Я раскрыл журнал "Студенческие Годы",- и мне попались стихи:

 

О, юность мертвая...

Кто написал так - про юность?!

Речной поток, приставший к колесу,

Оторванный проселочной дорогой.

Бренчит телега. Плачет колесо:

Который раз отсчитывает версты?!

О, юность мертвая...

Я читал дальше...

Ночь и ночь, и нет исхода...

Нет исхода...

Перепутьями, ночами -

Одиноки плачем мы,

-----

Вьются вихри жгучей боли,

Льются слезы без конца,

Не видать нам в темном поле

Лучезарного Лица!

 

Какое отчаяние... Кто это? И кто оно, Лучезарное Лицо это?!

 

И слышу, как за мной ползут -

Пожары, казни и разгромы...

------

А Русь?!.. О, Господи, ответь!..

Оно проступило в ночной тиши, и я узнал, я понял... Я узнал исхудавшие, почерневшие лица, истертые шинели - глаза, глаза... Я увидал поля - снега, реки в разливах, жгучее солнце степи, горы, леса... и их крученое железо, русское железо! Я вспомнил, как оно закаливалось в сталь. Оно... плачет?! Сталь звенит, сверкает, бьет... - и никогда не плачет! Плачет - медь. Сталь никогда не мнется.

Я увидел еще... я вспомнил все. Да, может и сталь заплакать, но... как?!

Явись Венчанная Жена!

Качни возмездия светила!!

Только так. Так плачут бури.

Я узнал, кто это. Это - они, обманутые жизнью. Ваши, мои, наши,- русские бойцы, разбросанные теперь по свету,- от Африки до Калифорнии, от Боснии до Парижа, Марселя, до... Где конец?.. Это - наши дети и наши братья. Это - Россия.

Я хочу говорить о них.

 

* * *

 

Третий год Великой Войны кончался. Новые наборы, новые маршевые колонны. Солдаты, офицеры,- видавшие не раз смерть. В бой снова, снова.

Они появлялись на день, на два,- присесть у родного огонька, согреть душу... На свежей, забытой простыне; на свежей соломе, с родного поля. Мы- живы! одолеем! Россия...

Это слово каждый таил в себе. Не поминали всуе. За что же болеть - биться? за что же - "себя отвергнуть"?! Вот за это,- маленькое, как будто: за эти стены, за этот лесок, за эту, мою церковь, за снега - поля, за дали, за - Россию. За весны и зимы эти, за осени непогожие, за воздух, которого нет нигде! За старый, мой Кремль,- за все мое, за русское, увязанное Калитой, и Грозным, и Петром, благословленное из далей Славными, Святыми... За наше небо, за грозы-зори, за счастье говорить и думать на моем, чудесном языке... И - надо всем - Она, прекрасная Немая,- Родина, Россия, греза грез, но... без Кого - нельзя! Надо знать тоску и боль разлуки, тревоги,- и надежды! Все ясней надежды. Конец все ближе. Силы на исходе, но... скоро, скоро!

А пришло другое: смута. Опять сначала?! Все насмарку! Все смерти, муки, миллионы благословений, в затертых письмах, надежд, обетов! Напряженье бесконечных дней-годов, боев, опасностей... миллионы ран, болезни, море крови, ночи без сна, ночи голодные, снега, дожди, дожди... смрадная грязь окопов... - все стерто!? Кто посмел на это?!!

Далеко, за фронтом, все решили - без них - взбунтованные толпы, слабость власти, рок...

В награду дали... приказ бесчестья! Подлостью - одних, преступной слабостью других, - приказ бесчестья. Сотни тысяч ответственных бойцов предали: бросили в бесчестье, в травлю, в смуту,- чутких к чести, молодых, сменивших другие сотни тысяч - уже забытых по чужим полям.

Я помню письма... Недоумение и боль. За что?!!

Впереди, в тылу, кругом - враги. Не свои, а орды буйной черни, вооруженной, которой брошено намеком: ну, можешь!.. Невидимые своры "друзей свободы" - зудят, кричат: "чего на них смотреть? им выгодно! домой, за землю!" впереди - враг, и - надо стоять и сдерживать. Сдержать и этих, серых, сбитых с толку, смутных. Уже расправились в Свеаборге, на Юге, в Выборге, под Ригой,- убивали, пошвыряли в море,- лучших. Душу вынимали: по кусочкам, по плану,- всюду.

Они растерянно смотрели. Новая власть... такая!?

Под плевками, в издевках, они стояли, были верны долгу.

Они умели умирать: без веры, без надежды. Бились и умоляли биться, защищать Россию.

Много страшного, проклятого... и клевета, и злоба... Из тыла, отовсюду,- лили, лили,- и залили кровью, те, кто не дал за Россию и капли крови, не видел смерти на войне, кто управлял Россией разговором. Они связали русское геройство, под подозренье взяли; собой закрыли всю Россию, души прополоскать хотели... И достигли. Вождей войны стравили, заключили в тюрьмы... и сдались, прикрывшись девушками русскими... Одни - прилично - за государственной работой, заседая, как римляне пред галлами; другие...

А они - стояли! Сотни тысяч русских офицеров, молодежи,- стояли на распутье, среди отравленных солдат, на фронте, верные России. Ждали русской власти.

Что было у них в душе?! Этого не скажешь. Жгучая обида? Слова мало. И за свое, растоптанное, за свои надежды,- ведь столько ждали! - и за безмерное, за тайну, повелевающую жизнью, - за родину. А где ж Россия?! Не она ж их травит, кидает на них толпы опоенных ложью, плюется в душу? Не она ж срывает с них погоны, "знак долга", издевкой смещает в кашевары,- в штыки водивших!? Это не Она! Она им возложила кресты на грудь - за верность. Не Она срывает. Так - Она не может. Мать не может.

И они остались ей верными.

Я видел эти муки. Не муки: больше! Вот письмо:

"...Я еще держу своей боевой участок, на Стоходе. Наши "англичанки" теперь молчат. У пехоты идет "братанье". На фронте каша... Лошади гибнут, бродят всюду. Не могу смотреть, как гибнут... плачут! Фураж не доставляется, идут митинги. Люди начинают растекаться. Даже наши артиллеристы, в общем славные ребята... И их "зараза" заливает. Пишут отпуска себе и требуют у меня печать и подпись. Я не даю. Грозятся силой взять. Пускай. Не посмеют, знают, как я стреляю. Пока мой карабин заряжен... А там... немцы захватят наших "англичанок". Тяжело..."

"Тяжело"! В этом слове - сколько?!

То были - не "помещичьи сынки", не "барское отродье", не "контрреволюционеры", не "враги народа",- как лжецы писали: то были сыновья России. Были среди них казаки, и сыновья - купцов, рабочих, мещан, крестьян, дворян,- всего народа. Это знают. Они оставили училища, прилавки, инструменты, косы, плуги, книги, свои стихи, своих невест, свои надежды,- юные надежды! - не без страданья и во имя долга! Потом... - пошли искать, добыть Россию. Пошли за честь России, проданной и ставшей им еще дороже - через страданье. Да, и за свою, поруганную, честь пошли,- за все свое, разбитое...

Москва, октябрь... Растерянная власть молила: защищайте! революция в опасности! Им крикнула. Им это слово было теперь совсем чужое: не Россия! Россию защищали они на фронте! Но они пошли, кто мог. Иные не захотели защищать издевку.

Я помню одного! георгиевец, мальчик. Володя - его звали. Где-то он теперь?! Он был проездом. Он пошел. Я знаю, как он дрался - "за Кремль"!

Они стекались, без оружия, случайные,- в Училище. Были представители "революционной власти" и говорили речи. Давали, как обычно, "директивы", говорили "о моменте", о гибели "завоеваний"... И - ни слова о... России.

- Неловко было,- рассказывал потом Володя. - Так они перепугались... нас, случайных, спрашивали, удержится ли власть! решали - не послать ли парламентеров! Своей тревогой они вносили беспорядок. Мы таким не верим. Нужна была команда! нужен был - твердый голос!

Так говорил герой.

И этот голос крикнул. То был голос русского матроса, гвардейца, костромича-красавца,- на голову всех выше:

- Кончить канитель - и за винтовки!

Пошел к ружейной пирамидке,- и "директивы" кончились. Он дрался, костромич-гвардеец, он лихо дрался. Семь дней дрались дружины, против пушек... Потом...

Потом - годы борьбы: Юг, Север, Ледяной Поход, Сибирь, Урал, Кубань... И Крым.

Они стекались, пробивались, сочились,- из Красного Полона. Их ловили. Поднимали восстания. Их тысячами расстреливали по подвалам, в лесах, в полях, на улицах. Они искали свою Россию.

Чем исчерпать взятый ими подвиг!

Три года они бились - в пожаре. Не было оружия - они его добыли. С голыми руками пошли они... и доходили: до Орла - от Юга, до Казани - от Океана, до Петрограда - с Запада. Им ставили капканы, их предавали, их продавали, выбрасывали с пароходов в эвакуациях, оставляли больных и раненых в полях, в станицах. Предавали в тылах. Многие за ними укрывались. Ими многие спаслись от смерти. И потом, иные, швыряли им: "белогвардейцы!" "молодцы"!- в кавычках - "погромщики"! Их расстреливали в спины. Сотни тысяч их полегли в боях, сотни тысяч умучены по чрезвычайкам, брошены в овраги, в ямы, в реки, в моря. В плечи и глаза им забивали гвозди - чины-издевки, резали ремни из кожи, ошпаривали руки, и "снимали барские перчатки", возили грузовиками с боен - недобитых...

Завоеванья революции? Вот сущность. Других - не видно.

И есть еще и до сего дня люди,- пыль людская, - смеющие грязнить крестный подвиг, самоотверженно взятый теми, кто не знал часа отдыха за шесть лет! Родное ли сердце такое себе позволит?!

Они боролись за... угнетение России? за привилегии?! за козырянье прохожего солдата?! Что за низость!

Они доходили до экстаза. В геройство только можно биться одному против сотни, заживо сгорать - не сдаваться - танках. В подвиге только можно срывать с себя последнюю шинель, кров походный, и отдать огню, взрыву, лишь бы не отдать врагу бронепоезд, отрезанный от базы. В порыве только можно версты отступать по туркестанской степи, с пальцем на боевой пружине револьвера, с последней пулей!- между стенами орд красных, думая каждую секунду - кончить?.. Тысячи таких были. Только жертвой перед Безмерным можно признать такое.

Ночи, ночи и ночи,- годы ночей в огне, в стуже, в дождях, в голоде, во вшах, в струпьях, в тоске безмерной, в ранах, в предсмертном бреду горячек! За привилегии?! за господство?! "за земельки?"!! Верную яму, вороньем заживо исклеванное тело, изорванное собаками и волками,- кинули они на весы России, чтобы... вернуть "земельку"? Какой же приговор русской молодежи, студентам русским, которым недавно поклонялись! Кто говорит так? Кто смеет?! за... угнетение?!!

За честь!! Такое - лишь за сжигающую любовь, лишь священную Честь - по силам!

Кто напишет о них достойное их Слово?

История уже написала. Записанного не замазать. Напишет снова - Великий Нестор - России, напишет глухое к страстям Время.

И - преклонятся.

Скажут - и давно кричат и швыряют грязью! - а расстрелы? а грабежи-погромы? а зверства? То же кричали и в Лозанне. Ответила Лозанна - совестью свободного рода. Да, были. А кто вызвал? Или можно в борьбе на-смерть остаться небесно-чистым? пройдя реки по горло, сухим выйти? на бойнях не замараться? Было, как бывает жизни. Но "зверством" - не закрыть Жертвы! Были и преступления. Но кто найдет в себе силу бросить камнем после всего, что было!

Они не сдались. Они не могли сдаться! Они ушли из России, в себе понесли Россию,- и носят в себе доселе. И опаленную, Ее, и свою честь носят и живы ею. И доживут до дня судного, дождутся. А не дождутся... - другие встанут, за них, за святые их тени встанут, и скажут властно. Кости с полей восстанут и потребуют Суда Правды! И получат.

Здесь, за рубежом, их - и за них - многие сотни тысяч,- и казаки, и горожане, и крестьяне... И там, в России,- многие миллионы. Все русское, для кого Родина - не пустое слово! Кто знает,- здесь, быть может, и тот матрос Гвардейского Экипажа, если не связал себя с родиной - могилой. Все они ее смутно чувствуют. Они ее увидят. Им,- прежде всех, им!- принадлежит выстраданное право сказать о ней, Ей сказать про свои за нее муки, когда ее увидят. Они ж ее предстатели. Они за нее все отдали и получили за все - чужбины и от иных издевки и подозрения. "Галлиполийцы"! "Наемники"! Или это вождей их только? Или не знают, как чутки к вождям солдаты?! Или сами они - пустое место?!

Время придет,- и они сами скажут. Теперь они - в работе. Выбивают свой кусок хлеба: не может им дать его связанная Россия.

Пишу - и вижу: не скажешь, не охватишь величья-ужаса трагедии российской. Что взяла на себя и свершила русская честь и сила - офицеры, солдаты, казаки, гимназисты, студенты, кадеты, мужики-парии-землепашцы,- будущая Великая Россия,- все те, что теперь копают французские виноградники, бьют щебень на славянских дорогах, рубят леса в горах Боснии, работают по заводам, грузят чужие пароходы, торгуют, катают публику, учатся и часто гибнут, забытые русскими же людьми, это - гордость России, дети ее, избранные ее, ее кровь и крик, боли ее и слезы,- ее Слава. Только одни они оправдали ее перед целым светом, перед Правдой! В грязь и смуть последней истории российской они вложили прекрасные линии, кровью своей вклеили величественные страницы, подняли Крест Великий и показали слепому миру: смотри! Распята на Кресте том Правда, за которую они боролись.

 

* * *

 

И вот, когда я ночью читал стихи, этот крик истомившейся молодой души,- они сердце мое сдавили. Сколько их, ограбленных до... души!

 

Все неслышно звуков песен,

Нет мерцания огней...

Сколько зим и сколько весен

Под опалой быть Твоей?!..

 

Чуете ли, умеющие видеть только тлен?! Чуете ли смирение?! Такой крик души, углубленность духа, самоотреченность такие, что только подвижник может! Ведь это он, поэт, - к Ней, ведь это он про Ее опалу!.. За Нее, столько,- и... опала! Ведь так рыцари только могут, те, давние..., кого уже перестала рожать земля! Весь тут, измученный, ограбленный весь, до сердца, он и ласки найти не может в себе большей, ниц перед Ней, окровавленной падает: может, оскорбил тебя чем! не опаляй!! воззри, Родная!! Чувство-то тут какое!!

А то - "за земельки"! Эх, вы, выветрившиеся души!

И вот:

 

Ползет над миром тишина,

Безмолвье жуткое застыло...

 

Воистину - безмолвие. Нет людей. Люди пропали, люди! А что же себя забыли?! Вы же слагаете Лик Чудесный, Лик Человеческий!

И вот - к Ней, опаляющей,- крик призывный:

 

Явись, Венчанная Жена!

Качни возмездия светила!

Предгрозье? Сердцу ясно. Да!

Не смыть обмана договором!

 

Ясно, да! Никакого договора быть не может. Так только и мог сказать поэт-солдат - или - за солдат! Он выразил - за всех, приявших Крест России. Не может! Ни с кем из тех, кто вынимал душу из России! Она - Венчанная Жена. Она - Россия! Это не из того Апокалипсиса. Это - из нашего. Это - Она, терновым венцом венчанная.

Слышится мне крик боли... И хочется мне сказать... не слово утешения: я не смею. Не ласки слово: они забыли ласку. И не слова надежды: они давно ее завоевали - "страстями", жертвой. Я хочу поклониться им, великому их страданию. Я хочу братски, отцовски, во имя мертвых и живых, себя отдавших, сказать:

Сыновья, братья, друзья мои! Да, вы бьете камень на чужих дорогах, разнимаете проволоку на полях битв не ваших...- выбиваете, хлеб чужбины. Вы потеряли матерей, отцов, жен, сестер, детей...- и они потеряли вас... Вы, многие-многие, молодость свою потеряли - не видали!- не целовали юно русскую девушку-невесту, и лучезарное лицо милой не является вам во снах. Но вы... Ее приобрели, Ее лучезарную! Вы так себя с Ней связали, что она навеки пойдет за вами, во веки будет звать вас! Или все ваше - в ветер? Или не вами рождено то, что там, на русских полях осталось, за что положили душу?! Оно уже колосится, уже шумит.

"Аще не умрет - не оживет"!

То, что вы были,- это пропасть не может!

И самоотвержение, и неоправданные обиды, и мученья, погибшие в пытках, и слезы, и кровь, и жертвы,- все это - есть, все - сущность! Это пути к правде неистребимой, к Богу в человеке, в народе нашем! Они не позволят угаснуть в России нашей - великому смыслу жизни! то же пути к вечности, пути Божьи, какими человечество движется к величайшему завершению. Это же те черты, те чудесные линии, из чего создается Лицо Лучезарное, Душа России! Это - искры и огни Света, и намекает из них туманный еще пока, божественный образ в человеке. Незримо, но совершается.

"Камень, Его же отвергли строители..."

Вы суть камни и душа того Здания, которое воздвигается. И вы - увенчаете его! И жизнь опять чаши наполнит, что расплескали, и поставит опрокинутые столы! Вы открытой грудью подойдете к великому страдальцу, к народу-брату, и он узнает вас! он увидит и раны ваши, и муки ваши,- он все поймет и сольется нерасторжимо с вами. Он уже много понял. И то, что он уже понял,- нечуемо вы вложили.

Вы умеете слышать. Вы первые услыхали шепот призывной Родины, шепот предсмертной боли. И вы - пошли. Вы умеете слышать. Вы уже слышите и теперь, издалека, Ее дыханье. Болеющее сердце - чутко. Оно никогда не спит. Оно не может уснуть. Ваше сердце изранено. Ваше сердце связало себя с Россией нитями крови, жертвы. И не оторвется вовек.

"Смертию смерть поправ"!

Помните: с вами те, что умучены, что на полях битв пали, отдали себя в жертву! Они смертью своею попрали Смерть, смерть - России.

И - да воскреснет!

 

6-19 января 1924 г.

 

Париж