Приветствую Вас Вольноопределяющийся!
Пятница, 26.04.2024, 17:03
Главная | Регистрация | Вход | RSS

Меню сайта

Категории раздела

Наш опрос

Оцените мой сайт
Всего ответов: 4119

Статистика

Вход на сайт

Поиск

Друзья сайта

Каталог статей


Максим Начапкин. Проблемы послевоенного развития мира в консервативно-либеральной публицистике И.А.Ильина. Часть 2.
Немало публикаций П.Б. Струве было посвящено моральному, политическому и социально-экономическому опровержению большевизма. В 1921 году в Софии он издал брошюру «Размышления о русской революции». В ней он дал оценку большевизма, как явления угрожающего всему миру. Очень важным для него был вопрос о том, возможна ли большевистская революция в странах Европы по примеру России. Опираясь на свои наблюдения российской жизни, истории развития общества и политической мысли, Струве делает правильный прогноз о невозможности победы большевизма в европейских государствах. Его рассуждения о глубоких противоречиях, приведших к революции, феномене большевизма и причинах стойкого сохранения политического радикализма в Европе не утратили значения и в настоящее время.
 
Он отмечал, что первая мировая война имела демократическую идеологию в том плане, что государства апеллировали к народным массам. Народная война закончилась целым рядом революций, крушением монархий в России, Германии и Австро-Венгрии. Во время войны «… народные массы и, в частности, социалистически настроенные народные массы почувствовали свою силу. И вот, когда произошла русская революция, сразу принявшая крайний демократический и социалистический характер, это событие имело крупное значение для психологии западноевропейских народных масс» [3; С.10]. Струве стремился разобраться в том, как возникла проблема большевизма на Западе.
 
Для мыслителя большевизм представлял собой целое социально-политическое движение стремящееся организовать социалистический строй при помощи захвата власти. Большевизм рассматривался им как чисто российский феномен.
 
Струве писал о том, что западноевропейские социалистические партии вопреки разуму и очевидности идеализировали большевизм. Успешный захват власти большевиками был для них ярким примером для борьбы со своими правительствами. Кроме того, немало западноевропейцев идеализировали русскую революцию. Эту идеализацию он называл детской, так как она шла от незнания реальной ситуации в Советской России: «Западные люди в массе не способны были, да и сейчас неспособны понять, что господство большевиков объясняется незрелостью народных масс, культурной отсталостью страны. Никакого реального представления о русском большевизме у западноевропейских масс нет; они знают только то, или вернее мнят себе, что знают, что большевизм есть осуществление того социализма и того господства рабочего класса, о котором они слышали так много умных речей, вещий прорицаний и соблазнительных посулов. Отсюда – крайняя идеализация русского большевизма в широких кругах западноевропейской рабочей среды, идеализация, если угодно детская, но именно потому что непобедимая доводами разума, ни уроками истории…» [3; С.11]. Тем не менее, мыслитель сделал вывод о том, что роль социалистической революции в России в мировом масштабе была велика: «Это – первая в мировой истории социалистическая революция, первый опыт осуществления социализма в широком масштабе, т.е. как целостной системы, проводимой велением власти» [3; С.15]. Распространению социалистических настроений способствовала мировая война. Мировая война вывела на сцену широкие народные массы «… и в то же время заставила государство применить в небывалых размерах тот принцип государственного вмешательства в экономическую жизнь, доведение которого до конца и составляет социализм» [3; С.16].
 
Хорошие знания социальной истории Запад, богатые личные впечатления и наблюдения позволили Петру Бернгардовичу сделать очень важный прогноз относительно возможности распространения и укоренения большевизма на Западе. Мыслитель задает следующий вопрос: имеет ли большевизм шанс на Западе? Он считал, что не имеет: «Я на этот вопрос даю категорический ответ: нет, невозможен. Социальное строение запада и его культурный уровень несовместимы с большевизмом в этом смысле. Что это значит? А это значит, что всякая попытка в большевистском смысле встретит такое сопротивление и во всей массе буржуазного запада, и в значительной части его трудящихся масс, какого она не встретила в России» [3; С.12]. Можно сделать вывод, что аргументы Петра Бернгардовича относительно большевизации Европы были четко обоснованы, и как показало историческое развитие, подтвердились. Таким образом, консервативное прогнозирование было характерно не только для мировоззрения Тихомирова, Дурново, Ильина, но и Струве. В основе его объективных прогнозов о невозможности распространения большевизма в Западной Европе было хорошее знание экономики, политики и социальных процессов.
 
По мнению Струве, стихийный, или бытовой большевизм был порожден комбинацией двух тенденций: «Прежде всего бытовой основой большевизма, так ярко проявившейся в русской революции, является комбинация двух могущественных массовых тенденций: 1) стремление каждого отдельного индивида из трудящихся масс работать возможно меньше и получать больше и 2) стремление массовым коллективным действием, не останавливаясь ни перед какими средствами, осуществить этот результат и в то же время избавить индивида от пагубных последствий такого поведения» [3; С.11].
 
В работе Струве дается оценка рабочему классу Западной Европы. Большевизм, по его мнению, мог иметь временный успех лишь в слаборазвитых европейских странах, или в странах, где политические и экономические противоречия были до предела обострены мировой войной. Он писал: «И это не случайно,… что из всей Западной Европы большевизм продержался некоторое время только в Венгрии, экономически и культурно самой отсталой западноевропейской стране» [3; С.12]. Другим ярким примером неудачной попытки утверждения большевизма в Европе была Германия. Эта попытка для коммунистов оказалась неудачной.
 
Анализируя состояние рабочего класса в Англии, Струве писал о наличии в нем двух тенденций: наивно-боевой и обдуманно-деловой. Обдуманно-деловая тенденция исходит из того, что улучшение материального положения рабочего класса возможно лишь путем постепенных реформ, переговоров профсоюзов и власти. Эта тенденция, по мнению Струве, была укоренена в Англии особенно сильно. Благодаря активной роли профсоюзов для большинства представителей рабочего класса Англии классовая борьба рассматривалась не как политическая, а как «… деловое состязание реальных экономических сил» [3; С.13]. Английские пролетарии были десятилетиями подготовлены к борьбе за улучшение условий труда, а к политическим вопросам относились отрицательно.
 
Наивно-боевая тенденция в рабочем движении Англии усилилась под влиянием русской революции 1917 г. Она ставила во главу угла решение политических задач: захват политической власти, проведение национализации и экспроприации. Сторонники этой тенденции устраивали стачки, забастовки. Но первые опыты рабочих выступлений в близком к большевизму направлении встретили решительное сопротивление правительства, буржуазии и значительных элементов самого рабочего класса и были подавлены. В целом Струве дает высокую оценку сознательности английского рабочего класса, отмечая особо, что он не одурманен лозунгами и не идет на поводу у демагогов. Таким образом, в Англии возможен лишь большевистский уклон, но невозможен большевизм в русском смысле. Статьи Ивана Александровича Ильина подтверждают вывод П.Б. Струве. Так в своей публикации «Как живут в нынешней Англии» (1946 г.) он писал: «Война настолько сконцентрировала мысли и чувства англичанина на вещественно необходимом, так обострила трезвое чувство реальности, так воспитала партии к сотрудничеству по спасению государства, что окончательно теряешь всякую веру в «возможную английскую революцию»… В Англии точно знают, что истощение частного капитала означает обнищание государства, а следовательно, и всего народа. Поэтому нельзя толковать и оценивать действительное обобществление, произошедшее из-за мировой войны, как начало государственного социализма. Напротив, в Англии нет социалистов, которые охотно взяли бы на себя разрушенное частное хозяйство и разрушенное государство. Здесь проходит граница между лейбористкой партией и коммунистами, последние всегда поклоняются формуле «чем хуже – тем лучше» [1; С.56-57].
 
Рассматривая положение рабочего класса во Франции, Струве делает вывод о несколько другой ситуации. Французские пролетарии, с учетом богатой истории политической борьбы, были предрасположены к большевизму: «Идея захвата власти рабочим классом и насильственного введения социализма есть идея французского происхождения» [3; С.14]. Во Франции традиционно были сильны позиции социалистических партий. Однако, по сравнению с Англией, рабочий класс во Франции малочисленнее. Преобладающую роль в экономике страны играло крестьянство, т.е. сельская буржуазия. Велика была также роль городской буржуазии. Эти группы населения, в особенности крестьянство, являются носителями консервативных идей: «Эти классы в подавляющем своем большинстве враждебны социализму и в особенности враждебны в его насильственной большевистской форме» [3; С.14]. Любая попытка осуществления большевизма может вызвать прямое и непосредственное сопротивление.
 
Таким образом, вывод Струве звучит следующим образом: большевизм в русской форме на Западе невозможен.
 
По мнению Струве, большевистская революция и последовавшая за ней попытка построения социалистического общества в России представляли собой пример кризиса социалистической идеи. Этот кризис мыслитель видел в следующих моментах: во-первых, еще до мировой войны революционное понимание социализма стало вытесняться эволюционным, во-вторых, насильственные методы завоевания власти стали заменяться парламентскими методами борьбы. Струве доказывает, что «… большевизм есть и крушение социализма» [3; С.16]. Социализм, требующий равенства людей и организации народного хозяйства, противоречит, по глубокому убеждению мыслителя, человеческой природе. Как консерватор Петр Бернгардович утверждал, что на основе равенства людей нельзя организовать производства: «Социализм – учит опыт русской революции – несовместим с ростом производительных сил, более того, он означает их упадок» [3; С.16]. Всемирно-историческое значение русской революции он видел в том, что она представляла собой «… практической опровержение социализма, в его подлинном смысле учения об организации производства на основе равенства людей». Эгалитарный социализм не способен заинтересовать людей в результатах своего труда, так как он представляет собой отрицание двух основных начал, на которых основывается всякое развивающееся общество: «… идеи ответственности лица за свое поведение вообще и экономическое поведение в частности, и идеи расценки людей по их личной годности, в частности по их экономической годности. Хозяйственной санкцией и фундаментом этих двух начал всякого движущегося вперед общества является институт частной, или личной собственности. Мы дали великий урок нашей социалистической революцией:… опытное опровержение социализма».
 
Для Ивана Александровича усиление влияния левых и правых радикалов в Европе было связано с тем, что идея социальной справедливости и социальной реформы попала «… в политически неопытные, нелояльные, неискренние руки, ее деспотически извратили, исказили, ожесточили и скомпрометировали. Перед войной у Европы, по-видимому, был лишь один выбор – между левым и правым тоталитаризмом» [1; С.165].
 
Для Ильина в послевоенный период большой интерес представляла расстановка политический сил в среде русской эмиграции. Эмиграция была расколота. В ее составе осталось уже мало представителей ее первой волны. Выросло поколение молодых людей, не знающих ужасов большевистского террора. Многие из русских эмигрантов испытывали эйфорию от побед Красной армии в Европе, заслуженно благодарили ее от освобождения от фашистской чумы. В статье «Течения в русской эмиграции» (1946 г.) мыслитель не только рассматривает расстановку сил в ее среде, но и формулирует свою позицию по отношению к советской власти после второй мировой войны. Он писал: «Очень интересно следить за течениями в нынешней русской эмиграции. Дошло до того, что из большей проблемной путаницы мнений и обусловленного войной раскола образовались вполне определенные и политически зрелые течения» [1; С.40]. При анализе русскоязычной литературы, писал Ильин, может возникнуть впечатление, что большинство эмигрантов настроено к советам вполне дружелюбно. По мнению мыслителя, такой вывод ошибочен. Надо учитывать, что в большинстве европейских стран существует послевоенная цензура, «…которая (чтобы оказать любезность победоносному «союзному государству») разрешает любую симпатизирующую Советам публикацию и создает трудности для всякого критического или отрицательного высказывания».
 
Иван Александрович сделал вывод о том, что симпатизирующая советам эмиграция распадается на две группы: «Одни сотрудничают безоговорочно, одобряют все прошлое и настоящее, ни против чего не возражают, и готовы воспринимать любой намек из-за дипломатических кулис, восхваляя всякий новый шаг советского империализма… Вторую группу симпатизирующих Советам эмигрантов все же охватил националистический дурман победы, и с самого начала она не считала нужным делать различие между советским правительством и русским народом. К победе Красной армии она относится как к критерию добра и зла: советское правительство одержало победу, значит его деятельность оправдана и теперь оно с полным правом может ее продолжать. Его достижения отмечаются и восхваляются; его неудачи обходят молчанием; его внутренние трудности – едва подмечаются» [1; С.41]. Однако представители второй группы старались склонить тоталитарное правительство к западноевропейскому демократизму. Они выдвигали требования настоящей политической свободы, свободного образования партий в стране, свободы печати.
 
Сам Иван Александрович разделял точку зрения лагеря, враждебно настроенного к советской власти: « Здесь начинают с того, что государство вообще представляет собою целевую организацию и что великая цель, к осуществлению которой неустанно стремиться советское правительство, не благосостояние и культура России, а мировая коммунистическая революция. Приветствуют победу над Германией, говорят об этом с сердечным трепетом; но утверждают, что победа одержана не благодаря советскому правительству, а вопреки его существованию… Здесь полностью отвергают всю политику и дипломатию советского правительства, исключение из жизни личной инициативы, коллективизацию крестьян, тридцатилетний террор в стране, уничтожение нового офицерского корпуса в 1937 года,… пакт о ненападении с Гитлером, армию которого советское правительство снабжало из России еще полтора года…» [1; С.42]. Ильин категорично отвергал советский империализм. Он считал, что национальная Россия больше всего заинтересована в обеспечении мира, в дружественных отношениях с США и Англией. Таким образом, Иван Александрович придерживался следующей позиции в отношении советской власти: «…советское правительство не представляет интересов России, а его политику ни в коем случае нельзя одобрять и принимать в ней участие» [1; С.43].
 
Еще одна публикация «Позиция русской эмиграции» (1946 г.) посвящена его отношению к опубликованному 14 июня 1946 года постановлению Верховного Совета Советского Союза, согласно которому всем бывшим гражданам Российской империи, Советского Союза, живущим теперь во Франции, Югославии и Болгарии, предоставлялось возможность возвращения и получения советского гражданства. Это постановление раскололо российскую эмиграцию. Кое-кто из эмигрантов, например Маклаков, Бердяев, Тэффи, Бунин перешли на советскую сторону и начали агитировать эмигрантов за возвращение за возвращение в СССР. Ильин отмечал, что эти люди использовали два основных аргумента: «… первый – в войне советское правительство подтвердило свою приверженность национальным интересам; второй – русский человек, как никогда прежде, призван поддерживать и поднимать престиж советского правительства во всем мире» [1; С.89]. Таким образом, сделал вывод публицист, речь шла о прекращении критики и послушном, дисциплинированном сотрудничестве.
 
Для Ивана Александровича возвращение в Россию и служба ей возможны были только при выполнении следующих условий: «…в России должен быть установлен режим свободы, т.е. должна быть отменена монополия коммунистической партии, распущена политическая полиция НКВД, ликвидирована концентрационные лагеря и выпущены на волю все политические заключенные; в стране должна быть установлена подлинная свобода слова, печати, собраний, политических организаций и партий; должны быть гарантированы права личности и независимость судов; должны быть окончательно уничтожены принудительные работы в промышленности и сельском хозяйстве» [1; С.90-91]. Так как, в СССР не признают ни одного из элементарных прав человека и гражданина, и в ней по-прежнему господствует произвол диктатуры, поэтому у эмиграции нет причин для прекращения своей борьбы и возвращения в СССР.
 
Продолжая разрабатывать в послевоенный период основы консервативно-либеральной идеологии, Иван Александрович в нескольких публикациях высказывает свое мнение в отношении левого и правового экстремизма. Любой экстремизм вызывает у мыслителя стойкое неприятие, так как он представляет собой отрицание религии, слепую веру в силу тоталитарного государства и его принуждения, презрение к человеческой свободе. По его мнению, экстремизм появляется «… из безбожия, начинает с презрения к людям и заканчивает тоталитарным, технически обеспеченным деспотизмом» [1; С.46]. Важно отметить, что для Ивана Александровича левый и правый экстремизм являлся порождением европейской цивилизации: «Европейское развитие произвело в последние десятилетия новый вид человеческой души, а именно – «экстремистов»… Бруно Бауэр, Карл Маркс, Макс Штирнер, Михаил Бакунин… были не согласны и друг с другом и имели лишь одно общее: не верили в Бога и отвергали христианскую традицию. Политически они не могли придти к согласию: ибо Б.Бауэр был последовательным разрушителем без программы, Маркс стремился к социализму путем революции, Штирнер проповедовал крайний эгоизм без морали и государства, а Бакунин – анархию, безбожие и коммунизм. Однако это были настоящие предки нынешних предков левоэкстремистов, к которым позднее, со своей ненавистью к христианству, восхвалением разнузданной воли к власти и мнимой расовой аристократии присоединился отец правого экстремизма Фридрих Ницще» [1; С.44]. Для экстремистов христианская вера представляет собой мешающее и вредное. Вместо христианских основ культуры, ограничивающих злые инстинкты, экстремист «…не верит во все Божественное и старается устроить все на земле собственной властью и по своему собственному разнузданному вожделению своего инстинкта» [1; С.45]. У экстремистов твердокаменная доктрина, которую они стремятся реализовать, невзирая на природу человека и страдания народов. Характерной чертой тоталитарного строя является презрение к человеческой свободе. Иван Александрович писал: «Свободная воля, свободная душа, стихийное стремление к жизни и работе не представляют для них никакой ценности. Для экстремистов человек – это или послушная овца, или вредитель, которого нужно ликвидировать» [1; С.46]. Таким образом, для мыслителя и правый и левый экстремизм являются одним и тем же: тоталитарной государственной властью, имеющей целью – окончательную ликвидацию человеческой свободы.
 
Тема послевоенного восстановления Европы постоянно возникает в публикациях Ивана Александровича второй половины 1940-х годов. Так в статье «Восстановление Европы и его противники» он отмечал: «Политическая судьба европейских государств теперь зависит от того, удастся ли им сделать верный демократический выбор и поставить у руля объективно настроенных, деятельных и бесстрашных людей» [1; С.47]. Для Европы четырьмя важнейшими неотложными задачами были: умиротворение, порядок, снабжение и обеспечение работой. Эти судьбоносные задачи можно решить, отказавшись от политики всевозможных фантазий и экспериментов. Ильин призывал политически партии Европы забыть о всех партийных расколах, отложить борьбу за власть. Противниками экономического возрождения Европы Ильин называет крайне правые и крайне левые элементы, спекулянтов, военнопленных и беспризорников.
 
Можно выделить и другие темы статей Ивана Александровича 1946-1947 годов: голод 1946 года в СССР, замалчиваемый властью; атомный проект коммунистов; возрождение германского реваншизма; уровень жизни в СССР и послевоенной Европе; сущность советской демократии; насильственный угон людей из стран Европы в СССР. Эти публикации показывают его широкую эрудицию, большую информированность, умение прогнозировать дальнейшие события во внешней и внутренней политике.
 
Среди его публикаций были и такие, которые содержали довольно неожиданные выводы. Нам более привычно видеть Ивана Александровича как патриота, видящего в Западе врага России. В этой связи представляет интерес его статья «И снова известия с востока», написанная в сентябре-октябре 1947 года. Статья была посвящена возможным перспективам третьей мировой войны. Тема очень актуальная в то время, если учесть, что в мире набирала обороты холодная война между СССР и США. Ильин так обосновывает неизбежность этой войны: « Третья мировая война неизбежна может быть, года через 2-3, может позже. Англия и Америка ничего не могут сделать, чтобы предотвратить беду: стоит им признать нынешние требования Сталина, он тут; и он тут же бесцеремонно предъявит новый список неслыханных требований. Любезностью здесь едва ли можно чего-нибудь добиться: программа коммунистов тоталитарна и распространяется на весь мир. Именно поэтому неизбежна война» [1; С.275]. Как же должна вести себя Америка в случае начавшейся войны? И хотя Ильин считал, что дело освобождения от власти большевиков должно совершиться руками только русских, однако в данном случае он отмечал: «Самое важно, что могла бы сделать Америка, чтобы выиграть эту войну, это соответствующим образом повлиять на мировоззрение русского народа. Следовало бы с величайшей ясностью и однозначностью внушить и ему и всему миру, что, если Сталин навяжет Соединенным Штатам третью мировую войну, она будет вестись не против русского народа, а против коммунистического режима. Выиграть войну должны мировые демократии; а этого можно достичь только в союзе с русским народом. Сталин сделал все, чтобы подготовить безмерно страждущий русский народ к этому новому, спасительному для мира «коллаборационизму» с его врагами. Половина русского народа во Второй мировой войне сделала ставку на победу Германии: мечтали о «человечности» и «спасении», но наступило разочарование, врага распознали и благодаря огромному народному подъему расправились с ним. Третью мировую войну надо выиграть по-иному: демократическое войско должно выступить как верный друг и освободитель; главное – чтобы не было разочарований, и тогда доброе дело победит».
 
Делая вывод о неизбежности третьей мировой войны, Иван Александрович в принципе не ошибался. Америка бы первая начала войну, если бы у СССР в 1949 году не появилось атомного оружия. Вообще следует отметить противоречивость идей Ильина по этому вопросу. Так в одной из статей, посвященных голоду в СССР, он сделал вывод о том, что начинать войну в таких условиях со стороны Сталина является безумием. В публикациях Ильина послевоенного периода четко пролеживается надежда на США, как на единственную силу, противостоящую распространению мирового коммунизма. Так в статье «Проба сил», опубликованной в 1947 году он возлагал надежду на план Маршалла в плане противодействия распространения коммунистической идеологии в Запанной Европе: «…действует план Маршалла, протягивающий руку помощи. Если он будет осуществлен, если он удастся, то… нужда в Европе смягчиться, станут возможны работа и порядок, европейские государства будут спасены политическим и экономическим « западным ветром», а настроение, царящее в народах, утратит свое революционное звучание» [1; С.297]. И хотя он много писал об обездоленном советском народе, у него не было уверенности, что именно этот народ сможет свергнуть сталинский режим.
 
Начапкин Максим Николаевич, кандидат исторических наук, доцент Российского государственного профессионально-педагогического университета (Екатеринбург)
 
 
 
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
 
1.     Ильин И.А. Собрание сочинений: Справедливость или равенство? – М.: ПСТГУ, 2006. – 576 с.
 
2.     Франк С.Л. Биография П.Б. Струве. – Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1956. – 237 с.
 
3.      Струве П.Б. Размышления о русской революции. – София. 1921.
 
 
 
Категория: Русская Мысль. Современность | Добавил: rys-arhipelag (24.08.2009)
Просмотров: 1156 | Рейтинг: 0.0/0