Светочи Земли Русской [131] |
Государственные деятели [40] |
Русское воинство [277] |
Мыслители [100] |
Учёные [84] |
Люди искусства [184] |
Деятели русского движения [72] |
Император Александр Третий
[8]
Мемориальная страница
|
Пётр Аркадьевич Столыпин
[12]
Мемориальная страница
|
Николай Васильевич Гоголь
[75]
Мемориальная страница
|
Фёдор Михайлович Достоевский
[28]
Мемориальная страница
|
Дом Романовых [51] |
Белый Крест
[145]
Лица Белого Движения и эмиграции
|
Самые светлые (приезд принцессы в Россию, ее бракосочетание с другом Сергеем, принятие ею Православия, паломнические поездки) и самые черные дни соединяли Елизавету Федоровну и Константина Константиновича…
21 января 1887 г. Я.П. Полонский написал великому князю Константину Константиновичу по поводу полученной от него в подарок книги стихотворений, изданной в Санкт-Петербурге под криптонимом "К.Р."[1]: "В Вашей книжке много прекрасных стихотворений – если даже и приложить к ним мерку моего идеала; но немало и таких, которые никак не могут вполне удовлетворять меня, кажутся экспромтами или набросками без отделки"[2]. "Не без смущения", как признавался автор письма, принялся излагать он августейшей особе "свое посильное мнение о прочитанном"[3]. Полонский был достаточно строг к поэтическим опытам великого князя, но сразу отринул услышанное где-то мнение о поэте К.Р. как дилетанте и о том, что хвалить его следует только как "единственное лицо из Царской Фамилии, которое после Екатерины Великой настолько любит и понимает значение литературы, что само берется за перо, переводит, пишет - умственному труду посвящает свои досуги…"[4]"Читая книжку Вашего Высочества, я провижу в ней нечто более существенное, чем простой дилетантизм"[5], – признавался строгий критик и отмечал, что "по всей книге разбросаны <…>, удивительные стихи". В качестве примера-аргумента Полонский цитировал следующие строки сборника: Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих глазах таится глубина[6]. Приведенное именитым поэтом двустишие взято из стихотворения, посвященного великой княгине Елизавете Федоровне: Я на тебя гляжу, любуюсь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша! О, верно под такой наружностью прекрасной Такая же прекрасная душа! Какой-то кротости и грусти сокровенной В твоих глазах таится глубина; Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна; Как женщина, стыдлива и нежна. Пусть не земле ничто средь зол и скорби многой Твою не запятнает чистоту, И всякий, увидав тебя, прославит Бога, Создавшего такую красоту[7]. Стихотворение написано великим князем Константином Константиновичем 24 сентября 1884 года в селе Ильинском. Во многих работах, посвященных Елизавете Федоровне, эти поэтические строки приводятся или упоминаются как яркая характеристика великой княгини, как портрет, наиболее адекватно отражающий ее образ[8], но само стихотворение пока не стало предметом специального анализа. Дневники великого князя не только позволяют проследить за развитием дружеских и родственных отношений между такими яркими представителями августейшего семейства, как великая княгиня Елизавета Федоровна и великий князь Константин Константинович, но и дают редкую возможность восстановить процесс рождения приведенного выше стихотворения поэта К.Р. К сожалению, дневники великого князя до сих пор не опубликованы в полном объеме. Выпущенная в 1998 г. издательством "Искусство" книга К.Р. "Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма"[9]дает только выборочные отрывки из дневниковых записей, пропуская целые года. В частности, практически не представлены страницы, посвященные великой княгине Елизавете Федоровне. В то же время при подготовке "Материалов к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы"[10]дневники Константина Константиновича были привлечены как авторитетный источник.
В заметках великого князя Константина запечатлена была его первая встреча с Елизаветой Федоровной – принцессой Эллой, дочерью Великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига IV и принцессы Алисы, внучкой королевы английской Виктории и нареченной невестой его двоюродного брата и друга великого князя Сергея Александровича:
"1884 год. Москва. Троица. 27 <мая>….В Петергофе недолго пришлось ждать на станции, скоро подошел поезд невесты. Она показалась рядом с императрицей, и всех нас словно солнцем ослепило. Давно я не видывал подобной красоты. Она шла скромно, застенчиво, как сон, как мечта…"[11]
Таинство венчания было совершено в воскресенье 3 июня (в праздник Всех Святых) 1884 г. в церкви во имя Спаса Нерукотворного Большого дворца Санкт-Петербурга по православному обряду, а после него и по протестантскому – в одной из гостиных дворца. Для принцессы, выходящей замуж за великого князя, не требовалось обязательно переходить в Православие. В дневнике великого князя Константина читаем: "…Сегодня была свадьба Сергея. Ради нашей тесной дружбы я с утра переживал чувства и волнения, которые испытывал в день своего венчания. Я был у него, когда он одевался на свадьбу, и благословил его образком с надписью "Без Мене не можете творити ничесоже""[12].
Сразу после свадьбы великий князь Сергей Александрович с супругой отправились в свое имение Ильинское[13], в шестидесяти километрах от Москвы, на берегу Москвы-реки, где пробыли с небольшими перерывами до осени. Гостями молодоженов, разделившими с ними вдали от светской суеты радости сельской поместной жизни, стали великий князь Константин Константинович с супругой – великой княгиней Елизаветой Маврикиевной, урожденной принцессой Саксен-Альтенбургской.
"Ильинское. 4 <сентября>. Все веселы, довольны. Собираются устроить театр и мне с И<льей> А<лександровичем>[14]дают роли. Мне так хорошо, на душе у меня было тихо, безмятежно <…> После завтрака до 6 часов была репетиция. Потом мы с Сергеем вдвоем вышли погулять. Солнце садилось, освещая холодными румяными лучами оголенную осенью природу и золотя желтые верхушки деревьев. Мы разговорились. Он рассказывал мне про свою жену, восхищался ею, хвалил ее; он ежечасно благодарил Бога за свое счастье. И мне становилось радостно за него…"[15]– читаем в дневнике К.Р.
Еще не раз после 1884 г. августейший поэт будет находить отдохновение в подмосковном Ильинском. "Село Ильинское! Я здесь наконец-то, далеко от душного Петербурга, здесь, в сердце матушки России, среди привольной весенней природы"[16], – напишет он 6 мая 1887 года. Здесь находил поэт то, что было для него главным в жизни:
Когда меня волной холодной
Объемлет мира суета – Звездой мне служит путеводной Любовь и красота. (I, 93). Любовь и красоту нашел К.Р., наблюдая за рождением новой великокняжеской семьи, участвуя в деревенских праздниках и домашнем спектакле, соприкасаясь с великой радостью двух любящих сердец, выслушивая восторженные отзывы Сергея Александровича о его молодой жене. "Но я не завидовал ему – к чему завидовать: лучше радоваться радости ближнего…"[17]– резюмировал великий князь Константин Константинович в своем дневнике.
Ранней осенью 1884 года, то в Ильинском великая страсть великого князя Константина Константиновича – театр – получила благодатную почву для реализации. Заметки о пребывании в Ильинском, о молодых хозяевах имения перемежаются с рассказами об организуемых великокняжеской четой народных гуляниях и о репетициях спектакля. Вообще к художественным интересам внука Николая I августейшие родственники относились исключительно как к домашнему любительству (или, как теперь мы говорим, "хобби"). Многие члены царской фамилии являлись натурами, художественно одаренными и с детства основательно изучали музыку, живопись, литературу, но профессиональная деятельность на поприще поэзии и искусства почиталась недостойной царской крови. "Mon fils – mort plus tot que poete" ("Мой сын – лучше мертвый, чем поэт")[18], – таков был приговор отца – генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича. И это были слова человека не только передового и просвещенного, оказывавшего поддержку литераторам, поощрявшего склонность детей к литературе и искусству, но и самого посвящавшего свободные часы музыке. Младшая дочь великого князя Константина Константиновича, княжна Вера Константиновна, рассказывала, что ее отец, вместе со своим отцом Константином Николаевичем "играл в оркестре, под управлением знаменитого Иоганна Штрауса"[19](речь идет, по всей видимости, о летних концертах в Павловске, которыми дирижировал австрийский композитор и скрипач, неоднократно гастролировавший в России[20]). По разнообразию своих художественных задатков Константин Константинович – поэт, музыкант, композитор, переводчик, актер, режиссер – превзошел и отца, и других членов Фамилии: "С самых ранних лет обнаружилась его склонность к литературе, музыке и театру. <…> часто принимал участие в любительских спектаклях и прекрасно, с глубоким чувством, играл на рояле, написав даже несколько музыкальных пьес для фортепьяно"[21]. Кроме того, великий князь достиг высокого уровня в игре на виолончели. Есть свидетельства, что Константин Константинович исполнял однажды в Мраморном дворце концерт Моцарта с оркестром и первый концерт Чайковского[22]. Но, "как сын Генерал-Адмирала, и по воле отца, он был определен на морскую службу"[23].
Долг перед Отечеством, правящей династией и семьей во всю жизнь будет для Константина Константиновича непререкаем и священен: верой и правдой служил он императорам Александру II, Александру III и Николаю II – на флоте и в армии, на войне и в мирное время. Он участвовал в дальних плаваньях и сражениях, командовал ротой и полком, возглавлял все военно-учебные заведения России и Императорскую Академию Наук… И все же наряду с великим князем Константином Константиновичем – командиром лейб-гвардии Преображенского полка, генералом от инфантерии, генералом-инспектором кадетских корпусов и юнкерских училищ, георгиевским кавалером служил Отчизне и скромный поэт К.Р. "Жизнь моя и деятельность вполне определились, – записал в 1888 году в своем дневнике великий князь. – Для других – я военный, ротный командир, в ближайшем будущем полковник <…> Для себя же – я поэт. Вот мое истинное призвание"[24]. С ним, еще юношей, с интересом беседовал Достоевский, его стихи нравились Фету и Ап. Майкову. "Жизнь в каждой песне, в созвучьях прекрасных – / Вот что чарует меня. / В этих стихах, целомудренно ясных, / Бьется живая душа"[25], – так откликнулся на книгу стихов великого князя Константина Константиновича Апухтин. Романсы на слова К.Р. писали Чайковский, Рахманинов, Алябьев, Глиэр, Кюи, Гречанинов и многие другие композиторы. Глазунов сочинил музыкальные номера для его мистерии "Царь Иудейский". Стареющий Фет, как бы передавая эстафету преемнику, прислал К.Р. третий выпуск своих "Вечерних огней", сопроводив следующей стихотворной надписью:
Трепетный факел, – с вечерним мерцанием Сна непробудного чуя истому, - Немощен силой, но горд упованием Вестнику света сдаю молодому.[26] А Аполлон Майков, обращаясь к поэту К.Р., признавался: Эти милые две буквы,
Что два яркие огня, В тьме осенней, в бездорожье, Манят издали меня[27]. "Милые две буквы", скрывавшие имя великого князя, не были тайной для читателей: стихи предварялись портретами великого князя, автор лично дарил экземпляры своих поэтических сборников литературным корифеям, за свои сочинения удостоился звания почетного академика Императорской Академии наук. Скромные инициалы ("Милая надпись: К.Р." – Апухтин) вместо великокняжеского имени подчеркивали, что поэзия – частное дело государственного человека. И театральные работы великого князя – драматурга, режиссера-постановщика, актера – могли осуществляться тоже лишь как частное дело, не выходящее за рамки домашних любительских постановок. Но дом-то был Домом Романовых! К участию в дворцовых спектаклях, помимо великокняжеских кузенов и кузин, привлекались пажи и приближенные гвардейские офицеры, но увидеть свою пьесу на Императорской сцене и тем более самому выступить перед широкой публикой великому князю Константину Константиновичу так и не удалось, хотя преданность театру, несмотря на все ограничения в силу царской крови и высокого статуса, он сохранял с юношеских лет до конца жизни. В этом плане интересным является отрывок из неопубликованных воспоминаний племянника поэта К.К. Случевского, относящихся к началу царствования Александра III. В.В. Случевский, вспоминая свои отроческие и юношеские годы, когда он учился в Морском кадетском корпусе, в частности, писал: "Александр III, перебрался наконец с своей семьей в столицу, в Аничковский дворец. Начался, таким образом, новый период царствования этого царя <…> Двор решил это ознаменовать парадным спектаклем, с постановкой "Царь Борис Годунов" из трилогии А. Толстого. Было решено, что спектакль состоится в присутствии царя, царицы, иностранных послов. В связи с этим роли были распределены между великими князьями, княгинями и придворным великосветским людом, в частности и офицерами лучших гвардейских полков. Центральной фигурой в этом кружке актеров-любителей был вел<икий> Князь Константин Константинович, старший сын покойного Ген<ерал->адм<ирала>. Константина Николаевича и изредка тогда печатавшийся у нас поэт, не лишенный таланта"[28].
С юности в кругу семьи наиболее тонко понимал и ценил талант Константина Константиновича великий князь Сергей Александрович. Автор монографии, посвященной великой княгине Елизавете Федоровне, И.К. Кучмаева отмечает: "Особые чувства связывали Сергея Александровича с двоюродным братом великим князем Константином Константиновичем, который с 1867 года часто приезжал в Зимний дворец. Они вместе гуляли в Таврическом саду, любили кататься на коньках, пили чай в комнатах Сергея и Павла Александровичей. Серьезные дружеские отношения укрепились, когда им было примерно по 15 лет. В это время у Константина Константиновича открылся поэтический талант, столь симпатичный Сергею Александровичу"[29].
Поэт К.Р. посвятил другу и брату четыре стихотворения: "Великому Князю Сергею Александровичу" ("…Неумолимою судьбою…", 9 октября 1881); "Письмо" ("Вот и опять мы с тобою расстались…", 5 ноября 1882); "Великому Князю Сергею Александровичу" ("Еще одна тяжелая утрата…", 1 апреля 1885); "В дождь" (4 июля 1888). Все они написаны в жанре дружеского послания. Их основная тема – горечь по поводу вынужденных разлук, воспоминания о светлых днях отрочества, соединявшего друзей-кузенов ("А помнишь Стрельну, Павловск милый? /А помнишь Царское Село?" – I, 11), дружеская поддержка и утешение в трудную минуту жизни, вера в будущее и нерушимость их союза:
Я бы нигде не нашел облегчения - Лишь бы осталась мне дружба твоя: В ней моя сила, мое утешение, И на неЈ вся надежда моя! (I, 24); ***
Друг, не страшись. Погляди: Гроз не боятся цветы, Чуя, как эти дожди Нужны для их красоты. С ними и я не боюсь: Радость мы встретим опять… Можно ль наш тесный союз Жизненным грозам порвать? (I, 106). Нужно заметить, что в первом сборнике стихотворений К.Р. (1886) и в последовавших его переизданиях отсутствовали посвящения императрице, государю, наследнику, не был назван ни один адресат царской крови поэтических писем К.Р., в том числе великий князь Сергей Александрович. В стихах не было и датировок, позволявших соотнести поэтический текст с реальными событиями жизни членов августейшей семьи: посвящать читающую стихи К.Р. публику в жизнь Двора было просто недопустимо. Не было посвящения (или названия-обращения) и в лирическом послании, которое теперь значится в публикациях под заголовком "Великой Княгине Елизавете Федоровне". Только в третьем издании стихотворений появилось указание на дату и место написания: "Село Ильинское. 24 сентября 1884 года"[30], что и дало возможность соотнести объект поэтического восхищения и вдохновения К.Р. с Елизаветой Федоровной. Дневники поэта, как уже отмечалось выше, позволяют проследить за творческими шагами К.Р. в написании стихотворения, увидеть, как впечатления от общения с принцессой Эллой, зафиксированные на страницах личного дневника великого князя Константина Константиновича, переливались в строки поэта. "10 <сентября>. Здесь я часто бываю один; жена проводит большую часть с Эллой, с которой она сошлась. Мне Элла тоже очень, очень нравится. Она так женственна; я не налюбуюсь ее красотой. Глаза ее удивительно красиво очерчены и глядят так спокойно и мягко. В ней, несмотря на всю ее кротость и застенчивость, чувствуется некоторая самоуверенность, сознание своей силы. Мы начинаем, кажется, с ней сближаться, она теперь менее со мной стесняется.<…>"[31]
"Понедельник 17 <сентября>…Элла мне все более и более нравится; я любуюсь ею. Под такой прекрасной наружностью непременно должна быть такая же прекрасная душа. Она со мной уже менее стесняется"[32]. Через несколько день, 24-го сентября, эти мысли великого князя Константина Константиновича развились и вылились в стихотворение поэта, посвященное великой княгине Елизавете Федорове.
Три четверостишия, написанные шестистопным ямбом (с пиррихиями), с последовательной сменой женских и мужских рифм при перекрестной рифмовке, соединили в себе классическую строгость формы с утонченностью мысли и напряженностью лирического чувства. В стихотворении нет ничего лишнего, случайного, строки отточены до совершенства, увы, далеко не всегда достигавшегося поэтом К.Р. в других произведениях, на что указывал ему не только Полонский, но И.А. Гончаров. Рядом с афористической характеристикой, дословно совпадающей с дневниковой записью ("О, верно под такой наружностью прекрасной / Такая же прекрасная душа!"), поэтический текст включил в себя образы-сравнения, рожденные уже в ходе работы над стихом и не имевшие прямых аналогов в дневнике великого князя Константина Константиновича:
Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна;
Как женщина, стыдлива и нежна. Если в строках о стыдливой и нежной женщине и можно усмотреть перекличку с размышлениями автора дневника, когда он отмечает застенчивость Елизаветы Федоровны или рисует ее глаза, которые "глядят так спокойно и мягко", то сопоставление с ангелом появляется в стихотворении впервые. Показательно, что, говоря о невыразимости красоты своей героини, прославляя ее чистоту и совершенство, поэт К.Р., почитатель и наследник русской романтической школы, не берет традиционную формулу-определение В.А. Жуковского, которую обессмертил А.С. Пушкин, – "гений чистой красоты", но обращается к христианскому образу тихого ангела. Найденное сравнение, позволившее наконец выразить "невыразимое", скорее всего, продиктовало поэту отказ от включения в стихотворный портрет великой княгини противопоставления ее кротости (слово, имеющее место и в дневнике, и в стихотворении) некоторой самоуверенности, сознания своей силы. Напротив, в стихотворении рождается мотив "грусти сокровенной", тревожного предзнаменования, и заключительное четверостишие звучит как заклятие от земных "зол и скорби многой", грозящих запятнать чистоту ее образа, ее жизни. Интимное лирическое послание с заключительного четверостишия начинает восприниматься как поэтическая молитва во славу Творца, "Создавшего такую красоту", и как пророчество о грядущих испытаниях, уготованных, как мы теперь знаем, героине стихотворения Провидением. Пройти через все страдания, скорби и мученическую смерть позволит святой великой княгине Елизавете то самое "сознание своей силы", которое угадал в ней еще при первых встречах великий князь Константин Константинович. А силы великая княгиня Елизавета Федоровна неизменно находила в вере. Многими линиями переплелись судьбы этих двух удивительных людей рубежа ХIХ-ХХ вв. Как и великий князь Константин Константинович, Елизавета Федоровна была художественно одаренной натурой, с детства любила природу, особенно цветы, с увлечением рисовала их. Она тонко чувствовала и ценила классическую музыку, играла на рояле. "Это было редкое сочетание возвышенного христианского настроения, нравственного благородства, просвещенного ума, нежного сердца и изящного вкуса. Она обладала чрезвычайно тонкой и многогранной душевной организацией. <…> Все качества ее души строго соразмерены были одно с другим, не создавая нигде впечатления односторонности"[33], – писал о богатых от природы дарованиях Елизаветы Федоровны архиепископ Анастасий.
Многое сближало августейшего поэта и Елизавету Федоровну, многое было предопределено самим рождением. В программном стихотворении великого князя читаем:
Я баловень судьбы… Уж с колыбели
Богатство, почести, высокий сан К возвышенной меня манили цели, - Рождением к величью я призван. - Но что мне роскошь, злато, власть и сила? Но пусть не тем, что знатного я рода, Что Царская во мне струится кровь, Родного православного народа Я заслужу доверье и любовь… (I, 36). "Счастье состоит не в том, чтобы жить во дворце и быть богатым, - писала Елизавета Федоровна своим воспитанникам – детям великого князя Павла Александровича (младшего брата Сергея Александровича) Марии и Дмитрию. – Всего этого можно лишиться. Настоящее счастье то, которое ни люди, ни события не могут похитить. Ты его найдешь в жизни души и отдании себя. Постарайся сделать счастливым тех, кто рядом с тобой, и ты сам будешь счастлив"[34]. "Баловни судьбы" – члены великокняжеского рода, каждый из которых в пору своей юности мог сказать словами К.Р.: "Я родился под звездою счастливой" (I, 24), – видели свое счастье в служении людям, православному народу, в сострадании и страдании.
"Вообще надо сказать, что при чтении стихотворений К.Р. приходится иногда задумываться над вопросом: почему у "баловня судьбы" нередко встречаются такие слова, как "юдоль земная", "горе", "беда", "печаль", "огорчения"? – задавался вопросом Н.Н. Протопопов. – И ответ не заставляет себя долго ждать: не о себе, не о своей горькой доле печалится он. В силу своей органической человечности, в силу своей, как некоторые предпочитают выражаться, врожденной гуманности, Великий князь не в состоянии был спокойно проходить мимо чужих страданий, не потянув руку помощи, не ободрив и не посочувствовав чужой беде. По существу, разве это не является следствием личного его религиозного опыта, разве это не результат неразделенного восприятия им двух основных заповедей Закона Божия – о любви к Богу и к ближнему своему!"[35]
Как чувства и деяния великого князя Константина Константиновича созвучны душе святой преподобномученицы великой княгини Елисаветы! "Все знавшие Елисавету с детства отмечали ее любовь к ближним. У нее совершенно не было эгоизма; она всегда старалась помочь другим и часто делала это в ущерб себе. Как говорила впоследствии сама св. Елисавета, на нее еще в самой ранней юности имели огромное влияние жизнь и подвиги Елизаветы Тюрингенской, одной из ее предков, в честь которой она и была названа"[36]. Жить для других было смыслом Елизаветы Федоровны. Она создавала дома призрения для сирот, инвалидов, тяжело больных, находила время для посещения их, постоянно поддерживала материально, привозила подарки. "Особенное внимание княгиня обратила на несчастных детей Хитрова рынка, несших на себе печать проклятия за грехи своих отцов"[37]. Любовь к детям – к родным и чужим, любовь деятельная, христианская, великого князя Константина Константиновича, прозванного по заслугам "Отцом всех кадет", сближает его с Елизаветой Федоровной, не меньше, чем любовь к прекрасному и художественная одаренность.
Роднили Константина Константиновича с Елизаветой Федоровной твердые религиозные убеждения и любовь к паломничеству. И все же главное, что соединило великого князя и великую княгиню, – это преданность и чувство любви к одному человеку – великому князю Сергею Александровичу. Из всех сверстников Дома Романовых Константину Константиновичу именно он был ближе всего, был не только родственником, но задушевным другом, что нашло яркое отражения и в стихах, и в дневниковых заметках К.Р. 3 июля 1883 г. еще юный Константин Константинович пишет в дневнике: "Меня радует, что мы, молодежь, так близки друг другу и так дружно живем. Глядя на отца и дядей, я неприятно поражен их казенным отношениями. Они едва между собою видятся, между ними нет почти ничего общего, они еле друг друга знают. Неужели и мы, Митя, Петюша, Сергей, Павел, тоже со временем замкнемся каждый в свой семейный круг и наши отношения будут так же натянуты?"[38]
Не все в отношениях великих князей будет таким, как виделось в молодости, жизнь и новые заботы, государственные и семейные, разведут их: назначенный генералом-губернатором Москвы великий князь Сергей Александрович уехал из Петербурга, контакты стали редкими. Определенное охлаждение и даже временный разрыв произойдет между кузенами в связи с трагическими событиями на Ходынском поле в дни коронации Николая II. Константин Константинович считал, что Сергей, московский генерал-губернатор, должен был отменить торжества и сам поехать на место трагедии, почтить память погибших. Но гибель Сергея Александровича еще раз подтвердила, сколь дорог и значим он был для Константина Константиновича.
Примечания:
[1]"Стихотворения К.Р." (СПб., 1886) – первая книга великого князя Константина Константиновича, изданная тиражом 1.000 экземпляров, в продажу не поступала, но была разослана автором друзьям и тем, кого поэт К.Р. считал своими учителями, духовными вождями в литературе (в том числе Фету, Майкову, Полонскому, Страхову).
[2]К.Р. Избранная переписка. СПб., 1999. С. 444.
[3]Там же. С. 443.
[4]Там же. С. 445.
[5]Там же.
[6]Там же. С. 446.
[7]К.Р. Полн. собр. соч.: [В 3 т.]. Париж, 1965. Т. I. С. 47. Далее все ссылки на данное издание даются в тексте в круглых скобках с указанием цитируемых тома и страницы.
[8]Как отмечает И.К. Кучмаева, "многие художники пытались написать портрет великой княгини, но все эти произведения встретили внутреннее отторжение Елизаветы Федоровны". (Кучмаева И.К. Жизнь и подвиг великой княгини Елизаветы Федоровны. М., 2004. С. 6).
[9]См.: К.Р. [Великий Князь Константин Романов]. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма /Вступ. ст., коммент. Э. Матониной. М., 1998. 493 с.
[10]См.: Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. М., 1996. 258, 46 с.: ил.
[11]Там же. С. 87.
[12]Там же..
[13]Незадолго до смерти императрица Мария Александровна завещала имение Ильинское своим сыновьям Сергею Александровичу и Павлу Александровичу.
[14]Зеленой (3-й) Илья Александрович, капитан первого ранга, флигель-адъютант, состоял при великом князе Константине Константиновиче.
[15]Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. С. 88.
[16]Цит. по: Вострышев М.И. Августейшее семейство. Россия глазами великого князя Константина Константиновича. М., 2001. С. 280.
[17]Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. С. 89.
[18]Цит. по: Кузьмина А.И. Августейший поэт К.Р. СПб., 1995. С. 13, 42.
[19]Вера Константиновна, княжна. Отрывки из семейных воспоминаний // Сборник памяти великого князя Константина Константиновича. Париж, 1962. С. 69.
[20]И. Штраус гастролировал в России в 1856-1865, 1869, 1872 и 1886 гг. Так как речь идет о совместном участии великих князей – отца и еще юного сына – в концерте, то датой выступления, скорее всего, следует считать лето 1872 г.
[21]Вера Константиновна, княжна. Указ. соч. С. 69. В других воспоминаниях княжны читаем: "Сара Бернар, великая французская актриса, приезжала к нам в Петроград, и они на сцене вместе с отцом разыгрывали "Гамлета"". (Цит. по: Летягин Л. В карауле в Зимнем дворце. "Литературные мечтания" К.Р. // http://excursus.vov.ru/kr.shtml).
[22]См.: Петроградская газета. 1915. 4 июня. [23]Вера Константиновна, княжна. Указ. соч. С. 69.
[24]К.Р. [Великий Князь Константин Романов]. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма. С. 123.
[25]Апухтин А.Н. Поэту К.Р. // Сборник памяти великого князя Константина Константиновича. Париж, 1962. С. 76.
[26]Цит. по: Поэты 1880-1890-х годов. Л., 1972. С. 457.
[27]Исторический сборник: Прилож. к журн. "Кадетская Перекличка". Нью-Йорк, 1996. Апр. N 1. С. 71.
[28]Случевский В.В. Воспоминания о моей подготовке в 1886 году к вступительным экзаменам в б. Морской Кадетский корпус, об этом корпусе и первых месяцах после производства меня в 1893 году в мичманы флота.1937. Москва // РГАЛИ. Фонд 456. Оп. 3. Ед. хр. 17. Л. 56-57.
[29]Кучмаева И.К. Жизнь и подвиг великой княгини Елизаветы Федоровны. С. 33-34.
[30]Стихотворения К.Р. 3-е изд. 1879-1885. СПб., 1899. С. 39.
[31]Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. С. 88, 89 (курсив мой – Л.С.).
[32]Там же. С. 90 (курсив мой – Л.С.).
[33]Архиепископ Анастасий. Светлой памяти великой княгини Елизаветы Федоровны // Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. С. 69.
| |
Просмотров: 6178 | |