Меню сайта
Категории раздела
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
| Антология Русской Мысли [533] |
| Собор [345] |
| Документы [12] |
| Русская Мысль. Современность [783] |
| Страницы истории [358] |
 Вопрос об отношении к либеральным ценностям и демократическим формам функционирования общества слабо исследован во всей своей парадигме, как и причины того, что в обстановке демократии «прославленный за свою праведность народ настолько показал свой нравственный облик, что это надолго отобьет охоту к народническому обоготворению низших классов». Это горькое наблюдение С. Франка в покаянном сборнике сопровождено анализом постреволюционной России, вполне применимом к России постсоветской.[5]
Одна из главных причин общего падения ценностей - снижение духовной культуры, последовавшей сначала за отменой в начале века преподавания Закона Божия, а в нынешней России - изъятия из общеобразовательных программ мировой классики, воплотившей христианские традиционные ценности и остро ставившей нравственные дилеммы. В России это имеет катастрофические последствия. Этика долга и устремленный в мир иной дух даже необразованных людей удерживали от бестиализации даже при несомненной внешней грубости нравов и убожестве материальной жизни. На Западе эту роль сдерживания выполняет не духовная культура, а «цивилизованность», порядок, многовековая привычка обуздания страстей. Франк не удивляется, что в ходе революции «народная страсть в своей прямолинейности, в своем чутье к действенно-волевой основе идей лишь сняла с интеллигентских лозунгов тонкий слой призрачного умствования и нравственно-беспочвенных тактических дистинкций». Не удивляет и массовое падение в 90 годы.
В мировоззренческой парадигме посткоммунистического либерализма, ставшего очередным инструментом идеи глобального сверхобщества, в качестве главной ценности пропагандируется право на несопричастность к судьбе своего Отечества. И этим особенно свойственно дорожить либеральной интеллигенции именно в России. Почти сто лет назад ее честные представители, шокированные развязанной ими же антиэтатистской стихией сами сначала в сборнике «Вехи» (после революции 1905 г), а затем после революции 1917 года в сборнике «Из глубины»[6] развенчали эту ложную идею с покаянной беспощадностью и философской глубиной. П.Б. Струве подытожил, что «идейной формой русской интеллигенции является ее отщепенство, ее отчуждение от государства и враждебность к нему».[7] Тогда это привело к хаосу и революции, которая явилась «духовным детищем интеллигенции» (С. Булгаков).
Проповедь крайнего сугубо атеистического либерализма и индивидуализма развивается к концу ХХ века на фоне всеобщей дальнейшей дехристианизации мировоззрения, и поэтому порывает уже с основами христианской культуры. Особенно это заметно в связи с либерально-пацифистскими проповедями в России, где идет необъявленная война за территориальную целостность и неделимость Отечества.
Выражением этого стало извращение христианского понятия о бесценности и неповторимости человеческой личности, проявляющееся в навязываемом тезисе, что, якобы «нет таких ценностей за которые стоит умирать или воевать». Безусловно, в христианской культуре человек – выше любого иного творения и не может быть сравним с вещью. Если в горящем доме оказалось бы картина Рафаэля и преступник, для христианина нет сомнения, что спасать нужно человека. Однако почему человек спасает другого, погибая сам? Способность к самопожертвованию – основа человеческого общежития, неизвестная животному миру.
«Гуманизм» III тысячелетия на деле есть торжество дехристианизации и дегуманизации человека, ибо человек и гуманизм только там, где дух выше плоти. Для христианина Вера, Отечество, честь долг, любовь – все метафизические ценности всегда были выше земной жизни, что и показал Спаситель своей Крестной Жертвой, и в Евангелии сказано: «нет больше той любви, как если кто душу свою положит за други своя». И жизнь, построенная на намеренном исключении этих основ, свидетельствует не только о дехристианизации, но и полной дегуманизации и бестиализации человека, ибо даже малая пташка бросается грудью на коршуна, чтобы защитить своих птенцов.
Человек без когтей и клыков встал над природой не потому, что создал оружие, а потому, что для него смысл жизни, идеалы, ценности, стремление к миру иному, что поднимало его над соблазнами мира сего, были важнее ее продолжительности. «Лучше смерть, но смерть со славой, чем бесславных дней позор» – это Ш. Руставели. Без самопожертвования оказались бы невозможны даже простейшие формы человеческого общежития, ибо мать не закроет собой дитя, муж отдаст жену на поругание насильнику, друг не заступится за друга, никто не бросится в горящий дом, страж порядка не сдержит убийцу, государство, Отечество некому будет защищать, как и свободу его граждан от преступников. Сама столь ценимая человеком свобода невозможна без самопожертвования: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них готов идти на бой». Это И.В. Гете – венец Просвещения, родившего, среди прочего и либерализм.
Сегодня «народонаселение», воспитанное в духе «отщепенства» и переставшее быть нацией, становится мишенью террористов, прямо рассчитывающих на успех шантажа государства. Террористы не смущаются тем, что убьют «несопричастных», ведь те для них – лишь средство. Делается это в расчете именно на остальных «несопричастных» в обществе, чтобы те немедленно начали давление на государство. Так, общество оказывается наказанным за свою несопричастность по отношению к собственному государству, его армии, к борьбе за территориальную целостность страны – ценность, за которую во все времена воевали и ставили памятники героям.
Существует прямая связь между довлеющими либерально-пацифистскими призывами во время войны за территориальную целостность страны и переходом противника к террористическим актам против гражданского населения. И это не только потому, что лозунги о слабости, небоеспособности и коррумпированности собственной армии, обличение якобы неправедных целей своей стороны с одновременным оправданием мотиваций противника, фальсификация исторических корней конфликта в пользу врага – все это заимствовано из классических пособий по пропаганде во время войны в стране-противнике. Сама идеология несопротивления порождает расчет с успехом применять терроризм как метод шантажа государства по коренным проблемам его исторического бытия.
В самых кровопролитных войнах прошлого любой противник максимально воздерживался от кровавых акций против гражданского населения, которые лишь препятствовали достижению стратегических целей. Причина - в боязни усилить сопротивление и боевой дух армии и нации в целом. Но терроризм сегодня как раз рассчитывает акцией против гражданского населения ослабить сопротивление. Столь разный результат одного и того же действия зависит от состояния общенационального самосознания.
Когда общество ощущает себя единым национальным телом с общими ценностями и целями национального бытия, духом, миросозерцанием, оно переживает за свое Отечество и за свою воюющую армию, не отделяя себя от нее, как нельзя отделить без боли свои руки, даже одетые в булатные рукавицы. В войнах прошлого трудно было бы представить обсуждения правомерности или неправомерности авиаударов по захваченному неприятелем родному городу на том основании, что там осталось собственное гражданское население. Противнику не было смысла совершать злодеяния против беззащитных граждан. В ответ лишь «ярость благородная вскипела бы как волна» с удесятеренной силой.
Однако, ложную интерпретацию жизни, свободы, государства, а также войны за неделимость Отечества как непонятной и бессмысленной преподносили лишь для русских. Эти же ценности в глазах «правозащитников», равнодушных к изгнанию дудаевским режимом ограбленных и униженных 300 тысяч русских еще до всяких действий российской армии, представлялись «героическим эпосом» чеченцев, воюющих с ненавистной империей за свободу и счастье. Здесь мы имеем дело также со специфическим извращением исторического сознания.
Нигилизм по отношению к собственной истории и Отечеству – также типическая черта именно российской интеллигенции, выражаемая сегодня, пожалуй, в наиболее крайних и откровенных формах. История Кавказских войн XIX века как тема захватнической колониальной России является чуть ли не нормативным клише исторического мышления отечественного либерала-западника, неутомимо воспроизводящего не что иное как ленинскую большевистскую нигилистическую интерпретацию русской истории. Она же имеет за собой почтенную историческую давность, восходя к Салтыкову-Щедрину, Белинскому и Чаадаеву и всем поколениям вечно ненавидящей и презирающей «образованной интеллигенции».
Постсоветский либерал, еще более чем во времена Пушкина «ленивый и нелюбопытный» в отношении собственной истории, повторяет штампы Энгельса из его «Внешней политики русского царизма», суждения К. Маркса о русской политике везде и на Кавказе, заимствованные, как показывает анализ его источников, исключительно из британской публицистики времен Крымской войны, авторами которых, как правило, были капитаны британских кораблей, осаждавших Севастополь. Созданный борзописцами образ России - угнетательницы кавказских народов, приправленный злодеяниями сталинского режима, выселившего невинных чеченцев, не выдерживает никакой исторической проверки.
Однако, была ли доля правды в политической интерпретации чеченского уголовного ренессанса как явления изначально национального или религиозного характера? Социо-психологический портрет Дудаева, позировавшего не в национальной одежде, а исключительно в парадном генеральском мундире Советской армии, его риторика демонстрируют скорее образ латиноамериканского диктатора, а не выразителя национальных и религиозных чаяний. Режим генерала Дудаева, пришедший к власти в результате классического переворота, отражал чисто властно-экономический мафиозный, а не религиозный аспект, и ничто не угрожало всекавказским сопротивлением при своевременном подавлении.
Нелишне вспомнить съезды народных депутатов в 1990-1993 годах, на которых духовные гуру российских постсоветских либералов яростно обличали «рецидив имперского сознания», повторяя знакомую нигилистическую интерпретацию русской истории в ответ на требования немедленного приведения в правовое поле дудаевского переворота. Отсутствие национально-государственной воли и разрушение общенационального и общественного самосознания, а не военная бесперспективность мешало безоговорочно утвердить суверенитет и территориальную целостность России, когда это еще не было сопряжено с тяжелыми потерями.
Вспомним, что драмой России тогда было положение, что все критические для государства стратегические проблемы как внешней, так и внутренней политики оказались заложницами внутриполитической борьбы в расколотом обществе, не способном найти согласие ни по одному вопросу своего прошлого, настоящего и будущего. Противоборствующие стороны сражались за свою версию государства, забыв, что в тот момент под угрозой была неделимость Отечества. Либералы-западники продемонстрировали извечное презрение к историческому российскому великодержавию, а именно эти главные идеологи начала 90-х годов и были опорой тогдашней власти. Не будем лукавить: в этом же лагере по совершенно иным причинам оказались и коммунисты, обрушившиеся на решение о вводе армии в Чечню, которое они бы сами, безусловно, приняли, если бы были у власти. Для них соображения победы над «режимом» как и в 1914 году оказались выше преемственных интересов России.
Неудача первой чеченской кампании – прямое следствие политического безволия власти при отсутствии общенационального консенсуса и осознанной поддержки элиты. В итоге армия была парализована самим правительством, которое вместо окончательной ликвидации бандитских очагов приступило к пеpеговоpам с теppоpистами под вездесущим контролем мировых сил в лице ОБСЕ. Басаев и его убийцы остались безнаказанными, уголовники вместо кары превратились в легитимную сторону переговоров по вопросам целостности России и ее суверенного права размещать свои вооруженные силы на всей территории страны. В результате антиармейской и антигосударственной истерии и «миротворчества» либералов-западников были преданы жертвы, уже понесенные армией, обессмыслены немалые ее успехи.
Налицо был крах российской государственности, которая не способна защитить ни русских, ни народы, связавшие свои судьбы с Россией и осознанно сохраняющие ей верность. Попустительство чеченскому уголовному мятежу и его ложная интерпретация позволили ему обрести такие внутренние и международные параметры, которые сделали его инструментом международного терроризма.
Анализ этого явления и его столь разные проявления в мире вскрывает много измерений, совсем не связанных с внутренними проблемами России, хотя имеющих отношение к утрате ею роли держателя равновесия в Евразии. Здесь и кризис международного права, запрещающего войны с правом на оборону, но разрешающего имперским странам гуманитарные интервенции. Налицо и общее возрастание фактора силы в мире, а также то, что она используется во все большей степени против гражданского населения. Шанс на успех террористам предоставляет и тот итог развития человечества, что урбанистическая либеральная цивилизация склонна капитулировать, не когда армия разбита, а когда останавливается водопровод и канализация в миллионных городах, а граждане мира не отождествляют себя с нацией, армией и историческими задачами собственной страны.
Трезво оценивая двойные стандарты и нелояльность западных партнеров России и не ожидая от них снисхождения, не следует забывать, что условия для вмешательства во внутренние дела России и менторства по вопросам самоопределения и межнациональных отношений, то есть ползучей интернационализации чеченской темы созданы были именно самим общественным мнением в России.
Правозащитная тема, как и обличения преступного режима в чеченской войне как преступления, громогласно звучала из уст отечественных политиков самого противоположного толка. А по канонам современного международного права такое положение дает оправдание «беспокойству «мирового сообщества». До определенного момента западные лидеры сдержанно высказывались о чеченской проблеме как о внутреннем деле России, которая, как и другие государства, имеет право подавлять мятежи ибо основополагающий принцип международного права – уважение территориальной целостности государств.
Конечно, главную антигосударственную роль здесь сыграли так называемые «правозащитники», поносившие собственную армию, хотя были равнодушны к русским девочкам, изнасилованным в станице Асиновская, тысячам русских рабов в подвалах чеченских «борцов» за свободу. Наконец Европа отреагировала и провозгласила: массовое нарушение прав человека во время военных действий – прав гражданского населения рассматривается как основание для осуществление права на самоопределение через отделение. И неважно, что демонстрированные на экранах целые семьи, вооруженные от женщин до детей, часто по простоте откровенно признавались перед камерой, что «готовили это оружие целых три года». Вооруженные люди, соучаствующие в военных действиях по международному праву считаются «комбатантами» – «сражающимися и не относятся к мирному населению. Обратим внимание на двойной стандарт: США утверждают, что боевики талибана, содержавшиеся в чудовищных условиях физического и морального издевательства на базе Гуантанамо – то есть с очевидным нарушением прав человека, - не имеют право на применение к ним положений Женевских конвенций.
Только наивным может казаться, что Запад, который твердит лишь о правах человека и о политическом решении чеченской проблемы, не видит, что в Чечне действует хорошо отрежиссированный сценарий, разработанный далеко от российских границ, и что России угрожает отторжение огромной территории, что дает ей право защищать свою территориальную целостность, подавляя уголовный мятеж.
Однако Запад все это прекрасно понимает, как и тот факт, что во время дудаевского правления в Чечне были нарушены все без исключения положения известных Международных пактов по правам человека ООН. Совет Европы знает, что не российская армия, а боевики являются варварами, освободившими себя не только от этики войны, но и от всякой человеческой этики вообще. И хотя эти варвары режут на пороге III тысячелетия Рождества Христова головы христиан, «Священная Римская империя» молчит.
Дилемма «Россия и Европа» все не изжита именно совокупным Западом, который построил свой рай на земле, но так и не избавился от своего нигилизма к русской истории, чувства неуверенности перед ее громадностью, потенциальной самодостаточностью и необычайной устойчивостью в испытаниях, которые было бы не под силу перенести ни одному другому государству. И хотя Россия своим сопротивлением переделу мира и поствизантийского пространства в пользу радикальных параисламистских стратегий защищает собой западный мир, «Европа в отношении России», все также как и во времена Пушкина, - «столь же невежественна, как неблагодарна».
Происшедшее в последнее десятилетие должно было бы побудить задуматься. Сакраментальное высказывание Н. Данилевского о противостоянии России и Европы в XIX веке, маскируемом до Берлинского конгресса наличием некоей фантасмагории - турецкой империи, может быть перефразировано: Пока между Россией и Западом "стояла коммунистическая фантасмагория”, истинных причин холодной войны можно было и не заметить, когда же «призрак рассеялся», «нам ничего не остается, как взглянуть действительности прямо в глаза». Давление на некоммунистическую Россию лишь увеличилось. Но, как и прежде, главным инструментом разрушения является манипуляция нашим историческим и национальным самосознанием.
Пока ковалевы, как и во времена Пушкина «руки потирают от наших неудач», пора решить задачу восстановления разрушенного национального самосознания, необходимого для самосохранения любой нации. - Это не объект публицистических эмоций: глубокая болезнь национального организма нуждается в беспощадном диагнозе и излечении.
[1] Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1991, стр. 41, 39.
[2] Данилевский Н.Я. Россия и Европа. С.Пб, 1995, с. 205.
[3] Шубарт Вальтер. "Европа и душа Востока” М, 1997., с. 244.
[4] Токвиль Алексис де. Демократия в Америке. М., 1992. стр. 497.
[5] Из глубины. Сборник статей о русской революции. Телекс. Нью-Йорк, 1991.
[6] Там же. стр. 313-315.
[7] Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1990 (репринт) стр. 166.
| |
|
| |
| Просмотров: 573 | |