Меню сайта
Категории раздела
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
 Мы, русские, есть моральная аристократия мира,
идущая на смену земельной и финансовой.
И.Л. Солоневич
Статья 1. О душе народа
Во второй половине XX века, после немецкого нацизма, утвердилась неформальная норма, по которой о народах не следует судить слишком определенно. Люди, государство, экономика, общественное устройство могут быть плохими или хорошими, а говорить плохо о каком-либо народе – это шовинизм, национализм, расизм. Возвеличивать свой народ – это тоже шовинизм, национализм, расизм. Но народы, как и люди, своеобразны: есть народы энергичные и ленивые, сильные и слабые, талантливые и не очень. "Есть народы, склонные к созерцательности, и народы, склонные к созидательности. Есть народы добросердечные и народы жестоковыйные" (И.А. Ильин). Одни народы доживают до старости и умирают естественной смертью, другие преждевременно гибнут от внутренних болезней или от суровых условий, внешнего насилия. Как и люди, народы имеют характер – совокупность отличительных свойств, которые оформляются в зрелом возрасте. Почему разные люди, принадлежащие к одному народу, склонны к одинаковому поведению, похожим манерам, типическим отношениям и связям, близким оценкам и суждениям? Почему у них схожий склад ума, общие ценности? Чем вызываются сильнейшие чувства национального родства, которые возникают в критических ситуациях между людьми, разделенными разнообразными перегородками: социальными, политическими, экономическими, пространственными? Иными словами, на чем основываются национальные генотипы и архетипы[1], которые не осознаются людьми, но делают представителей одного народа похожими друг на друга и отличными от представителей других народов?
Народ – не хаотическое множество людей, как утверждают одни, но и не соборная личность, как полагают другие. Личностью, или персоной, является только человек. Народ представляет собой соборный организм, имеющий соборную душу. Как и индивидуальная душа человека, соборная душа народа создается Творцом и с первого мгновения в творческом диалоге с Богом самоопределяется к бытию, формируя свою земную миссию. Творец разделяет племена и в масштабах миссии всемирного преображения наделяет каждый народ определенным предназначением, которое воспринимается душой народа свободно. Сочетание Божественного призыва и человеческого отклика и наделяет народ сущностью, выражающейся в его характере. Вечная душа народа, или его национальный дух, отражается в единстве миросозерцания различных людей, в их общих представлениях о добре и зле, в родственных переживаниях истории, в национальном идеале.
Жизнь есть принятие душой бремени плоти и выполнение Богом данной и свободно в вечности принятой творческой миссии. Метафизическое сообщество человеческих душ и объединяет их в народы. На земле это отражается в единстве исторической судьбы и ответственности. Потомки несут историческую эстафету предков и отвечают за содеянное ими. Те, кто разделяет историческую судьбу народа, входят в него. Человек как свободная личность способен "откорректировать" свой небесный выбор, изменить свою национальную принадлежность, но это исключительное событие означает отказ от своего предвечного назначения, что ведет к радикальному изменению характера.
От своего народа человек получает условия очеловечивания: язык, социализацию, культуру, цивилизацию, обустроенное пространство и конкретную эпоху. Благодаря родительскому лону народа и отеческому воспитанию человеческое существо может стать суверенной личностью и в этом качестве, в частности, получить возможность связи с другими народами и увлечься ими настолько, чтобы покинуть отчий дом или стать, например, западником. Но только свободная личность, то есть человек, достигший высшей формы персонализации, вполне осознает свою сопричастность народу. Он ощущает национальное как продолжение себя, плоды его деятельности сохраняются народом и вплетаются в национальную культуру. Творческие гении, будучи яркими индивидуальностями, наиболее явно выражают доминирующие черты общенационального типа.
Люди, принадлежащие к одному народу, бесконечно разнообразны, отдельный человек может выражать национальный характер только частично. В народе может быть множество людей с противоположными свойствами. Национальный характер выражается в симфонической воле народа, в общенациональных деяниях, которые видны в крупных исторических масштабах. "Жизнь народа вообще, а великого народа – в особенности, развивается по закону больших чисел. Миллионы, десятки и сотни миллионов людей, поколение за поколением, в течение тысячи лет сменяют друг друга. И в этой массе, в этой смене сглаживаются отдельные случайности отдельных человеческих усилий. Вырисовывается некая определяющая линия национального характера, которую я назову доминантой… Эта доминанта в исторической жизни народа реализуется инстинктивно. И для каждого данного народа она является чем-то само собою разумеющимся… Все исторические деятели были не "вывесками", не "двигателями", а только симптомами известной национальной доминанты – определяющей черты общенационального характера" (И.Л. Солоневич).
Общая природа так или иначе сказывается в каждой индивидуальности. "Это "общество внутри нас", существующее в виде однотипных для людей одной и той же культуры реакций на привычные ситуации в форме чувств и состояний, и есть наш национальный характер. Он есть часть нашей личности… В основе национального или – точнее – этнического характера лежит некоторый набор предметов или идей, которые в сознании каждого носителя определенной культуры связаны с интенсивно окрашенной гаммой чувств или эмоций. Появление в сознании любого из этих предметов приводит в движение всю связанную с ним гамму чувств, что, в свою очередь, является импульсом к более или менее типичному действию. Вот эту единицу "принципиального знаменателя личности", состоящую из цепочки "предмет – действие", мы будем подразумевать под понятием социальный архетип… Социальный архетип передается человеку по наследству от предыдущих поколений. Существует в его сознании на невербальном, чаще всего нерефлексируемом уровне, но "вмонтирован" в него очень глубоко, и импульс, им возбуждаемый, бывает очень сильным, как правило, гораздо сильнее всего того, что может пробудить в психике человека любой элемент развитой рефлексивной структуры… Целостная структура личности "погружена" в ее архетипы, а те элементы, которыми личность соприкасается с окружающим миром, – "типичные действия" – и составляют ее этнический характер, лежащий в основании характера индивидуального" (К. Касьянова). Описываемый Касьяновой социальный архетип является социальной проекцией национального характера, выражая его яркие характеристики, но не покрывая его целиком.
Каким же сформировался русский национальный характер к началу XX века? Он во многом оказался сокрытым для русской литературы и публицистики. Необходимо выявить исходную природу национального характера, объективные факторы и субъективные обстоятельства, влияющие на его формирование. Все это – актуальные проблемы нашего бытия: чтобы понять, кем мы являемся, мы должны вспомнить – кем были. Рефлексия подлинного русского характера очищает душу и возвращает нас к своему духовному отечеству.
Русский национальный характер произрастал на четырех основаниях, которые и определяли его формирование.
1. Первозданный духовный образ и историческое предназначение, которыми Творец наделяет народ (духовный генотип). "Бог дает дары Святого Духа – всем народам, но мерою различною и особливою. Почему, кому, и сколько – не разумеем. Но исповедуем, что нет народа обделенного и отвергнутого, хотя есть народы – не соблюдшие, растратившие и зарывшие талант свой в землю" (И.А. Ильин).
2. Природные генетические свойства восточнославянского этноса (этнический генотип). "Наше своеобразие от славянской крови и славянской души, не похожей ни на монгольство, ни на романство, ни на германство. Нет на свете чистых кровей и чистых рас; все давно смешалось и переплелось. Смешалась и наша славянская кровь с азиатскими и европейскими народами. Но, смешавшись, не растворилась, а дифференцировалась – и дала своеобразный уклад: темперамента, естественности, сердечности, широты, простоты и приспособимости. И эти черты мы передаем и другим народам и другим исповеданиям, живущим с нами" (И.А. Ильин).
3. Воспитание Православием (духовный архетип). "Наше своеобразие – от нашей веры, от принятого нами и вскормившего нашу культуру греческого Православия, по-своему нами воспринятого, по-своему нами переработанного и по-особому нас самих переработавшего. Оно дало нам больше всего: живое желание нравственного совершенства, стремление внести во все начало любви, веру во второстепенность земного и в бессмертие личной души, открытую живую совесть, дар покаяния, искусство страдать и терпеть, неутолимый голод по религиозному осмыслению всей жизни и всего мира сверху донизу; и еще: непоколебимую уверенность в возможности и необходимости единения человека с Богом в этой жизни и в будущей, искание живых путей в этом единении и преодоление страха смерти через созерцание жизни и земной смерти Христа Сына Божия. Это и есть именно тот дар, который в истории христианства называется духом апостола Иоанна, который утрачен Западом и отречься от которого значило бы отречься от самого русского естества. И что еще достопримечательно, что этот Иоанновский дух пропитал всю русскую культуру – русское искусство, русскую науку, русский суд – и незаметно был впитан и инокровными и инославными русскими народами: и русскими магометанами, и русскими иудеями так, что они уже нередко чувствуют себя ближе к нам, чем к своим единокровным и единоверным братьям" (И.А. Ильин).
4. Экстремальные условия выживания на просторах Евразии – климатические, географические и геополитические сформировали исторический архетип. "Наше своеобразие от нашей природы – от пространства, от климата, от равнины, от отсутствия близкого моря, от рек, от погоды, от почвы и от растительности; и от далекого рассеяния по пространствам. Мы сами не знаем, когда и как мы вжились в нашу природу и вжили ее в себя. Но получили мы от нее много: и страстность, и созерцательность, и неуравновешенность, и свободолюбие, и склонность к лени, и братскую спайку… Наше своеобразие было довершено нашей историей. И расселенностью по равнине; и борьбою с кочевниками; и удельно-вечевым периодом; и торговлей с греками и варягами; и Киевским расцветом; и нашествием татар, борьбою с ними насмерть, их 250-летним игом; и идеею града Китежа. И далее – и вторжением западных соседей, и собиранием Руси Москвою; борьбою с Польшею и Литвою; бесконечными войнами оборонительного характера; Грозным и опричниной; Смутою и замирением юга; присоединением Малороссии; творческою бурею Петра Великого; крепостным строением, бунтами простонародья, дворянскими переворотами, нашествием Наполеона и культурным расцветом XIX века" (И.А. Ильин).
Характер русского народа сложился в результате воздействия различных факторов: исторической миссии и реальной истории, свободного самоопределения и инерции исторического процесса, национального идеала и народных эмоций, страстей, аффектов, внутренних коллизий и реальной действительности. Генетически русский человек наделен эмоциональной, страстной, неукротимой природой, сметливым умом, выносливостью, твердостью – всем, что требовалось для выживания восточнославянским племенам в суровых исторических условиях. Свободно принятая православная духовность не насиловала, окультуривала буйную языческую натуру, нивелируя одни качества, развивая другие. В русском характере запечатлена, с одной стороны, русская идея как национальный идеал и духовная норма, с другой – в нем отражаются исторические ошибки и грехи народа, сумма обстоятельств его жизни. Если национальная идея выражает дух нации, то национальный характер отражает психею – душу народа.
Проблема русского национального характера актуальна сейчас – в период глобальных преобразований на Евразийском континенте. Сложившийся к началу XX столетия характер русского народа был так или иначе свойственен всем сословиям, но в наиболее чистом виде сохранялся в провинции и низовых слоях. Несмотря на невиданные катаклизмы и жертвы ХХ столетия, русский народ сохранил многие генетические и культурные характеристики. Что-то искажено и требует излечения, что-то ждет возрождения, поэтому необходимо реконструировать облик дореволюционного русского национального характера. Следующую статью придется начать с культурной атмосферы XIX века, в которой формировались многие представления о русском характере, господствующие поныне.
Статья 2: Комплексы образованного общества
К XIX веку образованные сословия России, воспитанные на иллюзии "русского Запада", были отчуждены от остальных сословий системой экзистенциальных преград и представляли собой своего рода народ в народе. Поэтому суждения образованного общества о русском национальном характере преломлялись через призму неорганичного, экзистенциального статуса, отражали прежде всего отношение интеллигенции к народу, а также ее рефлексию по поводу собственной исторической роли.
Всякая культура произрастает из национальных корней – эта тривиальная истина к XIX веку была забыта русским образованным обществом. Великая культура не может существовать без открытости другим культурам, общечеловеческому. Но жизненные соки и материю воплощения, язык выражения, актуальные темы и задачи культура получает из национальной почвы. Абсурдно было бы представить немецкую культуру, созданную на английских и французских заимствованиях. Но русское образованное общество именно так и видело русскую культуру. Более того, отечественной культуре рекомендовано было всеми силами уподобляться европейским образцам.
Светская культура в России со времен Петра I созидалась вне национальной почвы. Мировоззрение образованных сословий в России покоилось на двух мифах. Миф лжеевропеизма (выражение Ф.М. Достоевского), или иллюзия "русского Запада", утверждал, что западноевропейская культура является единственно возможным вариантом человеческой культуры. Поэтому остальные народы в той степени перестают быть варварами, в какой заимствуют европейские культурные образцы. При этом европеизированное русское образованное общество имело о европейской культуре поверхностное мнение, заимствовало в первую очередь модные европейские предрассудки и заблуждения. Второй миф – об отсталости азиатской России, которая никогда не имела культурной самобытности, поэтому должна выравниваться по западноевропейским стандартам. Как и во всех мифах, в этих есть доля правды, но сильно преувеличенная и искаженная. Поэтому для русской интеллигенции и "народа-то нет, а есть и пребывает по-прежнему все та же косная масса, немая и глухая, устроенная к платежу податей и к содержанию интеллигенции; масса, которая если и дает по церквам гроши, то потому лишь, что священник и начальство велят" (Ф.М. Достоевский).
Культурная отсталость молодого русского народа обычно объясняется трагической русской историей. Но основным виновником отсталости народных масс в России были образованные сословия, с петровских времен закрепостившие крестьянство и разорившие органичный уклад остальных сословий: купечества, посада, священства. Вместе с тем культурная отсталость России преувеличивалась образованным обществом. Самобытная русская православная культура была неуловима для тех, кто принципиально отрицал ее наличие. Русская культура вбирала влияния Запада и Востока, в частности Византии, христианского мировосприятия и верований, быта славянского язычества. Она отражала географическое и климатическое разнообразие огромных евразийских пространств, созидательное общежитие множества народов, дисциплину и напряженный труд мощного государства. Но основным созидательным началом русской культуры являлись самобытный национальный характер, творческая воля и одаренность русского народа.
Начиная с петровских времен культура образованных слоев была отчуждена от органичной русской православной культуры, которая осталась запечатленной в творческих достижениях прошлого, дух которой сохранялся в церковной жизни, в народных массах. Поэтому образованному обществу в России фактически была недоступна и неизвестна самобытность низших сословий и их характер. Попытки понимания национального характера оказывались бесплодными из-за пропасти, разделявшей народ и образованные слои, а в результате простонародью приписывались собственные болезни и пороки.
Так, например, Николай Бердяев писал: "Основные особенности русской духовной, преимущественно умственной культуры XIX века могут быть сведены к четырем чертам: беспочвенность, свободолюбие, радикализм и эсхатологизм". Высказывание Бердяева является характерным примером иллюзии "русского Запада". Это самохарактеристика преимущественно умственной культуры, отчужденной от культуры общенациональной и потому беспочвенной. Интеллигентское сословие со времени зарождения в конце XVIII века ощущало собственную беспочвенность, но не вполне сознавало ее. Беспочвенностью образованные люди могли гордиться. Свободолюбие беспочвенной культуры характеризовалось отсутствием национальных обязанностей. Дворянское сословие со времен Екатерины I не чувствовало долга перед народом, но имело все возможные привилегии и права, поэтому не знало подлинной свободы. Это свободолюбие было абстрактным и приземленным одновременно. Представление о свободе было внерелигиозным, ограничивалось социальными и политическими формами. Радикализм умственной культуры коренится в неорганичности происхождения, в отсутствии исторического назначения, в инстинктивных попытках вырваться из ложного экзистенциального положения. Эсхатологизм этой культуры противоположен христианскому, так как являл собой безблагодатное апокалиптическое отчаяние и безысходность. Выход из экзистенциальной беспочвенности виделся в апокалиптической катастрофе, ибо умственная культура лишена эсхатологического завершения и воскресения.
Русская интеллигенция несла в себе родовую болезнь послепетровских образованных сословий. Судорожные поиски национальной органики и отрыв от нее порождали мучительные народнические комплексы, которые не вполне сознавались, но вплетались в самовыражение интеллигенции. Вот некоторые из них.
Острое ощущение ложности своего экзистенциального положения, исторической безродности, оторванности и никчемности. В типе лишних людей эта болезнь принимает форму социальной и духовной депрессии, настроения безысходного пессимизма.
Чувство исторической вины культурных слоев перед народом, но без осознания этой вины. Поэтому тип кающегося дворянина – это болезненно истерическая фигура, реально не приблизившаяся к народу.
Ощущение того, что существует некая неведомая и недоступная культурным людям народная истина, поиски которой заканчивались тем, что в народе видели отражение собственных болей и проблем. В комплексе псевдонародности коренится мощная народническая традиция, принимающая различные формы.
Порыв искупить свою историческую вину служением народу тоже проистекал из экзистенциального эгоизма интеллигенции. Славянофилы требовали освободить народ от крепостничества, западники – от общины, радикалы – от самодержавия. Консервативные же слои предлагали рецепты защиты народа от всего остального, от пагубных идей Запада, от социализма, от растления культурой и образованностью. Формой защиты консерваторы считали то, что другие предлагали уничтожить в первую очередь: крепостничество, общину, самодержавие. В переплетении прозрений и заблуждений ближе к истине были славянофилы, но и они не свободны вполне от грез и иллюзий больного сознания русского образованного общества.
Непреодолимое стремление интеллигенции войти в народ, соединиться с народом, чтобы либо научиться у него натуральной и органичной жизни и разделить ее, либо образовать, окультурить народ, обучить его новым освободительным и прогрессивным идеям. Эти комплексы были движителями хождения в народ, героического, но слепого, которое было обречено на неудачу и на уроках которого учились уже последующие "ходоки" – революционеры, поработившие народ.
Наряду с этим образованным слоям присуще агрессивное или презрительное отчуждение от народа, нежелание не только понять народ или служить народу, но и думать об этой проблеме. Эта болезненная защита от экзистенциальной боли, попытки отвернуться от кровоточащей раны выразились и в снобизме аристократии, дворянства, и в снобизме иного рода у нигилистов.
Комплекс национального самоуничижения интеллигенции подменял социальное покаяние. В обществе было хорошим тоном заискивать перед всем западным и стыдиться всего отечественного. Интеллигенции явно недоставало чувства национального достоинства, что неизбежно при отсутствии бытийной укорененности. Сословия, потерявшие родину в России и не приобретшие родину на Западе, оказались на задворках культуры, десятилетиями вынуждены были жить заимствованиями. Причину собственного уничиженного положения они видели в рабьем русском характере и отсталой азиатской России. В этой подмене и проекции на народ собственного больного состояния тоже выражалась попытка избавиться от экзистенциальной боли.
Все комплексы образованных слоев являют собой болезненную реакцию на ложное экзистенциальное положение. Они могли соединяться, могли проявляться раздельно и выглядеть антагонистическими. Из-за родовой болезни и ложного статуса попытки обращения к народу были обречены на неудачу. Но эта непреодолимая, хотя искаженная тяга к народу свидетельствовала о стремлении культурных слоев к оздоровлению. Весь XIX век общество так или иначе волнует этот вопрос, эта боль. И в болезненном состоянии душа русского культурного человека оставалась русской. В аналогичных обстоятельствах европейские культурные слои не были склонны к народническим комплексам.
| |
|
| |
| Просмотров: 905 | |