Меню сайта
Категории раздела
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
 Письмо девятнадцатое.
-------------------------------------------------------------------------------- Наставление о молитве Каллиста, патиарха цареградского, и Игнатия, сотаинника его.
Начало жизни по Богу есть ревность и всеусердное тщание жить по спасительным заповедям Христовым; конец же — явление в совершенстве того, что воображено в нас Божественною благодатию в крещении, или, что тоже, отложивши ветхого человека с деяниями и похотьми его, облещися въ нового, духовного, то есть, в Господа Иисуса Христа, как говорит Божественный Павел: чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится в вас Христос (Гал. 4, 19).
„Когда мы крещаемся, говорит св. Златоуст, тогда душа наша паче солнца сияет, очищаемая Святым Духом. Как сребро чистое, лежащее против солнечных лучей, и само лучи испускает, не по естеству своему, но по причине осияния его солнцем: так и душа, очищаемая в крещении, принимает лучи от славы Духа, и сама внутренно является славною. Но, увы! слава cия, неизреченная и страшная, один или два дня пребывает в нас, а потом мы погашаем ее, наводя бурю житейских попечений и страстных дел. „В Божественных ложеснах, то есть, в священной купели, туне принимаем мы совершенную Божественную благодать. Если после того мы скрываем ее под тьмою житейских попечений и страстей; то можем опять восстановить и возочистить ее покаянием и исполнением Божиих заповедей, и узреть ее преестественную светлость. Это бывает по мере веры каждого и теплоты усердия жить по вере, наипаче же по благоволению Господа Иисуса Христа. Св. Марк говорит: Христос, совершен Бог сый, совершенную даровал крестившимся благодать Святого Духа, которая никакого приложения от нас не требует; открывается же она в нас и явною творится по мере исполиения заповедей, пока достигнем в меру возраста исполнения Христова. „Итак, поелику начало и корень спасительного действия есть то, чтобы жить по заповедям Господа, а наконец и плод, чтоб восстановить дарованную нам исперва крещением совершенную благодать Духа, которая в нас есть (ибо нераскаянны дарования Божии), но погребена страстями, и снова открывается исполнением Божиих заповедей: то подобает нам возревновать об исполнении сих заповедей, чтобы сущее в нас дарование Духа возочистить и узреть яснее. Наперсник Господа, Иоанн, говорит, что соблюдающий заповеди Господни с Господом пребывает, и Господь с ним. Сам же Господь еще полнее это излагает: имеяй заповеди Моя, говорит Он, и соблюдаяй их, той есть любяй Мя; а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим; и Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам. Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет; и Отец Мой возлюбит его, и к нему придем, и обитель у него сотворим (Иоан.14, 21. 23). „Это точное исполнение спасительных заповедей невозможно для нас без Господа Иисуса Христа, как Сам Он говорит: без Мене не можете творити ничесоже, и как исповедал Апостол, что ни о едином же ином спасение: Он для нас путь, истина и живот. Посему-то славные наставники наши и учители, с живущим в них Всесвятым Духом, премудро поучают нас, прежде всякого другого дела, Господу молиться, и от Него без сомнения просить себе милости, и всесвятое и сладчайшее имя Его непрестанно иметь и носить всегда и в сердце, и в уме, и в устах, с ним непрестанно жить, и спать, и бодрствовать, и ходить, и есть, и пить. Ибо как в то время, когда нет в нас такого призывания, стекается на нас все худое и пагубное; так и в то время, когда оно в нас есть, все сопротивное отгоняется, ничто благое не оскудевает, и ничего не бывает, чего не могли бы мы исполнить, как Сам Господь сказал: иже будет во Мне, и Аз в ием, той сотворит плод мног (Иоан. 15, 5). „Итак, сознавши немощь свою, и все упование свое возложив на Господа, заповеди же возлюбив до готовности скорее положить живот, чем нарушить какую либо из них, все тщание свое обрати на то, чтобы навыкнуть и утвердиться в этом непрестанном призывании спасительного имени Господня, разрушительного для всякого зла, и созидательного для всякого добра. Чтоб успособить этот труд, св. отцы указали особое некое делание, назвав его художеством, и даже художеством художеств. Предложу здесь предивного Никифора естественное художество о входе внутрь сердца путем дыхания, много способствующее к собиранию мыслей. „Правило его следующее: сядь в уединенном месте и, собрав ум, введи его путем дыхания в сердце, и остановившись там внпманием, взывай непрестанно: „Господи, Иисусе Христе Сыне Божий. помилуй мя." Так делай до тех пор, пока к сердцу привьется это призывание и станет непрерывным." „И все св. отцы так учили. Св. Златоуст учит: „молю вас, братие, никогда не переставать исполнять правило молитвы сeй." В другом месте: „должно всякому, ест ли он, пьет ли, сидит ли, служит ли, путем шествует ли, или другое что делает, непрестанно вопить: „Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя," да имя Господа Иисуса Христа, сходя в глубину сердечную, смирит змия пагубного, душу же спасет и оживотворит. Пребудь же непрестанно в призывании имени Господа Иисуса, чтобы сердце поглотило Господа Иисуса, и Господь сердце, и стали сии два во едино." И еще: „не отлучайте сердца вашего от Бога, но храните в нем всегда память Господа нашего Иисуса Христа, пока имя Господа водрузится внутрь сердца, и ни о чем другом не помышляйте, как только о том, чтоб возвеличился в вас Христос." Св. Лествечник также учит: „Иисусова па¬мять да соединится с дыханием твоим." И св. Иcиxий пишет: „если хочешь покрыть стыдом помыслы, и беспрепятственно трезвиться сердцем, молитва ко Господу Иисусу да прилепится к дыханию твоему, и в немного дней увидишь желание свое исполненным. „Ведомо да будет, что если мы научим ум свой вместе с дыханием сходить в сердце, то заметим также, что, сходя туда, он единичен и наг бывает, держась одной памяти и призывания Господа нашего Иисуса Христа; напротив, исходя оттуда и простираясь на внешние предметы, и не хотя разделяется на многие представления и воспоминания. Для сохранения этой-тo простоты и единичности ума и заповедано опытными в сем деле отцами, чтобы тот, кто возревновал приоресть навык трезвиться умом в сердце., сидел в безмолвном и несветлом месте, а особенно в начале этого доброго подвига. Ибо видение внешних предметов естественно бывает причиною рассеяния мыслей; когда же безмолвная и темная храмина скрывает от нас внешнее, мысль перестает развлекаться и удобнее собирается в себя, как говорит Василий великий: „ум, непростираемый чувствами на мир, к себе возвращается." „Заметь тщательно, что существо этого подвига состоит в единомысленном сердечном, чистом и непарительном призывании с верою Господа нашего Христа, а не в этом одном схождении до сердца путем дыхания и сидении в безмолвном и темном месте. Все это и подобное изобретено отцами не для другого чего, как ради того, что в этом они видели некое пособие в собирании мыслей и возвращении их к себе от обычного парения. От навыка же быть собранным и внимать ceбе рождается уже и навык чисто и непарительно молиться умом в сердце." „Ведай и то, что все эти приспособительные положения тела предписываются, определяются подробными правилами и считаются нужными, пока мы не стяжали еще чистой и непарительной в сердце молитвы. Когда же благоволением и благодатию Господа нашего Ииcyca Христа достигнешь сего, тогда, оставив многие и различные делания, с единым Господом пребудешь соединенным паче слова в чистой и непарительной молитве сердечной (не нуждаясь крепко в тех приспособлениях). Редкие, однакож, и едва один из тысячи сподобляются достигнуть в это устроение благодатию Христовою; а чтоб еще дальше пройти и сподобиться духовной молитвы и предвкусить тайны будущего века, едва в родех и родех обретается кто достойным того. Итак, хочешь ли самым делом сподобиться жизни о Христе Ииcycе, потщись достигнуть того, чтобы, во всякое время и всякий час и при всяком деле, чисто и непарительпо молиться Гос¬поду в сердце, чтобы таким образом с возраста младенца возмог ты доспеть в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова. Не забудь при этом, что когда по временам будет приходить тебе самоохотная, чистая молитва, ты ни под каким видом не должен разорять ее своими правилами молитвенными. Так учит Филимон: „ночью ли. днем ли. сподобит тебя Господь чистую и непарительную ощутить в себе молитву, оставь тогда правила свои и, сколько есть сил, простирайся прилепляться к Господу Богу и Он просветит сердце твое в делании духовном. Когда же сподобишься неотходного пребывания молитвы в сердце, как говорит Исаак Cиpиaнин, тогда достиг ты конца всех добродетелей и стал жилищем Святого Духа; тогда не перестанет молитва, сидишь ли или ходишь, ешь или пьешь, или другое что делаешь; даже в глубоком сне молитвенные благовония восходить будут из сердца без труда: если и умолкнет она во сие, но внутри тайно всегда священнодействоваться будет, не переставая." Этим и ограничим наши выписки из Добротолюбия." Во всех почти статьях этой книги говорится об умном предстоянии Господу. Я взял только тех учителей, которые поминают и о телесных при этом приемах, или некотором искусственном приспособлении себя к тому. Об этом и говорят только эти четверо. Bсе они считают полезным и до времени нужным это телесное приспособление, но существо дела полагают не в нем. Все их внимание обращено на то, чтобы дать руководство к успешнейшему навыку в делании умной молитвы, или на самое это умное Господу в сердце предстояние, в котором существо дела. Не чуждо будет смысла их предписаний сказать: как хочешь держи себя, только успевай приобресть это последнее. Мы же предлагаем тебе такие положения тела, какие сами держали, и от которых получили пользу. Есть, однакож, между этими телесными деланиями и такие, которые как бы сростаются с умною молитвою и никогда от нее не отходят. Необходимо вниманием стоять в сердце, необходимо тело все держать в бодренном напряжении мышц и вниманию своему не дозволять поддаваться и увлекаться внешними впечатлениями чувств. Эти условия, в какой форме хочешь и можешь, в такой и исполняй. Темное и уединенное место считается нужным для отстра¬нения внешних впечатлений: но если ты можешь отвлекать себя от этих впечатлений и среди множества их, оставайся где хочешь. Сидеть на малом стульце, стеснить дыхание, болеть раменами, выею, персями, советуется ради того, чтобы поставить в бодренное направление тело; но если ты можешь как нибудь иначе это исполнить, или делать это одним внутренним напряжением мышц, делай как находишь удобнее, только не распускай членов тела. Сведением ума в сердце путем дыхания указывается на тот случай, если ты не знаешь, где остановиться вниманием, или где сердце; а если ты и без этого зна¬ешь, как найти сердце, делай, как знаешь, только установись в сердце. Указывается призывать Господа сими словами: „Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя" но ты можешь и эти слова сокращать и изменять, или заменять другими, даже без слов умно предстоять Господу; ибо не в словах сила, а в настроении ума и сердца. Зная, однакож, это все, не должен ты пренебрегать сказанным положением тела. Вся¬чески телу надобно же дать какое либо положение; но если опыт показал, что такие и такие положения тела очень пригодны к деланию умной молитвы и ycпеxy в ней, то какая нужда отступать от них, или изобретать новые? Тем более, что, по пpиoбpетении успеха в молитве, они сами собою отстранятся в некоторых чертах, как отнимаются подмостки, когда отстроен бывает дом. После всех сделанных выписок обсуждениe того, что говорит Сперанский об этом упражнении св. подвижников, не затруднит нас. Письмо двадцатое.
-------------------------------------------------------------------------------- Повторим сначала выписанные уже нами слова Сперанского: „Не только по сущности, но и по форме, полезно, достойно истинного смирения следовать доброй практике и здравому преданию истинных наших отцев духовных. Помню, что сообщал вам кое-что об этом в разговорах; напомню вам тут эту форму в немногих словах." За этим следует обещанное изображение формы. На сколько оно отступает от истины, всякий может видеть сам, с помощию сделанных нами выписок из Добротолюбия." Вот что говорит Сперанский: „1) Для того, чтобы вступить в созерцаниe, они ищут одиночества, то есть, самого удаленного угла своей комнаты." Это справедливо. Но надобно вставить это действиe в ряд других их действий, чтоб понять его значение. Вот порядок жизни безмолвников, по Каллисту и Игнатию, По захождении солнца, призвав на помощь возлюбленного и всесильного Господа, сядь на стульце в безмолвной и несветлой келлии своей, и, собрав ум от обычного скитания вовне, входи путем дыхания внутрь сердца, держа молитву: „Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!"—совводя слова молитвы этой некоторым образом с дыханием внутрь. С молитвою имей и память о смерти, суде и воздаянии, и считая себя более всех людей грешным, понудь себя прийти в умиление. плач и слезы, в которых и будь, пока сами пройдут. Сиди таким образом молясь и внимая сказанным предметам час один. Потом встав, пой со вниманием малое повечерие, и седши, опять держи молитву, чистую и непарительную, без всякого помысла и мечтания, со многим трезвением — полчаса. Наконец, знаменовав знамениeм честного креста себя и одр свой, посиди на нем, помышляя о скоротечности настоящей жизни, о суетности благ земных, о внезапном всех долге смерти, и о том, как провел ты день сей; испросив за тем прощение во всех грехах, возляж на одр, держа и молитву, по заповеди старцев: Иисусова память да спит с тобою, и сосни часов пять или шесть. Восстав от сна, прославь Бога и, призвав Его заступление, начни первее первое дело, то есть, молись в сердце, как показано, чисто и непорочно, до часа единого: потом пой полунощницу. Если же ты не утвердился еще хорошо в безмолвии, или другое что мешает, пой прежде полунощницу со вниманием и разумом, а после сядь и помолись чисто и непарительно в сердце, как сказано, час один, или как поможет тебе благих Податель. Потом, вставь, пой разумно шестопсалмие, 50-й псалом и канон, какой хочешь. После сего, опять сядь бодренно и помолись полчаса; встав за тем, пропой хвалитны, славословиe, первый час и отпуст. От утра до обеда, возложив всего себя на Бога, сколько сил есть, понудь себя пребыть в молитве, чистой, сердечной и непарительной, и в чтении. Читай положенное в Псалтири, Апостол, Eванrелиe и писания отеческие. Потом, пропев обычные часы, приступи к трапезе. После обеда читай довольно долго отеческие писания о трезвении; после поспи один час, и, вставши, займись рукодельем, держа и молитву. И опять седши, помолись чисто и непарительно, пока придет вечер: когда же придет вечер, пропой обычную вечерню". Из этого очерка деинонощных занятий безмолвника видно, что сидение на стульце в уголку своей келлии, с умною молитвою ко Господу, входило в их молитвенное правило, и назначалось совсем не для того, чтоб восходить чрез то к созерцанию. а чтобы собрать мысли, углубиться в себя, сoгpеть сердце и приобресть навык чисто и непарительно молиться. Что касается до созерцания, то ни у одного из отцев не находим, чтобы в него можно было вступать самим, и, следовательно, делать что либо и с своей стороны для вступления в него. Созерцание по словам их, давалось именно тем. которые успевали уже очистить сердце свое совершенно, и глубоко соединялись с Господом. Из тысячи один успевает стяжать чистую молитву; а молитву духовную, или, что тоже — созерцательную, в родех и родех едва один оказывается имеющим. „Там, продолжает Сперанский, они принимают положение, наиболее удобное, то есть, просто садятся, скрещивают руки под грудью, и устремляют взоры на какую либо часть своего тела, и именно, на пупок (отсюда даже произошло одно из наименований, даваемых им). Опыт показал им все выгоды такого положения, охраняющего их в одно время и от сна, и от развлечения наружным светом; но они остерегаются закрывать глаза; они остаются неподвижны." Откуда все это взято? Я извлек все, что есть у св. отцев о положении тела, во время умной молитвы. Всякому видно, что там одно, а здесь другое. О положении рук не находим никакого указания. Относительно очей встречаем только у Симеона Нового Богослова, что их надобно обращать, тоже вслед за умом, к сердцу; но это внутренний акт, совершаемый только напряжением. Глаза или закрываются, или, раскрытые остаются ничего невидящими; ибо внимание отвлечено все отвне внутрь, и не следит за видимым или слышимым. Не встречаем также, чтоб при этом имелся во внимании пупок в каком либо отношении. Правда, у новейших наставников, как, например, в предисловиях старца Василия, спостника Паисия Величковского, к отеческим писаниям о трезвении, поминается о той части тела, но совсем в другом смысле. Там именно укоряются те, которые, не зная, где сердце, в котором заповедуется устанавливаться вниманием, низводят ум до этой части тела или до чресл. Вот его слова: „подобает в самом начале обучать ум в час молитвы стоять сверху сердца и зреть в глубину его, а не на половине с боку, или на конце снизу... Некоторые, по крайнему неразумию, лучше же сказать, не зная, что есть верх, или среда сердца, и что есть половина и что конец его, начинают действовать молитву снизу на конце сердца, при чреслах. Другие же, недугуя последним неразумием и грубостию, не ведают ниже самого того места сердечного, под левым сосцем и боком сущего, но мняще тое посреди пупа чревного быти, дерзают,—увы. их прелести! — там действовать умом молитву. Подобает же, как сказано, творить умом внимание и молитву посреде сердца сверху от сосца, а не на половине от персей, и не снизу от чресл". Откуда же взял свою мысль Сперанский? Или из латинских и французских книг, или, вероятнее, из ходячих речей. В его время, некоторая часть высшего общества ревновала о духовной жизни: другая смеялась над этим, и выдумывала на счет занятий их разные басни. В числе их и это смотрение на пуп, и ругательное от того название. „Они, пишет далее Сперанский, начинают с „Господи помилуй," но у них, как и у нас, это скоро прекращается. Огнь, paз возжженный, горит сам собою, и никому неизвестно, чем он питается. В этом и состоит тайна. Находишь вновь „Господи помилуй!" в мыслях своих лишь в ту минуту, когда придешь в себя." Слова молитвы этой суть: „Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий. помилуй мя!" или: „Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя!" Огнь, о котором упоминается, возгорается не скоро, а после заметных трудов, когда возгорится теплота в сердце постоянно усиливающаяся и воспламеняющаяся во время умной молитвы. Углубленная молитва ко Господу возбуждает теплоту. У опытных отцев строго различаются—теплота телесная, простая, бываю¬щая вследствие сосредоточения сил к сердцу вниманием и напряжением,—теплота телесная, похотная, тут же иногда прививающаяся и поддерживаемая врагом, и теплота духовная, трезвенная, чистая. Oнa двух родов: естественная, вследствие соединения ума с сердцем, и благодатная. Различать каждую из них научает опыт. Теплота эта сладостна, и поддерживать ее желательно, как ради самой этой сладости, так и ради того, что она сообщает благонастроение всему внутреннему. Но кто усиливается поддерживать и усиливать эту теплоту за одну сладость, тот разовьет в себе сластолюбие духовное. Посему-то трезвенники напрягаются, минуя эту сладость, установляться в одном предстоянии Господу, с полною Ему преданностию как бы в руки Ему полагая себя; на сладость же, от теплоты всходящую, не опираются и внимания к ней не приковывают. Но возможно к ней прилепиться вниманием, и в ней упокоясь, как в теплом покое или одежде, ее одну поддерживать, не простирая мысли выше. Мистики дальше этого не шли; у них это состояние и считалось высшим; тут было совершенное безмыслие, погруженное в какую-то пустоту. Таково состояние созерцания мистиков. В нем ничего нет общего с состоянием созерцания, бывшего у великих отцев-трезвенников. Сперанский говорит: „приходишь в себя и находишь „Господи помилуй." Приходят в себя и после того, как крепко задумываются, и после указанного пред сим погружения в безсмыслие; но приходят в себя и после молитвенного восхищения в истинное созерцание, в котором не владеют собою. А так как эти последние состояния редки и даются немногим; то можно с основательностью полагать, что Сперанский не его разумеет, и не его испытывал с своим другом. „Они (безмолвники), пишет Сперанский, остаются в этом состоянии не сколько они хотят, но пока оно длится. Продолжительность его различна; бывали случаи, что оно длилось более двух дней сряду, без пищи и пития." Эти черты идут к состоянию пленения в созерцание. До некоторой степени нечто подобное возможно и у духовных сластолюбцев и у погружающихся в пустоту мистиков. Я, впрочем, не знаю опытов двухдневной длительности молитвенного созерцания. Опыты, как оно длилось с вечера до утра, записаны у отцев. „Тут они видят иногда то, что они называют светом Фавора (технический термин, посвященный единственно видениям этого рода). Не знаю, что это такое, но знаю положительно, что видение это гораздо чище, гораздо духовнее наших обыкновенных видений. Оно совершенно невыразимо словами; наши же более или менее определены; следовательно, степени хотя истинной, но гораздо низшей, чем это видение, разнящееся, быть может, лишь одною ступенью от собственно, так называемого, лицезрения Божия." В „Добротолюбии" нет помина о фаворском свете. Спор о нем возник при Григории Паламе; но трудно определить, в чем было существо дела. Относительно видений света или лица какого, у всех отцев, писания которых вошли в состав „Добротолюбия", один закон: не принимать. О каких это своих видениях упоминает Сперанский? Есть видения—порождение разгоряченного воображения; есть видения—призраки вражеские, и есть видения, подаваемые Богом. Истинны одни последние, и все они одного достоинства—Божественного Достигшим в мужа совершенна Господь дает сердцем ощутить и; умом предзреть чаемые в будущем веке неизреченные блага. Для выражения их точно у нас нет слов. Что же касается до лицезрения Божия, то в будущем обетовано лицезрение Христа Спасителя, Бога воплощенного. Зрение Триипостасного Бога недоступно для тварей в Его лице или естества, а только в явлениях и откровениях, Ему угодных и сносных для тварей. „Не смею описать вам столько же достоверно способа, которым они держатся (как себя держат) в церкви; но из их учения я имею повод заключить, что они ограничиваются молитвою умною, позволяя себе погружаться в бездну созерцания лишь на столько, чтобы, так сказать, одною ногою стоять в общении со всеми верующими, которые не все созерцатели. Верно, что они никогда не позволяли себе ни тpяceний, ни экстазов,—вещей, говорю вам, порядка низшего, которые мы можем и должны подавлять; а если б они взяли над нами верх, то следует настоятельно молить Господа об их прекращении Ибо представьте себе, что если б в церкви было много созерцателей, возбужденных таким образом, — что это было бы, как если не собрание трясунов (истинно беснующихся)? Это вопрос св. Павла в вышеупомянутой главе. На западе много было подобных явлений. Церковь Божия православная во все времена представляла образцы великих святых и высоких молитвенников; но в ней не было и нет этих уродливых порождений самодельного разгорячения крови. Бывали проявления чрезвычайных действий благодати в избранных Божиих, но они всегда были мирны, и, миром осеняя тех, которые испытывали эти действия, распространяли и вокруг мир. Потому-то тем, которые идут верным путем умного делания, нечего опасаться каких либо внезапных возбуждений и движений в теле. Благодать, осеняющая и руководящая их, не допустит до того. Им можно сказать: „в собрании ли вы церковном, или дома молитесь, углубляйтесь в молитву, сколько это зависит от вас." Как держали себя молитвенники трезвенные в церкви—на это есть указания. Один из отцев говорит: „когда найдешь, где сердце, и навыкнешь собираться в нем, тогда уже будешь совершать там и молитвословие, и богомыслие, и чтение, и всякое другое духовное упражнение." У другого читаем: „если поешь с учеником, то он пусть читает псалмы, а ты, сердцу внимая и молясь, блюди себя, и силою молитвы отгоняй всe помышления, исходящие из сердца твоего, и вещественные и умные." Судя по тому, можно догадываться, что, во время служб церковных, они вмеcте с другими неразвлеченно молились, Господу, и песням внимая, и Господу умно предстоя. Опять упоминается о созерцании, что ему предаваться нельзя; в опять видно, что у Сперанского оно означает самодеятельное углубление в молитву умную, или, скорее, в пустоту безмыслия (как у мистиков), которое может простираться до самозабвения. „Стану ли, продолжает Сперанский, говорить вам о собственном жалком опыте, рядом с этими великими примерами? Это так ничтожно. В Перми я испытывал некоторое время нечто подобное тому, что испытываете вы, но это было непродолжительно. С тех пор форма моего созерцания (понимать надо—самоуглубления в молитву умную), всегда была великою пустотою, отсутствием всякого образа, и всякой мысли. Это полагаю тоже, что и у вас. Но плоды этого cocтояния сводятся просто к великому спокойствию в течение дня, к некоторого рода сладости, постоянной, хотя и не сильной. Это относительно чувств; что же до просвещения разума, то замечается некоторая легкость в понимании известных мест Евангелия, и неожиданное разумение некоторых черт в жизни Господа нашего; в Церкви благоговение иногда значительное, чаще состояние созерцания, менее глубокого, менее молчаливого, чем когда я один, что вполне позволяет мне следить за службою и в точности соблюдать все принятые у нас обычаи. Не думайте, чтобы я хотел съузить все действия Духа Святого и свести их к этой одной форме,—о, нет; я убежден, что действия Его бесчисленны и в своих степенях, и в вещественных приложениях (не в проявлениях ли видимых?); то прошу, умоляю вас не предаваться ощутительному разлитию духа по вашему телу, в особенности в церкви. В ней тело должно находиться в качестве глухонемого слуги: оно недостойно принимать тут какое либо участие, разве в случае, если бы вам было совершенно невозможно удержать потока благодати. Так, например, при этом исцелении, которое я считаю безусловно чудесным, и за которое, вместе с вами, благодарю Господа." Все, что сказал о себе Сперанский, содержит самые обыкновенные признаки, сопровождающие внедрение умной молитвы ко Господу в сердце, самоделательной, трудовой. Приятную теплоту в сердце всякий испытывает, кому прилучится усердно помолиться. Навыкшие же умной молитве и восприявшие ее чувством сердца, испытывают ее постоянно. У всех святых теплота эта ставится первым плодом привития к сердцу умной молитвы ко Господу. Надобно, впрочем, знать, что проявления сей теплоты не все одинакового достоинства. Старец Василий, спостник Паисия, пишет об этом со слов патриарха Каллиста, следующее: „первее приходит теплота от почек, яко опоясующи тыя, и та мнится быти прелесть: но это не есть прелесть, а дело естества, как прямое следствиe подвига того. Но если кто станет считать это делом благодати, а не естества, то это будет прелесть. Этого, каково бы оно ни было, подвизающийся не должен любить, но отражать. Приходит и иная теплота от сердца, и если при этом ум нисходит в блудные помыслы, прелесть есть воистину: если же тело все от сердца растепливается, ум же пребывает чистым и бесстрастным. и как бы прилепленным к внутреннейшей глубине сердца, сиe есть воистину действие благодати, а не прелести." Из этого видно, что не ко всякому разлитию духа по телу должно неблаговолительно относиться. Когда углубится в сердце молитва и осилит его теплотою, тогда ум всегда бывает собран и присущ в себе, от того быстропонятлив и сообразителен. С этого времени все истины откровения начинают входить в сердце, каждая в свое время, будто внезапно, в виде озарения. Только одна черта из высказанных Сперанским кажется неистинною, или неистинно выраженною. Форма, говорит он, созерцания моего всегда была пустотой, отсутствием всякого образа и всякой мысли." Такое совершенное безмыслие чуждо св. отцам. Они внушали все оставить, но за тем, чтоб быть соединенными с Господом. Они стояли во время умной молитвы и всем советовали стоять в том убеждении, что Господь близ и внимает, то есть, предстоять умно Господу и взывать к Нему: взыска Тебе лице мое, как поет Пророк, лица Твоего, Господи, взыщу. Когда говорят они, что надобно прогонять всякую мысль, то всегда прибавляли: гнать всякую стороннюю мысль. Этим и заключим мы пересмотр шестого письма, довольно нас занимавшего. | |
|
| |
| Просмотров: 650 | |