмами, иногда целиком стихотворными. В ноябре-декабре 1915 года он также сочинил пьесу в трех действиях «Белая роза». В основном он писал по-русски, но иногда отправлял сестрам стихи по-французски. В феврале 1916 года он написал стихотворение «Пепельница», проникнутое пессимистическими нотами. Наряду с «Пепельницей» появилось несколько любовных стихотворений, в одном из которых, начинающемся словами «У меня на душе было тихо вчера…», есть такие строки: «Но сегодня я снова увидел Её… Я опять одиноко бледнею…» Кем бы она ни была, на протяжении нескольких месяцев она оставалась его Музой. Летом 1916 года Владимир подготовил к печати первую книгу стихов, вышедшую в свет под скромным названием «Сборник». В июне, находясь в Ставке, он получил корректуру книги, а в августе она была опубликована в Петрограде. Это было изящное издание с гравюрами; доходы от его продажи пошли на благотворительные проекты императрицы Александры. «Сборник» включал 86 стихотворений, написанных в 1913—1916 годах и посвященных самым разным темам — любви, природе, мифологии, музыке, искусству, театру, семье, друзьям, патриотизму, войне. Революция
Из-за нездоровья Владимир в первые дни 1917 года не поехал к отцу в Ставке, а остался в Царском Селе. К военной карьере он уже не вернулся. В последних числах февраля в Петрограде несколько неожиданно произошла революция. Часть полков присоединилась к восставшим, и вскоре столица погрузилась в хаос. Весной и летом 1917 года Владимир много писал, как всегда, на разные темы: воспоминания, природа, мечты, мифология, религия. Произведения этого периода показывают, что он снова влюблен: «Прости меня! Я был тебе неверен…», «Rondel amoureux». Скорбью по безвозвратно ушедшей в прошлое монархии пронизаны стихотворения «Старушка с медальоном», «Восемнадцатый век», посвященные печальным страницам французской истории, эпохе Версаля и Второй империи. Сходство между французской и русской революциями усиливалось по мере того, как в России нарастал хаос. По мнению Марии Павловны, Владимир работал слишком быстро, и однажды она сказала ему, что, изливая такие потоки стихов, он лишает себя возможности шлифовать их. Володя улыбнулся печально и чуть загадочно и ответил: Все мои нынешние стихи являются мне в законченном виде; исправления только повредят им, нарушат их чистоту. Я должен писать. Когда мне исполнится двадцать один, я больше не буду писать. Все, что есть во мне, я должен выразить сейчас; потом будет слишком поздно...[7] Арест и ссылка
28 декабря 1917 (9 января 1918) года молодому поэту исполнился 21 год. Старше ему уже не суждено было стать. Княгиня Палей так описала в своих мемуарах этот последний в его жизни день рождения: Мы снова зажгли елку и повесили на нее подарки. Девочки и он (Владимир) приготовили для нас «L’Assiette de Delft». Ирина и Наталья, подготовленные сыном, превосходно ее исполнили. Наш друг граф Арман де Сен-Савер… ужинал с нами в этот вечер и тоже восторгался услаждавшими слух мелодичными рифмами...[8] 3 (16) марта 1918 года Моисей Соломонович Урицкий, один из самых могущественных петроградских комиссаров, издал распоряжение, чтобы все члены семьи Романовых явились в ЧК. Поскольку великий князь Павел Александрович был болен, решили, что Ольга Валериановна представит в петроградскую ЧК врачебное свидетельство, Владимир же, не носивший фамилию Романовых, останется дома, и тогда, надеялась семья, на него, возможно, не обратят внимания. Однако сотрудники ЧК потребовали от княгини Палей, чтобы её сын явился к ним на следующий день. В соответствии с этим предписанием 4 (17) марта Владимир явился в здание петроградской ЧК. Его принял Урицкий, сделавший ему оскорбительное предложение: «Вы подпишете документ, в котором будет указано, что вы более не считаете Павла Александровича своим отцом, и немедленно получите свободу; в противном случае вам придется подписать другую бумагу, и это будет означать, что вы отправитесь в ссылку». Это была последняя возможность спасти себе жизнь, но Владимир был человеком принципов. И хотя он кипел от гнева[источник не указан 50 дней], ему удалось сдержаться и не высказать всего, что он думает. Он лишь пристально посмотрел на большевистского комиссара[источник не указан 50 дней]. От Урицкого не укрылся этот полный презрения взгляд, и он резко произнес[источник не указан 50 дней]: «Ну, раз так, подпишите бумагу о вашем отъезде в ссылку». Княгиня Палей сделала все, что могла, чтобы вырвать сына из лап ЧК, но было уже слишком поздно. Её ходатайство было оставлено без внимания: княгине объявили, что Владимиру надлежит прибыть 22 марта (4 апреля) в шесть часов вечера на Николаевский вокзал, чтобы отправиться оттуда в Вятку.[9] Вятка
Сразу же по приезде в Вятку Владимир начал регулярно посылать письма своим близким. Жители Вятки, почти не затронутой революцией, относились к ссыльным благожелательно, приносили им гостинцы, помогали устроиться на новом месте. Особую заботу проявляли монахини местной обители. Обеспокоенные растущими симпатиями населения к членам царской семьи, большевики вскоре решили перевести их в другой город. 17 (30) апреля 1918 года в Царское Село пришла телеграмма от Владимира, в которой он извещал родных, что по распоряжению Москвы его вместе с остальными ссыльными отправляют в Екатеринбург. Екатеринбург
В Екатеринбург Владимир и его родственники прибыли 20 апреля (3 мая) 1918 года, в Страстную пятницу. Гостиница оказалась довольно грязной, к тому же ссыльным пришлось ютиться в одной-единственной комнате. Неожиданно в гостинице, где жили молодые князья, появилась новая постоялица: великая княгиня Елизавета Фёдоровна, которая после гибели мужа, великого князя Сергея, избрала монашескую жизнь, но, отказавшись покинуть Россию, была арестована. Вероятно, Елизавету Федоровну не слишком обрадовало то обстоятельство, что в ссылке ей придется жить бок о бок с Владимиром. Она так и не приняла княгиню Палей, и её враждебность распространилась и на детей Ольги Валериановны. Тем не менее, как писала Мария Павловна: … судьба распорядилась так, что тетя Элла и Володя провели свои последние месяцы жизни на этой земле вместе, что их очень сблизило и научило ценить друг друга. Своей долгой и невыносимо мучительной смертью они скрепили свою дружбу, которая стала утешением для них обоих во время выпавших на их долю тяжких страданий...[10] Алапаевск
Основная статья: Мученики Алапаевской шахты 5 (18) мая, в день своих именин княжна Ирина Палей получила в Царском Селе телеграмму с поздравлениями от Володи, в которой он, кроме того, сообщал, что их всех отправляют в Алапаевск, маленький городок с немощёными улицами. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна уже бывала там, летом 1914 года, когда совершала паломничество. Ссыльные прибыли в Алапаевск 7 (20) мая 1918. На вокзале их ожидали крестьянские подводы, чтобы отвезти в новую тюрьму — так называемую Напольную школу, небольшое кирпичное строение на окраине города, сохранившееся до наших дней. 8 (21) июня большевики отобрали у узников почти все их личные вещи: одежду, обувь, простыни, подушки, деньги и драгоценности, оставив им лишь ту одежду, что была на них, и одну смену постельного белья. По-видимому, им также запретили писать письма и даже получать корреспонденцию, что особенно тяжело переживали князья Константиновичи, извещенные о серьёзной болезни матери, великой княгини Елизаветы Маврикиевны. Единственное, что им разрешили, — это отправить в последний раз краткие телеграммы родственникам с сообщением о происшедших изменениях. Телеграмма, посланная в полдень Владимиром по адресу: «Палей. Пашковский. Царское Село», гласила: «Переведен на тюремный режим и солдатский паек. Володя». Покидая Напольную школу, верный слуга Кронковский увозил с собой последнее письмо Владимира родителям. В нём он рассказывал о страданиях и унижениях, выпавших на долю узников в Алапаевске, но одновременно подчеркивал, что его вера дает ему мужество и надежду. Далее он писал: «Все, что раньше меня интересовало: эти блестящие балеты, эта декадентская живопись, эта новая музыка, — все кажется мне теперь пошлым и безвкусным. Ищу правды, подлинной правды, света и добра». Мученическая кончина
В ночь на 5 (18) июля 1918 года князь Владимир Павлович Палей был убит большевиками: сброшен в шахту Новая Селимская в 18 км от Алапаевска. Вместе с ним погибли: великая княгиня Елизавета Федоровна великий князь Сергей Михайлович; князь Иоанн Константинович; князь Константин Константинович (младший); князь Игорь Константинович; Фёдор Семёнович Ремез, управляющий делами великого князя Сергея Михайловича; сестра Марфо-Мариинской обители Варвара Яковлева. 18 июля 1918 года русская литература потеряла одного из своих самых многообещающих[источник не указан 50 дней] поэтов, которому был всего 21 год. Пророческими оказались заключительные строки его стихотворения «Надпись на могиле»: «Его душа крылом усталым Вспорхнет, убитая, к Творцу…» 2 ноября 1981 года Русская православная церковь в изгнании канонизировала царя Николая II и его семью вместе со всеми мучениками революции или советского режима, включая жертвы трагедии в Алапаевске. В связи с этим изображение Владимира Палея появилось на иконе Новых Российских Мучеников, находящейся в монастыре Пресвятой Троицы в Джордансвилле, Нью-Йорк. Он изображен в военной форме и со свитком в руке рядом с тремя князьями Константиновичами.[11] 8 июня 2009 года Генеральная прокуратура России посмертно реабилитировала князя Владимира Палея.[12] Мнение современников
Мария Павловна, сводная сестра Владимира Палея: Володя Палей был удивительным человеком, живым инструментом редкой чувствительности, способным производить удивительные мелодии и создавать мир ярких образов. По возрасту и жизненному опыту он был еще ребенком, но его разум достиг высот, до которых добираются немногие. Он был гением. http://ru.wikipedia.org/ ССЫЛКИ
| |
| |
Просмотров: 3261 | |