- В нескольких записках, задается один вопрос, - что я думаю о том, что происходит сейчас, о сегодняшнем дне?

 

Коротко говоря, - впечатление такое, как будто встречаешься в жизни с увиденным во сне в виде кошмара. Еще лет двадцать назад многие люди, не я один, начали ощущать возможность этого кошмара. Стало ясно, что сложившаяся у нас в стране система перспектив не имеет. Она окаменела, омертвела, не может отвечать на запросы жизни, разве только иррациональными актами вроде войны в Афганистане. Речь идет не о ее конце, он предрешен. Вопрос о том, что будет после этого. У разных людей, не только у меня, начал вырастать образ Февральской революции. Как писал уже в изгнании Солженицын об одном течении - "разгрохают страну в новом Феврале". И вот сейчас эта опасность реализуется. Такое впечатление о сегодняшнем дне.

 

Что я под этим подразумеваю? Февраль, мне кажется, это не какой-то даже период нашей истории, а некий элемент, который присутствует почти в каждом громадном историческом кризисе. Особенность его вот в чем - опасность не в том , что какие-то люди рвутся к власти, это было бы полбеды... Особенность этого явления заключается в том, что к власти рвутся люди, по биографиям, по программам которых видно, что они никакого представления о том, что такое власть, что такое жизненные реальные проблемы, не имеют. В этом сценарии кризиса их роль, может быть, субъективно людей либо честолюбивых, либо думающих со своей точки зрения принести пользу, но объективно их роль в том, чтобы уничтожить те структуры, которые каким-то образом сцепляют страну, благодаря которым народ может действовать как одно целое, хотя это может происходить по-разному - и во зло, и к добру... Но во всех случаях остается громадная сила народа, который действует как одно целое. Когда уничтожается то, что скрепляет народ, он парализуется и становится жертвой таких мелких групп, о которых потом недоумевают историки, как несколько тысяч человек могли оперировать судьбой грандиозного народа. Решает вопрос - какая группа склонна на более радикальные действия, как говорят, на насилие, не ограниченное никаким законом...

 

Мне кажется, что мы попали в какую-то ловушку, нам предписаны какие-то законы, правила игры, которые мы никак не выбирали, которые не наши, в которых наш проигрыш более или менее предрешен...

 

Еще год назад, на других выборах никто не обсуждал, никто нас не спрашивал, как эти выборы должны быть организованы... а теперь нам в рамках этой игры предоставлена полная свобода, но правила таковы, что победа наша, по-моему, просто не предусмотрена. Например - получаю я на квартиру письмо. Три абсолютно неизвестные фамилии... Подписано - товарищи Ельцин, Попов рекомендуют голосовать за этих товарищей... То есть это тот же самый "нерушимый блок коммунистов и беспартийных", только там списки составлялись в обкомах, райкомах, а здесь они создаются в каких-то кабинетах, которые нам неизвестны... Мы здесь столкнулись с еще одним уроком - что-то разрушить - самая еще маленькая задача. Несравненно более сложная задача - чем же это заменить...

 

Возможность найти выход есть. Есть наука социология, есть методы исследования общественного мнения, есть варианты выделять маленькие коллективы хорошо знающих друг друга людей, которые могут выбрать человека по знаниям, или выбирать всенародно людей, которых можно хорошо узнать по их делам, а не по программам... Трагедия в том, что распад страны идет гораздо более быстрым темпом, тут происходит гонка, и вот успеем ли мы или не успеем, это и есть тот кошмар, который меня преследует.

 

Ваше отношение к академику Сахарову?

 

- Это был очень русский человек. У Андрея Дмитриевича было какое-то больное сердце, оно реагировало прежде всего на то, что ему казалось насилием над человеком. Он мог в этом не разобраться, его могли неправильно ориентировать, он мог защищать тех, кто страдал гораздо меньше, забывая о тех, кто больше. Но в основе было, что несправедливость касается лично его. В то время было очень мало людей, которые так поступали. Те, кто близок к моему возрасту, меня поймут, а тем, кто моложе - я хочу сказать - надо быть снисходительнее к нашему поколению. По нам прошел такой невероятный каток, что, конечно, все мы в какой-то степени потерянное поколение.

 

Сахаров был далеко не один. Причем он был только сослан в Горький, а генерал Григоренко годами сидел в психиатрической больнице, одно время с агрессивным больным, который на почве психоза ревности убил свою жену. Раз в полгода Григоренко проходил "переосвидетельствование", каждый раз отвечая - "мои убеждения не перчатки, чтобы их менять".

 

В ту эпоху мы все были разъединены, друг о друге ничего не знали, знали лишь о маленьком кружке людей вокруг и содержание прессы. Возникало страшное подозрение - может быть действительно эти страшные годы в народе истребили все, что было честное, индивидуальное, всех тех, кто был, как Аввакум, как наши предки... В этом смысле эти люди, не их платформы (платформа Григоренко казалась мне в высшей степени наивной и неубедительной), но их наличие было большой опорой.

 

Конечно, в последнее время происходит какая-то и для меня печальная иконизация Сахарова, которая на самом деле принижает его индивидуальность. То же самое происходит и с Пастернаком, поэтом, который написал "Быть знаменитым некрасиво"... Это не невинная безвкусица, а продолжение того же самого - людям нужно встать перед кем-то на колени. Это культовое мировоззрение, которое осуществляют те люди, которые тогда, в те же годы прониклись им (к ним нужно иметь снисхождение). А хуже, что они приучают уже к этому и молодежь.

 

Низкая культура, узость интересов, отсутствие интеллигентности, как много упущено, зажато и уничтожено, ответом часто являются либо глухота, либо взрывы антисемитизма. Мне кажется бесплодным, ненужным разговор о русофобии. Кому и что мы хотим этим доказать?

 

- В какой-то мере, конечно, основной задачей русской мысли должно быть понимание, осмысление того, что с нами происходит и смысла нашей истории, невероятных уроков, которые в нашей истории заложены, чтобы использовать этот опыт в будущем.

 

А что касается русофобии - вот еще записка, в ней излагается содержание статьи академика В. И. Гольданского в "Вашингтон пост" об угрозе перестройке и миру русского "монархонацизма". (Статья с ответом доктора философских наук Э. Ф. Володина перепечатана в газете "Советская Россия" 7 апреля этого года - Ред.). Я много думал на эту тему, когда писал статью "Русофобия"... О ком я думал? Прежде всего о нашей молодежи, которая растет в твердом убеждении, что русская история есть сплошной мрак. И есть некая светлая, прямая, единственно возможная линия, которую нашел Запад, от которой русские либо до бесконечности удалились, либо просто по национальным качествам она для них невозможна, и они обречены на безысходность. С такой психологией жить нельзя, а она распространяется все больше и больше... Если на это не возражать, молчание принимается за знак согласия. А такое мировоззрение является духовной смертью народа. Если бы это были обвинения во вред лично мне, я мог бы перетерпеть, но когда это касается народа, то ведь жалко же нам его, мы чувствуем, что он нас создал, но ведь и мы же чем-то ему обязаны...

 

Чудом является не наша бездуховность и некультурность, а то, что мы вообще существуем духовно, потому что мы находились под таким прессом, который по всем материальным расчетам не должен был оставить ничего от нас, и то, что у нас в стране под этим прессом творил великий композитор Шостакович, который описал в музыке тот апокалипсис, который мы тогда переживали, то, что после этого писал Солженицын, необычайной, нежной красотой пронизаны произведения Белова, что создана высочайшего трагизма "Матера" Распутина, которая, по моему мнению, стоит на уровне греческих трагедий по своей красоте - вот это было чудом, чудом, которое в каком-то смысле опровергает материалистический взгляд на историю, потому что по всем материальным расчетам этого существовать не могло...

 

Как вы относитесь к идее русского коммунизма?

 

- Так же, как к идее горячего снега!

 

Порой все-таки кажется, что все безнадежно и лозунг "Россия без русских" возьмет верх. Уже сейчас многие считают, что нам не дадут открыть рта, что никакого возрождения России не надо, что России - нет.

 

- Я уже говорил, я - оптимист, но знаете, я не хочу скрывать того страха и того ощущения какого-то рокового момента, который мы переживаем. По-моему, только понимание этого может дать сверхсилы для решения сверхзадачи, которая перед нами стоит. И вот тут я разрешу себе поспорить с Вячеславом Михайловичем Клыковым. Может ли Россия погибнуть? Есть ли у России будущее? Но вот была прекрасная православная Византийская империя, откуда мы заимствовали православие и два раза в каком-то смысле, второй раз - силы для нового возрождения, из прекрасного, глубочайшего течения исихазма возникло у нас и течение Сергия Радонежского, и заволжских старцев... И верили там в единую Троицу, но погибли под турецкими ударами, перестали существовать. Увы, народы рождаются, и народы живут, и народы умирают. Это относится и к России. И как этот новый момент переживет Россия, зависит от нас, и ощущение страшности этого момента должно у каждого быть, оно должно быть направляющим в жизни каждого из нас.

 

Впервые напечатано в журнале "Слово" N 7, 1990г.